- А теперь поезжай, только осторожно. На дороге может быть гололед. И не забудь запереть машину. И еще: вот помяни мое слово, когда-нибудь вы с Питером станете лучшими друзьями.
- Ох, Кей, - тяжело вздохнула она, открывая дверь и выходя на крыльцо. - Кто не хочет видеть, тот хуже слепца.
39
Последние несколько дней Пэт Дженнингс не знала, что и думать о своем работодателе, Ричарде Уокере. В понедельник он явился в галерею со знакомым выражением облегчения на лице, которое обычно свидетельствовало о том, что его мамочка расплатилась с его долгами. Как раз в тот день его сводному брату, Питеру Кэррингтону, было предъявлено официальное обвинение в убийстве. На следующий день, во вторник, Уокер непринужденно упомянул о нем.
- Мы вчера устроили ужин в честь освобождения Питера, - сообщил он Пэт.
Та спросила у него о бывшей горничной, Марии Вальдес.
- Естественно, Питер расстроен, - ответил Уокер. - Сначала эта женщина изменила свои показания, а теперь очерняет память моего отчима. Надеюсь, мне дадут выступить в суде. Уж кто-кто, а я могу из первых рук рассказать, что на старика иной раз находили неожиданные приступы щедрости. Помню, как-то раз мы с ним и мамой ужинали в "Двадцать один". Кто-то подошел к столику и рассказал о каком-то благом деле, и Кэррингтон-старший вытащил чековую книжку и на месте выписал чек на десять тысяч долларов. И тут же пожадничал дать официанту приличные чаевые.
Упомянул Уокер в разговоре с Пэт и жену Питера, Кей.
- Она настоящее чудо, - восторгался он. - Именно такая жена и нужна Питеру. Судя по всему, несмотря на свои деньги, он никогда не был счастлив по-настоящему.
В среду утром Уокер явился в галерею в обществе смазливой молоденькой художницы по имени Джина Блэк. Как и ее предшественниц, он представил ее Пэт блестящим юным дарованием, которое под его, Уокера, чутким руководством ждет громкий успех.
"Ну-ну", - подумала Пэт.
О том, что в среду вечером на территории поместья Кэррингтонов обнаружили еще один человеческий скелет, она услышала по телевизору; они вместе с мужем смотрели вечерние новости. О том, что тело принадлежало отцу Кей Кэррингтон, рассказал ей на следующее утро Уокер.
- Пока что полиция не раскрывает подробностей, - сообщил он ей по секрету, - но на теле нашли цепочку и медальон с фотографией матери Кей. Моя мать просто с ума сходит. Она говорит, когда полицейские обыскивали участок с собаками до того, как зарядил дождь, она еще спросила их: они что, считают, что здесь кладбище?
- В поместье нашли два тела, - заметила Пэт. - Я лично ни за какие коврижки не согласилась бы там жить.
- И я тоже, - поддакнул Уокер и, обойдя ее стол, направился к себе в кабинет. - Мне нужно кое-кому позвонить. Не связывай пока меня больше ни с кем.
Дженнингс проводила Уокера взглядом, пока за тем не захлопнулась дверь.
"Знаем мы, кому ты собрался звонить, - подумала она. - Своему букмекеру. И в два счета снова окажешься по уши в долгах. Интересно, когда твоя мамочка сдастся и предоставит тебе самому разбираться со своими кредиторами?"
Она вытащила из нижнего ящика стола номер "Нью-Йорк пост", который сунула туда сегодня утром. По дороге на работу в автобусе она пропустила шестую страницу, но теперь прочла ее всю до последней строчки. Бедная Кей Кэррингтон. Каково это - быть замужем за серийным убийцей? Небось ложится спать и не знает, проснется утром или нет.
За следующий час телефон зазвонил всего однажды. Звонила женщина, представившаяся Александрой Ллойд. Она уже звонила на прошлой неделе, и Уокер не перезвонил ей. Может, ему не передали, что она хотела с ним поговорить?
- Я все ему передала, - твердо ответила Дженнингс, - но напомню еще раз.
