- Генералы, которые служат Германии, носят знаки различия вермахта! - жестко парировал штандартенфюрер. - В том числе и русские генералы. Мне это известно. А этот ходит, как обозный вольнонаемный или какой-нибудь хиви из захудалого тылового артдивизиона.
По тому, как резко отреагировал Вольке на этот аргумент СС-вдовы, Власов видел, что полковник не только прекрасно понял, с кем имеет дело, но и давно осведомлен о том, что Власов упорно отказывается надеть мундир немецкого генерала. Хотя все остальные русские генералы и офицеры уже носили форму вермахта или русские белогвардейские мундиры, но со знаками различия РОА.
Упрямство, с которым Власов отказывался от германского мундира, продолжая облачаться в какую-то странную, цвета хаки, форму непонятно какой армии и какого рода войск, раздражало в рейхе уже многих, даже самих генералов и старших офицеров.
Они справедливо считали, что такая форма одежды во многих случаях ставила командарма, а, следовательно, и их самих в крайне неловкое положение. И среди прочего мешала вести переговоры с германскими военными, не воспринимавшими его как генерал-полковника. Чисто психологически они по-прежнему видели в нем полупленного, а главное, полупризнанного лидера "германских русских" - к которым тоже относились настороженно и высокомерно, - но отнюдь не командующего РОА.
- Перед вами генерал-полковник, господин штандартенфюрер СС, - задело теперь уже и Власова. - Который присягал фюреру так же, как и вы. И будьте добры соблюдать субординацию.
Приземистый штандартенфюрер едва достигал груди Власова, он даже приподнимался на носках, чтобы показаться чуть повыше, хотя мысленно все еще господствовал над русским. Он подступил поближе к нему и, задрав голову, вызывающе смотрел на генерала, недвусмысленно прощупывая при этом пальцами кобуру.
- У гестапо, господин русский генерал, своя собственная субординация, позволяющая даже рядовому СС стрелять в любого русского, вплоть до маршала. Какое безобразие, что до сих пор вас об этом не уведомили!
- Успокойтесь, успокойтесь, штандартенфюрер, - Хейди поняла, что стычка зашла слишком далеко. - Кроме всего прочего, этот генерал - мой жених. Только вчера мы помолвились.
Вольке взглянул на Хейди так, словно ему вдруг явилась дева Мария - обнаженная и в совершенно нетрезвом виде.
А ведь еще несколько мгновений назад штандартенфюрер смотрел на СС-вдову умиленно-влюбленными глазами. Не только затерявшийся в горной долине санаторий, но и сама эта женщина казались ему символами уже послевоенной, респектабельной жизни, германской мечты. И вдруг…
- Этот русский, - вмиг сорвавшимся голосом молвил он, - стал вашим, вдовы офицера СС, женихом?!
- Что вас смущает, господин Вольке?
- Но ведь вы же!..
- Если вы решились поздравить меня, штандартенфюрер, то делайте это спокойнее.
- Считаете, что в Германии найдется хотя бы один офицер, а тем более офицер СС, который решится поздравить вас с этим, - кивнул Вольке своей непомерно большой головой в сторону Власова, - выбором.
В этой ситуации Хейди держалась прекрасно. Она достала из стола зеркальце, кокетливо посмотрелась в него и великосветски повела плечами:
- К вашему сведению, штандартенфюрер, в течение последних дней я только то и делаю, что принимаю поздравления. Причем одним из первых поздравил рейхсфюрер СС Гиммлер.
- Рейхсфюрер?! - астматически выдохнул Вольке. - Этого не может быть!
Она сочувственно взглянула на Вольке и еще более внушающе продолжила:
- Времена пошли такие, господин штандартенфюрер, что теперь многое может быть, а главное, со всяким может случиться. Поэтому не нагнетайте ненужные страсти. Тем более что вы прекрасно знаете, где и в качестве кого служит мой брат. Или, может быть, вам напомнить? - спросила начальник госпиталя все тем же спокойным, уравновешенным тоном. И все же в голосе ее появились какие-то угрожающие нотки.
