Саша едва заметно отстранил край портьеры и обомлел: часть книжного стеллажа в кабинете, которая была ему видна, вдруг бесшумно, будто все происходило во сне, стала отходить в сторону, поворачиваясь вокруг своей оси, и из темного проема, неслышно ступая, вышел... Барон. В руке он держал пистолет.
По движению губ Саша понял, что он спросил:
- Ушли?
И тут же оба сыщика, едва не поскользнувшись на зеркальном паркете, ворвались в кабинет. Барон вскинул пистолет, но Грязнов опередил его: раздался выстрел, отбросив руку Барона, и он кинулся в проем.
Дальше случилось совершенно невероятное с точки зрения логики: Никольский вдруг вытянул руку вперед, и книжная секция пошла на место.
Грязнов не растерялся. Схватив подвернувшийся под руку стул, он метнул его в проем вслед Барону. Раздался треск, стена, наезжая, раздавливала стул, и это все происходило будто в кино, когда снимают рапидом: замедленно, где каждая деталь запоминается отдельно.
Турецкий подошел к Никольскому, положил на стол папку с протоколом и сказал нарочито спокойно, с трудом сдерживаясь:
- Закончим позже, Евгений Николаевич. А теперь открывайте. Пойдемте с нами.
Никольский посмотрел на него странным взглядом, как если бы хотел сказать: дело ваше, но я предупреждал - дальше смерть. Ничего, подумал Турецкий и косо взглянул на Грязнова, который внимательно разглядывал щель между стенками стеллажа, из которой торчали ножки теперь уже бывшего стула.
- Ну как хотите, - выдохнул Никольский и встал.
Он опять сделал это странное движение, словно полководец, указывающий дорогу своей гвардии, и стеллаж поехал в сторону. Обломки стула посыпались на пол.
- Прошу, - Турецкий показал рукой, чтобы хозяин шел впереди. И последовал за ним. Дальше - Слава, замыкая эту короткую процессию, сильно напоминающую похоронную.
По темной винтовой лестнице они сошли на бетонный пол. Вспыхнул свет дневных ламп. Бесшумно разъехалась в стороны стена, открыв глазам огромный темный зал.
- Включите свет! - приказал Турецкий, и, когда зал осветился, подчиняясь все тому же волшебному мановению руки Никольского, Саша был поражен внушительностью того места, где они оказались.
Но рассматривать было некогда. А Грязнов, кажется, разгадал фокус хозяина. Он подошел, взял его за руку, осмотрел ладонь и сказал:
- Снимите часы.
Никольский подал свой "Ролекс", на браслете которого болтался на цепочке квадратный серебристый брелок. Грязнов внимательно оглядел его, не дотрагиваясь.
- Я так понимаю, это пульт. И никаких тайн. Семен разберется.
В противоположном конце зала неожиданно отворилась дверь, и на пороге появилась Ирина, которую прижимал к себе, прикрываясь ею, Барон.
- Отпусти ее! - приказал Никольский.
- Пошел ты! - отозвался Барон и приставил к виску Ирины пистолет.
Стрелять в него было нельзя. Грязнов маялся, но молчал.
- Всем бросить оружие! - крикнул Барон. - Иначе я ее убью! Слышите? Считаю до трех - раз, два...
Слава демонстративно швырнул пистолет на пол.
- А ты, Турецкий! Не слыхал?
Саша достал из кармана пиджака свой "Макаров" и аккуратно положил на пол.
- Слушайте меня вы все! Ты, - Барон ткнул стволом в Никольского, - дерьмо, тряпка, ты обещал мне... Я имел шанс! Теперь его нет, и мне наплевать, что они с тобой сделают! Понял, шкура поганая? Пусть они тебе зеленкой лоб мажут, но меня легавые не возьмут!
Раздались быстрые шаги, и в помещение вбежал Кашин.
- Брось пушку, Арсеньич! - тут же закричал Барон. - Иначе ее приговорю! Ну!
Но Кашин раскрыл куртку, показывая, что у него ничего нет, и поднял руки.
- Стойте где стоите. А я ухожу. И ее беру с собой. Одно движение - стреляю. Мне терять нечего. Живым не возьмете!
