Отчаявшийся Влад перелез через загородку и забрался в ближайший сарай, оказавшийся хлевом. Он замёрз и был голоден. Свиньи, находящиеся в хлеву, напротив, пребывали в прекрасном настроении. Они что-то лениво хлебали из корыт, время от времени поглядывая на дрожащего от холода Драчинского круглыми бусинками глаз.
Свиньи раздражали Влада.
"Ещё немного, и я возненавижу весь мир", мрачно подумал голодный хич-хайкер.
Он достал из мешка, стоящего в углу, горсть ячменя и, опустившись на солому, принялся с отвращением жевать его под любопытными взглядами свиней.
* * *
Чем больше Харитон Ерофеев размышлял над своей идеей, тем больше она ему нравилась. Он должен найти и нанять красивого сексуального русского парня, который под его чутким руководством охмурит принцессу Стефанию и женится на ней, а затем введёт самого Харитона в высшее общество Европы. Возможно, Харитон даже вложит часть своих денег в игровой бизнес княжества Монако. Принадлежность к высшему обществу открывала ему массу возможностей для деловых контактов. И хотя он прекрасно знал, что делать большие деньги в Европе законным путём практически невозможно, поскольку доведённая до маразма бюрократия тормозила производство, а налоги съедали основную часть прибылей, думать об этом было приятно.
- Недаром говорят, что в Америке экономика двадцать первого века и социальное обеспечение девятнадцатого века, а в Европе экономика девятнадцатого века и социальное обеспечение двадцать первого века, - подумал Ерофеев. - Может стоило поехать в Америку?
В Америку Харитон не поехал по двум причинам: из-за русской мафии и потому, что там не было французских аристократов.
На самом деле заниматься бизнесом в Европе Ерофееву совсем не хотелось. Он забавлялся этой мыслью лишь для того, чтобы убедить себя самого, что идея подсунуть Стефании русского парня, чтобы поднять престиж России в глазах всего мира была не полностью бредовой и стоила того, чтобы воплотить её в жизнь.
Время от времени подсознание вытворяет с людьми странные вещи. Отцы втайне надеются на то, что дети воплотят в жизнь их нереализованные мечты. У Ерофеева не было сына, у него не было любимой женщины, он никогда не станет настоящим аристократом, но думая о том, как его ставленник будет действовать, соблазняя принцессу Монако, Ерофеев представлял на его месте себя самого - себя молодого и красивого, себя утончённого и изысканного, себя влюблённого и внушающего любовь. Даже сами по себе эти мечты были прекрасны. Так пусть прекрасная сказка станет былью, если не для него, то по крайней мере для какого-нибудь счастливчика, для своеобразной русской Золушки мужского пола.
Харитон усмехнулся у потянулся к телефонному аппарату.
"Интересно, что там приключилось с Большеуховым?" - подумал он. "Он так и не позвонил ни вчера, ни сегодня."
Не желая показаться навязчивым, Ерофеев не стал звонить утром. Уже почти четыре. Что ж, надо будет сделать ещё одну попытку.
* * *
Похмелье было мучительным и кошмарным, как китайские пытки. Пьер Большеухов подумал, что он умирает. Но, к сожалению, он не умирал. Он лишь страдал, и страдания его были невыносимы. Подлая стерва сдохла, не оставив ему ни гроша. Более того, через сутки он должен будет оставить дом, роскошный особняк Мотерси-де-Белей, в котором он прожил одиннадцать лет, одиннадцать прекрасных лет.
Дом больше не казался Пьеру тюрьмой. Это был рай, наполненный прекрасными воспоминаниями о восхитительных завтраках, которые ему приносили в постель вышколенные слуги, об обедах и ужинах, о сидении в шезлонге среди пылающих яркими огнями цветов. Но внезапно всё закончилось. Судьба в лице окончательно помешавшейся графини нанесла ему предательский удар в спину.
Он, Пётр Большеухов, старый, растолстевший и никому не нужный ни на родине, ни в этой чужой для него стране, завтра окажется выброшенным на улицу, как старый шелудивый пёс.
Пьер попытался заплакать, но у него не хватило сил даже на это.
В дверях появился дворецкий с трубкой в руках.
- Вас к телефону. Месье Ерофеев, - сказал он.
Большеухов наморщил лоб, мучительно припоминая, кто бы это мог быть.
- Вы будете говорить? - вежливо поинтересовался дворецкий. - Я могу сказать, что вас нет.
- Буду, - сделав над собой героическое усилие, - ответил Пьер.
Его руки так тряслись, что ему пришлось порядочно потрудиться чтобы как следует прижать трубку к уху.
- Пьер! Привет! - услышал он весёлый голос Харитона. - Что там с тобой стряслось? Перебрал, празднуя получение наследства?
