У него не было настоящих товарищей. Даже школьных он видеть не хотел. В этом была какая-то давняя неподвластная ему странность, разобраться в которой он не мог и теперь. А новых… Они при случае в болото заведут, в болоте и утопят.
Об одном человеке Гурам тосковал всерьез - о бывшей жене. Без нее и теперь ощущал настоящую пустоту в жизни. Все отчетливее, с большей ясностью понимал, что она была единственным человеком, искренне заботившимся о нем. Чувство ценности этой заботы появилось не тогда, когда жили вместе, а потом, когда она ушла от него. Не раз вспоминал ее слова.
- Что тебе дает лишнее кольцо, лишняя сотня, статуэтка? - спрашивала она.
Гурам не переносил слез жены. В минуту размолвки пытался утешить ее. Клялся горячо, уверяя, что это его последний бизнес, последний кутеж. Но все шло по-прежнему. Перед разрывом жена больше молчала и только с укоризной смотрела на него.
Не выдержав, Гурам спросил ее однажды:
- Ты что ведешь себя как не жена?
Она ответила, сдерживая рыдания:
- У тебя была жена, а теперь ее не стало. Чувства не "Жигули", их не ремонтируют…
- Если не стало - то уходи! - в нервном срыве заорал Гурам.
Уже потом понял, что это была его самая большая ошибка, которую уже не поправишь. Он снова занялся своими делами. Только теперь не от стремления обогатиться - от одиночества и… тоски.
- Ты словно дипломат, приготовившийся к необычайно важному приему, - сказал Лева, неся из кухни кофейник. - Что может сделать женщина! Ты, пожалуй, увлекся Викторией всерьез.
- Разве похоже? - спросил Гурам, застегивая тонкую модную рубашку. - Я четко знаю свой маршрут и не теряю голову от женщин. Они все похожи друг на друга. Тянут в скучное, монотонное бытие. А это - прозябание…
Лева усмехнулся.
- Вот с этим я не согласен. У тебя такие взгляды по инерции. Пожалуй, все мужчины находят свое счастье в монотонной, как ты сказал, семейной жизни. Я ведь тоже люблю повеселиться не меньше твоего. Но, откровенно говоря, это пустая суета. Иногда задумаюсь - хочется жить иначе. Не могу без умиления смотреть на стариков, которые, идя по улице, бережно поддерживают друг друга. Начинает тянуть к чистому, тихому счастью.
Гурам похлопал Леву по плечу и подтянул галстук:
- Ты у врачей давно был?
- А что?
- К психиатру сходи! Стареешь, брат. Тебя бы на пленку записать и передавать по радио. К чистому, к тихому… Запомни, мужчина всегда должен держать власть над женщиной, а она, если, конечно, умна - оставаться загадкой…
- Виктория, видно, для тебя загадка?
- Кажется, уже разгаданная…
- Чего же мчишься к ней? Может, жениться собрался?
- Она для замужества слишком деловая. Здесь другой интерес.
- Умолкаю, - Лева поднял руки вверх. - Не обижайся, но, по-моему, Викторию ты не разгадал. Не суди о ней примитивно. Под ее каблучком многие вертятся. Цену себе знает.
- Все ясно! - охладил его Гурам. Глаза его стали колючими. - Под каблучок меня не пихай, маэстро!
- Насчет ума, возможно, убедишься сам. Всему свое время, - возразил Лева.
Гурам смотрел уже не сердито. Он был сейчас спокоен. Ему показалось, что Лева разыгрывает его, и, чтобы проверить, спросил:
- Может, лучше к ней не ездить? Как думаешь?
- Спрашивают - отвечаем! Обязательно съезди, - весело отозвался Лева. - Уверен, тебе у нее будет интересно. Не проиграешь, это точно. Возможно, и выиграешь, - Лева произнес это так, словно доказывал свое расположение к Гураму.
- Уговорил, - рассмеялся Гурам. Он надел пальто и, остановившись в коридоре, положил Леве руку на плечо. - Прошу, позвони Тамаре с Виктором. Организуй что-нибудь. Займи их вечер.
- Все будет в порядке, - с готовностью заверил Лева.