Напоминать Вольке не пришлось, поскольку в этом не было необходимости. Хейди и так никому не позволяла забывать, что брат ее служит в канцелярии Гиммлера. Хотя о том, что сам Гиммлер тоже является не только родственником, но и другом их семьи, ее личным покровителем, - решалась говорить, как теперь понимал Власов, крайне редко.
- Если я не пристрелил вашего русского в этом же кабинете, то лишь потому, что по-прежнему с искренним уважением отношусь к вашему брату. - Полковник решил в упор "не заметить" появления в их разговоре очень опасного действующего лица - командующего войсками СС.
- Напрасно вы так разволновались, господин штандартенфюрер, - попыталась угомонить его Хейди. - Устраивайтесь, у нас в санатории вы прекрасно отдохнете.
- Только из уважения к вашему брату! - просипел штандартенфюрер, решительно направляясь к двери. У него явно что-то не ладилось с гортанью. - Но и в этом случае я не позволю учить меня субординации русским, которых производят здесь в генеральские чины, вместо того чтобы производить в повешенные! - яростно прохрипел он, уже стоя в приемной.
А затем Власов отчетливо услышал, как, уже за дверью приемной, штандартенфюрер на последней ноте своей сиплости прошипел:
- Русише швайн!
Власов встретился взглядом с Хейди, но та повелительно покачала головой, дескать, не смей слышать этого. Хотя уже через несколько мгновений Марта вкрадчиво поддержала гестаповца:
- Вы совершенно правы, господин штандартенфюрер. Это возмутительно.
Но и в этом случае Власову не оставалось ничего иного, как сделать вид, что ничего особенного там, за дверью, не происходит. Зато Хейди не сдержалась:
- Наконец-то я уволю мерзавку, - покачала она запрокинутой головой. - Теперь это уже неотвратимо. Причем сделаю это с чистой совестью. Не из мести, из справедливости.
- Исключительно из справедливости, - согласился с ней Власов.
12
Усевшись рядом со Шторренном, Лилия придержала его руку, как раз в тот момент, когда он попытался включить зажигание.
- А вот теперь уже торопиться не надо.
Лилии показалось, что она слишком рано покинула этот особняк. Унтерштурмфюрер видела, что баронесса и два каких-то типа, очевидно, те же, что подслушивали их разговор, притаившись за спинами средневековых рыцарей, все еще стоят на ступенях у входа. И это заставляло ее подумать о том, а не задержаться ли? Может, даже стоит пригласить баронессу в машину?
"Не надейся, количество нолей в твоем счете в "Альпийском банке" уже не прибавится, - осадила себя Фройнштаг. - Поэтому сиди и не нервничай".
- Что-то случилось? - встревожился Гольвег. Усевшись позади Фройнштаг, он чуть приоткрыл дверцу и, пригнувшись, с пистолетом в руке, наблюдал за венграми. - Создается впечатление, что нам придется отходить отстреливаясь.
- В том-то и дело, что не случилось, - проворчала Лилия. - Да спрячьте вы свой дробовик, Гольвег. Никто не собирается преследовать нас.
- Не самоуспокаивайтесь, Фройнштаг. У меня предчувствие.
- Странно, никогда раньше оно не озаряло вас.
Теперь Фройнштаг уже почему-то ясно осознавала, что слишком поторопилась прервать беседу. Нужно было попытаться войти в доверие к этой двадцатисемилетней баронессе, выяснить кое-какие нюансы замыслов Салаши, поинтересоваться силами, что стоят за ним и на поддержку которых Юлиша рассчитывает в случае переворота.