Теперь Большеухов вспомнил, кто это был. Его новый знакомый. Мультимиллионер. Бывший директор нефтегазового комбината.
- Меня больше нет. Ты разговариваешь с мёртвым человеком, - простонал Пьер.
Слова он выговаривал с трудом.
- Что, так плохо? - озабоченно спросил Ерофеев.
- Хуже не бывает. Это конец, - не в силах сдержать себя, всхлипнул Большеухов.
- Подожди. Я сейчас приеду, - решительно заявил Харитон. - И запомни: русские никогда не сдаются. Всё будет хорошо.
- Спасибо, друг. Приезжай, - пробормотал Пьер.
Трубка выскользнула у него из рук и с глухим стуком упала на ковёр.
* * *
Марсель оказался ещё хуже Парижа. Если не считать роскошного широкого проспекта, ведущего от вокзала к старому порту и ещё парочки более или менее приличных улиц, больше смотреть было не на что. Улицы старого города были ещё более узкими, чем в столице. На них не было даже собак. Солнце раскаляло асфальт почти до точки кипения, так что народ предпочитал без особой необходимости не выходить из дома.
Влад обогнул длинный врезанный в тело города прямоугольник старого порта и вышел на пляж. Пляж был великолепен. Невероятно чистый песок отливал золотом, как кудри фотомодели, а лазоревое море было спокойным, словно налитое в блюдце молоко. Было трудно поверить, что Драчинский находится в городе, а не на далёком тропическом острове.
Пляж был заполнен народом. Очаровательные девушки в дразнящих бикини играли в волейбол с загорелыми мускулистыми парнями. Сбросив рюкзак на песок, Влад залюбовался одной из них, с чёрными, как антрацит, распущенными волосами, достающими почти до ягодиц. Занавес из волос взлетал и опускался, ненадолго открывая прямую сильную спину девушки и её красивые плечи.
За три недели путешествия на попутках Драчинский почти позабыл о том, что такое секс. Лучше бы он об этом не вспоминал. Влад снял с головы джинсовую панаму и словно бы невзначай прикрыл ею заметную выпуклость, появившуюся у него на джинсах.
Драчинский подумал, что если бы они были в России, он мог бы попробовать присоединиться к компании и, возможно, даже охмурить черноволосую красавицу, но у заросшего щетиной бродяги, не имеющего за душой ни франка, и к тому же и не мывшегося с тех пор, как он провёл ночь в хлеву, не было ни единого шанса.
Влад тяжело вздохнул, подхватил рюкзак и зашагал к воде. Дождавшись, когда опухоль на джинсах спала, он разделся и оглянулся вокруг, прикидывая, кого бы он мог попросить приглядеть за своими вещами, пока он будет плавать. Его выбор пал на солидно выглядящую даму средних лет в соломенной шляпке и больших тёмных очках.
- Присмотрите, пожалуйста, за моим рюкзаком, - попросил он даму по-французски.
Дама широко улыбнулась в ответ и кивнула головой.
* * *
- Не понимаю, что ты имеешь против носорогов, - сказал Харитон Ерофеев.
- Я ничего не имею против носорогов, - ответил Пьер Большеухов. - Просто мне сейчас не до них.
- Ладно, а как насчёт крокодиловой фермы? - спросил Харитон. - Мы могли бы пожить пару дней в африканской хижине на сваях, построенной над озером, кишащим крокодилами. И всё это почти рядом - всего 150 километров от Марселя.
- Вот это то, что нужно! - мрачно кивнул головой Пьер. - Меня сожрёт крокодил, и всё мои страдания разом закончатся.
- Какие страдания? - возмутился Ерофеев. - Трескаешь себе чёрную икру под греческий коньячок и ещё рассуждаешь о страданиях! Да и комната, которую я отвёл тебе, тоже не слишком смахивает на ночлежку!
- Я человек, у которого нет будущего, - драматически произнёс бывший актёр. Он всю жизнь мечтал о большой трагической роли. - Кто я теперь? Я, Пётр Большеухов, граф Мотерси-де-Белей! Кто я? Старик без родины, крова и денег! Нищий, вынужденный просить подаяния у людей, которые раньше считали за честь познакомиться с ним! Одинокий странник, обречённый на вечные скитания, пока смерть не настигнет его на каком-нибудь пустынном склоне Приморских Альп!
- Ты не старик и не нищий, ты просто жирный лентяй, который слишком привык к хорошей жизни, - жёстко сказал Харитон. - Но не беспокойся, тебе не придётся просить подаяния. Ты сможешь жить в моём доме, и ты будешь работать на меня.
- Работать? - с беспокойством поинтересовался Большеухов. - Что ты имеешь в виду?
