- Ну мне-то что: сижу себе тут, сторожу, станет директор с нянечкой связываться. А вот учителям да детям - ох доставалось! Ребята ее так и звали: наша кобра очкастая.
- А чем же учителя-то ей не угодили?
- По-разному. С Аллой у нее на почве учебы разногласия. Алла хотела детей принимать, кто хорошо учится, обучать их по специальной программе, ну ты сам у нее спросишь. А наша-то все на показуху нажимала, чтобы школа стала побогаче, вид чтобы был. Ну и наладилась принимать за деньги, - тетя Поля серьезно посмотрела на Сергея, - спонсорская помощь называется.
Случай был буквально на той неделе. Привел отец девочку в седьмой класс, они, видишь, в наш район переехали, и он хотел ее в приличную школу определить. Алла с ним поговорила, оценки у девочки все пятерки, она и говорит: берем, мол.
А на следующий день директриса узнала и давай шипеть на Аллу и на родителей! Уперлась, не возьму, и все, говорит, мест нету, а вы, говорит, к нам не по микрорайону. Скандал устроила жуткий! Папаша этот-то орал - не имеете, говорит, права! А директриса отвечает, что, мол, она здесь хозяйка, и как сказала, так и будет. Так Алла потом здесь плакала, меня, говорит, она перед всеми шпыняла, но это ничего, я привыкла, а перед людьми, говорит, стыдно, что пообещала им.
- Когда, вы сказали, это было?
- На той неделе, а в какой день… смотри-ка, выходит дня за два до убийства нашей-то!
- Очень интересно. Я потом адресок у Аллы Константиновны выясню на всякий случай.
- Да ты что, на папашу того думаешь? Он, конечно, ругался тут, а потом пар выпустил, дверью хлопнул, да и был таков, очень нужно ему с ней связываться!
- Работа у меня такая - все проверять, - вздохнул Сергей.
- А наша-то так со всеми обращается: химичку, Веру Ивановну, на пенсию отправила, хотя ей бы еще работать и работать, хорошая очень учительница, а в прошлом году вот какая случилась история.
Работал у нас математик Владимир Николаевич, давно работал, а потом жена его пришла к нам английский преподавать. И сразу они с директрисой друг друга невзлюбили, то есть наша-то со всеми не очень, а тут попалась женщина с характером, лишний раз не промолчит. В общем, в позапрошлом году уволилась математика жена, выжила ее директриса. Нашла та работу хорошую, в английской спецшколе, а потом под Новый год познакомилась с англичанином, что к ним в школу приезжал. Познакомилась с ним, значит, и в марте прошлом за него замуж вышла, уехала в Англию и сына с собой забрала.
Ну, конечно, это не один день тянулось, Владимир Николаевич переживал очень, а как уехали они прошлой весной, так он запивать стал. Ну, дома-то ладно, а он и на уроки стал выпивши приходить, это уже не дело.
И вот как бы другой человек поступил? Поговорил бы с ним по-хорошему, успокоил, может, мужик продержался бы до конца учебного года, а там бы летом и сам в себя пришел. Или уж по-тихому уволился бы по собственному желанию. А наша что сделала? Учинила скандал и уволила его без права работать в школе.
- Да, подгадила она мужичку здорово. Так что мог он ей так отомстить, с днем рождения поздравить?
- Что ты, что ты, он человек тихий, да и с виду такой, росту маленького, в очках, интеллигент в общем.
"Ну, однако, надо выяснить, тихий-то тихий, а довести человека можно до чего угодно".
Побродив еще по школе, Сергей ушел, так и не дождавшись завуча. Потом он заглянул к матери директрисы Тамары Алексеевны. Пожилая женщина, не скажешь, что старуха, хотя, судя по возрасту дочери, ей за семьдесят. Ничего от нее Сергей не добился, по ее рассказам, Томочка была увлечена работой, всю себя отдавала школе, и на личную жизнь у нее времени не оставалось.
Сергей проснулся от настойчивых звонков в дверь. Не разлепляя глаз, он сунул ноги в тапочки и пошел открывать. На пороге стояла Надежда.
