- Надорвался? Тайм-аут взял? - подойдя сбоку, спросил Гурам. - Чего встал? Простынешь!
- Слушай, ты, возьми тоном ниже! - Виктор рывком повернулся. - Если будешь понукать, я милиционера крикну и отдам ему эти сумки.
- Ты что, сдурел? - Гурам нервно поправил шарф. Он говорил почти шепотом. - Для неразумных самое главное - свою бестолковость показать. Забыл о правиле: нужно умно молчать, а не глупо кричать. Впрочем, кричи! Ты мальчик бойкий. Но знай, я кричать не стану. Тихо скажу, что вещи твои. За них в магазине я не платил.
- Я твоими деньгами расплачивался.
- Ну и что дальше? Разве в этом суть? Об этом ты да я знаем, а там доказать надо, что они мои. Против тебя пяток свидетелей. Тебя в магазине запомнили. Так что давай, ори, герой! - хрипло и зло прошипел Гурам. - Впрочем, ты до этого не поспел. Духу не хватит. Но знай, меня так не возьмешь, - слова прозвучали предостережением.
- Сволочь ты! - рвущимся полушепотом прокричал Виктор. - Чего смеешься? Я тоже посмеюсь, когда тебя посадят…
- Посмейся. Невелика радость, - уже буднично сказал Гурам. - А теперь забирай барахло и ковыляй. Мне очень не терпится с тобой по душам поговорить. - Его пухлая щека нервно дернулась. - Ты больно раздухарился. Дотронулся до дела, а теперь вильнуть хочешь?
Виктор вскинул голову.
- И шагу не сделаю. Хватит. Я на тебя поишачил…
Лицо Гурама так резко изменилось, что Виктор замолчал.
- Чего в небо орешь? Чужим знать не надо наш разговор. Не психуй, приди в себя…
- Я уже пришел и понял, что ты негодяй. - Виктор повернулся, чтобы уйти.
- Скажи, пожалуйста, ты даже умеешь хамить. Очень современный человек. Только запомни, я таких слов не прощаю. Ты… Ты еще будешь извиняться! - Гурам ногой пододвинул сумки и, взяв их, зашагал по улице.
Виктор остановил его.
- Как же ты живешь на свете? От тебя зло и своим и чужим!
Гурам, уверенный в своей правоте, сказал:
- Сначала разберись с собой, а потом меня касайся. Давай двигай, парень!
- Хотел ведь по душам поговорить. Чего бежишь как вор?
- Пошел ты знаешь куда? - взорвался Гурам и, словно поняв что-то, проговорил: - Выходит, вор, я? А ты разве лучше? Ты от меня деньги принял, значит, со мной сравнялся, - сказал словно давно решенное.
- Я никогда не сравняюсь с тобой! - сдавленно выкрикнул Виктор. - Вещи возить ты меня просил…
- Просил, не заставлял же… Ты таскал, я перепродавал. Куда теперь пятишься? Так что сравнялся! - Гурам недобро усмехнулся. - И даже обошел. Да, я фирму толкаю втридорога, но тем, кто на зарплату не живет. И осуждать меня за это нечего. Ты ничего тяжелее ложки в руках не держал, а чужие деньги берешь запросто. Даже у матери. И тратишь как свои. Тебя и сытость проверила на прочность. Ты лихо скачешь по жизни. Скажу честно, я так не начинал. Так кто же из нас хуже?
Виктор не ответил. Слова Гурама прозвучали обличительно и словно окатили его холодной водой. Он понял, что его грехи крупнее, чем предполагал.
- Я думал, ты ребенок тихий. О благородстве бренчал. А получилось глупо. Совесть на деньги сменял. А так любил о ней поговорить! Чего вздрагиваешь? Интересно мне очень, как дальше жить станешь. В милицию исповедоваться пойдешь? Только от этого лучше не станешь. И чище тоже. Ты теперь человек в жизни - ноль. За пару сотен разменялся. Знай, если про меня лишнее слово скажешь - тебя не пожалею. Мы посылками повязаны. - И пригрозил: - В полный рост по делу пойдешь.
- Что из этого вытекает?
