Она кивнула, делая вид, что верит мне. На самом деле сейчас она находилась в глухом и неверном убеждении, что горе вечно, что жизнь кончилась и теперь ей остается лишь собирать осколки прежней своей разбитой жизни, пытаясь склеить воспоминания.
- Саша, вы найдете его убийцу? - спросила она. - Я смогу вам заплатить! Поверьте, я найду деньги!
Она стиснула на груди свои руки. Сейчас для нее всего важнее было найти того, кто превратил ее жизнь в воспоминания. Гораздо важнее, чем обнаружить того загадочного незнакомца, чьи визиты в неурочный час еще недавно беспокоили ее.
- Я постараюсь. Если вы мне поможете…
* * *
Оставшийся путь прошел в раздумьях. За один только день я выудила столько, что мне хватило бы на целый женский роман, переполненный страстями и любовями, равно как и загадками. Легче от этого не становилось. Мой мозг отказывался перерабатывать всю эту информацию, поскольку вполне справедливо был возмущен. "Вы путаете меня с мусорной кучей, любезнейшая! - заявлял он с обиженной миной. - Мало того, что напичкали этими вашими Шекспиро-Вийонами, так еще и пытаетесь понять, каким, собственно, образом все это увязано?!"
Слава богу, он был еще способен помнить имена людей, которые могли бы пролить на мою "темень" хоть немного света.
Я стояла прямо перед лариковским домом. Луна, конечно, щедро дарила мне свет, но совсем не озаряла мой мозг внезапными мыслями и видениями, как это бывает с нормальными сыщиками в нормальных детективах. Так как я сыщица глубоко ненормальная, я в восторге замерла, уставившись на великолепную в белом своем сиянии царицу ночи, и прошептала:
- О боже! "В туманном отблеске луны"!
Усевшись на лавочку, я достала сигарету, как если бы мне не надо было спешить. Мечтательное настроение будто пришло на выручку усталому мозгу, давая ему передышку. Я не видела ничего, кроме луны. Словно отыгравшие первый акт актеры, отошли в тень, растворяясь в лунной дымке, герои трагедии Чистого переулка.
Вместо них, как Чеширский Кот, завис в моем воображении Франсуа с лукавой усмешкой, непонятным образом подаривший луне свои черты.
- Ну-с, - усмехнулась я. - Что вы мне поведаете, любезнейший? Сообщите, что такой дурехи, как я, даже вы не видывали?
Он растаял. Впрочем, что мог мне ответить Вийон?
Я различаю все, что здесь неразличимо.
Я различаю все, но только не себя!
Что до меня, то я сейчас вообще ничего не различала. Только слабые очертания, отголоски чужих реплик, чужих судеб, связанных шекспировской трагедией и Чистым переулком. Луна, порадовав своим обществом, скрылась в темной завесе туч. Где-то прогрохотал трамвай, возвращая меня к реальности. Я вздохнула, поднялась с лавки и пошла в офис, где уже по меньшей мере сто лет дожидался меня мой несчастный босс.
* * *
Увы мне, грешной!
Я стояла на пороге, а Лариков смотрел на меня своим "принципиальным" взором.
- Привет, - выдавливая из себя улыбку, как зубную пасту из тюбика, сказала я.
- Здравствуйте, Александра Сергеевна! - процедил сквозь зубы Лариков. - Наконец-то вы соизволили явиться! Я уж, признаться, и не чаял увидеть вас нынче!
- А сколько времени? - спросила я.
- Вечность, - по-батюшковски ответил мой босс. - Или семь часов вечера. Вы, моя драгоценная, отсутствовали ровно семь часов. И чем это вы занимались?
Я опустилась в кресло.
