Как вам сказать?.. Понимаете, Сергей Поликарпович... - Он вдруг хитро ухмыльнулся, будто нашел верный ответ: - Полагаю, что лично для меня еще не наступило брачное время. Почему? Да потому что эпоха нынче на дворе смутная и никакого порядка в державе, простите, не наблюдается. А семья, как я считаю, это не только внешние, магазинные траты на завтрак-обед-ужин, но и жесткая, смертельно опасная забота обо всем, включая, в первую очередь, жизнь. Верно размышляю?.. А разве, ну вот вы, к примеру, глубоко уважаемый мною человек, государственное лицо, личность в конечном счете, обладающая безусловно и бесспорно почти абсолютной государственной властью - "почти", это в силу занимаемого вами поста, - так вот, вы скажите мне честно: можете сегодня, сейчас гарантировать спокойствие и безопасность семьи бизнесмена? Вы скажите, а я вам обещаю так же искренне поверить. Речь об обычной безопасности, поймите меня правильно. О процветании я уже и не говорю. Не до жиру...
Никольский резко выдохнул - хрипло и как-то безнадежно. Сучков уже открыл было рот, чтобы начать свою речь, но Никольский опередил его резким движением руки:
- Это было, заметьте, во-первых. А во-вторых - вот что: я - человек, как вы сказали, и мне это нравится, одной привязанности. Говорю конкретно - своего дела. Которое, кстати, тоже предполагает, если не требует, от государства вполне четких правовых гарантий. Каких? Отвечу: что мою фирму не задушат налогами, что мой банк не обворуют, проводя аудиторскую проверку, и тем самым не поставят на грань банкротства, что однажды государственные мафиозные структуры просто так, для острастки других, не сожгут мой офис или не взорвут эту дачу. Сергей Поликарпович, да вам ли объяснять, сколько нынче имеется красивых и абсолютно неподсудных способов расправиться со строптивцем! Ну что вы на это скажете?
"Молодец парень... Вопрос ставит верно, - подумал Сучков и вспомнил, что только одному Иисусу Христу было разрешено Господом Богом познать свою судьбу. - Это что же получается, неужто мне предопределена роль самого Саваофа? А что, в конце концов, у безвременья - свои законы..."
- Ну-у, если уж вы решили вот так, резко и прямо поставить вопрос. - Сучков поиграл бровями, пожевал губами, будто попробовал его на вкус. - Хотите, чтобы я вам честно ответил? - И закончил решительно: - Запомните, Евгений Николаевич, при определенных условиях я, подчеркиваю - я лично, могу дать гарантии...
Вот видите, - с явным разочарованием развел руками Никольский, - и вы тоже как все они... Но почему же только при определенных условиях? Что это за торговля? Что я слышу? Ты - мне, а я, стало быть, - тебе? И кто-то, я не имею вас в виду, готов позволить мне завести, скажем, семью? Но простите, дорогой вы мой Сергей Поликарпович, а с какой же это стати? Кто дал такое право - командовать моей жизнью? Ну то, что у нас и не социализм, и не демократия, а черт-те что такое, вроде китайской культурной революции, это и ежу понятно. Но почему сегодня человек не может заниматься сам и только своим делом? Почему по всякому поводу, а чаще по чьему-то капризу, когда я хочу приносить исключительно пользу - и не только себе, но в первую очередь государству, - меня ограждают частоколом запретов, несуществующих законов и вполне реальных угроз? Я знаю, мой вопрос почти риторический. Но ведь, Сергей Поликарпович, вожжи-то от нашей с вами "птицы-тройки" в ваших руках! Как же прикажете вас понимать?
- Ах, Евгений Николаевич, - огорченно покачал головой Сучков. - Вы, конечно, правы: дикая еще у нас страна. Разболтанная и вечно нищая. Но, хуже всего, она, кажется, привыкла к этому своему состоянию. Вот в чем весь ужас... Такой огромной и беспомощной державе знаете кто нужен в первую голову?
- Ну? - сощурился Никольский.
- Полицейский. А еще лучше - генерал. Подумайте и оцените мою откровенность...
