- Да, - бесстрастным тоном подтвердил я.
Льюис повернулась и вышла из комнаты. Я со вздохом направился к ящикам, а потом неуклюже приподнял и переместил их, радуясь, что ни Дженни, ни Льюис меня не видят. Они оказались объемистыми, и, хотя один или два весили меньше остальных, брать и обхватывать их протезом было очень трудно. Верхний ящик заполняла кипа служебных бланков, белых, хорошего качества, с четко отпечатанными на машинке строчками. На каждом листе вверху я заметил впечатляющие заголовки, в центре которых красовалась позолоченная эмблема. Я взял один из этих бланков и понял, почему Дженни поддалась на провокацию.
"Исследование сердечной недостаточности", - прочел я подзаголовок, набранный курсивом. Под ним было напечатано: "Зарегистрировано в Фонде милосердия". Слева от эмблемы находился список спонсоров, по большей части титулованных и влиятельных, а справа - список сотрудников, среди которых значилась и Дженнифер Холли, ассистент-исполнитель. Рядом с именем Дженни был напечатан адрес ее квартиры в Оксфорде.
В письме отсутствовали дата и обращение. Оно начиналось с середины листа, и в нем сообщалось следующее:
"К сожалению, в наши дни очень многие семьи плохо представляют себе опасность сердечно-сосудистых заболеваний. Между тем даже если они не приводят к летальному исходу, то лишают больного возможности жить прежней полноценной жизнью, нормально трудиться и превращают его в инвалида.
В области исследования причин этого современного бедствия и его профилактики проделана большая работа, но еще больше предстоит сделать.
Исследования, финансируемые из бюджета правительства, при нынешнем состоянии финансов заведомо ограничены, и общество должно прибегнуть к поддержке частного капитала, доверив ему обеспечение важнейших программ.
Однако нам известно, что многие люди отказываются принимать пожертвования, даже нуждаясь в помощи. Ради содействия "Исследованию сердечной недостаточности" мы просим вас приобрести предлагаемый ниже товар, подобно тому как вы покупаете рождественские открытки. Его реализация сможет обеспечить плодотворную работу в самых разных сферах. После обсуждения наши спонсоры остановили свой выбор на продаже воска высшего сорта, исключительно подходящего для полировки старинной мебели.
Воск упакован в жестяные баночки - по фунту в каждой. Его качество могут удостоверить лучшие реставраторы и хранители музеев. Если вы захотите приобрести еще, мы можем предложить вам баночки с расфасовкой по пять фунтов.
Сообщаем вам, что по меньшей мере три четверти полученных средств будут направлены на финансирование исследований.
Воск прекрасно подойдет для вашей мебели, ваш вклад окажет существенную поддержку Фонду, и с вашей помощью вскоре будет достигнут прогресс в профилактике, лечении и контроле над этими страшными заболеваниями.
Если вы пожелаете, просим вас прислать пожертвования по адресу, напечатанному ниже. (Чеки будут выписаны на счет "Исследования сердечной недостаточности".) Вы незамедлительно подучите упаковки с воском и благодарность от больных со всех концов страны.
Искренне ваш Ассистент-исполнитель".
Я сказал про себя "фу", сложил письмо и сунул его в карман. Какая сентиментальная мура и дешевка, подумал я, предлагать в ответ нечто вполне реальное. Да еще завуалированный намек, что если вы не раскошелитесь, то сами можете всерьез заболеть. Однако, судя по рассказу Чарльза, эта мешанина на многих подействовала.
В другом большом ящике лежали несколько тысяч белых конвертов без адресов.
Третий был наполовину заполнен письмами, написанными от руки на бумаге самых разных сортов. В заказах на воск постоянно упоминалось, что "чеки прилагаются".
В четвертом ящике находились отпечатанные послания с благодарностью. В них говорилось, что "Исследование сердечной недостаточности" весьма признательно за полученную помощь и с удовольствием направляет партию воска.
Пятый ящик оказался полупустым, а в шестом, набитом до отказа, лежали плоские белые коробочки шести дюймов в ширину и двух в высоту. Я раскрыл одну из них и принялся разглядывать содержимое. Я увидел плоскую, округлую банку с туго завинченной крышкой. Мне пришлось изрядно потрудиться. Но в конце концов я откупорил ее и обнаружил мягкую смесь светло-коричневого цвета. От нее и правда пахло полировкой. Я закрыл банку, уложил ее в коробочку и на время оставил, решив, что, уходя, заберу с собой.