- Ты чего, тетя Надя?
- Здравствуйте, сам же мне вчера записку в дверь сунул, чтобы в полдевятого тебя разбудила.
- И ты в такую рань меня подняла?
- А тебе что - на работу не надо?
- Ой, вспомнил, мне же с тобой надо перемолвиться.
- Ну давай, приходи завтракать.
- Да неудобно, что я с утра пораньше.
- Ничего, я пока одна, успеем поговорить.
- А где Сан Саныч-то?
- А он ночным сторожем в магазине сантехники. "Бахчисарайский фонтан" называется, на Московском. Через две ночи на третью дежурит. Вот в десять часов магазин откроют, его выпустят, и к одиннадцати я его к завтраку жду.
- Что, совсем с деньгами плохо? Зарплату сколько месяцев не платят?
- Да как сказать, зарплату вроде бы и платят, так разве ж это деньги? Ты заходи.
Сергей прошел в кухню. Надежда жарила омлет с сыром, пахло кофе.
- Ой, теть Надя, какая кофеварка-то у вас шикарная!
- Ага, "Филлипс". Это когда Саша в бытовой технике, в "Золушке", сторожил в прошлом году, ему там на день рождения подарили. Она бракованная, вон видишь трещина в корпусе и крышка не закрывается, вот ее там уценили и подарили.
Краем глаза Сергей уловил какое-то движение слева, машинально напрягся, что-то большое и рыжее приземлилось к нему на колени, прыгнув с верха пенала.
- Ух ты, здорово, котяра, - Сергей почесал за ухом огромного рыжеполосатого кота с белыми лапами.
- Ох, Бейсик, ты меня до инфаркта доведешь. Представляешь, Сережа, он ленивый стал, с пенала на пол не хочет прыгать, просто сидит там и ждет, пока кто-нибудь за стол не сядет. И тогда он к человеку на колени с размаху плюхается, а весит-то страшно сказать сколько.
Бейсик прыгнул на пол, подошел к своей миске, проникновенно посмотрел зелеными глазами и немелодично мяукнул.
- Ой, я же его накормить забыла!
Надежда открыла холодильник, весь нижний ящик там забит банками кошачьих консервов: "Вискас", "Китикет", еще что-то, у Сергея зарябило в глазах от разноцветных кошачьих морд, и он присвистнул:
- Ничего себе, а говоришь - денег нет.
- Да что ты, это когда Саша в "Леопольде" сторожил, он там зарплату специально кошачьими консервами брал. Говорит, мало ли что случится, денег вдруг не будет, а у кота всегда запас должен быть.
- Ишь как о коте заботится!
- Что ты, он его больше, чем меня, любит!
- Ну уж!
- Серьезно, я иногда думаю, что он на мне из-за кота женился. Ладно, давай кофе еще налью, и говори, что у тебя стряслось.
- Ох, у меня такая петрушка получается! Рассказывал я тебе про директрису убитую?
- Которая с розой на груди?
- Ну да. Так вот, оказывается, еще одну женщину так же убили, только не в городе, а в садоводстве, в Мамино. Это еще раньше случилось, на прошлой неделе, сначала областная милиция этим делом занималась, а потом и у нас такое же произошло. Посмотрели по сводке - там тоже труп с ножом и с розой, это дело нам и всунули, тем более что убитая не местная, а наша, городская.
Надежда смотрела на него очень серьезно, что-то соображая.
- В Мамино, говоришь? Садоводство "Одуванчик"? Там от нашей работы несколько участков есть. Постой, постой! Это не Сталина ли Викентьевна?
- Да я и хотел с тобой об этом перекинуться, вспомнил, вроде ты в том же институте работаешь.
- А я и не связала, не знала ничего. Сталину позавчера хоронили, сказали, хулиганы убили в Мамино, когда на электричку шла.
- Все так, только не хулиганы, а неизвестный маньяк. У нас ведь как: раз два убийства одинаковые, значит - серия, неизвестный маньяк орудует. Вот слушай, раз уж ты у меня в это дело посвященная. Я сам еще на месте не был, но приезжал сотрудник тамошний Стебельков Алексей Иванович и все мне рассказал. Сейчас осень, народу в садоводстве немного, по будням вообще никого: сторож да пенсионеров несколько. И чего эту Сталину туда понесло, на работу, что ли, не надо?