- Пожалуйста, на всякий случай запишите мой номер и скажите, что это очень важно, хорошо?
- Разумеется.
Когда через полчаса Уокер показался на пороге своего кабинета, лицо его разрумянилось от возбуждения.
"Наверное, сделал ставки везде, где только можно", - подумала Пэт.
- Ричард, - произнесла она вслух, - на прошлой неделе я оставляла у вас на столе записку, что вам звонила некая Александра Ллойд. Она только что позвонила еще раз и просила вас связаться с ней. Сказала, что это очень важно.
Она протянула ему листок с номером телефона. Ричард взял его, разорвал на куски и скрылся в своем кабинете. На этот раз дверь за ним захлопнулась с грохотом.
40
- Удар, убивший Джонатана Лэнсинга, был так силен, что размозжил затылочную кость, - резюмировала Барбара Краузе, пробежав глазами заключение судебно-медицинской экспертизы. - Интересно, о чем теперь думает Кей Лэнсинг, глядя на своего муженька?
Том Моран пожал плечами.
- Если она не боится ночью оставаться с этим малым в доме наедине, ее, видимо, можно смело признавать невменяемой.
- На этот раз мы можем с уверенностью утверждать, что Кэррингтон действовал не один, - сказала Краузе. - Он не мог бросить машину Лэнсинга в той богом забытой дыре и потом добраться домой своим ходом. Кто-то должен был привезти его назад.
- Я просмотрел наш архив начиная с того времени, как Лэнсинг исчез и было выдвинуто предположение, будто он покончил с собой. Страховая компания заподозрила, что это инсценировка. Их люди прочесали все окрестности того места, где обнаружили машину. Люди вроде Питера Кэррингтона бросаются в глаза. Есть в них что-то этакое. Даже если бы на нем было тряпье из Армии спасения, его все равно бы заметили. В близлежащей округе никто, подпадающий под описание Кэррингтона, не садился в автобус и не брал напрокат машину. В самом крайнем случае, если он сам отогнал туда автомобиль Лэнсинга, кто-то должен был ждать его там, чтобы отвезти обратно.
- Поговаривали, что Лэнсинга уволили за пьянство, - сказала Краузе, - но предположим, причина была в другом. Предположим, кто-то опасался, что он может представлять угрозу. Его уволили через две недели после того, как исчезла Сьюзен. Еще через две недели он предположительно совершил самоубийство. К тому времени полиция тщательно обыскала все поместье с собаками, и участок между изгородью и дорогой тоже.
Перед Краузе на столе лежала копия ландшафтного эскиза, сделанного Лэнсингом.
- Вопрос в том, когда он показал этот эскиз своим хозяевам - до того, как на участке зарыли тело Сьюзен, или уже после. Если после, он сам подписал себе смертный приговор.
Она взглянула на часы.
- Пожалуй, тебе пора. Похороны Лэнсинга назначены на одиннадцать. Смотри внимательно, кто там будет.
41
Отпевать отца должны были в церкви при кладбище Мэрирест, где похоронена моя мать. Оно находится в Маве, городке, расположенном минутах в двадцати езды к северо-западу от Энглвуда. Я очень надеялась, что мне удастся сохранить время и место проведения траурной службы в секрете, но когда мы подъехали к церкви, там уже было полным-полно фотографов.
Нас с Мэгги привез водитель из похоронного бюро. Я шла между рядами скамей и видела знакомые лица: Винсента Слейтера, Элейн, Ричарда Уокера, Барров. Я знала, что все они собирались присутствовать на похоронах, но не хотела ехать вместе с ними. Когда погиб мой отец, я еще не была частью их мира, и эти последние несколько часов мне хотелось провести без них. Я не хотела делить с ними моего отца.
В своем горе я как-то отдалилась даже от Мэгги. Знаю, она любила отца и очень радовалась, когда они с мамой поженились. И после смерти матери она сама уговаривала отца снова начать встречаться с женщинами, хотя, зная ее, я не сомневаюсь: в душе она была довольна, когда оказалось, что он не может или не хочет делать это.
