А я уверен, что к этому мы и придем. Ведь адвокаты в буквальном смысле слова игнорируют наши строгие предупреждения. Я, кстати, не удивлюсь, если к началу процесса выйдет в свет - у нас или за рубежом - книга, составленная из материалов дела.
- Но ведь существует же тайна следствия! - как будто бы сыграл возмущение ведущий телепередачи. - Или вы ее уже отменили?
- А вот мы как раз изучаем сейчас ряд газетных статей и прочих публикаций, чтобы решить вопрос
о степени разглашения.
- Ну и к чему же мы, по вашему мнению, придем?
- Да как вам сказать... - Меркулов как-то озабоченно хлопнул себя по карману, но остановился и снова скрестил пальцы перед собой на столе: покурить захотел, понял его жест Саша, но вовремя опомнился. - Я уже приводил вам цитату из выступления Руцкого, где он прямо сказал, что пора заканчивать с нашей комиссией. Он, мол, человек не мстительный и не кровожадный. И, вы знаете, я его понимаю. Время, молодой человек, поверьте мне, лечит любые раны. И сегодня у нас не август девяносто первого. И болезненная наша память где малость, а где и хорошо поостыла. Могу это даже про самого себя сказать, хотя меня, как вам известно, вместе с товарищами уже к стенке поставили. Случай, как говорится, не пришелся, и, слава Богу, все живы остались. Но ведь наши руководители государства, на разных уровнях, все политики - они живые люди. И там, в "Матросской тишине", тоже сидят живые люди, к тому же - пожилые.
- На вас, значит, давят и в этом смысле?
Нет, прямого давления наша следственная комиссия не испытывает, но... - Костя задумчиво, совсем по-домашнему, почесал кончик носа и, снова вспомнив о телекамере, направленной на него, смущенно откашлялся и послушно сложил ладони перед собой. - Понимаете ли, сегодня совершенно откровенно идет работа по формированию соответствующего общественного мнения. Иными словами, имеются определенные силы, которым надо уголовное дело, которое мы ведем, перевести в политическую сферу, которая... - Костя понял, что окончательно запутался в этих "которых", по лбу его, словно бриллианты, высвеченные плавящими потоками света, побежали крупные капли пота, и никто из этих сукиных телевизионщиков не хотел подсказать ему, что вполне пристойно вынуть из кармана носовой платок и промокнуть лоб, не в кино ведь... - Во мне все больше зреет уверенность, что в конечном счете дело решит политическая конъюнктура. Но если мы примем, извините, правила этой нечистой игры, - в голосе Кости зазвенела ораторская струна, значит, старик крепко разволновался, подумал Саша, - то я уверен, можете так и записать, - для вящей убедительности Костя ткнул пальцем в магнитофон, а затем в телекамеру. - Словом, я так скажу, если станем играть по их правилам, тогда августовский путч может повториться.
И он устало откинулся на спинку своего кресла. Кто эти "они", по чьим правилам он не желал играть, Костя, видимо, не счел нужным объяснять. От "них" он уже накушался...
2
Когда, наконец, погасли ослепляющие фары, оператор развернул свою камеру к входной двери и накинул на нее чехол. Турецкий позволил себе войти окончательно, то есть целиком. Костя тер платком уставшие глаза, промокал лоб, хотя, судя по его виду, ему бы сейчас больше подошло полотенце. Бедный Костя, как они его мучили, и главное, за что? Вот и теперь к нему снова прилип этот телевизионщик, словно не напился еще живой крови. Турецкий собрался было сделать решительный шаг, но в этот момент Костя сам наткнулся на него глазами. И даже вздрогнул.
- О Господи! - вырвалось у него. - А этот-то еще откуда? Ты что, с Луны свалился? - спросил таким тоном, как если бы перед ним вдруг появился Сатана собственной персоной. - Во-от... - протянул Меркулов. - Вы только взгляните: живут же люди!..
