- Знаю, - спокойно отмахнулся Никольский - Значит, так. Деньги, можешь считать, у тебя в кармане. По первому сигналу - по любому тобой названному адресу. Это первое. Дальше. Есть у меня в службе охраны несколько ребят, которые тебя со дна реки достанут. Я вашей технологии не знаю, у тебя в этом смысле голова свежая, думай сам и предлагай любой вариант. Если надо, вертолет купим на один раз. И потеряем потом. Словом, давай твердо договоримся. Я хочу выйти отсюда не только затем, чтобы этой параши не видеть, а чтобы те сволочи, что меня сюда заслали, в последнюю минуту жизни мечтали об этой самой параше как о спасении своей души. И я это теперь, кажется, твердо решил. А ты мне, если захочешь, - поможешь. Ну а не захочешь, Валька, я тебе и так по гроб жизни благодарен.
- Ладно тебе, - растроганно выслушав горячий монолог Никольского, смущенно сказал Брагин. И после долгого молчания спросил вдруг: - Жень, не подумай, что я тебе не верю. Я ж говорил, что и сам небедный человек. Но тебе же ни бабушка из Америки, ни дедушка с каких-нибудь Филиппин наследства не завещали. Как ты сумел?
- Работал головой, Валя. Вертелся как черт на сковороде. Технологию продавал, мозги - это очень дорогой товар. Нефтью занимался, но это попутно. Много всякого. Компьютеры, акции.
- И намного ты вот так наработал? Прости, не хочешь отвечать - не надо, я понимаю и не обижусь. Просто хотелось знать, так сказать, в пределах чего...
Никольский посмотрел на Брагина с легкой улыбкой, пожевал губами, как бы прикидывая, и, хитро сощурив глаза, сказал: Вот если сейчас все разом ликвидирую, все, кроме дома, думаю, потяну на две трети.
- Ты имеешь в виду арбуз? - спросил после паузы Брагин.
- Да, - кивнул Никольский. - В долларах.
- Это очень прилично, Жень, - сказал с уважением Брагин. Арбузом для удобства нынче стали называть миллиард. Такая сумма и должна была вызывать соответствующее уважение.
И вдруг Брагин захохотал как давно не смеялся. На него тут же обратили внимание, но он только отмахнулся, мол, ну вас всех. Сел, и долго еще вздрагивала его спина.
- Ты чего? - улыбнулся и Никольский, догадываясь о причине столь внезапной реакции.
- Да я о том же, что и ты, - охрипшим снова голосом сказал, отсмеявшись, Брагин. - Сидят два... над парашей... и рассуждают, как бы им повыгодней арбузом распорядиться... умора!
3
Вице-президент прилетел в Москву раньше запланированного. Узнав из телепередачи, что Александр Владимирович вернулся для срочной подготовки какого-то очередного совещания по селу, Арсеньич совсем нос повесил. Татьяне в глаза он вообще не решался смотреть последнее время, будто в том была его личная вина, что никакими силами не может он добраться до Никольского.
Несколько дней назад раздался странный звонок. Звонила женщина, поинтересовалась, с кем говорит, и сообщила, что к ней прибыло небольшое сообщение из Бутырки от Евгения Николаевича. Он сообщает, это для адвоката, что положение его ужасно, издеваются уголовники и он собирается объявить голодовку в знак протеста, что его держат без предъявления обвинения. Женщина спросила, понял ли он, что она прочитала. И на невразумительный ответ добавила: он в Бутырке, камера номер...
Частые гудки оборвали все вопросы Арсеньича.
Так вот, значит, что! Следователь врет, что в Лефортове карантин, хотя он там и в самом деле может быть объявлен, только никакого отношения это к Никольскому не имеет. Потому что эти мерзавцы, ничего не сообщив, перевели Женю в Бутырку, замели, так сказать, следы. И начинай все сначала? Ну уж этот номер у вас не выйдет.
Арсеньич, даже не посоветовавшись с Гординым, помчался к следователю Жирнову. Тот встретил его так, словно ожидал посетителя давно.