С другой стороны, Мэгги никогда не упускала случая пройтись на тему пристрастия моего отца к алкоголю, хотя, думаю, в своих рассказах она несколько преувеличивала, чтобы как-то оправдать его предполагаемое самоубийство.
В церкви было немноголюдно; в большинстве своем собрались подруги Мэгги: она все-таки не смогла удержаться и рассказала им, где будут проходить похороны. Но потом я увидела в ее глазах слезы, и сердце у меня защемило от жалости. Как-то она рассказала мне, что после смерти моей матери каждый раз, когда ей приходилось бывать на похоронах, она переживала боль утраты словно заново.
Я уселась в переднем ряду, на расстоянии вытянутой руки от гроба. Пальцы мои сомкнулись на медальоне, который все это время пролежал вместе с отцом в земле. Я твердила себе, что должна была понять: не мог он покончить с собой. Он никогда бы не оставил меня по собственной воле.
Мэгги расплакалась, когда певчие затянули "Аве Мария"; ее пели и на похоронах мамы тоже. "Ave, ave, ave, Maria". Сколько раз за все эти годы я слышала эту песнь? Знакомые слова. Едва отзвучали прекрасные голоса певчих, как мне почему-то вспомнился тот давний эпизод в часовне в особняке. А может, та ссора между мужчиной и женщиной была важнее, чем мне тогда показалось?
Эта мысль промелькнула у меня в голове и исчезла. Служба завершилась. Я двинулась за гробом отца по проходу. Как только я очутилась за пределами церкви, на меня со всех сторон набросились репортеры.
- Миссис Кэррингтон, вам не обидно, что в этот нелегкий для вас день ваш супруг не может быть рядом с вами?
Я взглянула прямо в объектив камеры. Питер наверняка должен был включить телевизор на тот случай, если в новостях будут показывать похороны.
- Мой супруг, как вам должно быть прекрасно известно, не имеет права покидать пределы нашего поместья. Он не виновен в гибели Сьюзен Олторп, не виновен в гибели его первой жены, не виновен в гибели моего отца. Я призываю Барбару Краузе, прокурора округа Берген, вспомнить о том, что в нашей стране действует презумпция невиновности и ни один человек не может считаться виновным, пока его вина не доказана в суде. Миссис Краузе, допустите, что мой муж не виновен в этих преступлениях, а после этого взгляните на обстоятельства этих трех смертей свежим взглядом. Я лично именно так и намерена поступить.
Вечером, когда мы улеглись в постель, Питер разрыдался в моих объятиях.
- Я не заслуживаю тебя, Кей, - шептал он. - Я не заслуживаю тебя.
Три часа спустя я проснулась как от толчка. Питера в постели не было. Холодея от ужасного предчувствия, я бросилась через гостиную во вторую спальню. Там его тоже не оказалось. С улицы донесся визг шин. Я подскочила к окну и успела увидеть, как "феррари" Питера скрылась за воротами.
Пятнадцать минут спустя патрульные машины полиции, оповещенной Глобальной Системой Слежения по сигналу электронного браслета Питера, затормозили перед замерзшей лужайкой у дома Олторпов. Когда полицейский попытался арестовать Питера, тот вскочил и с размаху ударил его в лицо.
- Он сделал это во время приступа лунатизма, - объяснила я Коннеру Бэнксу утром в суде, где Питеру должны были предъявить очередное обвинение. - Иначе он ни за что не покинул бы пределы поместья.
И снова Питера ввели в зал суда в оранжевой тюремной робе. На этот раз он был скован не только по рукам, но и по ногам тоже. Оцепенев, я слушала новый перечень обвинений:
- Нарушение правил освобождения под залог… нападение на служащего полиции… попытка скрыться.
Судья не стал тянуть с решением. Двадцатимиллионный залог отходил государству. Питеру предстояло ожидать суда в тюрьме.
- Он лунатик, - твердила я Бэнксу с Маркинсоном. - Он лунатик.
- Пожалуйста, Кей, потише, - шикнул на меня Бэнкс. - В Америке лунатизм не считается оправданием. Собственно говоря, в настоящее время у нас в стране два человека отбывают пожизненный срок за убийство, которое совершили в состоянии лунатизма.
42
Шокирующие кадры полицейской видеозаписи, на которой Питер Кэррингтон, вскочив с колен, набрасывался на патрульного перед домом Олторпов, заставили Николаса Греко усомниться в том, есть ли теперь смысл встречаться с Нэнси и Джеффри Хаммонд, семейной парой, которая была приглашена к ужину в тот злополучный вечер, когда утонула Грейс Кэррингтон.
Греко оставил им сообщение на автоответчике, и некоторое время спустя Нэнси Хаммонд перезвонила ему и предложила приехать к ним домой. Они с мужем были в отъезде, гостили у родных в Калифорнии, пояснила она.
Хаммонды жили на тихой улочке в Энглвуде, где почти все дома были старой постройки, с просторными террасами и ставнями; в таком стиле дома строили в конце девятнадцатого столетия. Греко преодолел пять ступеней, ведущих на крыльцо, и нажал кнопку звонка.
Дверь открыла Нэнси Хаммонд; она представилась и впустила его в дом. Нэнси оказалась миниатюрной женщиной лет сорока с небольшим, с серебристыми волосами, которые красиво обрамляли ее лицо и смягчали резкие черты.
- Джефф только что пришел, - сказала она. - Сейчас спустится. Ага, вот и он! - добавила она миг спустя.
Джеффри Хаммонд показался на лестнице, ведущей со второго этажа.
- Вот, значит, как моя жена представляет меня гостям? - вскинув брови, осведомился он. - "Ага, вот и он"?
Греко увидел перед собой высокого мужчину без малого пятидесяти лет, который напомнил ему астронавта Джона Гленна. Как и у Гленна, вокруг глаз у него разбегались озорные морщинки-лучики. На макушке намечалась лысина, и он никак не пытался скрыть этот факт. Греко ужасно раздражали мужчины, у которых не хватало духу взглянуть в глаза неизбежности и покориться природе. Накладку он мог различить с расстояния в милю, но ниже всего в его глазах падали те, кто прибегал к "внутреннему займу": пытался прикрыть лоснящуюся плешь длинными чахлыми прядями, зачесанными с другой стороны головы.
Прежде чем ехать, Греко произвел серьезную предварительную подготовку; прошлое у четы Хаммондов оказалось примерно таким, какого он и ожидал от друзей Грейс Кэррингтон. Оба из хороших семей: ее отец был сенатором, его прадед - членом кабинета министров. И он, и она получили неплохое образование; у них был шестнадцатилетний сын, который в настоящее время учился в закрытой частной школе. Джеффри Хаммонд собирал средства для какого-то фонда, Нэнси подрабатывала в штабе местного конгрессмена на какой-то административной должности.
Он объяснил, почему хочет поговорить с ними, и в сообщении, которое оставил на автоответчике, и потом, в телефонном разговоре. Нэнси провела его в гостиную, и он принялся осматриваться. Кто-то из супругов, видимо, любил музыку: большую часть комнаты занимал концертный рояль и ноты. На крышке рояля стояли семейные фотографии. На кофейном столике аккуратной стопочкой лежали журналы: "Нэшнл джиографик", "Тайм", "Ньюс-уик". Судя по их виду, их уже успели прочесть. Диван и кресла были добротные, но требовали замены обивки.
В общем и целом дом производил приятное впечатление, а хозяева казались людьми культурными. Как только они уселись, он приступил к цели своего визита.
- Четыре года назад вы давали в полиции показания о поведении Грейс Кэррингтон на ужине, на который вы были приглашены в вечер ее смерти.
Джеффри Хаммонд взглянул на жену.
- Нэнси, мне показалось, что, когда мы пришли, Грейс была трезва как стеклышко. Ты со мной не согласилась.
- Она была какая-то беспокойная, даже взбудораженная, - сказала Нэнси Хаммонд. - Грейс была на восьмом месяце беременности, и у нее уже были ложные схватки. Она старалась не пить. Ей приходилось нелегко. Большинство ее друзей находились в Нью-Йорке и весело проводили время. А Грейс обожала вечеринки. Но врач велел ей побольше отдыхать, и, думаю, в поместье ей было спокойней, чем в Нью-Йорке. Конечно, очень скоро она здесь затосковала.
- По всей видимости, вы очень хорошо ее знали.
- Они с Питером были женаты восемь лет. Все это время мы ходили в один и тот же спортивный клуб в Энглвуде. Когда она приезжала в поместье, то всегда заходила в клуб позаниматься. Так мы и сдружились.
- Она с вами откровенничала?
- "Откровенничала" - слишком сильное выражение. Впрочем, однажды она не сдержалась и назвала Питера богатеньким умником и занудой.
- Значит, вам не кажется, что она находилась в угнетенном состоянии?
- Грейс тревожило ее пристрастие к алкоголю. Она понимала, что спивается. Она страстно хотела этого ребенка и никогда не забывала, что у нее уже было три выкидыша. Я думаю, к тому времени, когда мы пришли, она уже успела выпить и потом каким-то образом ухитрилась добавить.
"В силу множества причин она хотела, чтобы ее ребенок появился на свет, - подумал Греко. - И не последней среди этих причин было то, что этот ребенок принес бы ей пожизненный доход в двадцать миллионов долларов ежегодно".
- А вы что думаете, мистер Хаммонд? - обратился Греко к мужу Нэнси.
Джеффри Хаммонд задумался.
- Я все время вспоминаю тот вечер, - сказал он. - Грейс действительно казалась встревоженной, когда мы только пришли, и чем дальше, тем, к сожалению, сильнее заплетался у нее язык и тем хуже она держалась на ногах.
- И никто не попытался помешать ей напиваться?
- Когда я заметил это, было уже слишком поздно. Она направилась к бару и в открытую налила себе неразбавленной водки. До ужина она клялась, что пьет обыкновенный лимонад.
- Она вешала нам лапшу на уши, - сухо заметила Нэнси Хаммонд. - Как и большинство алкоголиков, она, скорее всего, держала где-то заначку. Возможно, в туалете.
- А своего мужа она к ужину не ждала? - поинтересовался Греко.
- Не забывайте, вечеринка организовалась спонтанно, - ответил Джеффри Хаммонд. - Грейс позвонила Нэнси, чтобы узнать, сможем ли мы прийти, всего за день. А когда мы пришли, она объявила, что у Ричарда Уокера скоро день рождения и потому ужин будет в его честь. На Питера стол не накрывали.
- А Грейс не упоминала, что читала в журнале "Пипл" статью об актрисе Мэриан Хоули?
- Упоминала, - немедленно отозвалась Нэнси Хаммонд. - Собственно, когда мы пришли, она вышла к нам навстречу с журналом и потом оставила его открытым. Она восхищалась, какая Мэриан Хоули замечательная актриса, сказала, что хочет заказать билеты на ее новую постановку, что она несколько раз сталкивалась с Хоули на бенефисах и у той превосходный вкус. После ужина, пока мы пили кофе, она снова завела разговор о Хоули и все твердила одно и то же, как это делают пьяницы, про то, какой у этой актрисы прекрасный вкус. Потом она выдрала эту страницу из журнала и сунула ее в карман жакета, а журнал бросила на пол.
- Я этого не видел, - заметил Джеффри Хаммонд.
- К тому времени никто, кроме меня, уже не обращал на нее внимания. Это случилось за несколько секунд до того, как появился Питер и устроил скандал. Через несколько минут мы ушли.
Греко почувствовал разочарование. А он-то надеялся почерпнуть из этого разговора какие-то новые подробности, узнать, имел ли смятый журнальный лист в кармане Грейс Кэррингтон какое-то значение. Он поднялся.
- Не буду больше отнимать у вас время, - сказал он супругам. - Вы были очень любезны.