- Сейчас прощупаю. Чтобы не влипнуть.
Спустя несколько минут, Ланцирг вернулся и провел Штубера в кабинет Мошковича.
- Так это же совсем иной пейзаж! - удовлетворенно глянул Штубер в окно, не обращая внимания на старого, совершенно облысевшего служащего, с ярко выраженными еврейскими чертами лица. - Сам не прочь бы поработать в таком кабинете.
- Сразу же хочу предупредить, - насторожился служащий, - что вакансий здесь нет и в ближайшее время не предвидится.
- Вы заявляете это с такой уверенностью?
- А кто еще может заявить об этом с такой уверенностью? - оскорбился служащий, грассируя на своем немецком идише.
- Да знаю я в этом городе одного такого, - загадочно улыбнулся Штубер. - Великолепный специалист по вакансиям. - И едва сдержался, чтобы не уточнить: "по еврейским вакансиям".
Из окна хорошо просматривалась почти вся площадь перед конторой и последние кварталы двух подступающих к ней улиц. В конце одной из них Штубер заметил крытый брезентом грузовик, предусмотрительно подогнанный Скорцени для того, чтобы в него можно было поместить раненых и убитых в перестрелке.
"Воистину убийственная предусмотрительность", - скаламбурил барон фон Штубер. Но что поделаешь, они не имели права оставлять после себя никаких следов, никаких улик.
- Главное, что Скорцени позаботился о нашем катафалке, - повел подбородком в сторону этой мрачной армейской машины Ланцирг.
- Надеюсь, Господь ниспошлет мне сегодня что-нибудь достойнее этого армейского катафалка, - загадал свою судьбу гауптштурмфюрер Штубер, но тут же вспомнил, что Ланцирг в открытую назвал имя обер-диверсанта рейха. Толкнув коллегу в бок, он кивнул в сторону Мошковича, однако Ланцирг лишь снисходительно ухмыльнулся.
- Он уже обо всем догадался, - достаточно громко, чтобы мог слышать сам Мошкович, произнес Ланцирг. - Молчание - в обмен за право выезда в Палестину через Турцию.
- В таком случае будем считать, что в вашем лице господин Мошкович уже подготовил себе достойную канцеляристскую замену. Кстати, может, и нам уже пора подумать о путях "стамбульского эсэс-исхода" из Европы? Как-никак, турки нам не враги. Думайте, Ланцирг, думайте.
- Если бы я не думал об этом, то с чего вдруг завязывал бы столь трогательные отношения со служащим дунайской пароходной компании Венгрии, который как раз и представляет здесь известные сионистские круги Палестины? - вполголоса, хотя и не особенно таясь, проворчал коммандос Ланцирг.
33
Борнемисца - сорокалетний, полнеющий, с отчетливо наметившейся лысиной, перепахивающей большую черноволосую голову, мужчина встретил "майора Дравича" и его "адъютанта" с любезной улыбкой, усадил за стол и сразу же велел секретарше принести чаю с коньяком.
"А ведь этого провинциального мерзавца придется брать вместе с Хорти, - внимательно проследил за его знаками гостеприимства Розданов. - Обрати внимание, как он старается подготовить благоприятную почву для переговоров!"
В чем его-то выгода, терялся в догадках поручик. Если бы речь шла о переговорах с англичанами или американцами, - его старания еще можно было бы как-то объяснять. Но ведь речь идет о растерзанной гражданской войной, межнациональной враждой и оккупацией Югославии, будущее которой еще более мрачное и призрачное, нежели будущее Венгрии.
Так чего Борнемисца, Хорти и их сторонники добиваются, решаясь на переговоры с представителями югославских коммунистов, на что рассчитывают? В частности, владелец пароходной компании "Феликс Борнемисца"? Уцелеть, когда к власти в Будапеште придут прорусские или проюгославские коммунисты? Так ведь конфискуют всю твою контору к чертовой матери. И расстреляют, "как врага трудового народа". Или отправят в Сибирь.
Но даже эти погребальные перспективы могут открыться со временем, а пока что в Будапеште господствуют германцы. И вздернуть тебя - пять минуть развлечения. Впрочем, русские уже тоже пришли. Честь имею кланяться.
- Господин Хорти сейчас появится, - проговорил владелец компании, указывая пальцем на оживший телефон.
- С нетерпением ждем.
Слава богу, Борнемисца не владел ни сербским, ни хорватским, а говорил на каком-то скверном немецком, сымитировать который было несложно. Особенно Розданову с его славянским акцентом.
