Он терялся в догадках, когда ехал на "хонде" к Колину тем субботним днем. Не имея никаких оснований для оптимизма, он был радостно возбужден и полон надежд. Колин и его мать жили далеко от города, практически на окраине Оррингтона, и дорога до них заняла почти полчаса. Домик, в котором после ухода Дженифер он не был ни разу, имел такой нежилой, скучный вид, что можно было подумать, что это новостройка. Но по несомненным строительным особенностям - невозможно назвать это архитектурой - это была постройка начала шестидесятых: Г-образной формы, из красного кирпича, с низкой крышей, с квадратными окнами и металлическими рамами. За домом вместо сада разместился газон с тщательно скошенной травой. Ни цветов, ни деревьев. Не единожды Джон давал Колину саженцы с хорошими корнями и ящики с цветочной рассадой, но что с ними происходило дальше, не знал, здесь они так никогда и не появились.
Они услышали, как нарочито громко миссис Гудман закрыла за собой не менее двух дверей, - что ж, такта ей не занимать! Оставшись вдвоем, Колин снова спросил, действительно ли Питер Моран живет с Дженифер.
- Я уже говорил тебе, - ответил Джон. Он начинал сознавать, что люди не всегда слушают внимательно, когда им изливают душу, но все-таки повторил: - Конечно, я говорил тебе, когда Дженифер впервые ушла.
- Может быть, и говорил. Но, возможно, не назвал имени, по крайней мере, я не запомнил.
- А теперь объясни, к чему такая таинственность?
- Ты много знаешь об этом парне, этом Моране?
- Только что ему тридцать пять. Родом он вроде отсюда. Думаю, да. Он имеет степень экономики или философии, или чего-то, точно не знаю. Полагаю, что он когда-то преподавал, но сейчас не работает. Это я точно знаю. Он снимает полуразвалившуюся хибару в Нанхаусе, думаю, за мизерную плату. - Джон понимал, что говорит пренебрежительно, но его это нисколько не волновало. - О! У него есть такая маленькая французская машина, впрочем, машиной-то ее назвать трудно, так - машинка. Ну, ты понимаешь, что я хочу сказать.
Колин рассмеялся:
- Да, ты действительно его любишь!
- А ты чего ожидал?
- Скажи, а как Дженифер с ним познакомилась?
Вопрос не слишком озадачил Джона.
- Не знаю, как она впервые натолкнулась на него. Это было слишком давно. - Он запнулся, будто не решаясь продолжать, но потом с трудом сказал: - Они были обручены, но он разорвал помолвку прямо перед свадьбой. Это было около четырех лет назад.
- Четыре года назад, - сказал Колин, - я служил временно в Государственном суде Оррингтона. Ты помнишь?
Да, Джон помнил это. Колин тогда возмущался, что за временную работу платили мало, и жаловался другу.
- Когда в четверг я увидел его в твоем доме, я почему-то сразу узнал его, а когда вернулся домой, поискал его.
- Как это - поискал?
- Ты же знаешь о моем пристрастии все записывать? Так вот. Я записывал каждого, кто приходил в суд, и кое-какие собственные комментарии о них. Твой Питер Моран тогда проходил по делу как обвиняемый. Хочешь знать, в чем его обвиняли?
- Что за вопрос? Конечно, хочу.
- "За словесное оскорбление и угрозу физическим насилием". Это юридически, - сказал Колин. Он облизнул губы, явно смущенный. - А попросту, его обвиняли в попытке изнасилования тринадцатилетнего ребенка.
Миссис Гудман просунула голову в дверь.
- Закончили, цыпленок?
- Ты же знаешь, о чем разговор, так что не уверен.
- Прекрати издеваться, цыпленок Не могу же я весь вечер просидеть на кухне. - Она поставила на стол поднос с чайными приборами, огромным коричневым чайником и такого же цвета не пропеченным на вид фруктовым тортом.