Барон, утаскивая за собой беспомощную Ирину, рот которой был залеплен пластырем, а руки сзади скованы наручниками, стал продвигаться вдоль стены в дальний конец, зала, где за прозрачной перегородкой темнело отверстие трубы с откинутой крышкой люка
Все беспомощно застыли, словно в оцепенении, глядя на эту противоестественную сцену. Прозрачная стена разъехалась перед Бароном, и он шагнул вместе с Ириной за этот невидимый порог.
- Арсеньич! - крикнул Никольский.
Кашин вдруг плавным движением повел рукой,
и через миг на головы Барона и Ирины с потолка хлынул водопад. Неожиданный удар водной массы сбил их обоих с ног. Но водопад остановился так же мгновенно, как и возник. И сейчас же раздались оглушающие звуки выстрелов.
Держа револьвер обеими вытянутыми руками, Арсеньич всаживал в дергающееся тело Барона пулю за пулей, пока не опустел барабан. И только тогда бессильно опустил руки.
Турецкий кинулся к Ирине, лежащей ничком в луже воды. Поднял голову, сорвал рывком пластырь с лица и поднял ее на ноги. Но потрясение и удар воды были слишком сильны для нее, и она не могла стоять.
Слава вывернул карманы Барона, отыскал ключ от наручников, сунул в карман Турецкому его пистолет, снял с Ирины наручники и, подхватив ее на руки, понес к винтовой лестнице. Голова ее беспомощно свисала, а длинные пепельные волосы плавно раскачивались в такт его шагам.
Турецкий, наконец, повернулся к Никольскому и Кашину.
Кашин, держа за ствол свой револьвер, протянул его Турецкому и сказал:
- У меня есть разрешение...
- Я тоже так думаю. - Махнул рукой - убери, мол. - Пойдемте, Евгений Николаевич. Сейчас я пришлю сюда людей. Пусть его вынесут и посмотрят, что у вас тут вообще делается. Жаль. Я все-таки питал надежду... Ну что ж, давайте опять понятых.
Вот теперь бригада сыщиков приступила к обыску, имея впереди самые невероятные перспективы.
Никольский полностью отрешился от окружающих и впал в прострацию, будто последние действия полностью лишили его остатка сил. По просьбе Турецкого Кашин показал Моисееву, как пользоваться пультом Никольского. Предупредил только: упаси Боже тронуть хотя бы одну кнопку в торце, возле закрепленной цепочки. На вопрос - почему? - ответил незатейливо:
- Взлетит все, к чертовой матери! Охнуть не успеете...
- А зачем все это надо было придумывать? - спросил Моисеев.
Кашин пожал плечами.
- Наверное, затем же, зачем и птица летает...
Вскоре стали поступать первые сообщения: обнаружен весьма впечатляющий склад оружия - пистолеты, автоматы Калашникова, пулеметы непонятной конструкции... много боеприпасов... приборы ночного видения... приборы, назначение которых непонятно... медицинское оборудование... склад продуктов...
Турецкий давал указания.
- Семен Семенович, вызывай из местного ОВД подкрепление с транспортом, оружие погрузить и - в Москву. Чего не знаем, пока не трогайте, вдруг это какая-нибудь атомная бомба. Теперь тут всего можно ожидать... Давайте закрывайте все оставшееся и опечатывайте... Всех лишних - долой, поставить охрану.
Никольский сидел в кабинете на полукруглом любимом своем диване. За его спиной разноцветными елочными огнями сверкал открытый бар. Из бутылки "Абсолюта" он налил полный бокал смородиновой водки и стал пить мелкими судорожными глотками.
Арсеньич с убитым видом бродил по кабинету, смотрел на дрожащие пальцы Жени.
Все рухнуло - вмиг и до основания. Все! Ничего не осталось: ни мечты, ни смешных придуманных законов, ни беззаботного веселья, ни жаркого запаха душноватой сосновой хвои. В кабинете пахло лишь пороховым дымом.
- Арсеньич, сядь, пожалуйста, рядом... - хрипло сказал Никольский.
Кашин подошел, боком присел на диван.
- Давай, дружок, в последний раз, как... сто лет назад, как было когда-то... Каждый себе наливает сам. В свой стакан. И свою судьбу...