- Да, да, дорогой Николас! - все с той же любезностью кричал Борнемисца в трубку. - Они уже у меня. Всего лишь небольшое дельце, связанное с дунайским судоходством. Мой девиз: "Война войной, а торговля торговлей". Половина кораблей потоплена. Нужно думать, как жить дальше. Что? Да-да, конечно. Никто, кроме меня. Жду.
"Все, что шло после слов "Они у меня", уже выглядело жалкой попыткой хоть как-то сбить с толку подслушивающих, - подумал Розданов. - Хоть какая-то видимость конспирации, пусть даже слишком запоздалая и неуместная".
"Но стоило ли так стараться?" - с удовольствием вдыхал он запах французских духов, источаемый налитым, словно выточенным из твердой древесины, телом только что вошедшей тридцатилетней секретарши - пышногрудой и светловолосой, совершенно не похожей на венгерку, какими Розданов мог их себе представить.
"Ах, если бы не эта чертова конспирация!.. - водил он плененным носом, словно флюгером, вслед за движениями девичьих плеч. - Вот кого следовало бы похищать из конторы этой пароходной компании без пароходов!"
Расставляя чашки и рюмки - "на четыре персоны", сразу же обратил внимание Розданов, - секретарша слишком задержалась возле него, да к тому же почти прикасалась талией к его щеке. У Розданова, порядком соскучившегося по женским духам и духу женского тела, не хватало мужества отклонить голову.
- Спасибо, Эльжбетта, - Борнемисца продолжал говорить на немецком, чтобы гости могли понимать его. - Вы еще понадобитесь нам.
- Это уж несомненно, - не удержался Розданов, опьяненно поводя головой.
Секретарша отреагировала на предупреждение шефа на своем немыслимом венгерском, однако улыбка ее ни в каком переводе не нуждалась.
"А ведь ее тоже придется убирать! - почти с сожалением вспомнил поручик, когда, призывно виляя бедрами, Эльжбетта выходила из непомерно большого кабинета шефа. - Или "успокаивать". Иначе своим визгом она поднимет на ноги пол-Будапешта".
- Господин Хорти прибудет через десять минут, - сообщил Борнемисца, и, перехватив взгляд Розданова, самодовольно заметил: - Ничего-ничего, не волнуйтесь, я не ревнив. Понимаю, в горах Югославии таких не встретить.
- Последние полгода мы в основном партизанили в Белграде и в его пригородах, - ответил Розданов, помня о тонкостях своей диверсионной легенды. - Однако и в столице ничего подобного видеть не приходилось.
Розданов взглянул на впавшего в дипломатическую молчаливость Гольвега. Тот и дальше продолжал молчать, но когда Борнемисца, Розданов и Эльжбетта рассмеялись, все же из вежливости присоединился к ним.
- Если встреча пройдет удачно, мы сможем провести вечер в одной проверенной компании. С Эльжбеттой и ее подружками, - завершил эту захватывающую тему судовладелец. - Кстати, у Эльжбетты хороший вкус. Но об этом чуть позже, а пока что приступаем к делу. В двух словах, господин майор…
- Дравич, - подсказал Гольвег.
- Так вот, если коротко, в двух словах… Чтобы еще до прихода господина Хорти. Только совершенно искренне. Поймите, меня интересует это как промышленника. Каково сейчас положение в Югославии?
Гольвег задумчиво посмотрел в потолок.
- Буду абсолютно откровенен, если позволите.
- Вы говорите не с политиком, а с промышленником. Меня интересует лишь суровая действительность.
- Только учитывая это, скажу: народ почувствовал, что Германия уже далеко "не та", какой она была в начале войны, и что русские у границ. Англо-американцы тоже рядом. Все, кто еще вчера колебался, сегодня приходят в отряды партизан и просят дать им оружие.
- Подобные слухи до нас доходят, - подтвердил Борнемисца, укрепляя Гольвега в вере, что авантюра с переодеванием уже почти удалась. Это его вдохновило, и он ударился в импровизацию.
- В горные районы германцы теперь уже почти не суются. За последние три месяца - ни одной серьезной карательной экспедиции. Ничего, кроме вылавливания подозрительных лиц на вечерних улицах Белграда, Любляны и нескольких других городов, которых затем превращают в заложников. Но расстрелы заложников лишь усиливают ненависть к германцам, усташам, чечникам и другим формированиям и увеличивают число партизан.
- Тем не менее мне приходилось слышать, что в горных районах все еще идут упорные бои. Об этом говорят сами германцы.
- Кого вы слушаете? Германцев? Что им еще говорить? Не спорю, отдельные стычки еще происходят, однако мы давно заперли германцев в городах.