- Пожалуйста, миссис Гудман, - сказал Джон. - Я, честно, не имею ничего против. - Он посмотрел на Колина. - Не могу в это поверить.
Но Джон лукавил. Он поверил, и это многое объясняло. Внезапный уход Питера Морана от Дженифер, убежденность Дженифер, что она - единственная в его жизни женщина, его неудачные попытки получить работу по специальности и чувство отвращения, которое Джон всегда испытывал, когда видел его.
- Что с ним случилось? - спросил он. - Я имею в виду… - Джон с трудом подыскивал нужное слово, - какое наказание он получил?
- Это было первое его преступление. Или первое, раскрытое полицией, так точнее. Он получил три года условно, но шесть месяцев должен был провести в психиатрической лечебнице.
Миссис Гудман налила в полупинтовые чашки темно-коричневый чай. Колин дотянулся до своей чашки, наполненной до краев, и расплескал чай на блюдце.
- Это ты сам, цыпленок, а не я.
- Все в порядке, мама. Я не в претензии.
- А он провел эти полгода в лечебнице? - вмешался Джон.
- Полагаю, да. По крайней мере, должен был.
Джона мучил один вопрос, но ему не хотелось задавать его в присутствии миссис Гудман. Он никак не мог отделаться от ощущения, что он - в классе, а она - его учительница, высокая, сухопарая, с крючковатым носом, стоит у доски и пишет на ней задачи или прохаживается в проходе между партами, останавливается и заглядывает в тетради через плечо.
Не поднимая глаз от тарелки с толстым куском торта, он все-таки спросил:
- Кто это был, девочка или мальчик?
Слава богу! Колину не требовалось дальнейшее разъяснение.
- Мальчик.
- Странно, что в газетах ничего про это не было.
- Почему же, котенок? - вступила в разговор миссис Гудман. - Оррингтонская газета печатала. Возможно, для "Свободной прессы" эта новость не была достаточно сенсационной.
- Знаешь, он признал вину, - сказал Колин. - И довольно быстро. Все закончилось через полчаса.
Джон знал, что они сейчас подумали. И он тоже повторял ее имя про себя. Дженифер, Дженифер…
- Вы не скажете, что такое магнетит? - неожиданно обратился он к миссис Гудман.
- Магнетит? Магнитный железняк руда с магнитными свойствами.
- Да так-то и в словаре объяснено. А как можно понять по-другому?
- Подожди, котенок А если предположить, что это - магическая сила притяжения, которую муж - конечно, если обладает ею, - может использовать, чтобы вернуть сбежавшую жену?
- Влечение, - обронил Колин. - Влечение, вот что это. И можно прямо сказать, без твоей всем известной тактичности.
И после этого мать и сын пустились в привычную перепалку в довольно резкой, но никогда не выходящей за определенные пределы форме. Они никогда полностью не теряли самообладания, несмотря на ехидный смех миссис Гудман и сверкающие глаза Колина. Все закончилось замечанием старой дамы, что вряд ли Джону захочется дальше проводить вечер в таком неприветливом доме, обитатели которого постоянно препираются и доставляют гостям массу неудобств. И что он скажет на это?
Конечно, Джону оставаться не хотелось, но, собираясь покинуть их дом, он придумывал массу причин, в то время как миссис Гудман печально кивала головой и говорила, что она так и представляла, чем все закончится, и именно грубость Колина вынудит его друга уехать.
Джон мог провести параллель между его теперешним поведением и реакцией на признание Марка Симмса. Возвращаясь на "хонде" домой, он вынашивал планы, как использовать свои новые познания, точно так же, как и тогда, когда собирался идти в полицию. Остаток вечера он провел в тревожных размышлениях и к следующему дню решил, что необходимо собрать как можно больше фактов.