Арсеньич достал бутылку "Бифитера", привычно механически смешал джин с тоникам, кинул дольку лимона и кусочек льда, покачал свой бокал в пальцах.
- Прости меня, - Никольский легонько коснулся его бокала своим. - Я все сам разрушил... Все поломал своими руками.
- Не надо, Жень, - поморщился Арсеньич.
- Второй тюрьмы не выдержу. И думаю, не дотяну до нее... Выполни мою последнюю просьбу. Сделаешь? Ты помнишь, о чем я.
- Может быть, не надо, Женя? - Арсеньич не возражал, не сопротивлялся, он просто еще не мог себе представить, что сказанное ими когда-то вдруг станет жестокой, трагической реальностью.
- Надо. Поэтому прошу... Боже, как я виноват перед тобой, перед Таней! Ты ей скажи правду. Потом.
- Не знаю, хватит ли сил...
- Постарайся. Это моя последняя воля... - Никольский вдруг отшвырнул пустой бокал и вцепился в голову длинными, сильными пальцами. - Зачем! Зачем все это?!
Ирину привел в чувство Сережа Селихов, успешно выполнявший, если нужно, и роль врача. Увидев его, она испуганно округлила глаза, но он улыбнулся ей, подмигнул и таинственно приложил палец к губам.
- В последнем я не виноват, - шепнул ей почти беззвучно. - Но он бы все равно тебя не украл. Я же обещал, что ни один волос не упадет... Разве что вымокла, но с кем не случается! Ничего, потерпи, краше будешь... Ты меня не видела, помни.
И он исчез так же быстро, как незаметно появился с ее кофтой, сумочкой и нотами в руках.
Турецкий подошел к Никольскому, молча посмотрел на него. Евгений Николаевич тяжко поднялся, отбросил ботинком разбитый бокал, взглянул на Арсеньича и сказал:
- Я вас понял. Пора ехать.
- Да, - кивнул Турецкий. - Вы можете взять с собой то, что вам будет необходимо. Потому что я вынужден взять вас под стражу. Сколько вам понадобится времени?
- Ни минуты, - ответил Никольский. - Я готов. Исполняйте что положено...- И вытянул к нему сдвинутые руки.
Подошли Семен Семенович с Грязновым.
Золотые руки, - вздохнул Моисеев.
- Да, - подтвердил Слава и застегнул на них наручники.
Все вышли из дома. Во дворе, развернувшись к воротам, стояли наготове машины. Прибыл и местный "автозак"-"уазик" с решетками на окнах. Семен Семенович со следователем районной прокуратуры стали закрывать и опечатывать двери. Это был очень тяжелый и для Никольского, и для Арсеньича, и, вероятно, для всех остальных живших в доме и охранявших его процесс. И он был длительным и безумно унизительным.
Лицо Арсеньича вдруг перекосила короткая судорога. Никто этого не заметил, кроме Никольского.
- Арсеньич, - сказал он негромко, - сядь и немедленно успокойся.
Но тот только кивнул, продолжая стоять, облокотившись на капот "Волги" Никольского.
- Я прошу тебя!
Никольский знал, что эти судороги у Арсеньича предвещают сильнейшие припадки. Уже давно их не было, казалось, вылечился контуженный в Афгане майор, и вот опять. Никольский подошел к нему, положил на плечо скованные руки и прижал голову Арсеньича к своей груди.
- Успокойся, ты моя последняя надежда...
...Из окна служебки Сережа Селихов увидел, как прощаются Никольский с Арсеньичем. Тяжело вздохнув, он быстро открыл дверь в соседнее помещение, снял трубку телефонного аппарата и набрал номер.
- Я слушаю, - раздался басовитый голос.
- Сергей говорит. Арестован. Увозят в наручниках.
- Действуй.
- Понял, командир.
- Возьми второго и не отпускай. Сделай запись.
- Понял.
- Все. Жду рапорт.
- Ну, закончили наконец?- Турецкому тоже было противно наблюдать за этой официальной частью процедуры. - Слава, я тебя прошу взять Ирину к себе в машину, а я поеду с Кашиным на его "Волге", следом за Никольским. Дай мне двоих с оружием. На всякий случай.