- Сережа, ты как маленький. Мне вот сегодня тоже на работу надо, а я не пойду. За такие деньги, что нам платят, мы все себе по очереди выходные устраиваем на неделе. И у Сталины в соседнем отделе так же.
- А начальство как на это смотрит?
- А что оно сделает, начальство-то?
- Да, действительно. Ну вот, сторож в кооперативе мужик толковый, все замечает, он в этот день жену провожал в город. Жена припозднилась, а Сталину они видели, когда она на шестичасовую электричку отправилась, еще не темно было, а так, сумерки. И не дошла, значит, потому что, когда сторожа жена уже на свою электричку спешила, она на Сталину мертвую наткнулась прямо у железнодорожного полотна. И все то же самое: нож точно такой же, роза красная и записка: "С днем рождения!"
- Да-да припоминаю: ей два года назад юбилей отмечали, пятьдесят лет, примерно в это время.
- Н-да, оригинально кто-то женщин с днем рождения поздравляет. Ну-ка, тетя Надя, расскажи мне об этой Сталине.
- Откровенно говоря, между нами, конечно, порядочная зараза была. Она в нашем институте лет двадцать пять проработала. Характер всегда был скверный, а в последнее время и совсем испортился. Все неприятности у нее пошли, наверное, от перестройки. Коммунистов-то развенчали, а она в них свято верила.
- Неужели не притворялась?
- Вот, представь себе. А тут пошли разговоры да разоблачения. И перессорилась со всеми Сталина на политической почве. Ты спрашиваешь, что это она в будний день на дачу поехала? Да ее начальник и на неделю бы отпустил ради спокойствия в отделе. Поэтому, когда она наутро на работу не вышла, они и не хватились, сидят, радуются, что еще один день в нормальной обстановке проведут, а тут вот какое дело. Потом сын сообщил. Сын тоже у нас работает, хотел в другое место устроиться, мать ему не позволила. Он какой-то странный, двадцать три года, а все маму слушается.
- А в садоводстве говорили, что ругались они часто.
- Ругались, а с кем она не ругалась? Она с мужем давно развелась, дети маленькие были. Осталась с детьми одна. А когда подросли они, то она нового мужа себе нашла. Я его не знала, но рассказывали, что серьезный человек, хозяйственный. Построил ей дачу своими руками, квартиру обиходил. Дочка замуж вышла, Сталине зять не понравился. Стали они с зятем ссориться, ушли молодые к его родителям жить. Стало спокойно, просторно в квартире четырехкомнатной, а Сталина уже в раж вошла, остановиться не может, начала и с мужем конфликтовать.
- Но почему со всеми-то?
- Не знаю, такой уж характер. В общем, выжила она мужа, уехал он куда-то в деревню.
- Правильно, и Стебельков из Мамина то же самое говорил.
- Ну, потом опять возникли с зятем разборки, а в последнее время с сыном ссоры начались. У сына девушка появилась, а Сталина против.
- В понедельник пойду к ней домой, с родственниками поговорю, с соседями. На мужа в Новгородскую область запрос уже послал. Вот и с директрисой непонятно. В школе ее не больно-то любили, но из-за этого же не убивают? А дома говорят, что Тамара Алексеевна золотой человек была, всю себя отдавала детям. Прямо хоть в рамочку вставляй!
Надежда встрепенулась:
- Как ты сказал? Тамара Алексеевна? А живет она где?
- На Петроградской.
- Улица Рентгена, дом двадцать восемь?
- Точно, а что?
- Слушай. А я ведь ее, кажется, тоже знала. Тамара Алексеевна Калмыкова?
- Нет, Стаднюк.
- Ну да, это у нее по мужу фамилия.
- Да нет у нее никакого мужа!