Просматривая в библиотеке газетные файлы, он обнаружил в "Оррингтонском обозревателе" сообщение о процессе. Оно оказалось намного скуднее, чем Джон ожидал. Отчет судебного разбирательства был скуп, имя ребенка не называлось, дабы его не опозорить. По той же причине не указывались и характерные приметы мальчика. Питер Моран не пытался ничего отрицать. На самом деле из газеты Джон не узнал ничего нового. Информация Колина оказалась даже более обширной.
Но если он такой, зачем ему Дженифер? Чтобы, по-видимому, убедить самого себя в обратном? Убежать от себя, защититься? Потому что было что-то материнское и заботливое в Дженифер? Или просто потому, что Дженифер хотела его и ее любовью можно было прикрыть все свои извращения? Размышляя об этом, Джон пришел к выводу, что слишком мало понимает анормальную психологию. Вряд ли Дженифер хотела его любви больше, чем он желал ее. Наверное, Питера Морана вылечили в клинике, если, конечно, он был в ней.
Но одно воспоминание неотступно преследовало его, и один вопрос он не переставал себе задавать. Та суббота - второе апреля, когда он и Дженифер встречались в Хартлендских Садах, был днем, когда Питер Моран, по ее словам, уезжал, и именно в тот день пропал двенадцатилетний Джеймс Харвилл. Возможно ли объединить эти два события, учитывая, что ему теперь известно? Вопрос, который постоянно мучил его и на который у него не было ответа, - а Дженифер знает?
Он обладал информацией, но она, казалось, бесполезно лежала в его памяти, как инертная масса или как магнетит, который на поверку оказался обыкновенным влечением. Но он должен вытащить из темноты и показать ее при дневном свете, чтобы вернуть жену.
13
- Ты когда-нибудь задумывался, что все могло закончиться печально? - спросил Ангус.
Они схватились друг с другом в Новой библиотеке после подготовки к занятиям.
- Почему? - Манго выглядел очень встревоженным. - Мы никогда ничего незаконного не делаем.
- Иногда у тебя ветер в голове. А дела могут стать опасными, даже если начинаются невинно. Тебя могли вычислить, ты бы влип в большие неприятности.
- Ты говоришь, как папа.
Наступило двадцать девятое июня, день, когда Манго отправил приказ своим агентам не выполнять никаких приказов на шифре "Ловушки для шпионов" и применять "Армию броненосца"-3. Отменив "Ловушку", он дал указание пользоваться остросюжетным маленьким триллером - третьим рассказом из сборника Ива Югала.
Манго хранил фотографии, которые Чарльз Мейблдин сделал в Уттинге, поместив их в папку с грифом "Совершенно секретно". Две книги по парусному спорту были возвращены Брюсу Рейнолдсу, а фотографию разбитой машины Уайтекера передали старшему Ролстону через младшего брата.
Никакие усилия со стороны Манго или его агентов не привели к разгадке шифра Штерна, не было никакого ключа, чтобы понять смысл чисел, которые стояли в начале и в конце послания.
На первой неделе июля Единорог получил письмо от отца, которое косвенно указывало на возможную потерю дома номер пятьдесят три на Руксетер-роуд. Отец Единорога писал сыну, что они, возможно, купят квартиру в Пятидесятнических Виллах, когда дом переделают. Реконструкция, кажется, не за горами. Манго в шифровке по "Армии броненосца"-3 инструктировал Василиска разузнать об этом как можно больше.
Но они получили неожиданный удар… Когда Единорог, как обычно, заглянул в тайник под лошадиной кормушкой, он нашел в нем приказ прекратить все исследования по Пятидесятническим Виллам. Он отказался от тщательно разработанного плана, как узнать у отца секретные даты и планы строительства, и по своей инициативе отозвал Василиска прежде, чем Манго сделал открытие, что приказ - ложный и прислан Штерном или его кротом. Московский Центр разгадал шифр июля.
Но это вовсе не означало, что Штерн узнал, где расположено Убежище. Во всех приказах, начиная с первого, когда упоминался дом, писали сокращенно ПВ, а не Пятидесятнические Виллы. И, скорее всего, Штерн ничего не понял. Но он разгадал шифр через несколько дней после его создания.