Гурам не предполагал, что минут через пять Лева позвонит Виктории и передаст этот разговор почти слово в слово, а она будет уточнять, расспрашивать, интересоваться финансовыми возможностями Гурама.
ГЛАВА 6
Из докладной инспектора инспекции по делам несовершеннолетних.
"Никифоров Сергей - сын Школьниковой О. А. от первого брака. Развод оформлен, когда Сергею было девять лет. Четыре года назад Никифорова О. А. вышла замуж за гр-на Школьникова Василия Николаевича. При расторжении брака решением народного суда сын был оставлен на воспитание матери.
Оксана Артемьевна имеет высшее образование, работает бухгалтером в научно-исследовательском институте. После второго замужества неоднократно обращалась с просьбой направить сына в колонию. Она характеризовала его "трудным" мальчиком. Ей было разъяснено, что для удовлетворения просьбы нет законных оснований, т. к. в колонию направляются несовершеннолетние преступники, осужденные к лишению свободы.
Никифоров Сергей по месту жительства ни в чем предосудительном замечен не был. Характеризуется положительно. В беседе с ним выяснено, что, когда ему исполнилось 16 лет и он получил паспорт, мать категорически возражала против прописки, не пускала его в квартиру.
В комиссии по делам несовершеннолетних Оксана Артемьевна и ее муж заверили, что Сергей будет проживать в их семье. Однако в тот же день они не разрешили ему остаться дома, и он ночевал у соседей.
Об этом была поставлена в известность администрация учреждений, где работали супруги Школьниковы. После этого Оксана Артемьевна вновь заверила, что Сергей будет проживать совместно с ними. Однако в квартиру она его по-прежнему не пускала, и он был вынужден обратиться в народный суд о вселении его на жительство к матери.
Суд вынес решение в пользу Сергея Никифорова, но оно Оксаной Артемьевной было обжаловано. До вторичного рассмотрения дела Никифоров Сергей жил у общественников ДЭЗа и в г. Дмитрове у родителей родного отца.
В августе прошлого года Никифоров был принят в профессионально-техническое училище. Зарекомендовал себя с лучшей стороны. Характеризуется скромным, застенчивым подростком. Ноябрьские и новогодние праздники находился в общежитии ПТУ. Последние два месяца вел себя замкнуто. После приезда Школьникова В. Н. в общежитие и объяснений с ним возмущался его несправедливостью. Решил оставить училище и уехать к родителям отца.
28 февраля Никифоров Сергей с диагнозом легкого отравления был направлен в городскую больницу. В его тумбочке был обнаружен лист бумаги с написанным словом "убийца". В настоящее время, в результате принятых мер, состояние его здоровья не вызывает опасений…"
* * *
Школьникова в отделение милиции пришла без опоздания. Ровно в пять. Перед Арсентьевым стояла довольно привлекательная женщина с добрыми голубыми глазами. Кивнув и прошелестев шубой под норку, она не спеша опустилась на стул. Пышные каштановые волосы широкими волнами легли на воротник. Школьникова попыталась улыбнуться, словно хотела убедить Арсентьева в своем прямодушии. Коротко взглянув на нее, он не проронил ни слова.
- К вам было трудно добираться. Попала в самый час "пик".
- Сейчас уже все позади, - сказал Арсентьев. - Но будем беречь время. Ответьте не скрывая. Вы допускаете, что ценности взял сын?
Школьникова выпрямилась.
- Нет. Он не мог этого сделать.
- Тогда почему ваш муж ездил в общежитие, обвинил его в краже? Может, были основания?..
- Василий Николаевич не терпит моего сына, и тот платит тем же. Отсюда и подозрения. Я была против поездки. Он поступил неразумно…
- Не терпит? - удивленно спросил Арсентьев. - Он же знал, что у вас ребенок!
- До свадьбы мы об этом не задумывались. Уже потом, перед женитьбой, Василий Николаевич поставил условия. И я… - Глаза Школьниковой наполнились слезами.
- Мне бы не хотелось это обсуждать, - избегая резких слов, проговорил Арсентьев и перевел разговор в другое русло.
- Кто знал, где хранятся ценности?