Похоже, что больше ничего интересного для меня в комнате не было. Я осмотрел в ней каждую щель, ощупал подкладку кресла и постучал по ручкам, однако нашел там лишь булавку.
Потом я взял круглую белую коробочку и медленно побрел в гостиную. По дороге я стал одну за другой открывать двери комнат и рассматривать обстановку.
О двух из них Льюис мне ровным счетом ничего не сказала. Первая комната была бельевой, а во второй - маленькой и ничем не обставленной - стояли чемоданы и валялся всякий старый хлам.
Комнату Дженни я сразу узнал по ее сугубо женскому убранству - в ней преобладали розовые и белые тона, а драпировки, скатерти и салфетки были обшиты пышными, как пена, оборками. В воздухе витал легкий, фиалковый аромат ее любимых духов "Миллс". Вспоминать о том, что я впервые подарил их ей в Париже, теперь не имело смысла. Слишком много времени отделяло нас от той поры. Я закрыл дверь, и запах улетучился. Потом я отправился в ванную.
Она сверкала белизной. Большие махровые полотенца. Зеленый коврик, зеленые растения. Зеркала на стенах, яркий свет. Не видно ни пасты, ни зубных щеток, все убрано в шкафчики, полный порядок и аккуратность. Очень похоже на Дженни.
Рядом с умывальником мыло фирмы "Роджер и Галлет".
Я уже привык к дотошным расследованиям и утратил излишнюю щепетильность.
Вот и сейчас я почти без колебаний приоткрыл дверь комнаты Льюис. Я высунул голову, надеясь, что мне повезет: она в эту минуту не появится в холле и не увидит меня.
В ее хаосе есть своя система, подумал я. Раскиданные по полу груды книг и бумаг. Одежда на спинках стульев. Меня не удивила неубранная постель, ведь я позвонил, когда Льюис только проснулась.
В углу я заметил умывальник, зубную пасту без крышки. Рядом на веревке сушилось белье. Открытая коробка шоколада. Беспорядок на крышке комода. В высокой вазе ветка со свечкой каштана. Совершенно без запаха. Нельзя сказать, что комната грязна и запущенна, скорее немного захламлена. На полу валялась синяя ночная рубашка. Обстановка в комнате почти как у Эша. Я без труда определил, какую мебель привезла и расставила Дженни, а какую Льюис.
Я убрал голову и закрыл дверь. К счастью, за мной никто не следил. Льюис кончила уборку в гостиной и уселась на пол читать книгу.
- Привет, - сказала она, окинув меня недоуменным взором, словно напрочь забыла о моем присутствии в доме. - Ну, как, вы уже завершили поиски?
- Тут должны быть и Другие бумаги, - отозвался я. - Письма, счета, гроссбухи и тому подобное.
- Их забрала полиция.
Я присел на диван и посмотрел ей прямо в лицо.
- А кто вызвал полицию? - спросил я. - Дженни?
Она наморщила лоб.
- Нет. Кто-то пожаловался им, что Фонд милосердия не зарегистрирован.
- Кто именно?
- Я не знаю. Кто-то получил письмо и решил проверить. Половины спонсоров из списка вообще не существует, а остальные даже не подозревали, что их именами воспользовались.
Я немного подумал и сказал:
- Почему Эш сбежал, когда дело было еще на мази? Что его заставило?
- Мы так и не поняли. Возможно, кто-то позвонил сюда и пожаловался. И он тотчас смылся. Полиция явилась через неделю после его побега.
Я положил круглую коробочку на столик.
- Откуда вам присылали воск? - задал я вопрос.
- Из какой-то фирмы. Дженни выписывала и отправляла заказы, а мы получали его здесь. Никто не знал, где его можно купить.
- Где счета-фактуры?
- Полиция их тоже взяла.
- А эти открытки с просьбами… кто их печатал?
Она вздохнула.
- Конечно, Дженни. У Ники были другие бланки, очень похожие, только там значилось его имя, а не ее. Он объяснил, что мы отправили уже много открыток с его именем и адресом. Это было незадолго до его побега. Понимаете, он успел многое предусмотреть и полагал, что мы продолжим работу даже в том случае…
- Да, теперь в этом можно не сомневаться. Мое замечание рассердило ее, хотя и не слишком сильно.
- Вам легко смеяться, но если бы вы хоть раз его видели. Вы бы поверили ему, совсем как мы.
Я не стал ей возражать. Может быть, такое и случилось бы.