- Понимаю, пропаганда, - довольно рассеянно слушал его миллионер, думая в это время о чем-то своем. И не ясно было, к чьей стороне относится это пренебрежительное "пропаганда".
- Германцев мы прогоним, вот увидите. И сразу же возьмемся за своих богачей, за промышленников.
Судовладелец с нескрываемым ужасом посмотрел на Гольвега: "Неужели этот красный югославский партизан не понимает, что перед ним сидит один из таких, ненавистных красным, богачей?! - прочитывалось в его взгляде. - Хоть бы из уважения помолчал о своей классовой ненависти".
- Пойдем по стопам России. Одних сразу же расстрелять, других в лагеря, на рудники. Может, даже договоримся со Сталиным и часть заключенных продадим ему, для сибирских рудников. Коммунистической Югославии нужны только одни хозяева земли, фабрик и заводов: рабочие и крестьяне, - поддержал Гольвега поручик Розданов. Ему доставляло удовольствие выступать в роли "коммунистического пропагандиста" и наблюдать при этом, как удлиняется и сереет лицо промышленника-миллионера.
- Неужели и вы своих классовых врагов - тоже в Сибирь? - недоверчиво уточнил Борнемисца.
- Не в Сибирь, так в Дунай, - пожал плечами Розданов. - Впрочем, у нас и своих шахт и карьеров хватает.
Борнемисца недовольно покряхтел и уткнулся в какие-то бумаги. То, о чем говорил этот югослав, звучало явно неуместно. Даже бестактно. Но заставляло задуматься. И было над чем. Войну-то он, по существу, пережил. Сумел, пристроился, приспособился. Дружба с Хорти-младшим помогала ему в самых сложных ситуациях, но прежде всего обеспечивала доступ к кабинетам регента и премьер-министра.
А все дело в том, что Николас время от времени отправлялся в небольшие плавания по Дунаю. И нет ничего удивительного, что для него всегда находились хорошая каюта, две девушки, - он любил развлекаться с двумя сразу, человек мог позволить себе такую слабость, - и бутылка-другая красного токайского вина. Вечером кораблик отходил от пирса, а к утру причаливал. Под вечер отходил, а к утру…
Впрочем, иногда и не отходил. Собственно, само плавание как таковое Николауса никогда не привлекало. Все равно на палубе он почти не появлялся. И не только в целях безопасности, просто придунайские пейзажи его никогда не интересовали. Каюта. Мерное, убаюкивающее покачивание. Проплывающие мимо речные берега. И девичьи ласки. Чего еще желать сыну сухопутно-речного адмирала?
Понятное дело, что все его привычки и прихоти гестапо были известны. Давно и доподлинно. Правда, собиралось досье с несколько иными намерениями. До сих пор сотрудникам будапештских отделов гестапо и СД вместе с агентами венгерской контрразведки в основном приходилось заботиться о безопасности будущего диктатора Венгрии, а не о том, как бы его выловить. Ну да это мелочи. Было бы в порядке досье. Составленное со знанием дела, оно годится для любой власти и любой цели. Вот только теперь цели немецкой и венгерской служб безопасности стали разными.
- Не забывайте, что некоторые дивизии немцы уже вынуждены выводить из Югославии, перебрасывая их на Восточный фронт или север Италии, - продолжал играть свою роль Гольвег. Ему это было несложно: говорить приходилось правду. - Еще два-три месяца, и Югославия сама сможет освободиться от оккупантов. Как это уже сделали Румыния и Болгария.
- Но в Болгарии несколько иная ситуация. Там армия была верна царю. И не произошло гражданской войны. Разве что появилось несколько партизанских отрядов, состоящих исключительно из коммунистов. И потом, Советский Союз объявил Болгарии войну.
- Так почему бы и Венгрии не последовать ее примеру?
- Да потому, что к власти в Болгарии в конце концов пришли коммунисты! - возмутился Борнемисца. - Еще немного, и они в самом деле начнут создавать колхозы.
- Почему же вы забываете, что в армии Тито тоже много коммунистов? - вклинился Розданов, не без основания считая себя специалистом по России, колхозам и комиссарам.
- Не коммунистов, адъютант, - поспешил исправить положение "майор Дравич", - не коммунистов. Это Народно-Освободительная армия. Для нее главное - независимость, свобода. А с государственным устройством мы как-нибудь разберемся, на досуге.
- Вам виднее, - согласился Розданов, решив, что самое время оставить "майора" и директора компании наедине. Вот-вот должен был появиться Хорти, так что пора было действовать.