- Никто.
- А из знакомых мужа?
- Тоже никто.
- Когда вы их видели в последний раз?
Школьникова сосредоточенно посмотрела на свои ухоженные руки.
- Первого января. Я надевала серьги и кольца на Новый год.
- Почему вы решили, что кража совершена позавчера? - Арсентьев с нетерпением ждал ответа.
- Я этого не утверждаю. Позавчера я их просто не обнаружила.
- Мне бы хотелось знать более точную дату.
Школьникова задумалась.
- В январе муж был в командировке. Возможно, в этот период. Я ведь днем на работе. В феврале десять дней болела гриппом. Это время полностью исключено. Из дома не уходила.
Зазвонил телефон. Арсентьев говорил сдержанно:
- Я в курсе дела. Помощи не нужно, - и вновь обратился к Школьниковой: - Извините. Больше ничего не вспомнили?
- Нет! - ответила она глухим голосом. - А вам не удалось напасть на след?
Арсентьев покачал головой. Школьникова сделала скорбное лицо.
- Прошу, не оставляйте меня с сомнениями. Ответьте всего лишь на один вопрос.
Арсентьев подумал, что Школьникову больше интересует розыск похищенных вещей. Неужели для нее они важнее судьбы сына? - и взглянул на нее. Она глаз не опустила.
Спросила напрямик:
- Скажите, что будет мне из-за нелепой истории с сыном? Все настроены против меня! Я ни от кого не вижу сочувствия.
Школьникова стала говорить о своей привязанности к нему, о своих переживаниях… И пожалуй, все это было непритворно. Но Арсентьев понимал, что для искренней любви одних слов мало. Он постарался заглушить желание высказать все, что думал о ней. И не потому, что был во власти докладной записки инспектора. И не оттого, что с парнем получилось нескладно. Понял, что Школьникова в первую очередь думала сейчас только о себе, не о сыне. Перехватив ее короткий взгляд, сказал подчеркнуто четко:
- Дело ведет следователь. Я уверен, вы заинтересованы в истине, в точном соблюдении закона. Не правда ли?
Когда она ушла, Арсентьев еще раз прочитал докладную и задумался. Было обидно за парня и за поступки взрослых. Обычно отношения между людьми бывают ровными, разумными. Но в определенных ситуациях они проявляются с особой силой, с потерей чувства меры. Говорят, родительские чувства безграничны. Но бывает родительская любовь, бывает родительская ненависть. Так получилось и у Школьниковых. Наверное, Оксана Артемьевна знала, что Сергей, похожий на отца, которому она отдала свое первое чувство, раздражал Василия Николаевича. А тот не понял, что мальчишке нужна не только материнская ласка, но и мужское воспитание. Разве женитьба на женщине с ребенком не порождает обязанности по отношению к нему? И Оксана Артемьевна не только жена, но и мать. Дав жизнь, не должна же она забывать великий закон материнства - быть матерью. Арсентьев вспомнил вопрос Школьниковой: "Что будет мне?.." И не стал осуждать себя за сухой, резковатый ответ: "Следствие начато. Но в независимости от результатов будут направлены письма о случившемся по месту вашей и вашего мужа работы. Это я гарантирую".
Его огорчила юношеская опрометчивость Сергея. В шестнадцать лет бывает много обид, обоснованных и необоснованных. Но покушаться на жизнь, когда жизни-то по-настоящему еще не было, - непростительное легкомыслие. Конечно, у парня сложились непростые обстоятельства. Но значило ли это, что нужно поступать так?..
В дверь кабинета Арсентьева стучали только посторонние. Он поднял голову и взглянул на часы. Было около восьми.
Не снимая искристую ондатровую шапку, Школьников порывисто подошел к столу. Он был взволнован. Арсентьев вопросительно поднял голову.
- Слушаю вас, - сказал он, закрывая папку с бумагами.
- Мне бы хотелось послушать вас! - атакующим тоном начал Школьников.
- Я не вызывал…
- Я счел полезным для нас обоих прийти самому. Советую, не делайте опрометчивых шагов, - сказал Школьников и многозначительно посмотрел на Арсентьева.