"Но разве выведенная в записке сумма гонорара - еще не проявление доверия? - язвительно спросила себя унтерштурмфюрер. И тут же ответила: - А почему бы тебе не предположить, что это всего лишь бумажка? Отвлекающий маневр, проверка перед возможной вербовкой. И потом, ты забыла, что уже после того, как Юлиша вручила тебе эту бумажку с нолями, у нее в комнате зазвенел телефон, и тебе не известно, что этой бордельной политиканше пришлось выслушать, пока ты не спеша направлялась к своей машине".
Да, пожалуй, стоило еще пообщаться с баронессой, окончательно признала свою поспешность Фройнштаг. Вряд ли Салаши догадывается о том, что Скорцени уже получил приказ арестовать Хорти и увезти его в Берлин. Такое везение вождю нилашистов даже не снилось. Общая тенденция ему, понятное дело, известна. Как и мнение фюрера. Но детали, детали операции… Сейчас его интересует: что, когда, где…
Не владея подробностями нашего плана, он все еще выжидает удобного момента, который бы позволил ему организовать переворот. Не важно какой: конституционный, то есть с помощью парламента, или самый банальный, вооруженный. И в то же время опасается, что Хорти вот-вот нанесет упреждающий или ответный удар. И сделает это с такой же беспощадностью, как совершенно недавно сделал фюрер.
- Ладно, Шторренн, трогайте, - произнесла, наконец, Лилия. - Не будем торопить события. У нас еще появится возможность свидеться с баронессой.
- Уверен: она сама будет добиваться этого, - ответил Шторренн.
- Вы что, знакомы с ней?
- Да так…
- Это не ответ. Близко знакомы?
- Увы. Слишком уж ревнив этот ее дунайский мавр Салаши. И горлорезов у него до дьявола. Однако наслышан.
- Она что, действительно бонапартистка?
Шторренн с удивлением уставился на Фройнштаг, хотя в это время они проезжали перекресток.
- Ну, этого я не знаю. Мне и в голову не приходило выяснять такое. Если вы считаете, что женщину, которая намерена стать женой фюрера Венгрии, следует считать бонапартисткой, - тогда, несомненно. Совершенно очевидно, что Юлиана фон Шемберг слишком властолюбива, чтобы довольствоваться всего лишь родовым достоинством баронессы. Эта сделает все возможное, чтобы вначале ее Салаши стал фюрером, а затем и мужем. Добившись как минимум титула графа. Для нее это, судя по всему, важно.
- А что, баронесса настолько уверена, что "затем" все же последует? - уже чисто по-женски полюбопытствовала унтерштурмфюрер.
- В противном случае погубит его. Для того чтобы отомстить, она пойдет на все. Уверен, что и во главе партии "Скрещенные стрелы" Салаши оказался только благодаря ей.
- Но как объяснить тот факт, что до сих пор баронесса почему-то мало известна в высших германских кругах именно как "женщина Салаши"? Официально за ним числятся две другие любовницы. Куда менее влиятельные.
- А Шемберг и не считает себя любовницей предводителя нилашистов. Надеюсь, вы не намекали ей на этот статус? Подобные намеки обычно приводят баронессу в ярость.
- Кем же она мнит себя в таком случае? Может, вы ответите, Гольвег? - обратилась к оберштурмфюреру, не рассчитывая на то, что Шторренн в состоянии удовлетворить ее любопытство.
- Кем бы она ни приходилась Салаши, - ответил тот, - но если мы всерьез рассчитываем на него как на фюрера, эту австриячку придется убрать. А то еще чего доброго возомнит себя императрицей.
- Не возомнит, а станет ею, - уточнил Шторренн.
- Допускаете?
- Вполне.
- Но в таком случае это совершенно меняет дело. Кто же тогда она? Договаривайте, Шторренн.
Унтерштурмфюрер помолчал и, лишь свернув в какой-то темный переулок - он вообще старался избегать людных улиц, - произнес:
- Это любопытный вопрос, фрау Фройнштаг, или Вольф, как вам будет угодно. Уверен, что вам следовало бы задаться им еще до того, как решили навестить баронессу.
