Он молча пригласил Арсеньича присесть рядом, а тот так же молча принялся готовить себе порцию "Бифитера".
Татьяна в шелковом темном брючном костюме, кстати идущем ей и делающем ее моложе, между тем переходила от одной книжной полки к другой, читала надписи на книжных корешках, выдвигая отдельные и перелистывая их.
- А где? - спросил между делом Арсеньич.
- На корте. Наш Санечка избрал такой способ извинения за похищение сабинянки. Учит мячи подавать. Я смотрел, - засмеялся Никольский, - весьма способная девушка. Кошмар, если в маму пойдет.
- А чем вам мама не нравится? - как-то безразлично поинтересовалась Татьяна и ловко повернулась к ним на высоких каблучках.
- Знаешь, Жень, - Арсеньич смешно почесал себе нос и решительно "махнул" стакан своей смеси, - я лучше попозже зайду, а? Смотрю, понимаешь, на двух серьезных бизнесменов, вокруг судьбы мира решаются, а что я вижу?
- Ну и что? - кокетливо спросила Татьяна.
- Кого... - поправил Никольский.
- Вот именно, - согласился Арсеньич. - Вижу двух одуревших от свалившегося на них счастья людей, и на фиг я им нужен со всеми своими и мировыми проблемами.
Они переглянулись и дружно расхохотались.
Никольский подумал: "А ведь это впервые в нашем доме - такой безоглядный смех..." Он даже растерялся немного, потому что теперь окончательно понял, что жизнь пошла по другому пути. Еще неизвестно, как там дальше все сложится, но несомненно одно: прежнего, привычного больше не будет.
Не Бог весть какая мысль, а настроение чуть- чуть подпортилось. И, словно уловив это его состояние, Татьяна тут же предложила:
- Вот что, друзья, у вас дела, а я давайте-ка пока займусь обедом.
Ну какие ж у нас без тебя могут быть дела? - излишне активно заторопился Никольский. - Присядь. Теперь это наши общие заботы... Арсеньич, если, конечно, ты не возражаешь, давай, а потом уже перейдем к обеду.
Рассказ его выслушали, не перебивая. Особенно интересовала атмосфера в Доме Советов, встреча с Локтевым и, конечно, случайный контакт с бывшим спецназовцем. Арсеньич, помня уговор, не стал раскрывать своего тезку. А Никольский, зная Арсеньича, и не настаивал. Только Татьяна сжала ладонями щеки и виски, и в глазах ее Арсеньич увидел одновременно растерянность и страх. А увидев, не стал дальше сгущать краски и нагнетать обстановку.
- Да, - как бы подвел наконец итог услышанному Никольский, - есть многое на свете, друг Гораций... Ну что ж, Танюша, не подумать ли нам об обеде? А мы сейчас тебя догоним. - И когда она вышла, добавил, плеснув себе в стакан немного виски: - У меня к тебе просьба. Если со мной что-нибудь случится, ты знаешь, что надо сделать. - Он указал глазами вслед ушедшей Татьяне. - Прости, Ваня, что я вынужден и это еще на тебя навесить. Больше ведь у меня нет никого на свете, ты знаешь.
- У тебя что, настроение от моего рассказа испортилось? Ну это я еще могу понять. Сам никакой радости не испытываю от того, что происходит. Но давай смотреть на вещи просто: что от нас с тобой зависит, а что - нет. И соответствовать.
- Извини, друг, ты, конечно, прав. Все просто и объяснимо. Но вот что нам делать дальше с Домом Советов, ума не приложу. Знать и - молчать?