- Плодотворным общением, - ответила. - И, знаешь ли, устала. Очень устала. Оказывается, разговоры с людьми - самое утомительное занятие. Особенно откровенные. Такое ощущение, что меня целые сутки заставляли вручную класть асфальт. Я даже подумала, не податься ли мне в ночные бульдозеристы? Теперь же мне придется рассказать тебе все и что-то там придумать, а у меня нет сил ни рассказывать, ни придумывать… У тебя случайно нет кофе? Без кофе я вряд ли смогу шевелить моим распухшим мозгом.
- Ну-таки ты и монолог мне выдала! - развел руками Лариков. - И без кофе, заметь! Может, еще что изобразишь?
- Не-а, - помотала я головой. - Без кофе ничего не получится. Поскольку вся эта история сейчас напоминает мне уравнение с кучей неизвестных, и эффект его влияния на мое расстроенное сознание примерно такой же. То бишь убей меня, если я хоть что-то там понимаю.
Лариков подумал и понял, что сопротивляться бесполезно. Я, наверное, и впрямь смотрелась, как хорошо отжатая половая тряпочка, поскольку он даже потрогал мой лоб на предмет определения температуры.
- Сашка, ты омерзительно выглядишь, - озабоченно посетовал он.
- Спасибо на добром слове, - кивнула я. - Умеешь ты все-таки сказать приятное женщине, Лариков…
- Ладно. Пошел за порцией наркотика, - застеснялся босс.
- Быстрее, у меня уже начинается ломка, - поддержала я игру.
Он ушел, и из кухни донеслось несколько вульгарное исполнение очередного шедевра Скутера. Лариков явно повеселел, раз уж решился на подпевку радио.
Мое сознание приходило в норму, и ко мне понемногу возвращалась способность мыслить. Моя рука медленно вычерчивала на бумаге нехитрые кружочки. Нехитрые по виду, но каждый из этих кружочков бережно хранил тайну, как египетские пирамиды чей-то прах. "Вот и актеры", - сказал Гильденстерн.
- Вот и актеры, - задумчиво повторила я, заканчивая свой "примитивистский" шедевр несколькими черточками. - "Единственную дочь растил - и в ней души не чаял. А вышло так, как бог судил, и клад, как воск, растаял"…
Отвела листок на расстояние и, прищурившись, попыталась оживить свои кружочки и черточки, умозрительно приклеив им лица.
- Для того чтобы представить лица, моя милая, вы должны их увидеть. А так… Глупенькое занятие, - фыркнула я, откладывая листок в сторону.
Появился Лариков с кофе.
- Ну? - дождался он, когда я сделаю первый глоток.
- "Ей был нужен глоток "Нескафе", - сообщила я рекламным голосом. - Ладно, приступим. Кстати, ты-то сам ничего не нашел?
- Потом, - отмахнулся он. - Сначала давай твои загадки.
- Не надо так шутить, а то самой себе кажусь уж Сфинксом, - сказала я. - Так вот, вся наша славная компания оказалась тесно связана между собой. Но как тебе - выдать сначала их характеристики, а после перейти к диалектической их взаимосвязанности, или наоборот?
- Логичнее начать с портретов.
- Что ж… Вполне согласна. Правда, мне не хватает трех портретов. Но их я надеюсь нарисовать завтра. И не хватает характеристики Главного Героя Чистого переулка… К сожалению, теперь могу составить лишь собирательный его облик, по рассказам. Ну, про Соню я опущу. С ней все ясно. Маша… Маша человек очень загадочный, скрытый в себе, как улитка в домике. Пока еще не могу точно сказать, что за отношение у нее к Соне. Очень сложное, Ларчик, у нее внутреннее "я"! Соню она и любит, и как будто ненавидит - именно за то, что вот так ее любит!
- Как это? - не понял меня Ларчик.