- Я должна воспринять ваши слова как нравоучение?
- Думаю, что не только Скорцени, но и сам Салаши не совсем ясно представляет себе, каковы истинные планы его Юлиши, - не обратил внимания Шторренн на амбиции Лилии. - Она ведь вовсе не случайно оказалась у него в любовницах. Вряд ли баронесса питает к этому демагогу какие-то особые чувства.
- Чтобы предположить такое, не обязательно было собирать на нее сразу три досье: для абвера, СД и гестапо.
- Скорее всего, - не обратил Шторренн внимания на реплику Лилии, - она остановила свой выбор на Салаши только потому, что поставила на него, как опытный игрок - на неприметную для многих других лошадку.
- Это похоже на правду, Шторренн, - согласилась Фройнштаг. - В свое время точно так же поступила другая вдова - Жозефина Богарне, которую Юлиша обожает и принципам которой следует.
- О том, что она мечтает стать первой дамой Венгрии, догадаться не так уж трудно. Куда труднее предугадать ее следующий ход.
- Возможен и следующий? - не поняла Фройнштаг. - После того как она станет первой дамой Великой Венгрии?
Шторренн многозначительно рассмеялся.
- То, что вы услышите сейчас, ни от кого больше в этом мире услышать не смогли бы.
- Так уж ни от кого!
- Во всяком случае, в этом городе. Возможно, поэтому с трудом поверите мне. А дело обстоит таким образом: баронесса не настолько самолюбива, чтобы стремиться во что бы то ни стало овладеть именно этим, венгерским, "троном". Трон угров, как и "корона" на голове самого Салаши, нужны ей лишь постольку, поскольку благодаря им баронесса фон Шемберг рассчитывает затем воссоединить Венгрию с Австрией.
Фройнштаг разочарованно что-то промурлыкала: это ей было известно еще в Мюнхене, от приставленного к ней Скорцени консультанта по вопросам Венгрии.
- Перекреститесь, Шторренн, - совершенно по-иному отреагировал Гольвег, явно усомнившись в здравомыслии его слов. - Я понимаю, что в свое время вы прозевали аншлюс, приходя в себя после очередной попойки.
- Во время аншлюса, дорогой Гольвег, я был среди эсэсовцев, которые входили в Австрию для поддержки парней Скорцени и Кальтенбруннера. Правда, тогда я был совсем юным эсэсманном. А что касается баронессы Шемберг, то в ее лице мы имеем тайную австрийскую монархистку. Или националистку, как вам будет угодно, готовую жизнь отдать за то, чтобы была восстановлена Австро-Венгерская империя. Та самая империя, которую любимец баронессы Наполеон Бонапарт, - а Шемберг действительно поклоняется ему, вы угадали, - назвал "старой распутницей, которая привыкла, чтобы все ее насиловали".
- Он действительно так отозвался об Австро-Венгерской империи?! - воскликнула Фройнштаг. - "Старая распутница, которая привыкла, чтобы все ее насиловали"?!
- Дословно. Самому Наполеону, как вы помните, процесс изнасилования удался блестяще.
- Вы могли бы и обойтись без подобных уточнений и исторических пошлостей, Шторренн…
- Я-то мог бы, а Наполеон, как видите, нет. К тому же в баронессе течет кровь, родственная с той, что текла в жилах императора Австрии Франца I, умудрившегося столь бездарно распоряжаться "старой распутницей" во времена Наполеона.
- Так она еще и престолонаследница?!
- Причем признанная Международным монархическим союзом.
- Из этого следует, что баронесса Юлиша добивается трона не для Салаши и не для кого-то из известных нам представителей королевской династии, а… для самой себя?!
- В этом секрет ее стараний. В этом изюминка ее союза с Ференцем Салаши.
- Вы, Шторренн, даже не догадываетесь, насколько усложнили мне жизнь этим своим сообщением.
- В нынешней Венгрии никто всерьез ее престолонаследие пока что не воспринимает. Но время от времени императорская кровь ее, как это ни странно, вскипает. Так что, если вы желаете по-настоящему понять госпожу Шемберг и быть понятой ею, советую исходить из того, что и Салаши, и Венгрия для нее всего лишь средство к достижению главной цели всей ее жизни. Именно поэтому Юлиша так и ненавидит Хорти, что он мог, но не желал хоть что-нибудь сделать для возрождения империи.
- Но из этого следует, что баронесса опирается еще на кого-то.
- Следует, - не задумываясь, согласился Шторренн.
- А почему бы не предположить, что действует целая подпольная организация австрийских монархистов? - вновь попытался вклиниться в их диспут Гольвег, оказавшийся наименее подготовленным к нему.
- Вы это уже предположили, Гольвег, - заметила Фройнштаг, - жаль, что всего лишь… предположили.
- Правда, не совсем ясно, каким образом они собираются разделаться с Германией, где и слышать теперь не желают не только об Австро-Венгерской империи, но и о самой Австрии как независимом государстве.
- Вам никогда не быть политиком, оберштурмфюрер Гольвег, - рассмеялась Фройнштаг. - Право разделаться с Германией они оставили за Россией и ее западными союзниками. Неужели вам даже это не понятно?
- То есть они рассчитывают, что после поражения Германии победители заставят фюрера отказаться не только от Венгрии как своей союзницы, - попытался реабилитировать себя Гольвег, прощая Лилии ее мелкие уколы, - но и от Австрии, которую насильственно присоединили к рейху.
- Послушайте, Шторренн, - опять заговорила Фройнштаг, - вы и в самом деле обладаете хоть какими-то подтверждениями своих взглядов относительно баронессы Шемберг или же убалтываете нас своими фантазиями?
- Не фантазиями - умовыводами, что, согласитесь, не одно и то же. Но подтверждения тоже имеются. Уверен, что вы их получите.
"Вот что значит не подготовиться как следует к встрече с агентом иностранной разведки, - упрекнула себя Фройнштаг, отлично понимая, что Шторренн прав. Независимо от того, действительно ли он оперирует какими-то неопровержимыми фактами, или же основывается исключительно на своих "умовыводах". - Ты отправлялась на беседу с любовницей Салаши, как с бордельной леди, за душой у которой ничего, кроме кутежей и посещений венеролога. Оказалось же, что имеешь дело с австрийской аристократкой, для которой возрождение империи стало смыслом жизни. А теперь подумай над тем, как много ты потеряла, неверно выстроив всю встречу с ней".
- Где вы, Шторренн, были раньше, с этими своими "умовыводами"?!
- В машине, как видите.
- Жаль, что всего лишь в машине. Ваши сведения мне очень пригодились бы.
- Не отчаивайтесь, еще пригодятся. Игра ведь еще только начинается. Еще даже свечи не все зажгли.
- Кстати, на какую разведку она работает, Шторренн?
- На австрийскую.
От удивления Фройнштаг зачем-то подалась к унтерштурмфюреру, но так и замерла с приоткрытым ртом.
- Не мешало бы опохмелиться, унтерштурмфюрер, - вновь вмешался Гольвег. - Такой разведки, "австрийской", давным-давно не существует.
- Именно поэтому баронесса упорно продолжает оставаться верной ей.
- Не корчите из себя царя Соломона! - возмутился Гольвег. - Я-то ведь все равно не пойму, поскольку мне не дано, так объясните хотя бы даме.
- Разведки вроде бы не существует, вы правы, - ответил Шторренн, лихо припарковывая машину у отеля "Берлин". - Однако отдельные звенья ее, глубоко законспирированные в Венгрии еще в те времена, когда об аншлюсе ни в руководстве Австрии, ни в ее разведке никто и не помышлял, продолжают, по всей видимости, функционировать. Чтобы со временем, когда Австрия вновь обретет независимость, явить шпионскому миру образцы преданности родине и долгу.