Понимаешь ли, если подходить к вопросу серьезно, все, что они там организовали, - чепуха на постном масле. А этот мой дружок знаешь откуда? - Арсеньич оглянулся и сказал почти шепотом, прижав палец к губам: - Это "Альфа", Женя. Понял? Или надо объяснять еще что-нибудь? А против "Альфы" я и сам со всеми своими хлопцами не выйду и никому другому не посоветую. Просто к ним команда не поступила. Затор где-то случился. Или эти долбаные гекачеписты испугались сами себя и своих действий. Иначе бы я сейчас перед тобой уже не сидел, а на месте славных защитничков было бы одно кровавое месиво из дерьма и костей. Вот, Женя, что это такое. И не дай тебе Бог... Я все-таки профессионал, знаю. А эти наши толпой по этажам скачут, активность свою демонстрируют... Впрочем, если ты так решишь, мы можем вернуться и занять соответствующий подъезд. Только я уже нутром своим чую: кончилось все. Раз кореш ушел, возвращаться уже нет смысла. Ни им, ни нам. Может, кто еще разок-другой и пугнет, пальнет из чегонибудь, но это уже, поверь, так, круги на воде. И никому ни до кого дела нет - кто пришел, кто ушел...
- Значит, ты полагаешь, все пошло на спад?
- Я просто уверен, ну знаешь, нутром чую, объяснить только не могу, но развито это чувство у нас, военных, точку сегодня ночью перешли. В смысле - пережили.
- Ну что ж, верю твоей интуиции... А если все-таки найдется провокатор? Наш исторический опыт говорит, что мы не можем без этого.
- На это я тебе отвечу так. Во-первых, мой исторический опыт говорит мне, что "Альфа" дважды не приходит. А во-вторых, ты какого провокатора имеешь в виду? С чьей стороны?
- Как это - с чьей? - изумился Никольский, но, взглянув на насупленного Арсеньича, неожиданно хмыкнул: - Да-да... Ну ты, Арсеньич, и вправду на три аршина под собой видишь...
А ты что, считаешь, войска пришли, постояли и ушли в свои лагеря, казармы, базы, да? И все вот так просто закончилось? А чего тогда, понимаешь, весь этот огород было городить? Нет, брат. Вот когда уже все закончится, обязательно кому-нибудь потребуется жирную такую точку поставить. Себя, так сказать, еще маленько над толпой ведь приподнять, иначе какая же это будет победа! Без крови-то?..
Арсеньич снова потянулся к джину, смешал себе в стакане и кинул лед. Никольский сосредоточенно курил, глядя в потолок. Оба молчали. Наконец Арсеньич не выдержал:
- Ну чего ты мучаешься? - И словно обрадовался найденному решению: - Слушай, ты видал когда-нибудь, как кобели насмерть бьются? Нет? Тогда послушай, тебе это полезно... Ну, предположим, что силы у них равны, а потому и пасти порваны, и шерсть клочьями, и в кровище. Но - стоят, пока кто-нибудь не дрогнет. И вот тут происходит необъяснимое: кажется, по-нашему, по-человечьи, чего, ждешь, добивай! А у них - нет. Тот, кто оказывается сильней, ждет, когда слабый побежит, и вот тут догонит и хрен ему в зад! Ты думаешь, он какой-нибудь педик собачий? Никак нет, товарищ начальник. Это он так победу торжествует. Ты, значит, вроде как уже не кобель, а сука поганая, ну а я тебя теперь имею полное право... унизить. Понял, к чему это я?
- Выходит так, - усмехнулся Никольский, - что в наше время приходится больше остерегаться не мести побежденных, а торжества победителей?
- Верно, месть побитого не опасна, - кивнул лысеющей головой Арсеньич и выпил свой джин.
- Значит, самое время заняться своими делами?
- Как скажешь...
Я имею в виду - обед. А потом, если не возражаешь - поговорим с Наташкой...
ЧАСТЬ ШЕСТАЯ СЫЩИКИ ДЕЙСТВУЮТ
Апрель, 1992
1
Кончился март, в городе установилась ровная теплая погода. Народ снял с себя зимние одежды, подсохла грязь на тротуарах, и улицы наполнились приветливыми лицами. Весна вывела на проспекты такое обилие великолепных ножек, прятавшихся еще недавно в длинных одеяниях, что нормальному мужчине стало невмоготу. А если он вынужден, ко всему прочему, брести по одному бесконечному кругу, тогда как? Вообще с ума сойти можно. Примерно такие чувства обуревали Турецкого каждый день, когда он направлялся к метро "Фрунзенская", откуда эскалатор щедро выносил на земную поверхность таких див, неторопливо следующих в свои всякие медицинские и прочие институты, что ему хотелось немедленно, бегом, вернуться домой и прямо как есть, в куртке и сапогах, ринуться в объятия Ирины, в этот час только еще продирающей свои томные синие очи.