Как, разве вам не сообщили? - был искренне удивлен следователь, но по глазам его видел Арсеньич: врет как последняя сволочь. - Это, конечно, серьезное упущение. И секретарша, которая должна была сообщить вам, будет наказана. Вот, пожалуйста, напишите свою жалобу по этому поводу, и мы обязательно примем соответствующие меры... А еще какие вопросы? Ах по поводу предъявления обвинения? Да, и тут, к сожалению, было упущение, но за это уже лично я буду нести ответственность. Собственно, обвинение предъявлено, нам просто не хватало некоторых существенных деталей по изобличению обвиняемого в криминальном нарушении налогового законодательства. Конечно, когда дело будет завершено, к обвиняемому будет допущен адвокат. А как же! Есть закон. А вот насчет избиений, голодовки... это, простите... А откуда у вас эти сведения, позвольте узнать?.. Понятно, не желаете отвечать! Что ж, могу только сожалеть, что вы пользуетесь непроверенными источниками. Причем сомнительного качества. А вот по нашим сведениям, он содержится вполне прилично. Правда, в камере народу несколько больше, чем положено по условиям содержания, но в таком положении в настоящее время находятся все без исключения следственные изоляторы Москвы, а Бутырка - далеко не худший из них. Так какие будут еще вопросы? Нет? Тогда благодарю вас за понимание тех трудностей, с которыми мы столкнулись в этом запутанном деле. Всего вам доброго. Низкий поклон супруге, э... Никольского...
Вот же мерзавец! Арсеньич, выйдя на улицу, колотил себя кулаком по лбу и повторял только одно слово: "Мерзавец!" А что он еще мог сделать? Не Татьяне же плакаться, что оказался таким дураком, решив придавить мерзавца?.. А он скользкий и гадкий, смотреть противно, не то что руками прикасаться... И живет ведь такая гнида...
И вот, узнав наконец, что Локтев прибыл, Арсеньич плюнул на все условности и обещанные звонки от помощнику вице-президента и снял трубку сам.
Помощник быстро вспомнил Ивана Арсеньевича Кашина и обещал сегодня же доложить шефу, напомнить. У него сейчас полнейший завал, все его рвут на части, времени разобраться с документами почти не остается, он ночей не спит, готовит совещание, а кругом одни проблемы...
Помощник сделал трагическую паузу и пообещал немедленно перезвонить, как только шеф даст добро.
Арсеньич не строил иллюзий и оказался не прав. Уже поздно вечером, в начале двенадцатого, помощник позвонил и спросил вежливо, не побеспокоил ли столь поздним звонком. А затем передал указание вице-президента, если это, конечно, не затруднит жизнь Ивану Арсеньевичу, прибыть, как договаривались, вместе с адвокатом ровно к часу дня завтра.
Подобной оперативности Арсеньич мог только дивиться и, дав, разумеется, свое согласие, немедленно перезвонил Гордину. Тот обещал не опаздывать, хотя ради этой встречи должен был отложить не менее важное дело. Но... слово дано! - с почти неприметной патетикой закончил он разговор.
Теперь оставалось только ждать.
Вице-президент принял "ходоков ради справедливости", как несколько пафосно следом за рукопожатиями заявил Гордин, точно в назначенное время, чем приятно удивил обоих посетителей. В этих стенах пунктуальность, видимо, ценилась лишь на приемах высшей категории.
Не тратя времени на церемонии, предложил сразу перейти к делу. И Гордин, понимая, что отнимает государственное время, старался быть предельно кратким и отбросить всякие эмоции, которые бывают так хороши в суде, но не совсем уместны в таком вот диалоге. Вице-президент внимательно слушал, а потом спросил, есть ли соответствующая объективочка. Все пользовались еще старыми понятиями.
Гордин, заранее предвидя такую надобность, напечатал на машинке небольшой листок со всеми данными Никольского и краткими своими предложениями. Локтей посмотрел, кивнул и взялся за телефонную трубку.
Когда абонент откликнулся, Александр Владимирович показал рукой, чтобы сидели молча, взял листок и откинулся на спинку кресла.