Интерес вспыхнул и тут же погас в глазах телевизионщика. Поморщившись от этой неожиданной помехи, он снова доверительно вцепился в рукав Костиного пиджака:
- Константин Дмитриевич, очень прошу вас дать мне ваш прямой телефон. Секретарша, вы ведь меня понимаете, никогда правды не скажет, ибо оберегает покой начальства. И правильно! Но когда мы окончательно смонтируем передачу...
- Да, да... Сейчас, - отозвался Костя, по-прежнему не спуская с Турецкого глаз. - Ну давайте, куда вам? - И потянулся через стол к письменному прибору, в котором торчали несколько шариковых ручек, но Турецкий остановил его.
- Минутку, шеф. Вы позволите?..
И достал из сумки кожаный футляр, и раскрыл его, и поставил перед Костей на стол. Внутри лежал роскошный "Паркер" с золотым, как и положено, пером. Про такие штуки теперь говорят: солидная мелочь. Чтобы усугубить ситуацию, Турецкий небрежно заметил:
- Вчера на Парк-авеню купил. Дай-ка, думаю, прихвачу в Москву сувенирчик старому товарищу.
Костя, великий умница, оценил все: и сказанное, и показанное - и живо обернулся к Саше:
Ну давай, как там у тебя в Нью-Йорке? - А ручку вынул как бы между прочим, нехотя, мимоходом черкнул свой автограф на четвертушке бумаги, скомкал, бросил в корзину. - Ничего пишет. Так куда, говорите, вам записать? - спросил, не оборачиваясь, у журналиста.
Тот подсунул ему свой блокнот с открытой чистой страницей. Костя быстро написал телефон, разумеется, секретаря Клавы, завинтил колпачок, сунул ручку во внутренний карман пиджака. После этого протянул руку:
- Всегда к вашим услугам, а теперь, извините, дела.
Наконец лишняя публика убралась из кабинета и они остались вдвоем.
- Костя, не торопись с объятиями, - опасливо предупредил Турецкий. - Видал, какой я себе клифтик отхватил? - Он оттянул пальцами полы пиджака. - Это тебе не с цыганского факультета! Ладно, к делу. Раздача слонов сегодня в девять. Ждем. Я ведь к тебе прямо с самолета. Ирка - в машине. А это тебе так, для понта. - Он кивнул на пустой футляр от "Паркера". - Ну чего молчишь? Наши все живы-здоровы?
Меркулов молча смотрел на него, и в глазах его читалась какая-то новая, еще непонятная Саше тоска. И усталость - наверное, от всего: от лишнего шума, от людей и бумаг, и от нездоровья - тоже. Сейчас, когда убрали яркий свет, при обычном освещении стали заметны землистая одутловатость на щеках, серебристая седина, плотно сжатые губы. Сдал Костя за последнее время. Посмурнел. Надо его расшевелить, встряхнуть, а то загнется еще от жалости к самому себе. Хотя последнее уж никак на него не похоже.
Все, побег я, привет! - Турецкий обнял Костю за плечи, махнул рукою, словно улетающий генсек, и покинул кабинет.
3
Вечерок, кажется, удался. Так говаривали еще во студенчестве. Но тогда было проще: миска винегрета, килограмм кильки пряного посола и по стакану водяры на нос. По углам - скромные объятия, в середине - нескромные танцы. Ах ты, молодость...
Старики - Меркулов и Романова, - с удовольствием откушав не какой-то там общепитовской, а настоящей долларовой закуски и грустно поглядывая друг на друга, наблюдали за дурачествами молодежи. Слегка захмелевшие Саша, Слава Грязнов и Ирка, вечная невеста Турецкого, горячо обсуждали животрепещущий вопрос о влиянии моды на рост преступности.
- Хлопцы, - не выдержала наконец Александра Ивановна, - ну шо вы хреновиной занимаетесь? Тут, понимаешь, виски, век бы не пила- не знала, а вы - мини, макси... А я вам по-простому скажу: есть у вашей бабы ляжки - о це дило. А коли нема, никакая ее "миня" не спасет. Потому что тогда это сплошной уголовный кодекс у трех вокзалов. И кончай спор. Все. А то мы с Костей заснем. Меркулов, ты, надеюсь, еще не ввел путешественника в курс дел?