- Эти открытки? - спросил я. - Кому вы их отправляли?
- У Ники был огромный список имен и адресов. Целые тысячи.
- Они у вас остались? Я хочу сказать, списки?
Она уныло взглянула на меня.
- Он забрал их с собой.
- А что за люди в них значились?
- Владельцы старинной мебели, которым выложить лишнюю пятерку все равно что плюнуть.
- Он не говорил, где узнал их адреса?
- Говорил, - подтвердила она. - В главном офисе Фонда милосердия.
- Кто надписывал адреса и посылал открытки? - продолжал я расспрашивать Льюис.
- Ники печатал адреса на конвертах. Да, не задавайте мне этот вопрос, на моей машинке. Он работал очень быстро и мог отпечатать до сотни адресов в день. Дженни расписывалась на каждой открытке, а я обычно складывала их в конверты. Вы знаете, у нее неразборчивый почерк, и Ники часто ей помогал.
- То есть он за нее расписывался?
- Вы правы. Он копировал ее подпись. Так бывало тысячи раз. Ему это отлично удавалось. И вы бы ни за что не смогли отличить.
Я молча посмотрел на нее.
- Понимаю, - откликнулась она. - Дженни сама себя подставила. Но, видите ли, в его присутствии вся эта трудная работа с письмами превращалась в сплошное удовольствие. Вроде игры. Он постоянно шутил, и мы смеялись до слез. Вы не понимаете. А потом, когда чеки начали приходить, нам сделалось ясно, что затраты окупились и результат налицо.
- Кто отправлял воск? - мрачно поинтересовался я.
- Ники печатал адреса на этикетках. Я помогала Дженни укладывать воск в коробки, заклеивала их липучкой и относила на почту.
- Эш никогда их сам не отсылал?
- Он был слишком занят и печатал с утра до вечера. Обычно мы брали сумки на колесиках, набивали их доверху коробочками и шли на почту.
- А чеки? Я полагаю, Дженни ходила в банк их оплачивать?
- Верно.
- И долго вы этим занимались?
- Несколько месяцев, когда открытки были отпечатаны и партия воска уже пришла.
- Вы получили много воска?
- О, целые груды, так что ставить было некуда. Нам прислали эти большие коричневые ящики по шестьдесят банок в каждом. Мы и шагу ступить по квартире не могли. Дженни предложила заказать еще, запасы понемногу истощались, но Ники сказал - нет, не надо, закончим с этой партией и немного передохнем. А потом займемся новой.
- Он имел в виду, что с воском вообще пора кончать? - уточнил я.
- Да, - нехотя согласилась она.
- Сколько денег положила в банк Дженни? - задал я очередной вопрос.
Льюис смерила меня угрюмым взглядом.
- Что-то около десяти тысяч фунтов. Может быть, чуть больше. Некоторые присылали нам не пять фунтов, а суммы покрупней. Один или два пожертвовали сотню и отказались от воска.
- Невероятно.
- Деньги только-только стали приходить Они и сейчас приходят, каждый день. Но поступают с почты прямо в полицию, а те отправляют их обратно. У них сейчас работы невпроворот.
- В комнате Эша стоит ящик с открытками, на которых написано: "Чеки прилагаются". Как с ними быть?
- Деньги этих людей лежат в банке, а воск им уже отправлен, - пояснила она.
- Почему же полиция не заинтересовалась этими открытками?
Она пожала плечами.
- Во всяком случае, они их не взяли.
- Вы не возражаете, если я их заберу?
- Сколько угодно.
Я спустился, отнес ящик с ними к двери парадного, а потом вернулся в гостиную и продолжил расспрос. Льюис успела вновь погрузиться в книгу и без всякого воодушевления посмотрела на меня.
- Как Эшу удалось получить деньги в банке?
- Он захватил с собой отпечатанную открытку с подписью Дженни. В ней говорилось, что она хочет закрыть счет и направить средства в Фонд милосердия для ежегодного званого обеда. И еще взял чек, опять-таки с подписью Дженни под всеми суммами вплоть до самых мелких.
- Но она этого не писала…
- Нет. Все сделал он. Я видела и открытку и чек. Банк передал их в полицию. Вы никогда не догадались бы, что он подделал почерк. У него получилось в точности как у Дженни. Даже она не увидела никакой разницы.
Льюис поднялась, оставив книгу на полу.
- Вы уже уходите? - явно с радостью осведомилась она. - У меня полно дел. Из-за Ники я запустила занятия.
