4
В буфете на седьмом этаже за одним из пластмассовых столиков сидел плохо выбритый кавказский человек средних лет и, часто облизывая губы, пил прямо из бутылки ряженку. С того места, где он находился, хорошо просматривался длинный коридор. Он уже видел, как в глубине коридора, поближе к месту, где сидела за своим столом горничная, забегали вдруг люди, потом появилась милиция, а еще позже санитары вынесли из номера носилки с тяжелой поклажей и потащили к лифту в противоположном конце коридора. Потом и разный другой народ стал выходить и осталась в номере, наверное, одна милиция.
К небритому подошел поднявшийся по внутренней лестнице приятель помоложе, громко гортанно поздоровался на своем непонятном языке - так, видно, надо было понимать его интонацию и жесты. После чего придвинул ногой стул и сел спиной к коридору. Небритый подвинул товарищу свежую бутылку ряженки, и тот, сильно встряхнув ее, отколупнул лиловую крышечку и стал пить, как пьют на Кавказе вино - не прикасаясь губами к горлышку.
Закончив, они стали опять что-то громко обсуждать на своем языке. Было похоже, что они никак не могли прийти к согласию, хотя, видимо, говорили об одном и том же. Наконец тот, кто был постарше, вскочил со стула и сунул под нос младшему два растопыренных пальца. Молодой в ярости вскочил тоже, едва не опрокинув свой стул.
- Эй! - закричала на них буфетчица. - Вы чего это так разгалделись, а? Кому говорю, граждане! - Тон ее был резок и суров.
Лица у обоих спорщиков мгновенно стали извиняющимися и подобострастными. Прижимая ладони к груди, они теперь всем своим видом демонстрировали, что больше горячиться не станут и сейчас уйдут.
- Извыни, дарагая, савсэм, панимаешь, забыл себя!
- Всо, всо, - тут же подхватил второй, - уже уходым, спасыба, красавица!
И они быстро ушли к внутренней, так называемой служебной лестнице, ведущей вниз, в боковой холл гостиницы.
Буфетчица нипочем бы не обратила на них внимание, если бы не одно странное, с ее точки зрения, обстоятельство: ведь целый час сидел этот чучмек, а всего-то и выпил, что бутылку ряженки. Да и ту наполовину. И чего сидел? А еще скандал устроить со своим земляком захотел. Вот же дураки-то, и носит же их земля!.. И все это - гыр-гыр-гыр, - кабы не ихние деньги, гнать бы их всех отседова поганой метлой. А так хоть какая польза...
В 217-м номере, куда они вошли, открыв дверь своим ключом, стояли две кровати, разделенные тумбочкой. Они сели друг против друга и стали ждать, молча и словно бы отрешенно, как умеют это делать люди, выросшие в южных республиках.
Минут двадцать, а может быть, и полчаса спустя, после двойного негромкого стука в дверь, которую тут же открыл молодой, в комнату вошел невысокий, но плотный мужик в кожаной куртке и кепке, с пластиковой синей сумкой на ремешке через плечо. Это был тот самый водитель "Жигулей", который час с небольшим назад проезжал по Кадашевской набережной.
Он вошел быстро и решительно, окинул злыми прищуренными глазами кавказцев и сурово спросил:
- Ну?
- Как дагаварылыс, началнык, - ответил один и криво усмехнулся.
Чего вы мне тут лепите горбатого? - свистящим шепотом, ощерив в гримасе рот с золотой коронкой, оборвал его водитель. - Чего вы мне лапшу вешаете, когда я его только что живого видел! Ушел он!
Кавказцы почти незаметно для постороннего глаза переглянулись.
- Вы чего, чего?
- А нычево! - резко махнул ладонью небритый, что сидел в буфете. - Ныправылно гаваришь, я сам, своим глазом видел, как его панесли. На насылках. И милиция была. Зачэм так гаваришь?
Он продолжал спокойно сидеть на кровати, поглядывая на вошедшего снизу вверх. А второй, тот, что помоложе, как впустил гостя, так и стоял, словно перекрывая ему выход.
- Да вы кого, суки, приделали? - совсем уже разъярился водитель, но, понимая, что он не на улице, старался все-таки голос не сильно повышать. Однако ярость так и клокотала в нем.