Наконец все стали рассаживаться по машинам. Никольский, подойдя к своей маленькой тюрьме на колесах, обернулся к Кашину:
- Арсеньич, помни и прощай! - Он медленно окинул взглядом дом, сад, лес, послушал, как высоко, в кронах сосен, шумит ветер, и в глазах его заблестели слезы. Нагнув голову, он шагнул внутрь машины. Милиционер захлопнул за ним дверь, повернул запор и ушел вперед, в кабину к водителю.
К окошку, забранному решеткой, подошел Сережа Селихов и низко, земно поклонился Никольскому. Закрыл лицо руками и ушел обратно в служебку.
Арсеньич тоже посмотрел на дом и сказал садящемуся в "Волгу" Турецкому:
- Он похож на покойника. Можно я ему глаза закрою?
- Как это? - не понял Саша.
- Покажу, - просто ответил Арсеньич. Он прощально поднял руку и пошевелил пальцами. И сейчас же на все окна дома, блестевшие от предзакатного солнца, опустились черные железные щиты. Свет померк в глазах у дома.
Турецкий и все остальные наблюдали с нескрываемым изумлением последние тайны дома Монте-Кристо из подмосковного поселка Малаховка.
Уже опуская руку, Арсеньич еще раз шевельнул пальцем, и у самого конька крыши вспыхнула и тут же погасла алая лампочка, которую видели только два человека, потому что только они знали ее тайну и предназначение.
Вот сейчас в опустевшем, опечатанном доме тихо выдвинулись из стен возле плинтусов маленькие панели и засветились накаливающимися спиральками. А через полчаса в подземный зал через открывшиеся люки хлынут потоки воды из цистерн и бассейна и заполнят его до потолка. Еще через пятнадцать минут сработает реле, и над спиральками, белыми от накала, выдвинутся форсунки и дружно прыснут керосином. Хитроумно продуманная тяга подхватит взметнувшееся пламя, и больше его уже ничто не остановит. Скоро от дома останется лишь черный кирпичный остов да черная вода под полом. Погребальный костер осуществленной мечты, из которого вознесется к вечному небу грешная душа его создателя. Все-таки великим инженером был Никольский...
4
Первым тронулся "автозак" с Никольским. Машина выехала за ворота, и Саня, вытянувшийся по стойке "смирно", как своему командиру, отдал Никольскому честь в последний раз.
Арсеньич повернул ключ, и мотор заработал.
- Все, - вздохнул он, и в этот момент раздался взрыв.
Еще не понимая, откуда долетел грохот, все выскочили из машины и увидели, как остальные бежали к воротам.
На бетонированной площадке, развороченная взрывом, пылала милицейская машина. Впереди, выброшенные через лобовое стекло взрывной волной, корчились на земле двое милиционеров, бежали водители других машин с огнетушителями, Саня уже заливал потоком пены горящие обломки и при этом в голос рыдал и матерился.
Арсеньич медленным, каким-то плывущим шагом приблизился к этому огню и вдруг, будто подпрыгнув и поймав на лету пулю, с маху опрокинулся на спину и забился в жутких конвульсиях.
Все растерялись, потому что не знали, что делать. Из служебки выскочил Сережа Селихов, растолкал сгрудившихся вокруг Арсеньича, кинулся на колени, подхватил его голову и стал что-то засовывать ему в рот. Припадок, при котором пружиной крутило и выворачивало все тело Арсеньича, длился несколько долгих минут. Наконец он стал затихать, словно понемногу отпускали его невидимые злые силы. Селихов осторожно подсунул ему под голову свою камуфляжную фуражку и незаметно прицепил к изнанке воротника крохотный, похожий на булавочную головку, шарик. Кашин расслабился и вытянулся на земле, словно покойник.
- Сейчас придет в себя, - сказал спокойно Селихов, задрал Арсеньичу рукав и сделал быстрый "полевой" укол коротким "афганским" шприцем. - Не удивляйтесь, это у него подарок из Афгана. Через минуту будет в полном порядке. Проверено.
И Сережа снова исчез, как растворился в воздухе, будто и не было его здесь никогда.
Горевший автомобиль тем временем загасили, растащили в стороны металлические обломки и извлекли из-под них обгоревший труп хозяина дачи. Саня-сторож вынес из своей будки кусок брезента и вместе с милиционерами завернул в него тело.