Костя очнулся от созерцаний, достал из кармана излюбленный свой "Дымок", с которым отчего-то стало в последнее время в продаже совсем туго, прикурил и произнес назидательно:
- Насчет курса ничего определенного сказать не могу. С некоторых пор я и сам утерял этот курс. А вот касаемо дела, - он блаженно улыбнулся, - не возражаю, наливай...
Александра Ивановна захохотала густым басом, подняла за стеклянную ручку бутыль "Уайт хоре", то бишь "Белой лошади", и налила Косте полрюмки.
- Давай, алкаш. Видать, сегодня мне самой тебя доставлять. Тебя ж такого ни одно такси не погрузит. Ладно, пей уж, пользуйся моими связями. Сашка, кончайте вы свою матату. Расскажи лучше, как там у них сидят, а то ты начал, да закуски прервали.
Турецкий, пребывавший сегодня, по собственному мнению, в ударе и вспомнивший, может некстати, о своих хлопочениях в снятой с обслуживания камере Бутырской тюрьмы, начал было сравнивать условия содержания подследственных в американских тюрьмах, где ему удалось побывать, но прервался и забыл. А теперь, вспомнив, снова завелся.
4
Это было в Калифорнии, в городе Сакраменто. Три года назад там построили тюрьму, точнее следственный изолятор. И содержались в нем находящиеся в данный момент под следствием или те, у кого срок до года. Конечно, нашему советскому человеку это представить трудно. Обычный девятиэтажный дом, похожий на отель. Никакой охраны, собак, заборов, прожекторов по углам. Внутри эскалаторы, кондиционеры. Есть своя прачечная, клиника, даже зимний сад. У контролеров нет никаких ключей, все делают компьютеры, за которыми следят дежурные.
Тебя постоянно видят, ты никуда не убежишь, и, кстати, захват заложников, что происходит в наших тюрьмах постоянно, здесь, в Америке, становится бессмысленным.
Тут же, в изоляторе, находятся залы судебного заседания, поэтому подследственных нет нужды никуда возить, все рядом, под боком. И никаких безобразий в нашем, российском, понимании здесь тоже быть не может, поскольку это СИЗО находится в ведении окружного прокурора, а он является лицом выборным в своем штате и не отчитывается ни перед кем, кроме собственных избирателей. И бюджет у него подходящий - около ста тридцати миллионов долларов в год, - за исполнением которого строго следят сами избиратели, журналисты и адвокаты.
Ну о степени свободы находящихся в СИЗО и говорить не приходится. Примерно на тысячу шестьсот заключенных положено до пятисот посещений в неделю. Кроме того, есть телефоны-автоматы с надписями: "Внимание! Телефоны могут прослушиваться!" Это чтоб зеки постоянно помнили о своих гражданских правах.
На крыше огромные прогулочные площадки, имеются специальные помещения для занятий спортом, для настольных игр, цветные телевизоры и все такое прочее. Поразило и обилие персонала: повара, библиотекари, медсестры, зубной врач, который обслуживает бесплатно. Пища, братцы, готовится в одноразовых перчатках!
Каждая камера - пять квадратных метров и шесть по высоте. Сортир и умывальник из нержавейки. Зеркало из полированной стали вделано в стену наглухо - не разобьешь и не порежешься. И повсюду, буквально на каждом шагу, - правила распорядка. Это помимо тех, что вручаются каждому индивидуально.
Покидая сей "гостеприимный дом", Турецкий задал вопрос сопровождающему: "Почему заключенным дана столь высокая степень свободы?" - и услышал ответ, который позже повторялся в разных вариациях, но смысл был один. "Потому что вина этих людей судом еще не доказана и они являются при всех ограничениях полноправными гражданами, чьи права защищаются государством".