День добрый, Сергей Сергеевич, да, я... У меня к тебе личная, можно сказать товарищеская, просьба... Да-да, конечно, уж это я знаю... В областной прокуратуре, понимаешь, завели дело на Евгения Николаевича Никольского. Причем по принадлежности к ГКЧП. А я сам лично буквально днями вручал медаль защитника "Белого дома" его помощнику за огромный вклад, можешь мне поверить... Да знаю я его! Лично знаю! - Он прикрыл ладонью трубку и шутливо шевельнул пышными усами: - Ради доброго дела возьму грех на душу... - И продолжил в трубку: - Кинули, понимаешь, мужика в Лефортово, в одиночку, ни родных, ни адвоката на пушечный выстрел не подпускают... Да я с тобой согласен, но ведь уже больше трех недель никакого обвинения не предъявляют! Вот именно, а я про что? А теперь вдруг перекинули его в Бутырку, к ворью, уголовникам - интеллигентного мужика, доктора математики, понимаешь... Конечно, издеваются, ну а как же! То, понимаешь, ГКЧП, а потом, видишь ли, заговорили о хозяйственных нарушениях. Одно, значит, не выгорело, так другое!.. Пойми меня правильно, Сергей Сергеевич, знаю я, и телефонное право давно кончилось, конечно, все знаю... Я очень тебя прошу, по-товарищески, о содействии в освобождении его из-под стражи. А дело пусть себе ведут, он же никуда не убежит, ну, разве моей тебе гарантии недостаточно? С генеральным поговоришь? Ну все, спасибо тебе, дорогой. Редко видимся, да... Ну до скорого!
Вице-президент медленно припечатал трубку на аппарат, исподлобья посмотрел на Арсеньича с Гординым и наконец сказал:
Я тебя хорошо знаю, Иван Арсеньевич, и до гроба благодарен. Поэтому хочу верить, что не подведете меня. Я говорил с помощником генерального прокурора, и он обещал немедленно доложить самому. Я, вы сами понимаете, таких вопросов решать не могу, для этого существует юридическая власть, третья, как говорится, власть в государстве. Словом, Сергей Сергеевич сказал, что они затребуют дело. Ну а дальше, как положено, по закону. Есть еще ко мне вопросы?
Вице-президент привстал, показывая, что аудиенция закончена.
- Как вы считаете, Борис Сергеевич, - спросил Арсеньич, - когда можно будет ждать какого-то конкретного решения?
- Практика такова: помощник доложит, генеральный позвонит облпрокурору, тот, естественно, ничего толком объяснить не сможет, начнет высказывать всякого рода предположения, генеральный потребует следователя вместе с делом к себе. Сам ли посмотрит, тому же Сергею Сергеевичу может поручить... Дня два-три, думаю. Ну что ж, подождем, желаю здравствовать? - Гордин приподнял свою шляпу, и они расстались.
У Василия Васильевича Максимова с утра было отвратительное настроение. Причины никакой вроде бы не было, а ощущение такое, что какой-то дряни наелся и теперь во рту горько от желчи. Не к добру, понимал он. Совесть теперь уже не мучила, поскольку сделанного не воротишь. Да и в случае, если дело не выгорит, вряд ли кому придет в голову обвинить его во взяточничестве. В конце концов, господа хорошие, ваши собственные показания, извините, оказались чистейшей липой. Недоказуемо. А вот всяческие финансовые "маневры" обвиняемого, налеты-поджоги, в этом пусть суд разбирается. Оправдает? - что ж. А не оправдает, значит, все было сделано правильно. Старается Жирнов, вот только с обвинением затянул, и за это будет ему нахлобучка. Но не смертельная. Переживет, умнее в следующий раз будет.
Телефонный звонок из Генеральной прокуратуры оказался для успокоившегося было Максимова острым гвоздем, выскочившим из сиденья стула.
Помощник генерального спросил, в каком состоянии дело обвиняемого Никольского, кто его ведет. Выслушав неторопливый и обстоятельный, насколько это было возможно, ответ областного прокурора, предложил Василию Васильевичу немедленно подослать в Генеральную прокуратуру следователя вместе с делом.