34
Радостно улыбаясь, Эльжбетта щебетала по телефону. Судя по ужимкам, она договаривалась с одной из своих постоянных подружек, предвкушая приятный вечер в обществе самого Николя, как они, на французский манер, называли между собой Николаса-Миклоша Хорти.
Поскольку беседа явно затягивалась, Розданов попытался как-то привлечь внимание девушки. Но всякий раз, когда ему это уже почти удавалось, секретарша непонимающе смотрела сквозь него невидящим, безразличным взглядом и отворачивалась.
"Да она не то чтобы мужчины… Она даже человека во мне не увидела! - вскипел холодной яростью поручик белой гвардии. - Провинциальная мерзавка!"
Но трогать ее нельзя было. Николаса Хорти она должна была встретить, как всегда стоя в приемной, улыбающейся и благоухающей. Словом, не время. А жаль.
Прикуривая, Розданов заметил, как подло дрожит зажигалка. Ничто так не оскорбляло и не выводило его из себя, как безразличие женщины.
Штубер стоял в коридоре, справа от входа, у окна. Но его безразличие поручика не оскорбляло, он спокойно пристроился рядышком.
- Очень удачное время вы нашли для своих амурных дел, поручик, - въедливо молвил барон.
- Не последний день живем, Штубер. Надо думать о дне завтрашнем.
Проходили какие-то люди, хлопали костяшками счетов, доносились обрывки телефонных разговоров. До поры до времени текла обычная конторская жизнь. Но лишь до поры до времени…
Ни Борнемисца, ни Хорти пока не позаботились о том, чтобы освободить здание от лишних людей и перекрыть доступ к нему. Проникновение их группы в офис компании через черный ход показалось поручику смехотворной перестраховкой. Хотя трудно сказать, что в таком деле можно считать перестраховкой, а что обычными мерами безопасности.
Они вошли в кабинет Мошковича и приблизились к окну. На площади, перед зданием, начало происходить что-то необычное: шум моторов, голоса, четкие слова команд…
С высоты второго этажа Розданов и Штубер молча наблюдали, как одна за другой подъезжают машины с венгерскими солдатами, которые тотчас же рассыпаются, оцепляя здание конторы и блокируя все подступы к нему.
Коммандос многозначительно переглянулись. Такого поворота событий они не ожидали.
- Да их там не менее роты! - пробормотал гауптштурмфюрер, заметив появление еще двух машин с гвардейцами.
- Во всяком случае, два взвода наберется.
- Вот этого Скорцени явно не предусмотрел.
- Уверены? Я нет. Хотя согласен: такое действительно трудно предусмотреть, - полушепотом проговорил Розданов. - Эти провинциальные мерзавцы пугливы, как отбившиеся от табуна кобылицы.
Они оглянулись на Мошковича. Тот сидел с лицом, постепенно превращающимся в посмертную маску, однако все еще делал вид, что внимательно изучает бумаги.
- Ничего, ни слова, произнесенного вами, я не слышал, - поймал он на себе вопросительные взгляды коммандос. - Я бы, конечно, вышел, но в коридоре теперь лучше не появляться. И потом, в коридоре нет стола.
- Какого еще стола? - поморщился Штубер.
- Этого, - постучал он пальцами по доске. - Под которым обычно прячусь, когда к городу приближаются бомбардировщики.
Коммандос вновь переглянулись и понимающе качнули головами.
- Что будем делать? - спросил Розданов.
- Брать. Если только не поступит приказ об отмене операции.
- Откуда и от кого он может поступить, этот приказ?
- Поэтому принимаем решение: в любой ситуации - брать!
- Но взять Хорти живым будет невозможно, - вслух размышлял Розданов. - Как его затем вывести? Как пробиться к машинам?
- Человек, произносящий громонебесное "невозможно", не имеет права действовать в отряде Скорцени. В его коммандос-легионе слова "невозможно", "нельзя" и тому подобные способны звучать лишь как отречение.
- Вы действительно говорите, как проповедник.
- Возвращайтесь к Гольвегу, поручик. Я предупрежу остальных. Нагрянем сразу же. Нельзя терять ни минуты.
- Боюсь, что они примутся прочесывать все комнаты, все кабинеты. В поисках… нас.
- Так уж и нас! - усомнился Розданов. - Хотя… привезти с собой роту гвардейцев! С какой стати? С ума сойти можно.
- Не пустозвоньте, поручик. Хорти уже поднимается. Правда, пока что без солдат.
- Еще один провинциальный мерзавец!