Конечно, кто этого не видел, привычно скажет: пропаганда. Ведь для нас это на сегодня самое привычное и расхожее понятие. А если всерьез, то, конечно, пропаганда - и образа жизни каждого, и отношения к нему со стороны государства. Но сами мы до такой пропаганды еще не дошли. И неизвестно, когда дойдем, если пределом возможного у нас считается Лефортово...
Вот так закончил свой рассказ Турецкий и оглядел присутствующих. Да все они прекрасно знали условия, в которых содержатся наши, отечественные подследственные. Ну Лефортово еще куда ни шло, а Бутырка? А сотни других тюрем по России - матушке?
И потому рассказ Саши вызвал у них двойственные чувства. С одной стороны, это наше вечное, привычное, кондовое: ну что ж, за морем житье действительно не худо. А с другой - как острая сердечная боль: ну когда же и мы, наконец, станем жить по-человечески? Неужели и правда не дождемся? За что нам такая подлая доля выпала? Почему мы только все болтаем, обещаем, врем, знаем, что врем, но даем руку или даже голову на отсечение, понимая, что все равно никому ничего у себя отсечь не позволим, и снова отчаянно обещаем?.. Где же конец- то лжи?..
Меркулов ничего не хотел говорить Турецкому о том, что ожидает того уже завтра с утра. Он хотел хоть на один вечер оставить человека в покое, дать ему возможность насладиться сполна радостью возвращения домой и общения с близкими друзьями.
Вот и Шура, и Слава Грязнов его правильно поняли. Тоже стараются не вспоминать о делах насущных.
- Ну все, хлопцы, давай по домам! - махнула рукой Шура. - Вы ж гляньте на Ирину, у нее на физиономии написано, как осточертели ей гости...
- Что вы, Александра Ивановна, как вам не стыдно! Меня-то за что? Разве я вас плохо угощаю? - Ирина состроила обиженную мину.
- Успокойся, девочка, - прогудела Шура. - Ты у нас на сегодня главный молодец. Но все должно когда-нибудь кончаться.
- Нет, погодите! Что-то здесь не так. - Саша развернулся к Грязнову, развалившемуся на диване. - Ты бы хоть поведал, что у вас тут стряслось без меня, друг называется. От нашего начальства фиг дождешься информации.
- Ну уж об этом ты можешь не беспокоиться, дружок! - захохотала Романова. - Мы с Костей нарочно решили тебя сегодня не травмировать. Отдыхай в последний раз. Ваше дело нынче молодое.
- Да успеем мы... - Саша выразительно подмигнул Ирине, и та, зардевшись, выскочила на кухню. - Чай поставь, подруга! - крикнул он ей вдогонку. - Ну давайте же, не томите. Я ведь все равно не отстану.
- Ой, да скажи ему, Костя, - как от надоедливой мухи отмахнулась Александра Ивановна. - Сам себе, дурак, не хочет покоя...
5
- За один день, можешь себе представить, - сказал Грязнов, - два заказных убийства. Такие пока соображения. - Он поглядел на Меркулова и Романову. - А нашу раскрываемость сам знаешь...
Пятнадцать из сотни, - морща нос, констатировал Меркулов, играя крышкой зажигалки. - Это по обычным, бытовым. По заказным - ноль.
Все сразу зашумели, возник спор. Турецкий, ссылаясь на свои американские встречи и курс лекций в полицейской академии в Виргинии, а также их статистику, стал доказывать, что это в корне неверно, ибо мировая практика подтверждает... Грязнов же, исходя именно из практики, только своей, отечественной, возражал, солидаризируясь в этом вопросе с Меркуловым: при тарифе от двух тысяч долларов до ста заказное убийство, выполненное профессионалами, на сегодня остается нераскрытым. А если учесть всяческие новые границы и даже чисто криминальные гособразования, вроде той же Чечни, Карабаха или Приднестровья, о Прибалтике уже как-то и говорить неудобно, то практически все убийства совершаются не любителями, а профессионалами. Которые потом спокойненько себе уходят и остаются безнаказанными.