- Но разве сказанное вами имеет подтекст? Второй смысл? По-моему, все яснее ясного. Однако не рискуем ли мы превратиться во второй Парагвай или чего похуже?..
...хотя еще вчера были ведущей державой мира? - тут же подхватил Сучков. - Обидно, не правда ли? Вот и мне однажды пришлось испытать это самое ощущение... некомфортности, что ли... обиды, горечи. И в общем, - верите? - по пустяку. Это еще в бытность мою обкомовскую, в сибирском губернаторстве, как острили тут, в аппарате,было. Прилетел однажды журналист столичный, известный, не в том суть. Чтоб интервью у меня взять. Ну, поговорили мы о делах, о перспективах наших, а положение в моей области складывалось в ту пору как нельзя лучше, Москва нас очередным орденом награждать собиралась и так далее. Короче, в самом конце беседы зашла речь об аппарате. Сколько, спрашивает он, у вас народу занято в области руководящей работой? А мне-то, извините, Евгений Николаевич, сами понимаете, эти данные по херу. Поскольку эти цифры мы никогда не афишировали. В общем, сделал я умное лицо и ответил в общих словах. А он, этот журналист, дотошным оказался: говорит, если прикинуть, в области столько-то районов, в каждом районе примерно столько-то сел и деревень, в них положено держать столько-то начальства - прямого и косвенного, - словом, стал он считать на пальцах, и вышла у чего в результате цифра, весьма близкая к истинной. Огромная цифра. Опасная. Я, конечно, молчу, слушаю его, киваю, чего магнитофон не фиксирует. Наш, советский, - на ихние рассчитывать нельзя, сплошной компромат. Ну, в общем, молчу я, его слушаю. А он знаете чем закончил? У Муравьева-Амурского, говорит, - ну известного сибирского губернатора, в прошлом веке жил, - у него, говорит, были полицмейстер, мудрый еврей для совета, три урядника и полсотни казаков с нагайками. И все. А порядок сохранялся аж до самого океана. И территория - не чета моей области, вдесятеро обширнее. Но самое печальное, что ведь прав, сукин сын! Вот ведь что сгубило нашу с вами драгоценную державу. Собственно, мы сами ее и сгубили. А потом, когда пришла нужда брать вожжи, как вы выразились, в свои руки, развели демократию: кто будет конем, кто извозчиком, а кто телегой. Но ведь жила Россия! И свои Рябушинские у нее были, и Мамонтовы, и Прохоровы, и даже такие своеобразные типы, как Саввы Морозовы. Все у нас было. И главное - был порядок, о Господи, прости и помилуй мя, грешного...
Последнюю фразу Сучков сказал бегло и не очень внятно, как говорится, было бы желание - услышишь, нет - и не надо. Но Никольский услышал.
- Ну, я полагаю, - растягивая слова с хрипловатой вальяжностью, заметил он, - вы еще не взяли в обычай, как некоторые наши предводители, красоваться перед телекамерой со свечкой в руках в Елохове-то, глядите, мол, и я ваш, сродственный, так сказать, от земли, от сохи, мого батю тож раскулачивали? А то вот я книжки наших "новых русских", как они себя величают, иногда почитываю и вижу - все, оказывается, дети раскулаченных. Или внуки. Включая президентов. А вы разве не знаете? - удивился Никольский совершенно непонимающему взгляду Сучкова. - Господи, да чего ж это они вам читать-то дают? Вы сами почитайте, вот и сделаете вывод, с кем быть, с кем дружить... Взгрейте получше свою команду, чтоб не только постановлениями Верховного Совета интересовались... Шутка, Сергей Поликарпович. Но у меня тем не менее сложилось после ваших слов впечатление, что вы по царю-батюшке тоскуете. Не так? О Сталине молчу.
- Давайте подождем еще немного, Евгений Николаевич, - сказал после паузы Сучков и нарочито громко вздохнул. - Думаю, скоро все должно разрешиться. Не может страна как дерьмо в проруби без конца болтаться. Не должна... Но ведь тогда, извините, и главный вопрос встанет: кто с кем? И где ты был.