- Знаешь, там все - страх ее потерять. Жуткая ревность. И поклонение. Как я поняла, Соня заменила ей мать. И Маша просто задыхается от благодарности и любви. Только то, что Соне кажется совершенно естественным и нормальным, для самой Маши выглядит как подвиг. Правда, Соня тоже очень любит Машу, что показывает фотоальбом - там везде Маша. Наверное, она просто избаловала Машу этой любовью. У Маши, похоже, сложилось четкое убеждение, что Соня принадлежит ей. Точно так же, как и сама Маша принадлежит Соне. Поэтому она ненавидит всех, кто пытается отнять у нее Соню. Вопрос - могла ли Маша пойти на убийство?
Я начертила в Машином кружке вопросительный знак.
- Ты-то сама как думаешь? - спросил Лариков.
- Не знаю, - честно призналась я. - Маша довольно страстная натура, во всяком случае, мне так показалось. Так что пока мы ставим вопросик и думаем. Следующий номер у нас Оля. С Олей мне надо самой увидеться, потому что пока могу судить только по тем характеристикам, которые дали ей Маша и Соня. Очень разные. Маша ее ненавидит, поэтому Оля получилась капризной, самовлюбленной и эгоистичной коровой. При этом они как-то умудряются дружить. Хотя Маша именно Олю обвиняет в развале театра. По словам Маши, Оля просто Конан-варвар получается!
- А что там за театр? - заинтересовался Лариков.
- Потом, - отмахнулась я от его несвоевременного вопроса. - Театр у нас будет в конце. Поскольку это именно то, что объединяет все эти странные натуры и, как мне кажется, служит как раз причиной трагических событий…
- Ладно, - согласился Лариков. - Что у нас дальше?
- Соня, наоборот, считает Олю Гордон очень славной, но сложной девочкой. Талант у нее был, да вот только что-то в ней есть непонятное. Например, ее взаимоотношения с отцом. Она его ненавидела и любила. Когда у Сони с Гордоном случился роман, Оля переживала это очень сильно. Но совсем не из-за матери. Однажды она пришла к Соне вдребезги пьяная и пыталась убедить Соню в том, что отец - полная сволочь и ей, Оле, Соню просто жаль. Соня сказала, что Оля неубедительна. Более того, Олина истерика вызвана просто обидой за мать. Оля расхохоталась и выпалила, что мать получает то, что заслужила, а вот Соня очень скоро тоже получит свою порцию страданий, и тогда она вспомнит Олю, которая хотела предупредить ее о некоторых особенностях бешеного нрава своего папаши! И уж мать-то ее совсем не интересует - лучше бы она заступилась в свое время за Олю или попросту ушла от Гордона, всем было бы только легче! После этого она ушла и больше никогда не разговаривала с Соней. Даже когда они случайно встречались. Оля делала вид, что видит Соню первый раз в своей жизни. Хлопала невинными глазами, щебетала "здрасьте" и отходила в сторону. А недавно Соня поняла, что Гордон твердо вознамерился окончательно и бесповоротно уйти из семьи. Так что тут мы тоже ставим вопрос. Сначала я поговорю с Олей, а потом уж решим, могла ли она убить. Есть ли у нее, проще говоря, данные к такого рода деятельности.
- А мотивы?
- Ну, Ларчик! Смотря что мы назовем мотивами! В принципе, стойкую ревность Маши тоже можно принять за мотив!
- С натяжкой, - поморщился Лариков.
- Вовсе нет, - возразила я. - Все зависит от страстности натуры. Ревность вполне достойный мотив. Впрочем, наши девушки не очень подходят. Поскольку мои маленькие "бомжихи" видели мужчину.
- Замотанного. Высокого. Но ведь могла быть и дамочка?
- Могла бы, - согласилась я. - Особенно если учесть, что они у нас не без актерского таланту, а каждая актриса мечтает сыграть еще и Гамлета. Гамлет, Гамлет… Что ж там все-таки могло случиться? Какая страшная обида?
Я задумчиво закусила нижнюю губу, сосредоточенно рассматривая торшер. Как будто его рассеянный свет, напоминающий белый лунный, мог дать мне ответ. Подсказать решение этой шарады, ребуса - да назовите как хотите!