- Сейчас нет, а раньше-то был, давно и недолго. Зачем она его фамилию оставила? Ну, ее дело. А я с ее сестрой, с Лерой, в одном классе училась. А Тамара нас старше лет на пять, она активисткой считалась, сначала пионерской, потом комсомольской, нас в пионеры принимала.
- И давно ты с сестрами виделась?
- С Тамарой после школы не встречались, а с Лерой изредка перезванивались, она со своей семьей отдельно живет… Ох, погоди, что-то она говорила, у Тамары характер, мол, стал тяжелый, мать держит в строгости. Отец-то у них давно умер, а у матери какой-то давнишний поклонник, так Тамара ему даже не разрешала у них дома бывать. Мать с ним только в скверике могла встретиться, и то если Тамара не видит.
- А сколько же лет поклоннику?
- Да уж не меньше, чем Тамариной матери, а ей семьдесят точно есть. Тамаре сколько было?
- Сейчас посмотрю. Так с какого она года? Вот, получается, что ей исполнилось бы пятьдесят два, как и вашей Сталине.
- Ох, Сережа, не нравятся мне эти совпадения!
Елизавета Васильевна Калмыкова, мать убитой директрисы школы номер пятьсот восемнадцать Тамары Алексеевны, присела на диван и задумалась ни о чем. В соседней комнате звенели посудой. Поминки были долгими, пришло много народу: из школы, из роно, даже из министерства прислали телеграмму. Потом остались одни родственники, сидели допоздна. Елизавета Васильевна устала - сначала утром отстояли панихиду, после - на кладбище, и вот теперь поминки, - а в семьдесят два года это тяжело.
Она откинула еще красивую, тщательно причесанную голову на спинку дивана. Черное с глухим воротом платье очень шло к серебристым волосам. Рядом с ней сидел ее старинный знакомый Константин Эдуардович. Елизавета Васильевна вздохнула и преклонила усталую голову ему на плечо.
- Тебе нехорошо, Лизанька? - сразу же отреагировал он.
- Нет, милый, просто утомилась. Какой тяжелый бесконечный день!
Он успокаивающе погладил ее по руке. В такой позе их и застала вошедшая в комнату младшая дочь Елизаветы Васильевны Лера. Увидев пожилую пару, она нахмурилась, потом сказала звенящим голосом:
- Константин Эдуардович, муж сейчас на машине всех развозит, может, и вас захватить. А я сегодня здесь останусь.
Старик вопросительно посмотрел на Елизавету Васильевну. Она еле заметно кивнула, тогда он поднялся, церемонно поцеловал ей руку, вежливо попрощался с Лерой и направился к выходу - очень высокий, худой старик, с не по возрасту прямой спиной.
- Мама, мне нужно с тобой поговорить! - недовольно сказала Лера.
- Сейчас! - встрепенулась мать. - Я Константина Эдуардовича провожу, - она тоже поспешила к выходу.
Двери закрылись, в квартире наступила тишина. На кухне уже навели относительный порядок - вымытая посуда сложена на столе и прикрыта полотенцем, пол подметен. В комнате Тамары длинный стол еще не разобран, но это успеется и завтра. Елизавета Васильевна вошла в свою комнату и вопросительно взглянула на дочь:
- Так в чем дело?
- Мама, - Лера в волнении ходила по комнате, - я должна тебе сказать, что твое поведение меня изумляет, а многие вообще посчитали его неприличным!
- Вот как? - Елизавета Васильевна подняла брови. - В чем же заключается неприличие моего поведения? Я разгуливаю по улицам, громко ругаясь матом, с бутылкой пива в руке, а потом бросаю пустую бутылку прямо на асфальт? Или, может быть, я сижу в метро, развалившись, и пристаю к людям? А может, я не умею пользоваться носовым платком и сморкаюсь себе и другим под ноги?
- Перестань, мама, - в раздражении проговорила Лера, - ты прекрасно знаешь, что я имею в виду. Твои отношения с Константином Эдуардовичем!
- А что же в них неприличного? - искренне удивилась Елизавета Васильевна.
- Мама, все знают, что Тамара была против вашего знакомства, не говоря уж о более близких отношениях. И вот, как только ее не стало, буквально на следующий день, ты демонстративно его приглашаешь, держишь возле себя. Он тебя обнимает, гладит по плечу, хоть бы на похоронах постеснялись!