Она, кажется, одна и понимала, что он зашел в тупик, и не дергала его, не давала советов, а любила.
У Меркулова, похоже, также окончательно испортился характер: он стал много брюзжать, ходил постоянно недовольный, серый какой-то. То ли старые дырки давали о себе знать, то ли окончательно разладилось ясное вроде бы поначалу дело ГКЧП. И на прокуратуру стали теперь давить со всех сторон, предлагая похерить, наконец, это дело, ведь стариков судить - себя не уважать. Кем бы они ни были, а Лефортово уже само по себе крепко наказало их. Болеют, ни черта читать не могут, с делом знакомятся в час по чайной ложке, адвокаты соревнуются с прессой в миролюбии. С другой стороны, нет-нет да вспыхнут вдруг ожесточение и непримиримость, проповедуемые - кто бы мог подумать! - недавними "инженерами человеческих душ", а ныне рьяными политиками, распределяющими привилегии, против которых еще сами недавно метали громы и молнии. Все перепуталось в этом мире. И Костя, тщательно вникая только в "факты и обстоятельства", но понимая, что сам будущий процесс станет очередной политической игрой, и не больше, тяготился своим высоким положением и жаждал нормальной работы, о которой теперь ему приходилось только мечтать.
Переживал он и за Сашу, побежавшего, как он сам выразился, словно пони по кругу Московского зоопарка. Но пони хоть детей катает, а Турецкий? Он-то - кого?
Накануне вечером собрались они, как обычно, вчетвером - Шура Романова приехала, ну и Саша с Грязновым, обсудить, что делать дальше.
Поиски Молчанова никаких результатов пока не дали. Исчез, как сквозь землю провалился. Оперативники из Самары прочесали весь город и его окрестности, неоднократно допрашивали всех так или иначе причастных к деятельности молчановского концерна, надеясь хоть за что-то зацепиться. Но все было тщетно. Испарился человек. А дела концерна шли как ни в чем не бывало. Странно все это. Может быть, Молчанов испытал жестокий стресс и забился в какую-то нору, о которой знает лишь узкий круг посвященных? И оттуда продолжает руководить через своих помощников?
Александра Ивановна, как женщина решительная и наделенная определенной властью, предложила объявить розыск, разослать фотографии, припугнуть уголовной ответственностью. И лучше всего в этом смысле начать именно с Самары. Она даже готова была для этой цели временно пожертвовать Грязновым, у которого кроме этого дела было немало и других забот.
Могло показаться странным, что после похорон Мирзоева, когда на кладбище явилось великое множество высоких лиц, проводивших коллегу в последний путь, пропал интерес к дальнейшему расследованию дела об убийстве. Причина тут могла быть одна: несомненно от Олега Деревянко или от кого-то из домашних просочилась информация, что в доме был произведен обыск и изъята богатейшая видеотека, где были запечатлены многие из этой компании. Кто-то, конечно, знал о своих грешках, другие, возможно, и не догадывались прежде, но испуг должен был быть всеобщим. А ну как предадут гласности. Теперь демократия, просочится в прессу и... На всякий роток не накинешь платок.
Словом, буквально несколько дней спустя генеральный прокурор приказал дело о порнухе выделить в отдельное производство, доставить все эти кассеты к нему, и больше о них не было сказано ни слова. Лично Меркулову генеральный вполне доверительно сообщил, хотя вовсе и не обязан был объяснять ни свои мысли, ни действия, что на верхах власти в настоящий момент сочтено преждевременным и нецелесообразным какое-либо упоминание об этих вещественных доказательствах. Доказательствах чего? Да нет, просто смешно и глупо компрометировать ряд уважаемых лиц, которые не далее как полгода назад вместе с российским Президентом защищали на баррикадах... ну что, неужели не ясно? И если некоторые из них по злой воле и с явно провокационными целями оказались случайно запечатленными на этих гнусных документах, то тем хуже для документов.