Арсентьев выпрямился в кресле, давая понять, что готов слушать внимательно.
- Что вы знаете о моих шагах? - спросил он, чувствуя, что Школьников пришел неспроста.
- Я знаю, о чем говорю. Вы намерены направить письмо моему руководству о недоразумении с приемным сыном. Не делайте этого.
- Почему же? Речь идет не о недоразумении, а о более серьезных фактах!
- Не усложняйте! Ваше намерение с точки зрения нравственности аморально. Это вторжение в чужую жизнь.
- Но вы же вторглись…
- Молодежь полна эмоций. И это не причина портить жизнь их родителям. Сейчас решается вопрос о моем назначении…
- Тем более! Писать самое время, - сказал Арсентьев.
- Вольному воля! Но, как говорится, долг всегда платежом красен, - зло бросил Школьников.
Арсентьеву удалось справиться с раздражением.
- Уж не намерены ли написать жалобу на меня?
- Это вопрос или просьба? - по-деловому спросил Школьников. - Лично я не сторонник нервотрепки… Я, со своей стороны, гарантирую… Но не беспокойте и мое руководство ненужными письмами. Они производят сильное впечатление, - попытался пошутить он. - Родители оказываются в идиотском положении: воспитанием детей не занимаются, не понимают задач подрастающего поколения, не готовят полноценных граждан страны, растят пьяниц, тунеядцев, - такие ведь у нас формулировки? А кто желает зла своему ребенку? Даже закоренелый преступник не желает вырастить себе подобного.
- Вы с такими письмами знакомы? - серьезно спросил Арсентьев.
- В каком смысле? Впрочем, приходилось обсуждать!
- И что же?
Школьников не уловил подвоха в вопросе.
- Реагировал строго, принципиально!
- Не сомневаюсь! Не себя же, других критиковали, - Арсентьев не смог скрыть некоторой иронии.
Школьников покраснел от досады.
- Вы убедили меня в правильности моего решения. Я напишу на вас куда следует. Вы хозяин лишь в этом кабинете, но есть и другие. Поэтому умерьте свой пыл. Мне искренне жаль вас, - жестко ухмыльнувшись, он поспешно встал и, не попрощавшись, направился к двери.
"Ну и начальник, - с досадой подумал Арсентьев. - Хотя чему удивляться? Должность не всякому прибавляет воспитанности и ума…"
ГЛАВА 7
Гурам на Центральном рынке купил охапку роз. В такси подумал: "Не много ли?" Но решил, что лучше больше, чем меньше.
Виктория, приветливо улыбаясь, встретила его в коридоре. Без видимой причины задержала у вешалки и лишь через минуту-две пригласила в комнату. Гурам сразу же почувствовал себя обескураженным. За столом без пиджака сидел Робик. Он был лет на пять старше Гурама и своей хорошей фигурой, умным лицом производил приятное впечатление.
"Какого черта его принесло сюда?" - Гурам был расстроен, но радушной улыбкой скрыл досаду. Справившись с собой, он, широко распахнув руки для объятий, двинулся навстречу. Гурама покоробила манера Робика протягивать ладонь тыльной стороной: дескать, я тебе ее протягиваю, а ты пожимай. Тот и вправду вел себя высокомерно.
"Вот гусь, все барина из себя корчит", - раздраженно подумал Гурам.
- Никак не ждал сегодня этой встречи, - машинально произнес он и тут же пожалел об этой невольно сорвавшейся фразе. Ладонь пожал вполне дружелюбно, крепко, даже прихлопнул сверху своей.
- Почему же? - улыбнулся Робик. - У Виктории дом гостеприимный. - Его большие, слегка навыкате, серые глаза смотрели с неприкрытой иронией. - Садитесь, Гурам. Разделите со мной… как это говорится? Хлеб-соль? Да-да, хлеб-соль.
- Одну минуту! Я кое-что отнесу на кухню. Разные там апельсины-мапельсины.
Робик с подчеркнутым пониманием кивнул.
- Я ехал к тебе не для того, чтобы смотреть на этого надутого индюка. - В глазах Гурама бился упрек.