- Ты слушай, началнык, кого дагаварылыс, того прыдэлали. Расчет давай дэлать. - Сидящий говорил вроде бы мирно, но в это время второй сделал едва заметный шаг к водителю.
- Ах вы, падлы! - снова ощерился водитель и быстро сунул правую руку в карман куртки. - Сидеть! Ни с места! - прикрикнул на попытавшегося вскочить небритого. - А ты, - он ткнул пальцем во второго, - сядь там! И не двигайся, сучий рот!
- Слушай! - раздраженно, будто капризному ребенку, начал небритый. - Ты нам фоку давал? Давал. Вот он, твой фотка? - Он достал из внутреннего кармана пиджака фотографию шесть на девять и бросил на кровать рядом с собой. - Я смотрэл. Ты гаварыл, он к администратору прыдет. Он прышел. Я смотрэл. Он ключ брал, свой номер заходыл. Больше не выходыл. Чего тебе надо? Ты показал, мы сдэлал. Расчет давай. Оружие сказал бросыть - мы бросыли!
Ну, бля, свалились на мою голову! - Водитель с маху врезал себе ладонью по кепке. - Откуда вы такие мудаки взялись-то?! Нет, я скажу Самеду, что больше с вашими никаких дел! Никогда! Чурки вы сраные!
- Зачэм "чурка" гаваришь? - обиделся небритый. - И Самед не пугай. Ты сказал - мы сдэлал. Расчет давай.
- А хрена не хочешь? - Водитель стукнул себя ребром ладони по сгибу локтя. И, наклонившись над кроватью, подхватил фотографию и сунул ее в боковой карман куртки.
И в этот миг парень, который был помоложе, кошкой прыгнул водителю на спину. Но водитель точным, отработанным ударом снизу и сбоку перехватил прыгуна в полете и отправил его на соседнюю кровать. Тот рухнул всем телом и с такой силой, что ножки у кровати с громким треском подломились и все это древесно-стружечное сооружение грохнулось на пол.
А вовремя обернуться ко второму, небритому, водитель уже не успел. Еще в повороте он вдруг резко дернулся, словно вытянулся, потом изогнулся и пополз по стене, царапая ее рукояткой ножа, который глубоко вошел ему под левую лопатку.
Небритый с неожиданной для него ловкостью мгновенно перехватил падающее тело, сорвав с головы кожаную кепку, натянул ее на лицо водителя и опустил на пол ничком, чтоб кровь из раны в спине не запачкала палас на полу.
Минуту спустя в дверь резко застучали и женский голос раздраженно закричал:
- А ну открывайте, живо! Чего вы там ломаете?
- Сейчас, дарагая, сейчас... - заторопился небритый и, ухватив молодого за плечи, начал его трясти, шепча ругательства на родном языке.
Наконец тот очухался, увидел лежащее на полу тело и непонимающе уставился на своего приятеля.
Сейчас, дарагая, открываю... - продолжал бубнить небритый в ответ на крики, доносившиеся из-за двери.
Молодой быстро все сообразил, они подхватили водителя за ноги и за плечи и быстро засунули согнутое тело в шкаф для верхней одежды.
Справившись с этой работой, небритый открыл, наконец, дверь и чуть не отлетел к противоположной стене, едва не сбитый с ног ворвавшейся в номер разъяренной толстухой горничной.
- Почему долго не открываете, а? Батюшки! - Она картинно всплеснула руками, увидев сломанную кровать. - Да что же это за безобразие такое! Да ведь она таких денег стоит! Да меня ж из-за вас с работы уволят!
Молодой на миг выглянул в коридор и, никого не обнаружив, живо закрыл дверь. А небритый, вежливо склонившись к бушующей горничной, стал ей объяснять, смешно коверкая русские слова, какая слабая теперь делается в государстве мебель - ни сесть, ни лечь нельзя даже одному мужчине, а если, например, с такой вот красивой, драгоценной, с такой щедрой, понимаешь, женщиной - он даже легонько погладил горничную по пышному бедру, - тогда вообще никакая, даже самая дубовая мебель не выдержит. Поэтому не надо кричать, не надо бояться, никто не уволит такую роскошную красавицу, потому что всегда можно заплатить любые деньги, раз такая неприятность случилась.
Услышав про любые деньги, горничная поутихла и даже ладонь небритого со своего бедра не стала сбрасывать. А он тем временем достал из кармана пиджака толстый, набитый купюрами бумажник и вытащил пару пятисотрублевок, подумал и добавил третью.
Ну теперь нэ будэшь сэрдиться, красавица? - продолжая поглаживать бедро и несуществующую талию горничной, небритый стал легонько подталкивать ее к выходу. - Ты эту кровать оставь так, - махнул он рукой, - мы сейчас отдыхать будэм, завтра убэрем, завтра…
Закрыв за горничной дверь, он шумно перевел дыхание. Но и теперь, хотя они заговорили на родном языке, смысл их разговора и действий был понятен любому, даже постороннему.
Молодой открыл шкаф и залез в карман куртки убитого водителя. Тут же выругался и презрительно сплюнул: никакого оружия у него не оказалось. Все обычная туфта. Жалко, хороший "Макаров" пришлось возле того, убитого, оставить.
Деньги есть - купить новое не проблема, так можно было бы истолковать пренебрежительный жест небритого. Раскрыв "молнию" на синей сумке, он вынул и потряс перед носом молодого несколькими толстыми пачками купюр. Небрежно швырнул их обратно. Молодой только хмыкнул и подмигнул партнеру.
Они внимательно оглядели номер, молодой гостиничным полотенцем тщательно протер спинки стульев и кроватей, стенки и ручки шкафа и дверей, то есть все то, к чему их руки могли прикасаться в этом номере. Хотя вели они себя тут максимально осторожно и опрятно. Ну за исключением, конечно, небольшого конфликта с работодателем.
Но тут он сам напутал, решил небритый. Они же выполнили инструкцию точно. Кто виноват, что Фиксатый нарисовал одного, а подставился другой?.. Самедом еще хотел напугать! Самеду плевать на Фиксатого, Самед сам работу дает и свой процент имеет. Большой процент. И ему наплевать, кто чего напутал. Башли на стол - и весь разговор.
Успокоив себя таким образом, небритый кивнул молодому напарнику, и, вскинув на плечо сумку с деньгами, они спокойно вышли из номера и отправились в противоположную от горничной сторону, к служебной лестнице. Ключи от номера и от шкафа в нем они унесли с собой, имея, таким образом, около суток форы.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ ТУРЕЦКИЙ ВОЗВРАЩАЕТСЯ
Март, 1992
1
Он вспомнил великий телесериал. Штандартенфюрер в отлично пригнанном по фигуре, щеголеватом мундире неторопливо шел по ковровой дорожке длинного коридора. Из ниш выступали рослые эсэсовцы и красиво вытягивались, приветствуя его. "Штирлиц идет... - шелестело вслед. -То есть как - идет? - изумился Мюллер. - По коридору", - ответил ему этот, как там его звали... Не важно, главное, Штирлиц шел по коридору. Вот как сейчас Турецкий. Который, если взглянуть непредвзято, был сейчас ничуть не хуже Штирлица.
Турецкий шел по длинному коридору, где еще недавно в нишах тоже вытягивались при виде генсеков, персеков и прочих иных секов стройные прапорщики в фуражках с синими околышами. А теперь другие тут ходят, вот и убрали прапорщиков за ненадобностью. А жаль, посмотрели бы они, как идет следователь по особо важным делам Александр Борисович Турецкий, два часа назад приземлившийся в Шереметьеве-2. Московская земля встретила мелким дождем и еле-еле плюсовой температурой. Единственное, что могло растопить прохладу этой встречи, были жаркие объятия Ирины. Но теперь она сидела в машине на Старой площади, а Турецкий шел по коридору. Но как шел! В элегантном синем, с искрой, костюме, голубую в тонкую синюю же полоску сорочку оттенял скромный, пастельных тонов галстук, завязанный небрежным узлом. А ботинки - ах, какие это ботинки! - ну просто последний визг моды проклятого Запада.
На плече у него болталась на длинном ремешке небольшая кожаная сумка с американским флагом на кармашке.
Выглянувший из двери Игорь Залесский, полнеющий брюнет с глубокими залысинами, в круглых, под старину, очках, мельком взглянул на идущего ему навстречу роскошного от макушки до самых пяток Турецкого, отвернулся, потом резко дернул в его сторону головой и узнал. И рот открыл. Закрыть забыл, так потряс его вид.
А Саша, продолжая играть роль богатого дяди Сэма, покровительственно положил левую руку на плечо Игорю, правой же отдернул на сумке "молнию" и достал бархатную коробочку.
- "Ронсон", - бросил сухо и небрежно. - Исключительно для вас, сэр. В Вашингтоне приобрел, напротив Белого дома, ну вы же помните тот супермаркет. Пользуйтесь. - И захохотал, не выдержав серьезной игры.
Игорь тоже захохотал, обнял его и стал щелкать зажигалкой.
- Но ведь, если мне память не изменяет, - отстранился он от Турецкого, - там до вчерашнего дня никакого супермаркета не было?
-Это с какой стороны посмотреть, - возразил Саша. - Но все равно ценю вашу зрительную память, коллега. А вы сами давно будете из наших краев?
- Иди ты к черту! Я ж только на картинках видел. Ну, Саша, ну блеск! - И непонятно, к чему больше относился восторг следователя. - Ну спасибо!
Из кабинета напротив выглянула на шум секретарша Клавдия Сергеевна, весьма обаятельная дама от тридцати лет и выше.
- Мужики! - грозно и весело стрельнув глазами, шикнула она. - Вы что тут, с ума посходили, что ли! Меня ж уволят!
- Это кто посмеет? - воинственно выступил вперед Турецкий.
- Ой, да это ж Саша прилетел! - радостно пропела Клавдия Сергеевна и, комично зажав рот ладошкой, с ужасом в глазах показала пальцем себе за спину: - Там у Константина Дмитрича интервью берут. И снимают. Для телевидения.
- Просто поразительно! - развел руки в стороны Турецкий. - Стоило мне на какие-то две-три недели отлучиться в Америку, как тут же налетели коршуны. А может, это они меня так встречают? Или я им пока не нужен?
- Ой, да что ж вы все шутите! - Клава кокетливо повела пышными плечами. - Да-а, повезло кое-кому... Та-акой шикарный мужчина!
- То ли еще будет, Клавдия Сергеевна, - подмигнул Саша, приветственно махнул ладонью Игорю и вошел в обширную приемную.
По полу, уползая в кабинет Меркулова, толстыми, жирными змеями тянулись черные провода.
- Там что, электрический стул сооружают? - осведомился он.
- Ну вы скажете! - защебетала Клава. - Это ж как кино.
- Быть того не может! И давно его мучают?
- Минут пять назад только начали... А сколько будут... Да, самое главное, знаете, Саша? Мы ведь скоро переезжаем!
- Надо полагать, теперь уже в Кремль?
Какой Кремль! - огорченно отмахнулась Клава. - Обратно, откуда приехали. Погостили тут - и будет, говорят. Новые-то, -доверительно нагнулась она к Саше, - уж так расширяются, так разбухают, такую бюрократию разводят - не чета тем, что до нас кабинеты занимали. Ой, что еще будет, скажу я вам, и представить трудно. Ну да вам Константин Дмитрич сам расскажет. Как освободится.
Клава, следовало понимать, на короткое время иссякла. И чтобы предупредить новый накат информации, Турецкий сделал ей таинственный знак, приложив указательный палец к губам. А затем снова сунул руку в свою сумку и вытянул из нее новую коробочку. Жестом фокусника открыл ее, взглянул сам, потом пристально посмотрел Клаве в глаза и заметил с удовлетворением:
- Все точно. Как сказал один древнегреческий философ, подчиненный обязан всегда помнить цвет глаз секретарши своего начальника. Я не ошибся. Извольте, мадам, под цвет именно ваших восхитительных глаз. В очень цивилизованных государствах эту штуку называют "сет". То есть, как я понимаю, набор. Или ансамбль. Словом, вот вам серьги, брошь и... кольцо а-ля натурель. Исключительно ваш стиль: бирюза в серебре. Предлагаю "ченч".
Клава удивленно-радостно распахнула голубые с легкой прозеленью глаза.
- Ченч, значит, обмен. Итак, я вам - сет, вы мне - один жаркий поцелуй и разрешение один раз позвонить вот по этому важному телефону. - Он показал на белый телефонный аппарат.
- Ой, Саша? - растерялась Клава и чмокнули его в щеку. - Красота-то какая! Ой, спасибо! Но это наверно же очень дорого, вы с ума сошли!
Турецкий изящно склонил голову в поклоне.
- Примите дар от чистого сердца. А деньги? Что такое в наше время деньги, Ютва? Я вон уезжал, доллар сто рублей стоил, а вернулся - сто пятьдесят. Деньги, Клава, - тлен.
Набор, который так потряс Клаву, Саша купил, уже в Нью-Йорке, в аэропорту, буквально перед самым отлетом. Красивые индийские штучки продавались как американские сувениры. Все перепуталось в этом мире. Саша стоял перед выбором: большой "батл" виски с собой в самолет или вот эта фигня? Победила "фигня", поскольку он вспомнил, что виски его будут поить в полете...
Пока Клава с упоением вытаскивала из коробочки побрякушки и примеряла, глядя в маленькое зеркальце, Турецкий снял трубку телефона и набрал номер начальника МУРа.
- Романова, - почти тут же раздался в трубке хрипловатый и такой до боли знакомый голос, что Турецкий радостно поморщился.
- Разрешите доложить, товарищ начальник, - начал было он, но Александра Ивановна перебила: вот что значит слух настоящего "сыскаря".
- Сашка! Появился! Ах, чтоб тебя!.. Ну?
- Сегодня в девять. Прошу без опозданий. Раздача слонов, сами понимаете, дело ответственное. А где ваш рыжий?
- Ой! - Одно только восклицание, да еще тон, коим оно произнесено, и Саша все понял: снова завал, снова давят и снова никаких концов. Обычная жизнь. Будни собачьей действительности.
- Если Слава в зоне досягаемости, не сочтите за труд запихнуть его в багажник, захватить с собой, ладно?
- В девять, говоришь? - с безнадежностью в голосе переспросила Романова. - А тебе Костя еще ничего не сообщил? Нет?.. Ну, значит, у тебя все впереди. Ладно, в порядке исключения. Будем.
Повесив трубку, Турецкий подошел к двери кабинета начальника следственной части Прокуратуры России Меркулова и, осторожно приотворив ее, сунул голову в щель. Его ослепил яркий свет, заливавший все помещение.
Меркулова заслоняли спины телевизионщиков. Один из них то наезжал, то откатывался в сторону вместе со здоровенной телевизионной камерой, другой манипулировал лампами, расставленными по углам кабинета. Перед Костей сидел с микрофоном в руке бородатый и лохматый парень в светлой куртке, а на письменном столе стоял магнитофон.
- Вот вы, Константин Дмитриевич, только что сказали об истине. Но разве эта истина является прерогативой одного лишь следователя?
- Вовсе нет, - ответил Меркулов, и Саша услышал в его голосе усталость и даже некоторое раздражение. - Но цену следственной версии в конечном счете должен определять приговор суда. Ведь так? Это же, извините, прописи. А никак не газеты, радио, телевидение, эти ваши СМИ, как вас нынче называют. Я не раз говорил и снова повторяю: адвокаты должны готовиться к судебному процессу, а не устраивать с нами споры в прессе. Их, наконец, допустили к материалам дела, вот и изучайте себе, ради Бога. Если я скажу сейчас вам, с каким процентом материалов они ознакомились, я имею в виду и их подследственных, вы со смеху помрете: пять, от силы десять. А почему? А потому, что все свое время и те и другие тратят как раз на то, о чем мы с вами тут беседуем. Уже не только адвокаты выступают в прессе, но и сами обвиняемые. Причем без всякого разрешения с нашей стороны. Новый, видите ли, жанр в журналистике обнаружился: записки из "Матросской тишины". В изложении адвокатов.
- Но если вы считаете такую тактику незаконной, почему не хотите власть употребить?