Конечно, иначе зачем было брать власть в свои руки!
Однако допросы Сучкова и Дергунова провести удалось. Они сами пошли навстречу, будучи уверенными, что на кассетах не зафиксированы. И пошли, скорее всего для того, чтобы выяснить, что еще известно следствию. В практическом же плане эти допросы ничего нового не дали. Хотя, с другой стороны, как посмотреть.
При обсуждении этого варианта Турецкий предложил на рассмотрение "мозгового центра" следующую версию.
Мы давно говорим, что у нас существует мафия. Партийно-правительственная, как сейчас любят называть все советские правительства от ленинского до горбачевского; торговая - тут объяснять не надо; масса более мелких, так сказать отраслевых, но они все не сами по себе; воровская, объединяющая уголовный мир со всеми ворами в законе, общаком и так далее; наконец, чиновничья мафия, от которой нет спокойного житья ни одной из вышеперечисленных, а также всем остальным, незамаранным гражданам республики. Но никто не говорил еще о новой, самой страшной мафии - хозяйственной, связанной с тотальным ограблением страны, при которой все остальные мафии и мафийки - всего лишь кончики щупалец, не более. И этой последней и в подметки не годится ни сицилийская мафия, ни там калабрийская ндрангета, ни неаполитанская камора, ни все на свете Аль-Капоне, вместе взятые. Представим себе на минуту, что компания Мирзоева - Молчанова - Дергунова - Сучкова и десятка других, о которых мы узнаем лишь тогда, когда их убьют, - это и есть мозг нашей отечественной мафии. И этот мозг некоторым образом отражен в таком примитивном документе, как список гостей. Честно скажу, я его не изучал именно с этой стороны, а попробовать неплохо бы. Правда, для этого придется задействовать всю розыскную и следственную силу страны - меньше не получится. И теперь давайте посмотрим: если вдруг их начали отстреливать, значит, появилась иная сила? Которая требует либо передела собственности, либо осуществляет, как это ни смешно в наш век произносить, принципы высшей справедливости. Не так? Граф Монте-Кристо, Робин Гуд, а также ряд других исполнителей, так сказать указаний перста судьбы, - их же имена так и носятся в воздухе! Не замечали? Вот я и подумал: отчего же это в наш прагматический век вдруг в порядке протеста не возникнуть в который уже раз романтической легенде о мстителе? Ну если уж государство не может с ними со всеми справиться, то что остается делать? На Бога надеяться?
Мысль, конечно, интересная, заметил по этому поводу Грязнов. Но если это действительно так, то он готов немедленно уволиться, чтобы не принимать участия в поиске носителя справедливого возмездия.
- А как же закон, братцы? - возразил на это Меркулов.
И все согласились, что придумано красиво и, возможно, очень похоже на правду, но... это не аргумент для дальнейшего следствия. А ведь версия о мстителе и в самом деле не так уж плохо смотрелась. И Саша думал, что зря друзья-товарищи так легко и просто от нее отказались. Романтично? Да. Заманчиво? Еще бы. А почему не может найтись такая личность, которая попробовала однажды пожить в этом мире по правде, а ей взяли да отрубили желание вот эти самые господа? Каков же вывод? Искать крепко обиженного.
Впрочем, все эти рассуждения о добре-справедливости, добром принце и злом волшебнике - вечная сказка. Но ведь и без нее не могут жить вон уж сколько поколений на земле. Да хоть та же Ирка - рожденный в коммуналке нелепый гусенок, настырный и смешной, превратившийся в та-акую лебедушку! Душа замирает...
Нет, версия не так уж плоха. Пусть и не в духе времени. Но ждать - почему-то был уверен Турецкий - придется недолго. Наверняка в ближайшее время отправится к праотцам еще кто-нибудь из этой же компании. Кто следующий?..