Турецкий тронул за рукав поднявшегося на ноги Кашина и удрученно покачал головой. Арсеньич был спокоен, как еще недавно Никольский.
Суки, сволочи, - процедил он отрешенно, не меняя выражения лица, и на непонимающий взгляд следователя добавил: - Я знаю, чье это дело. Поехали. Я вам все расскажу. Этого я им не прощу никогда... Всем стоять! - вдруг закричал он. - Где?..
- Кто? - быстро спросил Турецкий.
- А? - словно не понял его Арсеньич. - А, ну да, откуда вам знать... Убийцы! Гады!..
Боясь, что начнется новый приступ. Турецкий постарался успокоить его и отошел, чтобы дать указания следователю райпрокуратуры. Раненых увезти в больницу, а брезентовый сверток - в морг. Он заметил, что по двору как неприкаянные бродили какие-то люди, в форме и без, чего-то обнюхивали, поднимали и рассматривали, словно хищники на пожарище. И не прогнать их, не усовестить, и неизвестно, откуда они взялись. Тяжко, противно было на душе...
- Ну что, едем наконец, Иван Арсеньевич? - Турецкий уже требовательно обратился к Кашину. - Я готов принести вам любые извинения, но вы забыли, кажется, о моей жене! Не я ее, простите, упер; а вы! Или ваш бывший хозяин. Вы теперь единственный человек, который действительно знает, что здесь произошло. Поэтому давайте займемся делом.
Первой ушла машина с Моисеевым и Ириной. Ирке стало совсем плохо, и Семен Семенович, как человек не только воспитанный, но и благородный, засунул ей в рот сразу несколько успокоительно-снотворных таблеток, ставших с некоторых пор неотъемлемой частью и его собственного бытия. Ирка пару раз взбрыкнула, по своему обыкновению, и уснула, чем доставила большую радость старому следователю, который и сам был рад забыть все увиденное и пережитое в этот проклятый день.
Следом за Моисеевым тронулись Арсеньич с Турецким и Грязновым. Замыкал печальную процессию микроавтобус с муровцами. И только когда машины скрылись за поворотом дороги и проехали узкий бетонированный мосток через речку, из глубины двора, из-за сарая, примыкавшего к служебке, выехала последняя машина - серый "жигуленок", на который никто не обратил внимания из-за его прискорбно-жалкого вида. Неприглядность была его камуфляжем, создавала, как это часто бывает, обманчивое впечатление.
У ворот Селихов, сидящий за рулем, высунулся из окна, движением пальца подозвал сторожа Саню и сказал:
- Не тушуйся, парень. Если что, звони в офис. Кстати, передай Степанову приказ Арсеньича: команду взять на себя. И со всеми вытекающими. Он знает. Разрешаю рассказать, что здесь произошло.
- А мне Арсеньич ничего не велел, - усомнился Саня.
- Меня слушай! - жестко бросил Сережа Селихов и, выбросив из окна руку, лихо хлопнул по руке сторожа.
Мощный мотор серого задрипанного "жигуленка" позволил Селихову быстро нагнать вереницу машин. Но он не стал приближаться. Напротив, отстал на добрый километр, надел наушники и нажал кнопку магнитофона, закрепленную под приборным щитком. И сразу услышал медленный и спокойный голос Арсеньича.
...таким образом, эта служба присвоила себе право вести следствие, выносить приговор и немедленно приводить его в исполнение. Подразделение "ликвидаторов" - мы их так называли в Афгане - возглавляет полковник Подгорный Иван Федорович. Для справки - бывшая "Альфа", акция в Кабуле, убийство Амина, оперативная разработка и личное участие... Потом встретил я его в "Белом доме" вашем... В августе это было. Сильно повезло тогда демократам. Ванюша команды не получил, оттого так и живете. Ладно, теперь вам мои эмоции ни к чему... Дальше. Как я понял, замом у Подгорного- Кузьмин Василий Петрович, полковник... Адреса его и жены...
Селихов снял наушники и кинул их в бардачок машины. Лицо его было бесстрастным. Магнитофон продолжал работать.
Взяв трубку радиотелефона, Селихов набрал номер.