- Соучастие в спекуляции вытекает. Со-у-час-ти-е, - с откровенной усмешкой медленно повторил Гурам. - Запомни это слово.
- Запомню, - ответил Виктор. - А ты, оказывается, порядочная дрянь…
- Чего ж об этом раньше молчал? Когда деньги брал?
Щеки Виктора горели. Он подошел к Гураму и сунул в его карман деньги.
Гурам усмехнулся.
- То, что вернул, еще ничего не значит. Знай - расчет будет потом.
- Грозишь?
- Зачем грозить? Ты вкус дармовых денег попробовал, он дальше потянет. Давай вали отсюда, - захлебываясь от злобы, почти выкрикнул Гурам. Повернувшись, зашагал прочь.
Он был доволен. Последнее слово за ним осталось. Не дал посмеяться над собой. Самому над собой смеяться можно, другому - нельзя. Разница большая. Свой смех забудется скоро. Чужой - точит годами. Гурам понял, что с Виктором расстался навсегда. Может, и увидит при случае, но для него он уже существовать больше не будет, точно так же, как людям, шедшим мимо, были безразличны его невеселые раздумья. И родилась обида на то, что ему не было так хорошо и спокойно, как этим людям, а им не было так плохо, как ему сейчас. Но ничего, не у него одного так по-дурацки сложилась жизнь. И это утешило. Зачем ворошить прошлое, если оно делает жизнь дерганой. Сдуть бы накопившуюся тоску и сомнения, как пух с одуванчика. И зажить! Не ссорясь с самим собой из-за нахлынувших сомнений…
Было около часа дня, когда Виктор вышел из метро "Щербаковская". Проспект Мира жил обычной, давно заведенной жизнью. Предупредительно тренькали звонками трамваи. Во всю ширь просторных мостовых с глухим шорохом, разбрызгивая тяжелую снежную жижу, мчались автомашины. За домами-новостройками были слышны ребячьи голоса.
Ртутный столбик на фасаде большого серого здания показывал минус пять. Виктор постоял в раздумье у перил пешеходного ограждения и зашагал по проспекту. Он еще не остыл от ссоры с Гурамом. В душе сжатой пружиной жила обида. И все же сейчас он чувствовал, как вязкая тревога постепенно покидала его.
Проспект малолюден. Лишь на троллейбусных остановках да у магазинов небольшие молчаливые толпы.
Виктор, купив мороженое, постоял у зеркальной витрины универмага. Потом, свернув в небольшой переулок, шагнул в будку телефона-автомата, притулившуюся за табачным киоском. Покрутив тугой диск, позвонил Тамаре. Трубку долго не снимали. Наконец деловито-строгий голос ответил, что Тамары в номере нет.
…Виктор поймал себя на мысли, что ехать в гостиницу расхотелось. Он вернулся в универмаг. Теплый упругий воздух приятно дунул в лицо. Он прошелся по этажам. Надолго задержался у высокой стойки-вешалки с женским пальто. Ему понравилось синее, на бежевой из искусственного меха подкладке. "Вот такое и хотела мама", - вспомнил он и посмотрел на ценник.
По дороге в гостиницу Виктор зашел в кафе "Незабудка". Взял на раздаче поджарку с макаронами и компот. За его столиком оказались мужчина и женщина. Мужчина нетерпеливо сдирал вилкой нашлепку с бутылки красного вина. Справившись с этим нехитрым делом, он украдкой наполнил стаканы и насмешливо проговорил:
- Бутылки, как и женщины, чем ярче, тем дороже обходятся. - И подмигнул Виктору: - Налить? Чего в сухомятку-то…
- Спасибо. Налейте чуть-чуть.
Гурам приехал в гостиницу около пяти. Он постучал в дверь и, подождав несколько секунд, вошел в номер. Тамара сидела в кресле, кутаясь в шерстяной платок. Она чуть повернула голову в его сторону.
- Как дела, детка? - вместо приветствия сказал он. - О, да ты, похоже, не в духе!
- Ты один? - в свою очередь, торопливо спросила Тамара.
- Один. А ты кого ждешь? - подошел к ней и, обняв за плечи, чмокнул в щеку.
- Где Виктор? Я не вижу его второй день. - В голосе звучало беспокойство.