Очень неприятным холодком пахнуло на Никольского от этих вопросов. Он даже слегка поежился, как заметил Сучков, но быстро взял себя в руки и поднялся.
- Спасибо за откровенность, Сергей Поликарпович. Полагаю, у нас еще будет сегодня возможность вернуться к этому разговору. А сейчас давайте-ка все-таки перейдем к основному делу: боюсь, хороший парок уйдет, а тут нельзя, чтобы перестоялось. Поэтому - прошу.
Он открыл дверь в соседнее помещение, отделанное небесно-голубым кафелем, радующим глаз, и где был небольшой бассейн, огражденный серебристыми перилами, а в глубине, на деревянном подиуме, размещались велотренажер, шведская стенка, штанга, гири и прочие спортивные причиндалы. Там же находились и различные душевые устройства. Все рационально, свободно, красиво.
Ну а парилка, отделанная полированной розовой осиновой планкой, вызвала искренний восхищенный вздох гостя. И она стоила того. Бывал Сучков в самых разных "саунах" - грамотных, неграмотных, богатых, по-таежному примитивных, - и его, в общем, было трудно удивить чем-нибудь необычным, новым. А вот здесь, в доме у Никольского, все оказалось просто, без особых каких-то затей, зато очень удобно и просторно. Широкие полки, ступеньки, разные балясины перил. Финская электрическая печь, обложенная крупным булыжником, истекала крепким сухим жаром, пахнущим свежим хлебом, мятой, медом и еще чем-то знакомым, напоминающим цветущий летний луг, опаленный солнечным зноем. Чудо, а не парилка.
А ну-ка поглядим, как вы играете в шашки! - озорно прикрикнул Никольский, напяливая рукавицы и доставая из шаек пару разогретых, распаренных веников - дубовый и березовый. - Вы шапочку-то наденьте, - посоветовал он и показал на фетровую феску, лежащую на полке. - Не смущайтесь, совсем новая. Для доброго гостя.
Сучков охотно напялил на лысину мягкий фетр и блаженно растянулся ничком на верхнем полке, подставляя спину под обжигающий и остро покалывающий кожу духмяный поток жара.
Тело сладко постанывало и, захлебываясь, дышало всеми открывшимися порами, расслабляясь под резкими, припечатывающими ударами мягкой листвы, и мысли у Сучкова тоже становились плавными и словно размеренными.
"Он умеет слушать, этот Евгений Николаевич, - как-то посторонне размышлял Сучков. - А уметь правильно услышать - это уже наполовину понять. Ничего, не надо торопиться, дело того стоит".
Есть в этих молодых, "новых русских", своеобразная задоринка, есть. И это хорошо. Правильно. Вот и Никольский должен сам созреть до понимания, что предложение исходит от солидных людей, создающих свои правила, а потому ни отговорок, ни снисхождения не понимающих. И не принимающих. Да поймет, куда он денется...
Легкий намек он уже слопал. А когда узнает... Вернее нет, он должен сам понять, догадаться, какие силы уже созрели в горбачевском окружении и какие пути дальнейшего развития будут в самом скором времени предложены этому замордованному обществу... И вот тогда обратного пути у него уже не будет. Тем более что у самого рыльце-то в пушку, ох в пушку... Стоит лишь копнуть поглубже, да в том месте, где надо, - и нет тебя, родной ты мой, ненаглядный... Но это уже крайний аргумент...
Ах, хорошо-то как, Господи, вот ведь истинная благодать! - выдохнул, словно пропел, Сучков, послушно переворачиваясь на спину и подставляя теперь грудь и живот живительному чистому пару. И были в выражении его лица такая умиротворенность, такая Божья благодать, что никому постороннему и в голову бы не пришло разгадать, какие мысли сейчас роились в этой щедро вылепленной природой голове с сократовским лбом, тяжелым квадратным подбородком кулачного бойца и пронзительным взглядом посаженных под крутыми надбровными дугами глаз.