- Откуда в тебе столько ханжества? - изумилась Елизавета Васильевна. - Послушай, я очень любила твою сестру. Но теперь, когда ее не стало, Константин Эдуардович будет жить здесь.
- Мама, не поздно ли заводить милого дружка?
- Он мне не знакомый и не друг, - твердо ответила мать, - он мне любимый человек. Твоего отца нет в живых уже пятнадцать лет, его память это не потревожит. А если родственники шокированы, то мы пойдем в загс и официально поженимся.
- Час от часу не легче! Выйти замуж в семьдесят лет! Это противоестественно. И Тамара тоже так считала.
- А я считаю противоестественным, когда женщина с тридцати лет живет одна и, не имея собственных детей, работает директором школы! - возмутилась мать. - Я и Тамаре это говорила, но с ней не поспоришь. В первое время я не настаивала, думала, что она как-нибудь свою жизнь устроит. А потом не хотела травмировать Константина Эдуардовича. Ты ведь знаешь, какой у Тамары был характер, она превратила бы нашу жизнь в ад.
- Но зачем тебе поселять его здесь?
- Я хочу, чтобы он находился рядом. Хочу вечерами пить с ним чай и смотреть телевизор, читать одни и те же книги, гулять в скверике, утром завтракать вместе. Тамара не могла этого понять, но у тебя-то есть семья - муж, дети, почему же ты возмущаешься?
- Не знаю… но все не одобряют, - растерялась Лера.
- Какое нам дело до всех! - Мать обняла ее и заглянула в глаза: - Дочка, мне семьдесят два года, может быть, совсем немного жить осталось, неужели я не заслужила капельку счастья перед смертью?
- Что ты, не говори так! - испугалась Лера.
- Значит, решено, на той неделе он сюда переезжает.
- Ну подожди хотя бы сорок дней!
- Что ты, в нашем возрасте мы не можем так долго ждать!
Сергей позвонил, подождал. Дверь не открывали, но изнутри доносился шум текущей квартирной жизнедеятельности. Сергей нажал кнопку еще и еще раз. Наконец послышались торопливые шаги, дверь распахнулась, и Сергей увидел невысокого худенького мужчину в тренировочном костюме и кокетливом розовом передничке с рюшечками. Вытирая мокрые руки о передник жестом усталой домохозяйки, мужчина извинился:
- А я не слышу звонка, я там постирушку затеял, вода льется. А вы, наверное, к Валентине Сергеевне, так ее нету еще.
- Я капитан Гусев из УВД, и похоже, что именно к вам. Хочу поговорить об убитом директоре школы номер пятьсот восемнадцать Стаднюк Тамаре Алексеевне.
- Убитой? - в голосе мужчины прозвучало неподдельное изумление. - Ее убили?
- Да, пять дней назад в школе вечером. Вы - Никифоров Юрий Иванович?
- Да, конечно, - Юрий Иванович отвел глаза, - а почему вы ко мне пришли, я ведь с ней очень мало знаком…
- Но у вас был с ней конфликт?
Юрий Иванович беспокойно оглянулся:
- Извините, я только газ сейчас под супом подкручу, а то выкипит…
Он прошел на кухню и вернулся удовлетворенный.
- Да, так вы насчет Тамары Алексеевны… Понимаете, моя жена, Валентина Сергеевна, - женщина очень занятая, так что детьми больше я занимаюсь… а дети у нас способные. Мариночка на четырех олимпиадах первые места заняла, в своей школе считалась лучшей ученицей. А тут мы обменялись, удачный обмен подвернулся, почти без доплаты: мы со знакомыми квартирами поменялись, потому что им нужно было непременно переехать в наш бывший район - бабушка у них посещает школу астральной медитации, а возить ее туда ни у кого времени нет. А теперь она может пешком ходить, там близко… - Юрий Иванович беспокойно принюхался: - Ой, извините, я только жаркое в духовке проверю, а то как бы не пересохло…
Через минуту он вернулся успокоенный.