- Субсидировать эти убийства есть кому, - авторитетно подтвердил Костя. - А поскольку некоторые состояния сегодня, - снова завел он свою песню, - исчисляются миллиардами не только рублей, но и долларов, а о миллионах и говорить нечего, то идущая по всей стране скрытая, но ожесточенная война за обладание сырьевыми ресурсами, за право их беспрепятственного вывоза за рубеж, где торговля по допинговым ценам приносит невероятные, баснословные барыши, эта экономическая война, а следовательно, и кровавые расправы с соперниками достигнут в обозримом будущем еще более угрожающих размеров.
Ой, да хлопцы вы мои дорогие! - решительно вступила в дискуссию Шура. - Дайте я вам скажу не как начальница сыскарей, а как простая баба. Кто кого убивает, а? Гад - гада. И пусть бы они поскорей друг с дружкой разделались. Знаю, нельзя мне так говорить, а душа иного не принимает. Вот давайте-ка вспомним, как нас учили: сыщик и преступник. Они безусловно находятся в разных лагерях. Между ними всегда идет настоящая, а не показушная война. И только от таланта, мужества сыщика зависит победа одной стороны над другой. Ну а теперь глядим, что мы имеем на сегодняшний день. Сколько мы обнаружили за последнее время, и не где-нибудь у чужого дяди, а в наших собственных доблестных рядах закоренелых преступников? А сколько еще не обнаружили и, боюсь, никогда не обнаружим? Это же, хлопцы, никакое не противостояние, а самые элементарные сообщающиеся сосуды. Сашок, сколько у тебя дырок в пузе? А у тебя, Славка? Про Костю я и не говорю. Вон и у меня до сих пор дырка в плече ноет... Спасибо тебе, родненький, - она ласково погладила лежащий на коленях большой целлофановый пакет, - не забыл старуху, панацею какую-то привез. Аж из самой Америки! - Она подняла указательный палец. - Своего же подобного у нас отродясь не было. Ладно. Не об том речь веду. Так вот, если они, эти суки, нынче заодно, зачем же нам всем, ответьте, головы-то свои драгоценные и единственные подставлять под ихние разборки? На хрена искать на свою голову приключений? Да подохни они все гуртом!.. Молчу. Никогда не таскать мне за эти речи генеральских погон. Ах, брошу все, уйду в отставку полковником!
- Только на моей памяти, - смешно зажмурился Меркулов, вооружаясь новой сигаретой, - Шура уже четырежды клятвенно обещала завязать с утро. Да куда ты денешься, подруга ты наша и мать- начальница!
- Действительно, - она осторожно пожала плечами.
Но я другое тебе скажу, Шурочка, - продолжил Костя. - Вот ругаем мы бывший застой. За дело, конечно. И помним, что все мы, мягко говоря, лукавили, выдавая статистику раскрываемости особо тяжких. Так? Но ведь и другое памятно: лукавили мы там, приписывали, привирали, а убийцы-то все же у нас сидели. Там, где надо. А если дела были громкими - вы вспомните, не стесняйтесь! - это уж само собой. За весьма редким исключением. Вернемся теперь сюда, в сегодня. Картина следующая: кадры, по сути, остались те же в основе своей. Только вот куда подевалась их былая доблесть, как ты, Шурочка, выразилась? Куда исчезли мастерство и опыт? В чем дело? Что произошло? Почему мы притихли, а убийцы, напротив, действуют в открытую, нагло, демонстративно? И раскрываемость при этом - нулижды нуль... Да, я заявляю, что заказные убийства у нас сегодня практически не раскрываются. Это констатация факта. Я ошибаюсь? Тогда докажите. А что я слышу? Меркулов, человек в ранге зама генерального прокурора России, заявил, видите ли, чуть ли не официально, а значит, нечего себе и голову ломать. Так тому и быть. Я можно сказать, горючими слезьми обливаюсь, а мне в ответ: как хорошо и четко сформулирована вами, уважаемый Костя, очередная задача правоохранительных органов! Бред какой-то!..