- Остальные - кто?
- Один, представь себе, небезызвестный тебе Ванцов, - не без злорадства сообщила я.
- Ванцов? - вытаращился на меня Ларчик.
- Я знала, что ты удивишься. Вот представь себе - Ванцов. Блистал в заглавной роли. Я-то, дура, думала, что он и не подозревает о существовании Вильяма Шекспира. А он - нате вам с кисточкой!
- С ума сойти, - Лариков выглядел потрясенным. - Этот зануда?
- Если подумать, Гамлет тоже был порядочным занудой, - философски заметила я. - Конечно, он был облечен властью - будущей, предчувствием ее. Ванцов тоже, но все-таки ментура у нас не королевство. Честно говоря, я бы его с радостью оставила в подозреваемых. И смотри-ка, как он на это напрашивается! Не дает мне вести дело. Якобы сам справится, без сопливых. Если попытаться, вполне можно подобрать и подходящий мотивчик. Скажем, Ванцов под гнетом кучи нераскрытых дел решил сам кого-нибудь пришлепнуть, чтобы потом найти было легче. Только вряд ли он душится "Кензо" и разбрасывает в чужих квартирах дорогие галстуки. Разве что он удачно ограбил банк перед этим… Слушай, как это заманчиво! Навешать все на Ванцова и тихо возрадоваться его погибели!
- А кто вещал мне, что он твой брат по несчастью и ты питаешь к нему особые чувства? - напомнил Лариков.
- Ну да, - вздохнула я. - Только этот чертов брат ведет себя мерзко… Ладно, это не он. У Ванцова, к сожалению, кишка тонка… У нас остаются двое. Дима Лукьянов. Снимается в рекламных роликах. В Тарасове бывает редко, наездами, в основном обаятельно улыбается, изображая, что жизнь без "Нескафе" ему не мила. Сейчас как раз вернулся в родные пенаты, дабы отдохнуть. В момент совершения убийства находился тут, так что вполне может шагать в шеренге подозреваемых. Из той театральной компании был самым юным. Развал театра был для него трагедией.
- Но не поводом для убийства, - засомневался мой босс.
- Опять же - страстность натуры, Андрей Петрович! Для вас, может быть, и не повод. Вы человек хладнокровный и разумный, стрелять в виновников не побежите… Может быть, Дима и не мог стрелять, не спорю. Мальчик уж больно хорошенький. Но пошалить у Сони в квартире мог запросто…
- Это если мы разделяем оба случая.
- Вот-вот… Остается у нас Константин Родионович Пряников. Смешная фамилия, но при этом, по рассказам Сони, потрясающий красавец. Высок, строен, умен. Одни восхитительные характеристики. Работает учителем литературы. Говорят, в него влюблены все особы женского пола. А вот что интересно нам с тобой - сам Константин Родионович влюблен по самые уши в Олю Гордон. Еще с тех пор, как играл Лаэрта в спектакле. Они достаточно близки, и, возможно, в сексуальном плане. Правда, это могло мне просто показаться. Может, там и не было высоких чувств - а лишь секс… Кстати, знаешь, что интересно? В тот момент, когда весь театрик объяла эпидемия страсти, только один человек хранил абсолютное спокойствие.
- Ванцов? - спросил с надеждой Лариков.
- Нет. Ванцов был влюблен в Машу! Бегал за ней, даже прыгал по ее распоряжению в фонтан, а потом пробегался по стадиону, опять же по ее высокому распоряжению! В общем, творил самые кретинские подвиги и заглядывал ей в рот! Этим человеком, хранившим поразительное хладнокровие… Догадаешься, Ларчик?
Он честно морщил лоб, пытаясь прикинуть, кто же это мог быть у нас такой бесстрастный, но увы! Его попытки были тщетны.
- Оля. Оля Гордон, - завершила я.
* * *
Повода искать было не нужно. В конце концов я могу попрощаться со своим "несостоявшимся клиентом"?