На губах Гурама мелькнула усмешка.
- Что может случиться с молодым, здоровым парнем? Хотя…
- Хотя?
- В большом городе тысяча удовольствий. Может, и ему захотелось веселой жизни, - взглянул с любопытством. - Увлекся, закрутило, завертело…
Тамара спросила, глуша волнение:
- Что имеешь в виду?
- Может, загулял…
- Не говори глупостей.
- Неужели ни разу не позвонил? - с деланным удивлением поинтересовался Гурам.
Тамара отвернулась и, нахмурившись, стала смотреть в окно. Она чувствовала, что Гурам говорит так вовсе не для того, чтобы ее подзадорить. Его тон, слова предназначались для чего-то другого. Но для чего?
- Не понимаю, что ты нашла в этом акселерате? - горячо говорил Гурам. - Я еще тогда, на своем дне рождения, понял, что он собой представляет.
Тамара широко открытыми глазами удивленно смотрела на него.
- Ты запуталась, девочка. Жила зажмурившись, не разглядела, что он думал только о себе. - Помолчав, добавил: - Невероятный эгоист! За что же он с тобой так?
- Хватит, Гурам! - перебила Тамара возбужденно. - Я не верю ни одному твоему слову. Почему так говоришь о Викторе? - Она заходила по номеру и остановилась у зеркала.
- Я о тебе думаю. Ты пойми. Ему свои интересы важнее всего. Важнее любви, дружбы. - В словах Гурама была такая уверенность, что Тамара сникла. - Много он принес радости? Это, конечно, не мое дело… Еще неизвестно, что выкинет завтра.
Самолюбие Тамары было уязвлено. И все же она сказала:
- Виктор хороший парень…
- Брось! Это ты его придумала хорошим…
Тамаре эти слова показались нарочитыми. Она проговорила сдержанно:
- Злой ты! - Она чувствовала, что Гурам хочет безжалостно разорвать нити, которые связывали ее с Виктором.
- Я? - недовольно поморщился.
- Ты! Ты ко всем злой!
Повернувшись на каблуках, Гурам вышел, хлопнув дверью.
Прошло полчаса. Тамара сидела расстроенная. Она пыталась разобраться в происшедшем, но чувствовала только досаду и обиду. Слова Гурама выбили ее из колеи. И как-то незаметно отдаляли от нее Виктора. Будто и не было сегодняшнего яркого солнца, бодрящей прогулки по утреннему чистому парку. От жалости к самой себе казалось, что ее радужный мир разрушен, что не было недавних счастливых дней, радостной поездки, самого слова "любовь". Она чувствовала, что прежняя теплота к Виктору исчезла. "Почему он так поступил?" - думала она.
В дверь постучали. Это был Виктор. Он вошел нерешительно и остановился в прихожей.
- Здравствуй!
- Здравствуй, - ответила Тамара сдержанно. - Ты где пропадаешь?
- Понимаешь, Тамара…
- Скажи, где ты был сегодня? И вчера до самой ночи?
Виктор опустил глаза.
- Ты можешь объяснить?
Виктор молчал. Не мог он сказать ей прямо, что был занят гурамовскими посылками. Лихорадочно обдумывал ответ.
- Молчишь? Значит, я права…
Он шагнул к ней ближе и взял за руку.
- Мне обидно не за себя, а за тебя, - сказала Тамара натянуто.
Виктор тихим голосом произнес:
- Пойми меня…
- Я стараюсь тебя понять, - заставила себя рассмеяться. - Только что я должна понять?
- Я ни в чем не виноват перед тобой! Может быть, только в том, что не могу сказать сейчас, где был. - Виктор понимал, что его слова еще больше все запутывали, сбивали с толку Тамару.
- Если не виноват - почему оправдываешься? - спросила с укором. - Не ломай комедию.
- Я все объясню тебе дома.
Такого ответа она не ждала.
- Почему не сейчас? Ты обманываешь меня.
Виктор смотрел виноватыми глазами.
- Ты не веришь мне?
- Я начинаю догадываться… Хорошие отношения между людьми не могут быть без порядочности… Когда один обманывает другого… - Тамара готова была расплакаться.
- Ты не права. - Виктор попытался обнять ее, но она рванулась в сторону.