Такой поворот явно указывал на чью-то большую заинтересованность в судьбе Никольского, но кто это был? Черт возьми, а вдруг не на ту лошадь поставил? - мелькнула такая крамольная мысль у Максимова.
Он вызвал Жирнова, объяснил ситуацию и разрешил взять свою машину, хотя идти-то тут всего два шага, с Тверского бульвара до Пушкинской улицы.
В ожидании Максимов мерил свой кабинет шагами из угла в угол и никак не мог заставить себя хотя бы присесть, дать отдых ни в чем не виноватым ногам своим.
Вид у вернувшегося Жирнова был далеко не воинственный. Крепко взгрели за упущение. И Василий Васильевич это сразу понял и отнесся к нему мягко и покровительственно. Мол, не ошибаются только бездельники. А здесь, в сущности, никто не пострадал особо. И пуще всего - государство. Ему, в конце концов, служим, народу! Ну так какое же принято решение на самом верху?
Жирнов был предельно краток: "Нам сообщат".
И сообщение не заставило себя долго ждать. Областному прокурору было предложено вынести постановление об изменении меры пресечения в отношении обвиняемого Никольского. Освободить из-под стражи под подписку о невыезде. Расследование продолжать. Как закончится следствие, будет видно.
Жирнов отправился в Бутырку и подал в спецотдел СИЗО заявку: вызвать обвиняемого Никольского.
И когда тот вошел, предложил сесть. Затем прочитал ему постановление областного прокурора.
Никольский молчал, словно ничего не понимая.
- Я же все объяснил, - удивился Жирнов. - Вам изменили меру пресечения и освободили под подписку. Вы меня поняли? Распишитесь.
Он вызвал дежурного и показал на Никольского, словно на чудака:
- Отведи его в камеру, пусть забирает свои шмотки и - в канцелярию... Но мы, полагаю, скоро увидимся, - не удержался он в последнюю минуту.
Никольский мрачно посмотрел на него и предельно вежливо, словно боясь выплеснуть из себя накопленную ярость, тихо сказал:
Я бы вам этого не пожелал...
ЧАСТЬ ОДИННАДЦАТАЯ КАК ВЫЧИСЛИЛИ МОНТЕ КРИСТО
Май, 1992
1
Костя, а с пикником у нас не получится, - сказал Турецкий, входя в кабинет Меркулова.
- Отчего ж ты взял решение этого ответственного вопроса на себя? - спокойно ответил Константин Дмитриевич.
Он, если по правде, давно уж забыл о своем предложении, и вот Саша напомнил. Удивила категоричность тона.
- Потому что ехать к твоему Горелову надо срочно, а не ждать удобного выходного дня с солнечной погодой. Но прежде я должен знать, кто он и откуда, а также какие вопросы я могу ему задавать. Это первое. И второе: я просмотрел дело Никольского, которое ты мне передал. И пришел к выводу, для себя, увы, малоутешительному: та дурацкая версия, которую, помнишь, я выдвинул от отчаянья, стала будто материализовываться в мозгу. Чушь какая-то. Вот теперь я уже ничего не погашаю.
Это про Монте-Кристо, что ли? - хмыкнул Костя. - Должен заметить, что и я, как тогда ни возражал против этой чепухи, все больше склоняюсь к мысли о возможности и такого варианта. Как это ни глупо. Но, - Костя поднялся из-за стола и подошел к окну, - дело Никольского так пока и не закончено. Он был освобожден под подписку. Обвинение в связях с путчистами, из-за которого он, вероятно, и загремел в Лефортово, основано лишь на предположениях лиц, которых - ты заметил? - уже нет никого в живых. Все твои покойники проходили по этому делу в качестве свидетелей. А теперь их нет, за исключением Молчанова, который пока жив, но уже также едва не стал покойником. А ведь ни единого выявленного факта сотрудничества Никольского с ГКЧП следствие так и не установило и в результате отказалось от него. Далее, факт организации нападения и разгрома собственного офиса, чтобы украсть деньги и уничтожить финансовые документы, который ему инкриминировали, ничем не подтвержден. Более того, пока наш Никольский сидел, фирма и банк успели все отремонтировать, восстановить и еще развернуть мощнейшую кампанию по продаже и скупке акций, выплате дивидендов по вкладам. То есть показали, что и этот пункт обвинения может трактоваться как сознательный оговор с целью лишить "Нару" доверия клиентов. Алиби Никольского также установлено показаниями управляющей банком Шапошниковой. И наоборот, факт помощи защитникам "Белого дома" официально подтвержден вице-президентом и даже наградой, которая вручена не абы как, а при скоплении высокого чиновного люда помощнику этого Никольского. Одним словом, следователь- дурак, а адвокат- голова! Так излагаю существо того, что мы имеем на сегодняшний день?