- Об этом мы ещё поговорим. Есть тут у меня одна идея, - ответил Ерофеев. - А пока тебе надо встряхнуться, чтобы отвлечься от личных проблем. Так что решено - мы едем в сафари-парк Ла Барбен. Пока ты в депрессии, к крокодилам действительно лучше не соваться. А в Ла Барбен есть ещё и роскошный замок десятого века, заодно и его посмотрим.
- Ладно, поедем. Дались тебе эти носороги! - вяло кивнул головой Пьер. - Только мне уже ничто не поможет. А, кстати, сколько ты мне собираешься платить?
Харитон усмехнулся.
- Это будет зависеть от качества твоей работы, - сказал он.
* * *
Выбравшись из моря, Влад не увидел своего рюкзака. Кроссовок тоже не было. На песке остались только джинсы и футболка. Они источали устойчивый запах хлева и пота.
- Мадам? Мои вещи? Где они? Я же попросил вас последить за ними! - надеясь, что это всего лишь дурная шутка, обратился он к соседке.
Женщина в соломенной шляпке посмотрела на него и улыбнулась.
- Мой рюкзак! Где он? - по складам произнёс Драчинский.
- Entschuldigen Sie mich, ich sage französisch nicht, - сказала она.
Хотя Драчинский и не знал немецкого, что такое "французиш нихт", он понял.
Лишившись рюкзака, он лишился всего - спального мешка, сменной одежды, фляжки с водой, пакетика с ячменём, украденным у свиней, и, что было хуже всего - он лишился блокнота со своими стихами. Хорошо хоть паспорт он хранил в заднем кармане джинсов.
Проклиная злодейку-судьбу вкупе с вороватыми французами, Влад натянул на себя одежду и побрёл прочь. Он решил отыскать рынок. Там он без труда сможет разжиться подпорченными бананами или яблоками.
* * *
Верблюд внимательно посмотрел Харитону в глаза и, задумчиво пожевав губами, плюнул ему в лицо.
Ерофеев отскочил в сторону, и, выхватив носовой платок, принялся с отвращением стирать с лица липкую жидкость.
Пьер Большеухов расхохотался в первый раз с тех пор, как он потерял сознание в кабинете нотариуса.
- Рад, что тебе весело, - недовольно проворчал Ерофеев.
- Ты был прав, - сказал Пьер. - Здесь действительно интересно.
- Как ты думаешь, он сделал это потому, что я русский? - задумчиво спросил Харитон.
- Было бы несколько странно подозревать верблюда в национализме, - заметил Большеухов. - Впрочем, чего не бывает. По-моему, это у тебя навязчивая идея.
- В французов он почему-то не плюётся, - упрямо сказал Ерофеев, - а в меня плюнул.
- Откуда ты знаешь? - удивился Пьер. - Может он и в французов плюётся?
- Сейчас мы это выясним, - заявил Харитон, усаживаясь на скамейку неподалёку от вольера с верблюдом.
Через час терпение Большеухова истощилось.
- Похоже, эта проклятая тварь больше не собирается плеваться, - сказал он. - Ни в французов, ни в немцев, ни в итальянцев, ни в русских.
- Русские здесь только мы, - заметил Ерофеев. - Давай подойдём к вольеру и посмотрим, плюнет ли он в нас.
- Ну уж нет! - возмутился Пьер. - Я за последние дни и так пережил достаточно потрясений. - Не хватало ещё, чтобы меня оплёвывал верблюд-русофоб.
- Ага! Я же говорил! - воскликнул Харитон. - Ты тоже считаешь, что он плюётся только в русских.
- Ничего я не считаю! - возразил Большеухов. - Он и плюнул-то всего один раз, может по чистой случайности.
- Сейчас мы проверим, была ли это случайность, - сказал Ерофеев, и, подойдя к вольеру, состроил верблюду страшную рожу.
Пьеру показалось, что морда верблюда растянулась в усмешке. Затем "корабль пустыни" втянул ноздрями воздух и, презрительно фыркнув, выпустил в лицо Харитона новый заряд желтоватой пенистой слюны.
* * *
Около ресторана "Конь императрицы" Влад потерял сознание от голода.
Очнулся он в небольшой комнатке, пропитанной дурманящим запахом жарящихся бифштексов. Над ним склонилась неплохо сохранившаяся старушка лет семидесяти. В её взгляде Драчинскому почудилось что-то странное. Почему-то ему подумалось об упырях, водящихся вот в таких вот уютных маленьких европейских домиках. Голова у Влада кружилась. Страшно хотелось есть.
Старушка мило улыбнулась, и Драчинский с удовлетворением убедился, что клыков у неё не было.
- Какой симпатичный мальчик! Ты студент? - спросила по-французски старушка.
- Нет. Я из России. Я путешествую по Европе, - слабым голосом ответил Влад. - У меня украли все вещи и деньги. Я умираю от голода.