- Знаешь, я не люблю выговоров, - Виктория сразу уняла его обиженный тон. И уже примиряюще добавила: - Он приехал без звонка, что я могла поделать? Мне и в голову не приходило…
- А я по звонку! С этим считаться надо. У меня свой принцип - не брать то, что навязывают другие.
- Не гнать же его теперь. Посидит и уйдет.
Гурам только мотнул головой, давая этим понять, что, дескать, поживем - увидим.
Виктория принесла из кухни аккуратно приготовленные бутерброды с паштетом, сыром.
- Ешьте. У меня еще дела на кухне.
- Рассказывайте, Гурам, как ваши успехи в Москве? Скоро ли обратно в Тбилиси? Хороший город! Прямо скажу, очень, очень… Особенно проспект, старые улочки…
Гурама раздражал его разговор. Захотелось сказать Робику прямо, чтобы он надел свою "фирмовую" дубленку и смылся из этой квартиры. Но не сказал. Не мог ставить в неловкое положение Викторию. В конце концов, это ее забота выпроводить Робика, решил он. Пусть докажет, что его приход случаен. Он стал рассказывать о тбилисских новостях, о суровой зиме, о снеге, покрывшем фруктовые сады. Говорил о заботах владельцев автомашин: за ремонт мастера, не стесняясь, берут двойную плату, а в магазинах запчасти исчезают неизвестно куда. Ну а в общем все прекрасно.
- Я много слышал о вас. Вы производите впечатление вполне делового, практичного человека.
Гурам, смакуя косточку оливки, снисходительно улыбнулся.
- Как говорится, со стороны виднее…
- Но мне кажется, вы занимаетесь делами второстепенными.
- Слушай, уважаемый, - как можно сдержаннее проговорил Гурам, - кому какая забота, каким делом я занимаюсь? Второстепенным или первостепенным? - Ему действовал на нервы этот человек, который чувствовал себя здесь хозяином и покровительственно поучал его. - Зачем интересуетесь моими делами? Вы для меня фигура не очень известная…
- Спокойно, Гурам, спокойно. Я не люблю, когда на меня покрикивают. Могу и сдачи дать.
- К вашей сдаче свою добавлю.
- Это, конечно, грандиозно. Однако не портьте о себе моего мнения. Оно вам может пригодиться. Вы же интеллигентный человек, должны знать: сейчас главный аргумент не бицепсы, а здравый рассудок. Теперь очень ценится сила ума. И еще… И еще… - он подбирал подходящее слово, - деловой подход. - Лицо Робика было серьезным, сосредоточенным. - Успокоились? Так вот. Мы, подумав, решили…
Гурам спросил:
- Не понял, кто это мы?
- Об этом говорить еще рано. Разговор у нас, так сказать, предварительный! Пред-ва-ри-тель-ный, учтите! Риска меньше в серьезном деле. - Лицо Робика было непроницаемым.
- Пой, ласточка, пой! - резко сказал Гурам. - Не тратьте времени. Что хотите сказать? - Он почувствовал, что Виктория на кухне замерла.
Робик посмотрел внимательно и, словно отбросив сомнения, проговорил:
- Я человек прямой, люблю открытые разговоры. Короче, у меня для вас есть выгодное предложение. - Он отхлебнул из фужера минеральной воды, пододвинул соседний стул, на котором висела бежевая кофта крупной английской вязки и, положив на нее руку, спросил: - Скажите, Гурам, такой товар вас устраивает?
- Вполне, - сразу же ответил Гурам. Он понимал, что выручка от продажи таких кофт будет солидной.
- Сколько можете взять?
- Все зависит от предложений…
- А предложения - от количества денег в вашем кармане, - бросил Робик. У него была привычка говорить знакомым "вы". Это, как он заметил, невольно вызывало к нему большее уважение.
Гурам нервно заходил по комнате. На какое-то мгновение остановился у полукруглой горки, сделал вид, что рассматривает старинный фарфор. И тут он ощутил на себе взгляд Робика. "А не попытка ли это узнать, сколько у меня денег, чтобы потом…" - его охватил вихрь тревожных чувств.
Для начала решил сыграть в поддавки: