- Конгресс должен создать Комитет освобождения народов России, - безмятежно продолжал тем временем бывший член Московского горкома партии, - которому будут подчиняться не только дивизии РОА, но и русские казачьи части генерал-лейтенанта Петра Краснова. Кстати, сегодня среди нас есть и представитель казачества полковник Кононов, который назначен командиром 102-го казачьего полка вермахта.
- Так точно, - поднялся со своего места моложавый на вид, но уже отмеченный ранней сединой казак, заметив, что Власов оторвался от своей записной книжки и лихорадочно отыскивает его взглядом.
- Это хорошо, что вы присутствуете здесь, - глухим, угнетенным голосом проговорил командарм, - но плохо, что меня не поставили об этом в известность.
- Мое упущение, - подхватился комдив Буняченко. - Обязан был предупредить вас.
О Кононове, тогда еще майоре Красной армии, Власов впервые услышал в конце августа или в начале сентября сорок первого. Участник финской войны, награжденный орденом Красной Звезды за бои в окружении, этот офицер повел большую часть своего полка в плен, вместе с командирами и комиссаром. Но самое удивительное, что, убедив офицеров полка и добрую тысячу своих солдат сдаться немцам, Кононов повел их в плен с развернутым знаменем. А пораженному этой картиной германскому генералу сразу же заявил, что "вместе со своими солдатами желает сражаться против ненавистного русскому народу сталинского режима".
Тогда, в сентябре сорок первого, Власову казалось, что, описанная в немецкой листовке сцена сдачи полка при развернутом знамени - обычная пропагандистская выдумка, и только здесь, в Германии, убедился, что на самом деле все это правда. Оставленный для арьергардного прикрытия отхода дивизии, полк Кононова действительно пошел сдаваться в плен, хотя боевая обстановка не вынуждала его к этому.
Власов понимал, что сам он тоже выглядит в глазах миллионов русских, особенно в глазах советского генералитета, предателем. Тем не менее простить "герою финской" Кононову того, что, оставленный прикрывать отход дивизии, он откровенно предал ее и повел солдат в плен вместе со знаменем полка, - он не мог. Слишком уж это выглядело по-предательски.
Однако Жиленков мукам сомнений не предавался.
- Уже сейчас предполагается, - продолжил он свою речь, - что отдел управления казачьими войсками возглавит белогвардейский генерал Татаркин, прекрасно знающий особенности и белого, и монархического движений русских сил в Европе и США.
Чем дольше говорил Жиленков, тем очевиднее становилось его ораторское и идеологическое превосходство над Власовым. Это проявлялось настолько резко, что, как потом стало известно Власову, Трухин и еще кое-кто из генералов уже даже стали побаиваться, как бы выступление Жиленкова не стало началом раскола "власовского движения", после которого немцы могут отправить их назад, в лагеря для военнопленных, а то и расстрелять.
- Как по писаному чешет, райкомовская его душа! - прохихикал известный весельчак генерал-майор Дмитрий Закутный, который в свое время командовал стрелковым корпусом, будучи в прошлом самым старшим командиром Красной армии, после Власова.
Однако он единственный из всех присутствующих ни на какую особую должность не претендовал, довольствуясь тем, что и на фронте уцелел, и в плену выжил, а теперь вот еще и так неплохо устроился. Этот человек умел радоваться тому, чем обладал и чем наградила его судьба, поэтому, наверное, чувствовал себя самым счастливым из всего комсостава РОА.
* * *
Когда Жиленков, наконец, завершил свою речь, Власов счел совещание скомканным и отпустил всех, кроме начштаба Трухина, а также Мальцева, Малышкина и Меандрова, которых пригласил в отведенный ему кабинет. Однако по дороге туда Власова догнал генерал Шаповалов. Своему по-крестьянски грубоватому, кирпичного цвета лицу он пытался придать вид истинно германского благородства, вот только получалось это у пролетарского генерала крайне плохо.
- Еще раз, теперь уже лично, хочу поблагодарить за назначение меня на пост командира дивизии, господин командарм.
- Ну, за это вы должны благодарить офицеров абвера, да еще генерала Кестринга, на которого они нажали, - вполголоса произнес Власов, увлекая комдива к ближайшему окну-бойнице. - Как видите, и теперь, в нелегкие для себя дни, абвер все еще не забывает об одном из своих перспективных агентов.
- Значит, ветер все еще веет оттуда? - ничуть не смутился Шаповалов.
- Оттуда, генерал-майор, оттуда.
- И давно вас уведомили о моем сотрудничестве?
- Все же лучше командовать дивизией РОА, - не стал отвечать на этот, явно излишний, вопрос Власов, - чем какой-нибудь заранее обреченной разведгруппой где-нибудь в районе Тулы.
…Ну а второе, секретное, совещание Власов начал уже без Шаповалова, с участием лишь Мальцева, Трухина и Меандрова, а также присоединившегося к ним в последние минуты генерала Малышкина, который возглавлял контрразведку и службу безопасности РОА.
- Здесь, в узком кругу высшего командного состава РОА, могу сказать, что война, которая завершается сейчас в Западной Европе, это уже, по существу, не наша война, - начал свое выступление Власов, скрестив руки на груди и прохаживаясь взад-вперед за спинкой кресла, вдоль стены, украшенной портретами фюрера и императора Фридриха I.
- Вы правы, - поддержал командарма начальник штаба РОА, - война уже, собственно, не наша.
- Конечно, она истощает людские и технические ресурсы Красной армии, облегчая нам в какой-то степени основную задачу. И уже хотя бы поэтому мы будем принимать участие в заключительных боях и битвах ее. Однако истинная цель наша заключается в том, чтобы сохранить боеспособные силы РОА, вобрать в ее ряды как можно больше бывших военнопленных, белогвардейцев и остарбайтеров. Пользуясь тем, что основные силы красных будут отвлечены боями в Западной Европе, мы уже сейчас должны разворачивать партизанско-повстанческую борьбу в глубинных районах России.
- Причем делать это следует как можно скорее и интенсивнее, - на сей раз воспользовался его паузой уже генерал Малышкин.
- С этой целью в ближайшее время будет создана специальная разведшкола РОА, с тем чтобы мы могли готовить свои кадры вне сети германских разведывательно-диверсионных школ. Кроме того, я намерен обратиться к германскому командованию с просьбой передать в наше ведение несколько сотен опытных диверсантов из числа русских, причем желательно из тех, которые уже имеют опыт работы в тылу красных. С такой же просьбой мы обратимся и к белоказачьему атаману генералу Краснову. Все полномочия по развертыванию этой борьбы временно поручаются полковнику, уже представленному к чину генерал-майора, Михаилу Меандрову. Ему также было поручено разработать план начального этапа борьбы.
Власов остановился и вопросительно взглянул на Меандрова.
- Я готов, господин генерал-полковник.
Власов слегка поморщился. Он не любил, когда вспоминали о его чине, полученном из рук Гитлера. И только осознание того, что права на чин, полученный из рук Сталина, он уже тоже давно лишен, удерживало командарма от каких-либо замечаний по этому поводу. Тем более что и Меандров, и Трухин, не говоря уже об одном из первых, кто облачился в германский мундир, - Жиленкове, буквально требовали от Власова, чтобы он то ли одел, в конце концов, мундир германского генерала, то ли на тот невзрачный мундир цвета хаки, который он сшил себе, нацепил наконец генеральские погоны и прочие знаки различия.
К форме одежды Власова немцы всегда относились принципиально и воспринимали его нежелание носить германский мундир как проявление крайнего неуважения к фюреру и вермахту. Да и сам Власов не раз становился жертвой всевозможных недоразумений, поскольку, не видя на нем генеральской формы, германские патрули, и даже высшие офицеры, порой трудно соображали, кто перед ними и как надлежит вести себя с этим странно обмундированным, не обладающим армейской выправкой русским.
- Предполагаю, - поднялся Меандров, - что надо провести высадку нескольких авиадесантов в глубоких тылах советской территории, где мало войск, нет милиции, почти не действуют НКВД и СМЕРШ, а значит, у десантников будет время освоиться, частично легализоваться, создать партизанские базы и обрасти надежными людьми из местных жителей. Сделать это следует зимой, чтобы к весне следующего года, когда Красная армия основательно втянется в боевые действия на территории Венгрии, Австрии и собственно Германии, мы уже имели несколько надежных повстанческих очагов.
- Стратегически все это верно, - одобрил Власов. - Начинать следует зимой, чтобы затем, в течение всего теплого времени года, вести полномасштабные партизанские действия.
- Основные усилия свои на этом этапе, - уже более воодушевленно продолжил Меандров, - предлагаю направить на север страны, - подошел он к предусмотрительно вывешенной на стене карте Советского Союза. - Первый десант следует выбросить в район Северной Двины, которая должна стать центром Северной повстанческой зоны и командование которой я готов взять на себя. Затем с помощью созданного здесь секретного полевого аэродрома или же с помощью субмарин следует забросить большой десант в район устья реки Оби, где будет создана Восточная зона, командование которой можно поручить опытному диверсанту полковнику Киселеву.
- Я знаю этого офицера, - ответил Трухин на молчаливый вопрос Власова. - За плечами у него три рейда в тыл красных. Сильный и хладнокровный человек.
- Какой должна быть общая численность этих двух десантов? - спросил Власов.
- Точнее будет сказать, численность двух отрядов, которые придется создавать путем нескольких десантирований. Уже сейчас в моих списках есть сто пятьдесят офицеров и сто солдат.
- Офицеров больше, чем солдат? - удивленно развел руками Малышкин. - Опять создаем офицерские "батальоны смерти"?
- Таковой должна быть общая тенденция, - объяснил свою позицию Меандров. - Среди десантников офицеров должно быть значительно больше рядовых. И в районе Северной Двины, особенно в ее среднем течении, и в районе Оби расположено множество лагерей с советскими заключенными, а также лагерей германских военнопленных. Немало там и расконвоированных зэков, которые находятся на вольных поселениях и которые тоже ненавидят советскую власть. Так что солдат у нас будет хватать. Острейшая нехватка будет ощущаться в офицерских кадрах. Поэтому со временем каждый из оказавшихся там офицеров станет командиром отдельного отряда и комендантом большого повстанческого района.
- Кстати, по такому же принципу действует теперь и заграничное командование Украинской повстанческой армии, разворачивая борьбу на украинских территориях, - заметил Власов. - Мы не будем касаться сейчас различия в программах и целях наших армий, но объективно воины УПА являются нашими союзниками. По крайней мере, временными. Так что желательно, чтобы в составе наших групп было какое-то число украинцев для работы с теми украинцами, которые находятся в лагерях и живут на Севере.
- Как и какое-то число немецких офицеров, - добавил Трухин, - поскольку наши отряды будут пополняться военнопленными. Было бы неплохо, если бы это были офицеры из "русских немцев". Следовало бы связаться с обер-диверсантом рейха Отто Скорцени. Лучшие диверсионные кадры сейчас находятся под его командованием, как, впрочем, и знаменитые разведывательно-диверсионные Фридентальские курсы.
- Это верный ход, - согласился командарм. - При первой же возможности постараюсь связаться со Скорцени.
- Кстати, хочу заметить, - вернул себе Меандров право на завершение доклада, - что я написал специальный "Устав военно-политической борьбы с советской властью". В случае утверждения его штабом РОА он может стать программным документом всей нашей дальнейшей борьбы за свободную Россию, а также лечь в основу "Устава" той, новой, Русской освободительной армии, что будет зарождаться уже на территории России. К слову, возможно, ту, повстанческую нашу, армию следовало бы назвать Русской Народной Армией.
- А что, есть необходимость отказываться от названия "Русская освободительная"? - поползли вверх брови командарма РОА.
- Наименование "Русская народная" было бы понятнее советскому человеку, привыкшему к тому, что все, что именуется "народным", - свято. Да и коммунистическая пропаганда не смогла бы играть на связях этой армии с немцами, с Гитлером.
- Кстати, такое название уже было у 1-й русской бригады вермахта, которой еще в августе 1942 года командовал полковник Владимир Боярский, - напомнил Малышкин, однако не понятно было, поддерживает ли он идею переименования Освободительной армии, или же таким образом пытается избежать его. - Германцы называли ее Осиндорфской русской бригадой, одним из основателей ее стал генерал Жиленков. Но бригада отказалась воевать и против регулярных советских частей, и против красных партизан, за что и Жиленкова и Боярского приговорили к смертной казни. И если бы не заступничество полковника генштаба барона фон Ронне, их еще тогда расстреляли бы.
- Мы внимательно ознакомимся с вашим проектом Устава, господин Меандров, - сделал ударение Власов на слове "проектом", давая понять, что любой законченный документ в РОА должен исходить только от ее командующего. - И над названием новой повстанческой армии тоже основательно одумаем: стоит ли нам предавать забвению заслуги нашей Русской Освободительной армии, - не скрывал Власов, что самолюбие его слегка задето. - Тем более - в угоду советской пропаганде.
- Думаю также, что в обеих повстанческих зонах нам следует создать кратковременные офицерские и унтер-офицерские курсы, которые бы не только готовили новые кадры, но и проводили военно-идеологическую переподготовку бывших советских командиров.
- Следовательно, в обе зоны нам нужно будет десантировать группы инструкторов, - молвил генерал Малышкин, - укомплектованные преподавателями нашей офицерской и разведывательной школ.
- И вновь-таки усилив их воспитанниками Фридентальских курсов.
- Нужно будет внимательно посмотреть курсантов Фриденталя, - задумчиво молвил Власов. - Да подобрать хотя бы парочку настоящих сорвиголов, вроде того, помните, который прошел тылами и красных, и немцев, от Маньчжурии до Берлина?
- Если вы имеете в виду того белоказачьего офицера, которого послал атаман Семенов, - молвил Малышкин, - то речь идет о белогвардейском ротмистре князе Курбатове.
- Припоминаю, припоминаю, - зашелся морщинами высокий лоб командарма. - О нем как об образце истинно русского казачьего офицера говорил как-то Петр Краснов. Удивительная, утверждают, личность. Правда, теперь он уже вроде бы в чине полковника.
- Только как об удивительной личности о нем и можно было говорить. Кстати, после прибытия в Берлин князя Курбатова приняли Кейтель, адмирал Канарис, Кальтенбруннер и, как утверждают, даже Гиммлер. Несмотря на свой богатый опыт, Курбатов все же прошел курс обучения в замке Фриденталь, где его готовили уже как резидента разведки и будущего руководителя повстанческого движения.
- Если удастся привлечь этого человека к нашей борьбе, - заинтригованно молвил начальник штаба РОА, - то это можно будет считать большим успехом. Такой офицер, наверное, способен дать фору самому Скорцени.
28
В те минуты, когда самолет с членами миссии на борту приземлялся на военном аэродроме неподалеку от Будапешта, генерал-полковник королевской жандармерии Фараго Габор еще не знал, что летное поле его на какое-то время оказалось под контролем охранного отряда Ференца Салаши.
Спускаясь по трапу, он с любопытством посматривал на приближающуюся группу людей в гражданском, будучи уверенным, что его встречают чиновники из министерства иностранных дел или же сотрудники 2-го отдела Генштаба. И лишь когда инспектор жандармерии узнал в рослом плечистом мужчине отставного майора Гёзу Унгвари, он все понял. Генералу уже приходилось встречаться с Унгвари в тридцать восьмом, когда тот проходил по делу Салаши; да и потом, когда, уже в сороковом, тот вместе с руководителем нилашистов вышел на свободу и получал заграничный паспорт в качестве "гостя Третьего рейха".
Тогда Габор, который терпеть не мог нилашистов, надеялся, что пребывание "в гостях" этого типа затянется на десятилетия. Но этого не случилось. Когда же недавно генерал опять услышал о нем, то не придал особого значения: еще одна неприятная весть в череде многих других, куда более угрожающих.
- Ба, да это же королевский инспектор королевской жандармерии?! - разыграл удивление Унгвари, о котором даже из тюрьмы доходили сведения, как о человеке крайне жестоком и мстительном.
И в заключении, и на свободе его одинаково побаивались и оказавшиеся в застенках венгерские нацисты, и "красные венгры", и даже отпетые уголовники. Хотя, кто знает: возможно, люди именно с такой репутацией и нужны сейчас растерзанной войнами, слабеющей Венгрии.
- Что здесь происходит? Почему вы оказались на поле аэродрома? - все еще пытался сохранять присутствие духа жандармский генерал.
Однако Унгвари счел его вопросы сугубо риторическими. По-жандармски риторическими.
- Я давно знаю, что Сталин состоял в агентуре русской, царской, если быть точным, охранки, но не знал, что он является еще и агентом венгерской королевской жандармерии.
- Я об этом тоже не знал, - уязвленно парировал генерал.
- Бросьте! Лучше скажите, когда он завербован и под какой кличкой числится.