- О, бедный мальчик! - старушка сочувственно поджала губы. - Я обожаю Россию. Мой прадед когда-то воевал там в армии Наполеона. Он научился там играть в шестьдесят шесть. Я с ума схожу от этой игры. Ты умеешь играть в шестьдесят шесть?
- Умею, - кивнул головой Влад. - Только сейчас я способен думать только о еде.
- Ну конечно! - старушка вскочила с места. - Не беспокойся. Я накормлю тебя роскошным обедом. Лежи спокойно, не двигайся. Я всё принесу сюда. Кстати, меня зовут мадам Одиль. А как зовут тебя?
- Меня зовут Влад, - сказал Драчинский.
- Очаровательное имя, - восхитилась мадам Одиль. - Кстати, я могу даже петь по-русски. Мой прадед выучил эту песню в России.
Старушка гордо выпрямилась и, вскинув голову, запела с ужасным акцентом:
"Боже, царя храни,
Великий, державный…"
Мадам Одиль строевым шагом направилась на кухню.
"Царствуй на сла-а-ву,
На сла-а-ву нам!" - затихали вдали торжественные слова гимна.
"Боже, храни меня", - подумал Влад.
* * *
- Ты с ума сошёл! - сказал Большеухов. - Ты точно сошёл с ума.
- Вовсе нет, - возразил Ерофеев. - Просто я патриот. Мне надоело, что эти проклятые французы невесть что о себе воображают и считают Россию страной третьего мира. Ты только посмотри, что творится - даже паршивый французский верблюд нагло плюёт мне прямо в лицо. Я никому не позволю безнаказанно унижать мою страну.
- Вряд ли этого верблюда можно считать французом, - заметил Пьер. - Скорее он ближе к арабам. Кроме того это просто тупое жвачное животное. Ну не понравился ты ему, ну, плюнул он в тебя, но я не понимаю, какое отношение ко всему этому имеет честь России и младшая принцесса Монако. Она ведь даже не француженка.
- Она почти француженка, - упрямо сказал Харитон. - Впрочем, если ты не собираешься мне помогать - можешь катиться на все четыре стороны. Так что выбирай - или ты работаешь на меня и держишь своё мнение при себе, или ты считаешь мои идеи бредом и будешь мыть посуду за пятьдесят франков в день в грязной французской забегаловке.
- Нет, что ты! - испугался Большеухов. - В душе я тоже патриот. И идея твоя мне нравится. Только я не понимаю, чего ты от меня хочешь. Неужели ты собираешься предложить мне соблазнить Стефанию?
Ерофеев окинул его недоверчивым взглядом.
- Ты что, всерьёз полагаешь, что я могу рассчитывать на это? - удивился он. - Я же всё-таки не совсем сумасшедший.
- А что? - обиделся Пьер. - Подумаешь - немного лишнего веса. Я его в два счёта сброшу. А так я - красавец-мужчина, и под аристократа запросто канаю. Я в своё время на Мосфильме играл белогвардейского барона. И баб я охмурял запросто. Они просто пачками под меня ложились и ещё "спасибо" говорили.
- Вот именно, что охмурял, - заметил Харитон. - Ты правильно употребил прошедшее время. Было бы мне двадцать пять лет, так я бы сам Стефанией занялся. А теперь я буду лишь режиссёром этого спектакля, а ты - консультантом.
- В каком смысле? - поинтересовался Большеухов.
- Очень просто, - объяснил Ерофеев. - Ты научишь меня и кандидата в принцы хорошим манерам - как есть, как разговаривать, как ходить, как целовать дамам ручку, как говорить комплименты и так далее. Работёнка не пыльная и оплачивается хорошо.
- Согласен, - кивнул головой Пьер. - А где мы найдём парня, который охмурит принцессу?
- Я уже думаю над этим, - с загадочным видом сказал Харитон.
* * *
Яично-жёлтая "хонда" подобрала Драчинского под Марселем. Водитель "хонды", представившийся, как Альфонс-Франсуа де Сад, сказал, что едет в Канны. Если бы водитель сразу назвал своё имя, Влад, скорее всего, не сел бы в его машину, а может и сел бы. За полтора часа, которые он провёл на дороге с поднятой вверх рукой, около него затормозила только этот автомобиль.
Услышав имя маркиза де Сада, знаменитого автора порнографических романов, увековеченного в слове "садизм" и закончившего свою жизнь в сумасшедшем доме, Драчинский вздрогнул. Удача явно отвернулась от него.
- О, мой маленький эльф! - с плотоядной улыбкой обернулся к нему Альфонс-Франсуа. - Ты не против, если мы немного поиграем?
Рука де Сада скользнула к ширинке хич-хайкера и ловко расстегнула молнию на джинсах.
Драчинский заорал и изо всех сил рванул вверх рычаг ручного тормоза.