Посмотрев на часы, я убедилась, что времени у меня еще вагон и маленькая тележка. Конечно, я обещала маме, что сегодня точно приду засветло - это уже отпало само собой, поскольку улицы погрязли в темноте, как куртизанки в пороке, но, если Александра Сергеевна быстренько пошевелит ножками, к десяти она вернется в материнские объятия.
Поэтому я шевелила ножками по мере сил быстро, хотя они, бедные, немного устали и пытались отстоять свое конституционное право на отдых. Так как ничего у них, бедных, не получалось, они только ныли, возбуждая во мне крайнее недовольство.
Наконец я добежала до высотного дома в десять этажей и забралась в лифт.
Мне несказанно повезло - лифт работал. Конечно, пока я добралась до десятого этажа, натерпелась всяческих страхов - он то дребезжал, то скрипел, то издавал многозначительные "ухи", отчего в мою голову закрадывались ужасные подозрения, что лифт устал, как и мои ноги, и собирается застрять где-нибудь между пятым и шестым этажами.
Поэтому, когда лифт все-таки выпустил меня из плена, я облегченно вздохнула.
Дверь в квартиру Гордонов была открыта. Я постояла, смиряясь с запахом скорби и горя, вытекающим оттуда. Потом вошла и остановилась прямо у входа.
Казалось, в квартире нет никого, кроме покойника. В доме царила тишина, и я, пытаясь сохранить эту тишину нетронутой, на цыпочках подошла к нему, радуясь, что у меня хватило ума принести с собой цветы. Мой букетик фиалок смотрелся очень скромно среди великолепных гладиолусов и роз.
Сам Гордон лежал с равнодушно-благосклонной улыбкой. Теперь смерть стерла с его лица следы скорби и пережитых невзгод. Странно, отчего мне всегда кажется, что у покойников лица счастливых людей, наконец-то дошедших до той самой точки, которая мерещилась им всю жизнь, манила и звала? Более того, мне всегда казалось, что они относятся к оставшимся на бренной земле с неким превосходством. Гордон весь этим превосходством так и лучился. Да простит мне господь бог.
Внешне он был красив. Я даже поняла Соню - его черты отличались интеллигентной плавностью. Единственное, что его портило - это вот то самое выражение. У Гордона было презрительное выражение.
- Простите, - раздался за моей спиной женский голос.
Я резко обернулась.
Женщина в черном смотрела на меня с тем непониманием, которое свойственно людям, пытающимся тебя вспомнить. Ее попытки были тщетны, поэтому я прервала их:
- Я пришла попрощаться с Андреем Вениаминовичем.
- А-а, - протянула женщина. Видимо, то, что я знала имя усопшего, ее немного успокоило.
Она была очень красивой, высокой и длинноногой, с волосами цвета янтаря. Ее глаза походили на глаза кошки - суженные к вискам, с длинными ресницами.
- Знаете, я еще не верю, что его нет, - первой нарушила она тишину. Голос ее прозвучал холодно и бесстрастно. - Не верю…
Мне показалось или это вправду?
Я присмотрелась. На ее красивом лице не было горя. Она произнесла эту фразу примерно так же, как произнесла бы совершенно другую, жизнеутверждающую фразу: "Я не верю собственному счастью".
Я боялась оторвать от нее глаза.
Они были красивы, отец и мать. Интересно, как же должна быть хороша их дочка - Оля?
Я прикрыла глаза, пытаясь представить немыслимую красавицу, вобравшую в свое лицо черты двух этих красивых людей.
- Ма? Поломничество к мощам еще не закончилось? - услышала я еще один женский голос и, резко обернувшись, встретилась глазами с Олей Гордон.
- Господи, - вырвалось у меня, когда я рассмотрела это скуластое, с узкими глазами и пухлым ртом, совершенно бесцветное лицо.
Оля была отвратительно некрасивой!