...Самый тщательный поиск, который учинил Грязнов в гостинице "Россия", погнал такую волну, вскрыл совершенно явные и неявные преступления в таком количестве, что их, по правде говоря, хватило бы на сотню уголовных дел.
Начать с того, что здесь можно было чуть ли не годами жить без прописки, отстегивая горничным, дежурным и прочим многочисленным властям-нахлебникам приличные суммы. Местная милиция только разводила руками, но было ясно, что она имеет свой процент. Все это безобразие было предложено собрать в один узел, обобщить и возбудить отдельное уголовное производство.
Славу же интересовал лишь один довольно узкий аспект в этом деле: кто убил Фиксатого, кто его и убийц мог видеть?
По логике выходило так, что в гостиничном номере могла произойти разборка между заказчиком и киллером. Если последним был Фиксатый, то, следовательно, заказали убийство те двое нацменов, которые, по свидетельству ревущей от страха наказания толстухи дежурной по этажу, проживали здесь уже двое суток. Кто такие, откуда - не знал никто. Номер был, оказывается, снят для какого-то бизнесмена из Минска, который, похоже, так и не появился в гостинице. Обычный вариант с подставным лицом. А зафиксированные паспортные данные наверняка списаны с украденного документа, что и очень легко и невозможно проверить, ибо разваливается СССР, нет у него больше ни единого закона, ни единого пространства.
Ну хорошо, это первая версия. Опросив все службы седьмого этажа, где был убит помощник Молчанова, после чего сам Владимир Иванович благополучно исчез, Грязнов смог выяснить лишь одну деталь. Буфетчица, у которой каждый день перед глазами проходят сотни посетителей, почему-то запомнила двоих. Сперва, говорит, один сидел тут, за столиком, вот как раз напротив коридора, и пил ряженку. Это был кавказский человек - грузин, армянин - все они на одно лицо, и долго пил ряженку, хотя явно был не с похмелья. Обычно эти коньяки берут и в номер уносят. А этот - ряженку, бедный, что ли? Тогда как же он в "Россию"-то устроился? Тоже логично.
А потом, когда в коридоре забегали, милиция пришла, говорили, убили там кого-то, к этому кавказцу другой подсел и тоже ряженку стал пить. Чудные, право! А потом они кричать начали, ссориться, и один другому все "козу" в нос тыкал. Ну два пальца. Вот тогда она на них прикрикнула в том смысле, что нечего, мол, тут базарить, не на рынке, чай! И они вдруг стали вежливыми, тихими, извинились и быстро ушли.
Как они выглядели, во что были одеты - на эти вопросы буфетчица худо-бедно ответила, добавив: один помоложе, другой, который постарше, небритый очень. Так вот этот, постарше, сидел, а молодой к нему позже пришел.
Со словесными портретами и описаниями личности Грязнов явился на второй этаж и там допросил горничную, которая в тот злосчастный для себя день не только дежурила, но даже и в номер к ним заходила: у них там какой-то шум был, она стала стучать, они сперва долго не открывали, а потом все-таки открыли, и она увидела сломанную кровать. Стала их ругать, а они... они пообещали все оплатить, а сами убежали, хотя сказали, что будут отдыхать и она может их до следующего дня не беспокоить. А сами - вот же носит земля таких гадов!
Горничная описала жильцов, и ее описания полностью совпали с теми, что дала буфетчица. Убитого же она видела впервые, уже когда его из шкафа вынимали. Вонь здесь стояла - ужас! Все ж закрыто, топят еще, жара. Ой, как вспомнишь!..
На вопрос, как же они поселились тут, горничная категорически заявила, что ничего не знает. Ей направления снизу дают, а ее дело фиксировать эти разнарядки да за порядком следить. Сварливость, которая сразу появилась в ее голосе, едва речь зашла о явных нарушениях, показала, что стоять на своем она будет мертво, если сами убийцы не подтвердят, что она нагло врет. А подтвердить они ничего не смогут, потому как эта милиция только обещает отыскать преступников, а сама ничего не делает, вон и во всех газетах о том пишут.