- Не трогай меня! Уходи! И больше здесь не появляйся! Я ошиблась в тебе! - Тамаре казалось, что говорит шепотом, но голос ее звенел.
- Да ты права! Я должен уйти… если ты перестала мне верить…
Он с отчаянием взглянул на Тамару и тихо закрыл за собой дверь.
ГЛАВА 9
- Дежурный Бутрименко пунктуален, как дотошный бухгалтер, - со вздохом сказал Арсентьев, положив трубку.
Савин с откровенным любопытством посмотрел на него.
- Понимаешь, он звонит и информирует о происшествиях, как правило, тогда, когда я заканчиваю работу и собираюсь домой. - Арсентьев с досадой поднялся из-за стола, подошел к вешалке и снял пальто.
Встал и Савин.
- А ты сделай правильный вывод. В день его дежурства уходи пораньше или походатайствуй о продвижении Бутрименко по службе.
- Придется, - буркнул Арсентьев. Он достал из шкафа аккуратный следственный чемодан, набитый мудреными принадлежностями, предназначенными для выявления и закрепления следов при осмотре мест происшествий. Когда уже был в пальто, повернулся к Савину и сказал: - Ты сегодня не очень замотался? Поедем со мной? В гостинице кража.
- Вообще-то уже десятый час… Но можно, - без особого энтузиазма ответил Савин. - Только вряд ли чем помогу. Такие кражи для меня всегда темный лес. Начало есть, конца не видно. В гостиницах проходной двор. - Он тщательно затушил сигарету в пепельнице и легко поднялся со стула.
- Теперь понятно, почему не пошел в сыщики. - Арсентьев похлопал его по спине.
- А я равнодушен к славе и не завистлив.
- Не раскрыть кражу там, где посторонних негусто, где на этажах дежурные, - это талант надо иметь, - подтрунивал Арсентьев. - Но не расстраивайся, зато ты лучше других допрашиваешь.
До гостиницы доехали быстро. Шофер, приминая рыхлый снег, приткнул "газик" против входа и выключил мигалку.
Арсентьев распахнул тяжелую стеклянную дверь. В вестибюле у окошка регистрации толпились люди, на этажах пахло кофе и лаком. В уютном холле деловито хозяйничала дежурная - миловидная женщина лет сорока пяти в коричневом костюме. Она указала им нужный номер.
Потерпевший, мужчина лет пятидесяти, широколицый блондин, в голубой рубашке и синих брюках сидел в кресле, закинув руки за голову. Форменный китель летчика гражданской авиации аккуратно лежал на постели.
Савин поставил следственный чемодан на деревянную подставку, стоявшую у двери.
Потерпевший представился:
- Куприянов Виталий Николаевич. - Несмотря на свои годы, он выглядел молодо.
- Расскажите, что случилось? - спросил Арсентьев, сразу же приступая к делу.
Куприянов слегка замялся.
- Не столько у меня, сколько у дежурной. - Он встал, надел китель и, застегнув его на все пуговицы, одернул полы.
- Почему у дежурной? - вопрос требовал разъяснения.
- Она больше меня переживает, - пояснил Куприянов. - А зря. По-моему, побеспокоили вас из-за ерунды. - По тону, каким были произнесены слова, можно было понять, что он не очень расстроен.
- Расскажите все по порядку, - настойчиво попросил Арсентьев.
- Что сказать? Я плохой рассказчик. Пропажу обнаружил час назад. Деньги лежали вот тут. - Он открыл дверцу шкафа и приподнял стопку рубашек. - Было двести пятьдесят, осталось девяносто…
- Странная кража. Вор взял бы все. Может, потеряли?
- Нет! Деньги я специально оставил…
Арсентьева передернуло, но он подавил невольное желание пристыдить Куприянова за беззаботность.
- Мне не хочется напоминать об элементарных вещах, но вынужден. Беспечность облегчает путь преступникам, - получилось совсем не обидно, и фраза оказалась к месту.
- И дает вам работу, - ответил, ничуть не смущаясь, Куприянов. - Резонно сказали. С трудовой копейкой нельзя легко обращаться. Но обстоятельства выше нас. Я не мог поступить иначе. - Он натянуто улыбнулся.