За три дня до окончания летнего семестра Манго заменил код из "Армии"-3 на "Армию"-7, рассуждая, что такая дерзкая замена будет неожиданной. Об изменении знали только Единорог, Василиск, Медуза и Харибда. Несколько позже посвятили также и Дракона, то есть Чарльза Мейблдина.
14
Письмо от Дженифер пришло в первый день отпуска. Конечно, уезжать Джон никуда не собирался. Надо ухаживать за садом, возможно, заняться ремонтом, провести денек с Колином и его матерью, навестить тетушку. Как это глупо, подумал Джон. Несмотря на то что все мысли заняты перевернувшими его мир известиями, он продолжает действовать, как прежний Джон. Внешне все осталось по-старому. Но он понимал, что ожидает какого-то знака и, возможно, этот знак заключен в письме. Джон открывал конверт медленно, сдерживая лихорадочное возбуждение.
Дорогой Джон,
ты говорил, что подумаешь, о чем мы просили тебя, когда с Питером приезжали к тебе. Прошло уже больше месяца, но от тебя ничего не слышно. Ты сказал, что подумаешь о разводе, и если не будешь разводиться со мной из-за измены, ты сможешь, во всяком случае, позволить развестись через два года по обоюдному согласию. Мы беседовали с адвокатом, и он подсказал, что у меня есть право на часть дома, даже, возможно, на треть. Это, наверное, выглядит отвратительно, дом изначально твой, и я не платила ни за него, ни за то, что в нем, ни пенса. Но на работе платят мало, и, конечно же, у меня нет ничего, ты знаешь, кроме того, что я получила от продажи своей квартиры. Это немного, так как были большие долги по закладной. У Питера тоже нет ничего, абсолютно никакого имущества. Не будет преувеличением сказать, что мы почти нищие.
Но вот что я хочу тебе сказать. Если ты дашь развод и мы сможем с Питером пожениться, я ничего не буду у тебя просить. Я имею в виду, что не стану требовать ни алиментов, ни раздела дома. Думаю, это честная сделка. Пожалуйста, взвесь все это. Я не собираюсь тебя шантажировать, Джон. Но и ты должен понять, если мне придется ждать развода пять лет, должна же я иметь какую-то поддержку в эти годы. В конце концов, хоть какие-то деньги.
Всегда твоя
Дженифер.
Питер Моран толкнул ее на это, подумал Джон. Потому что не смог получить работу или, вернее, не смог смириться с тем, что не способен ее получить. Разве женщина, прожившая с мужем только два года, бездетная женщина, могла претендовать на раздел его дома? Этого Джон не знал, но и спрашивать адвоката не хотел. Он бы никогда так не поступил, как бы ни нуждался.
Еще только девять утра. Они, возможно, еще не встали, но ему было на это наплевать. Он позвонил в справочную и назвал им адрес Питера. Телефон Морана ему нашли быстро. Было бы вежливее подождать, но он не хотел даже думать об этом. Джон поднял трубку и набрал номер.
Ответил тихий голос с прекрасным произношением. От неожиданности Джон чуть не бросил трубку, но все-таки нерешительно сказал:
- Это Джон Гриви.
- Да?
Как будто он никогда не был в его доме, не пил его вино, не увел его жену.
- Мне бы хотелось поговорить с Дженифер.
Просьбы подождать и не вешать трубку не последовало. Тишина, а затем звук удаляющихся шагов. Прошла целая вечность - или это ему показалось? - прежде чем подошла Дженифер.
- Привет, Джон.
- У меня твое письмо, - начал он. - Оно только что пришло.
- Не отвечай мне прямо сейчас, Джон. Ты подумай. Ты не должен отвечать сию же минуту.
- Я и не собираюсь отвечать. Я хочу тебя увидеть. Мне надо тебе кое-что рассказать.
- А что, сейчас не можешь?