Пока так, - кисло заметил Турецкий. - По сути, остаются одни финансовые нарушения, но ими до сих пор занимается налоговая инспекция. Конечно, ничего криминального они не скажут, не закончив ревизии, но, сдается мне, похвастаться им тоже будет особо нечем. И к этому следует добавить, что "Нара"-банк работает без перерыва, а инспекцию осаждают толпы акционеров, возмущенных тем, что прокуратура бездоказательно привлекла к ответственности их любимого Никольского, кормильца, обеспечившего их старость, в отличие от государства, которое их самым наглым образом ограбило. А эти постоянные лозунги? "Защитим нашего президента!" Они ведь Никольского имеют в виду, а не Ельцина вовсе. Откуда все это идет? Да от самого же Никольского, дураку понятно... Значит, что же получается? Кто-то, и мы теперь знаем кто: группа финансово-хозяйственных тузов, объединенных чьей-то очень сильной рукой, вероятно, решила убрать с дороги слишком удачливого конкурента. С этой целью и была предпринята кампания по его дискредитации. Ты газеты те читал? И если теперь мы расставим все эти события по дням, получится, что военная кампания эта была быстрой и решительной, хотя и не очень подготовленной: пресса, разгром офиса, арест президента, Лефортово, затем Бутырка и, самое главное, недопустимое нарушение с пропуском сроков предъявления обвинения… Версию могу?
- Можешь.
- Кто-то сверху нажал. Позвонил. Уговорил областного прокурора посадить Никольского. Знать бы кто, можно и ту самую руку вычислить. Или очередного покойника, а? - Турецкий вдруг хитро взглянул на Меркулова.
Ну если уж по правде, - продолжал Турецкий, - то пока у нас только одна удача. Это то, что взяли Ахмета Каримова. И притом не столько наше достижение, сколько его собственный грубейший прокол. Оставь он свой автомат, как у киллеров положено, на месте убийства, и что бы мы тогда имели? Вычислили бы принадлежность оружия к конкретной воинской части - не более. Пожадничал парень - и влип только поэтому. Все остальное мог отрицать. Но это как раз и логично, поскольку унес с собой оружие, попался бы не завтра, а послезавтра. Но попался бы обязательно. Киллер не должен совершать подобных ошибок. И выходит, никакой он не киллер, а просто меткий стрелок, нанятый на одноразовую работу... Ты знаешь. - Саша рассмеялся, - он мне почему-то напомнил Шуру Балаганова, у которого в кармане лежали пять тысяч, а он утащил у тетки сумку с трояком. Все-таки классика - вечная вещь!
- О классике мы когда-нибудь на пикничке поговорим. Но давай вернемся к нашим баранам. Я повторяюсь: итак, список указанных анонимом свидетелей, обвинявших Никольского во всех смертных грехах, практически исчерпан. За исключением Молчанова. И если заказчик злопамятен и кровожаден, он доберется и до Молчанова, где бы тот ни спрятался и как бы ни охранял свою жизнь. Нападение на Грязнова - яркий тому пример. Свои за так Молчанова не отдадут. Но если Слава сумел сравнительно легко - все-таки он большой профессионал, не чета иным, - вычислить тебе Молчанова, то почему этого не может сделать опытный киллер? Не мальчишка вроде Ахмета, а тоже профессионал, равный тому же Славе? Кто же еще остался, не тронутый его рукой? Как нам его опередить? Не ждать, а встретить, понимаешь меня?