4
Никольский вывел, держа под локоть, охающего по-бабьи и протяжно стонущего, будто заново родившегося на свет Божий, Сучкова в предбанник, там нажал на кнопку пульта, лежавшего на скамейке, и перед ними вдруг разъехалась, распахнулась в обе стороны часть стены, открыв дорогу к большому бассейну с зеленовато-голубой, дышащей свежей хвоей водой, накрытому сверху прозрачным пластиковым куполом.
Два десятка метров - еще расслабленно - туда, столько же - но уже в темпе - обратно, и Сучков снова ощутил свое тело физически крепким и собранным. Как в лучшие дни.
В предбаннике, возле широкого топчана, накрытого накрахмаленной простыней, Сучкова ждал Арсеньич. Обнаженный до пояса, он являл собой великолепный экземпляр классического борца. Или профессионального боксера. На это последнее указывали его ранние глубокие залысины почти до темени и слегка сплющенный нос. Да, подумал Сучков, такой яркой фактуре, таким мышцам мог бы позавидовать даже Вася Кузьмин, а ведь тоже отменно тренирован. И реактивен. Но Вася иногда бывает чрезмерно резок и напорист, меры не чувствует, да и лапы у него слишком уж железные - тиски, а не руки. А вот у Арсеньича движения оказались мягкими, словно кошачьими, однако Сучков быстро ощутил на себе их проникающую жесткость и сдержанную силу.
Негромко пел невидимый динамик голосом Высоцкого. И Сучков, снова расслабляясь под пальцами Арсеньича, вдруг как-то отрешенно и с запоздалым сожалением подумал, что еще каких-то пятнадцать - двадцать лет назад мог позволить себе слушать этого певца и двусмысленно хмыкать под его особо меткими пассажами лишь у себя дома. В некачественных записях, где песни постоянно перемежались криками и восторженными овациями зала. А вживе, воочию так и не пришлось. Он сам запретил концерт этого артиста в областном драмтеатре, как его ни упрашивали, умасливали и улещали представители общественности и собственные домашние. Да... Кажется, вчера только началась эта гребаная перестройка, а вот уже идеология стала в корне иной. Что было под гласным, а чаще - под негласным запретом, теперь едва ли не основа основ новой, так сказать, нравственности. Секретарь обкома или ЦК - со свечой в руках на богослужении в церкви, в тесном окружении своего синклита и охраны - такое ведь и вправду лишь в дурном сне могло присниться!.. А все оттого, что прежние ценности единым махом объявили сплошной трухой, не стоящей даже выеденного яйца. Впрочем, какая идеология, такое к ней и отношение, значит, того она и заслуживает. И хрен с ней, с этой научной идеологией вместе с марксизмом-ленинизмом. Другое худо - материальные ценности нельзя разбазаривать, отдавать в чьи попало руки, а именно так и происходит. Налетели голубчики, и несть им числа, из-под носа тянут, вчерашние сопляки миллиардные состояния делают.
Знавал Сучков в прежние годы крутых цеховиков - солидная публика, с размахом, с умением и терпением. Они дорого платили, но и работать умели - не чета нынешним. Их подпольные состояния годами делались, оттого и были крепкими, основательными. И себя эти мужики не афишировали, не выставляли - на вшивых "Запорожцах" ездили, скромненько жили. И такие дачи, как у этого Никольского, даже под страхом высшей меры позволить себе не могли. Опять каламбур получается, усмехнулся Сучков, ведь как раз за такую дачку им бы высшая мера и полагалась. Верно, меняются времена, круто меняются... Так что же нам теперь делать? Чем жить? Вопрос совсем не риторический, как поставил его Никольский, а самый что ни на есть жизненный, жестокий вопрос, требующий четкого и недвусмысленного ответа. А будет он таков: все зависит от того, в чьих руках окажется сейчас власть. Мы, твердо был уверен Сучков, должны ее взять, подразумевая под этим "мы" прежде всего себя и еще десяток, максимум другой серьезных, грамотных бизнесменов западного образца, таких, скажем, как Володька Молчанов, директор Средне-Волжского нефтяного концерна, Леня Дергунов, первый зам генерального Газпрома, Суханов Геннадий, президент "Станкоинструмента", или хоть тот же Мирзоев, генеральный фирмы "Сибирь". Нет, конечно, не только среди новых бизнесменов есть твердые сторонники "железной руки", сидят они и на товарной бирже, и в Госбанке, и среди областных руководителей их немало. И силовые структуры, и армия, слава Богу еще не разваленная демагогией демократов, нам в этом помогут. Разве худо от этого будет стране? Да никогда! Она сама ждет не дождется, когда прекратится этот несусветный грабеж, это бесконечное разбазаривание нажитого нелегкими десятилетиями добра, когда в руках настоящего хозяина снова станет великой необъятная наша держава. И никакая перестройка для этого не нужна. Как там сострил на днях Вася? Перестройка - перестрелка - перекличка! Ишь ты, квадратная башка, а варит...