- Соблазн можно подтолкнуть… Соблазн человека портит.
- Честный денег не возьмет, а жулику - замки не преграда.
- Какие же обстоятельства?
- Самые житейские. Деньги я другу оставил. За транзистор. Он должен завтра прийти. А я сегодня в Вильнюс собрался, но быстрый и удобный способ передвижения отказал. Не было погоды. Самолеты на прикол поставили. Вот и вернулся.
Арсентьев приоткрыл балконную дверь и выглянул наружу. На заснеженной бетонной плите виднелись следы ног.
- Скажите, Виталий Николаевич, вы выходили на балкон?
- Когда вернулся, проветривал номер.
Арсентьев взял стакан, указательный палец сверху, большой под донышко, и, наклонив его, стал смотреть на свет, отыскивая следы пальцев рук. Краем глаза успел заметить, что Савин заинтересовался обстановкой в номере. Он понял его и спросил, как бы между прочим:
- Виталий Николаевич, кто ваш сосед?
С Куприяновым произошла мгновенная перемена. Он протестующе взглянул на Арсентьева.
- Вот это уж напрасно! У вас сложная работа, я понимаю. Но здесь вы допускаете ошибку. Я за соседа ручаюсь. Пушкарев - отличный парень.
- Ну а если оставить первые впечатления?.. Он мог взять? - полюбопытствовал Савин.
Куприянов был готов к любому вопросу, но не к такому.
- Нет, - решительно ответил он. - Абсолютно исключено. У него необыкновенная порядочность… Он скоро придет, сами убедитесь.
- Уже не придет, - словно ринувшись в наступление, вмешалась в разговор вошедшая дежурная.
- Почему? - удивился Куприянов.
- Пушкарев около семи рассчитался и уехал из гостиницы. А кроме него, в номер никто не заходил. Даже горничная. Видите, его постель свежим бельем не застелена…
Куприянов угрюмо молчал.
- Ну, что скажете? - спросил Арсентьев.
- Фу-ты, ерунда какая. Даже не предупредил. Прямо удивляюсь. - Куприянов был явно расстроен.
Кто-то приоткрыл дверь и вызвал дежурного.
- Пушкарев знал, где лежат деньги? - спросил Арсентьев.
Ответа не было.
- Вы не ответили на мой вопрос.
- Знал! Я просил его отдать деньги моему другу.
- К нему ребята захаживали?
Куприянов задумался.
- Кроме девушки с верхнего этажа и ее знакомого, никто.
- Опишите внешность Пушкарева, - попросил Савин.
Куприянов понял сразу, что от него требуется.
- Это пожалуйста. Лет восемнадцать. Рост? Почти под сто восемьдесят. Сейчас ребята крупные. Одет? Куртка из синтетики, синяя, коричневые брюки, рубашка красная с широким воротником и джемпер черный…
- Особые приметы?
- Не понял… Хотя… Блондинистый, курчавый. На таких девчонки смотрят…
- Это не особые приметы, - прервал Арсентьев. - Для нас особые приметы - родинки, шрамы, наколки, хромота, например, косоглазие, - пояснил он.
- Что вы! Ничего этого у него нет.
Вернулась дежурная. Она оказалась достаточно сметливой. В руке держала карточку проживающего в гостинице. В ней значилось, что Пушкарев Виктор Андреевич, прибывший из города Тбилиси, выписался из гостиницы шестого марта в 18.45. Савин пальцем указал на графу, где стояла дата предполагаемого выезда. Пушкарев уехал на неделю раньше. Карточка была заполнена его рукой.
- Интересная деталь, - сказал Арсентьев Савину. - Запиши его данные.
Дежурная смотрела страдальчески.
- Теперь из-за этой кражи склонять на собрании будут, премии лишат. - Она прижала ладони к щекам. На глазах появились слезы. - Вы хоть сказали бы директору…
- Да будет вам, из-за этого премии не лишают, - успокоил Савин. - Хотя чем черт не шутит…
- Вас премия беспокоит, нас - это преступление, новый потерпевший и то, что еще один человек под суд пойдет, - сказал Арсентьев. - История одна, а интересы разные.