Интересно, о чем она подумала? Что он уезжает? Меняет работу? А может быть, нашел другую женщину?
- Нет, это не телефонный разговор. Когда мы сможем встретиться? - Он быстро добавил: - Только вдвоем. Я не хочу, чтобы он приходил.
Он услышал ее вздох, печальный, тревожный.
- Я же работаю, Джон, - сказала она. - Не полный день, но это все равно лучше, чем ничего. Секретарская работа в одной фирме в Февертоне. Как насчет четверга во второй половине дня? Я заканчиваю после ланча, по-моему, ты тоже?
- У меня отпуск, - ответил Джон.
Она уточнила, где работает, и согласилась встретиться в час дня. Положив трубку, Джон задумался. Какая же гнусность происходит! - поразило его. У него оставалось не слишком много времени, чтобы обдумать дальнейшие действия, не более четырех дней. Затем он спросил себя, а не слишком ли быстро она согласилась встретиться с ним? Похоже, она сама хотела этой встречи? Может быть, грубость Питера оказалась непереносимой даже для нее? Он просмотрел письмо еще раз, и вновь возникла убежденность, что Дженифер писала его не без посторонней помощи.
После смерти Черри газеты в доме на Женева-роуд больше никогда не выписывали. Если Джон хотел почитать газету, он просто выходил и покупал ее, обычно "Свободную прессу". И сейчас, оплачивая газету и беря ее из стопки, он в первую очередь искал, не появилось ли сообщение об обвинении Питера Морана и вынесении ему приговора. Иначе откуда ему узнать, было ли что или нет? Если было, то Дженифер могла уже знать. А возможно, она всегда знала…
Наступила жара. Удивительно, что он всегда мог предугадать, будет ли это просто единственный день с жарой, как на сковородке, или с этого дня наступает продолжительный ее период.
Джон прошел по набережной до Рендолфского моста и, перейдя по нему реку, направился в Февертон. Дженифер объяснила, что ее строительная фирма "Олбрайт-Крэвен" размещалась в комплексе на площади в Февертоне. Фирма занимала площадь раз в пятьдесят большую, чем была у Мейтленда, но он не мог не среагировать на аналогию с Черри. Казалось, вся его жизнь состоит из параллелей и предзнаменований.
Дженифер сейчас, должно быть, там. Понедельник, вторник, среда и четверг - по утрам, так сообщила она свой график работы. Джон скользнул взглядом по окнам, пытаясь представить, за каким ее офис. Совсем так же, как в те дни, когда он простаивал под окнами коттеджа Питера Морана, наблюдая за ней. Небо было пронзительно синим, солнце, отражаясь во всех стеклах и серебристом металле рам, слепило глаза. Он раздумывал, не пройтись ли пешком, а лучше доехать на автобусе через Ростокский мост до кошачьей лужайки. Правда, за последнюю неделю он побывал там несколько раз, но в тайнике центральной опоры ничего не было. Казалось, что мини-Мафия снова затаилась.
Невинская площадь была запружена народом. "Как палаццо в каком-нибудь зарубежном городе, - подумал Джо, - заполнена туристами".
Все выползли на солнышко после пасмурных дней. Городской совет распорядился сделать клумбы с декоративной капустой coleus в ярком разнообразии оранжевых, коричневых и пронзительно зеленых соцветий, перемежающихся с красными и золотистыми шелковистыми перьями петушиных гребешков и amaranthus caudatus, что в народе называли просто "кровавыми любовниками". Джон присел на низкий парапет, ограждающий статую Лисандра Дугласа, глядя на свисающие стебли "любовников" с ярко-малиновыми цветами. Солнечные лучи играли в струях фонтана, расположенного позади памятника, дробясь в водяной ныли на тысячи маленьких радуг. Когда-то давно, в такой же невыносимо жаркий день, Черри, еще совсем малышка, подбивала его, тоже подростка, прыгнуть в фонтан. Но он не был смелым мальчиком и так и не отважился сделать это.