5
Пока Сучков млел под пальцами Арсеиьича, а Никольский в охотку парился в одиночестве, время от времени с разбегу бухаясь в бассейн и резво проплывая под водой от бортика до бортика, водители и охрана первого заместителя премьер-министра, с аппетитом откушав за щедро накрытым столом, разбрелись по дачной территории, занимавшей пару с лишним гектаров соснового бора.
Кузьмин четко знал свое дело. Поэтому он, словно нехотя, вразвалочку, походил-понюхал клумбочки-цветочки, потом удалился в лес и, как бы между прочим, прошелся по всему периметру трехметровой бетонной ограды участка. Опытным глазом отметил, где и как установлена сигнализация. Нет, являясь в общем-то неплохим специалистом в этой области, Василий не стал бы утверждать, что лишь от одной мимолетной экскурсии он получил исчерпывающие сведения. Он прекрасно знал, что любая система обязательно дублируется, но вот как, это уже секрет профессионалов, а Никольский, насколько он знал, в электронике силен по-настоящему. Попробовал было Василий завести беседу на эту сугубо специальную тему с Иваном Арсеньевичем, которого все называли просто Арсеиьич, но тот, понимая, что оба они - и Василий, и он сам - занимаются одним делом, а все их индивидуальные тайны, в сущности, лишь вопрос времени, тем не менее ушел от разговора, переменил пластинку, словно предоставив Василию возможность утолять собственный интерес лично. Иди, мол, да гляди: у нас все открыто, никаких секретов. Но они-то определенно были.
Так, Василий со скрытым удовольствием отметил для себя, что одна из покрытых утрамбованным гравием дорожек от дома рассчитана на ширину автомобиля, и никакими цветочками ее не замаскируешь.
А в ограде, куда привела эта петляющая между соснами дорожка, судя по стальным тягам и мощным петлям, утопленным в бетонных столбах, должна была, вероятно, подниматься целиком секция, открывая выход на ту сторону. Он отметил для себя ориентиры, по которым надо будет найти это место с другой стороны и посмотреть, куда ведет дорога дальше. Возвратившись к даче, Василий также вычислил, что буквально в двух шагах от бассейна, где сейчас с фырканьем нырял хозяин дачи, под окольцовывавшей дом верандой явно должен находиться въезд в подземный гараж. А что там еще имеется, одному Богу известно. Нагнувшись, чтобы якобы завязать шнурок на ботинке, Василий легонько мазнул мизинцем по темному пятнышку на гравии, а отойдя, почесывая кончик носа, понюхал: точно, машинное масло. Усмехнулся - тоже мне, конспираторы! Нет, все не так просто в этом доме и немало тут скрытых хитростей. Только вот зачем все это понадобилось Никольскому? От кого должно охранять его столь серьезное инженерное сооружение? Против танка не устоит, конечно, а вот взводу спецназа здесь нелегко придется. Запросто сей орешек не расколешь. Видать, надолго и накрепко обосновался на своей даче хитрый инженер-бизнесмен. Штучка он, однако. Ну что ж, решил Василий, для первого раза мой хозяин должен быть и этим уже доволен. Маловато, конечно, но все-таки кое-что.