Она проводила меня в холл и по дороге не удержалась от очередной ехидной реплики.
- Банковские клерки не смогли припомнить Ники. Они каждый день открывают и закрывают тысячи счетов и выплачивают уйму денег. Как-никак Оксфорд - крупный торговый центр. Они имели дело только с Дженни, и это было за десять дней до того, как полиция нагрянула в банк и принялась задавать вопросы. Никто из них не запомнил Ники.
- Он - настоящий профессионал, - сухо проговорил я.
- Боюсь, что вы правы. - Она пошла открывать дверь, а я в это время нагнулся и с трудом поднял коричневый ящик, стараясь сохранить равновесие и не выронить лежавшие наверху открытки.
- Спасибо вам за помощь, - сказал я.
- Позвольте мне отнести этот ящик.
- Я справлюсь и сам, - отозвался я.
Она окинула меня беглым взглядом.
- Я в этом не сомневаюсь. Но у вас просто сатанинская гордыня. - Она выхватила ящик у меня из рук и уверенно двинулась по лестнице. Я направился за ней, чувствуя себя последним идиотом. Наконец мы вышли из дома на асфальтированную площадку.
- Где ваша машина? - спросила она.
- Сзади, во дворе, но…
С таким же успехом я мог бы обратиться к морской волне. Я старался не отставать от Льюис, робко указал на "Шимитар" и открыл багажник. Она поставила туда ящик, и я захлопнул крышку.
- Спасибо, - вновь произнес я. - За все.
В ее глазах мелькнула усмешка.
- Если вы надумаете как-нибудь помочь Дженни, вам не трудно будет связаться со мной и дать мне знать? - обратился я к Льюис.
- В таком случае оставьте ваш адрес.
Я достал из внутреннего кармана визитную карточку и вручил ей.
- Там написано.
- Ладно. - Она постояла минуту, и по выражению лица Льюис я так и не смог определить, что у нее на душе. - Буду с вами откровенна, - напоследок призналась она. - По рассказам Дженни я представляла вас… совсем другим.
Глава 5
Из Оксфорда я взял курс на запад в Глостершир и добрался до конного завода Гарви в половине двенадцатого. Воскресное утро - самое удобное время для посещения.
Я застал Тома Гарви в его конюшне. Он разговаривал с конюхом, уверенно расхаживая вдоль стойл. Я замедлил шаги.
- Сид Холли! - воскликнул он. - Какой сюрприз! Что тебя сюда привело?
Я скорчил гримасу и открыл окно машины.
- Почему при встрече со мной все думают, будто мне что-нибудь нужно?
- Конечно, парень. У тебя прекрасный нюх, ты чуешь суть любого дела, потому так и говорят. Знаешь, даже до нас, сельских простаков, многое доходит.
Я улыбнулся, выбрался из машины и пожал руку шестидесятилетнему плуту. Он был так же далек от сельского простака, как мыс Горн от Аляски. Это был здоровый и сильный как бык мужчина с железной волей, громким, властным голосом и какой-то цыганской хитрецой. Его рукопожатие показалось мне столь же крепким, как его деловая хватка, и столь же сухим. С людьми он обходился без сантиментов, а вот лошадей нежно любил. Он преуспевал год от года, и если бы мне понадобилось отыскать в его конюшне какого-нибудь чистокровного жеребца с чертами вырождения, я бы ничего не добился.
- Так что тебе здесь нужно, Сид? - спросил он.
- Я приехал посмотреть кобылу. Том. Ее к тебе недавно привезли. Мне это просто интересно.
- Неужели? Какую именно?
- Бетезду.
Выражение его лица мгновенно изменилось. Сперва он глядел на меня с веселым недоумением. Но когда я заговорил о лошади, и веселье и недоумение мгновенно улетучились: Он прищурил глаза и резко бросил:
- А почему ее?
- Ну, может быть, она ожеребилась?
- Она умерла.
- Умерла?
- Разве ты не слышал, что я сказал, парень. Она умерла. Лучше зайдем ко мне.
Он повернулся и вышел из конюшни. Я последовал за ним. Дом у него был старый, темный, со спертым воздухом. Жизнь шла за его стенами - в поляк, конских стойлах, под навесом для молодняка. А здесь тишину нарушал только бой тяжелых старинных часов, и даже на кухне, судя по всему, ничего не готовили.
- Садись.
Какая-то странная комбинация столовой и служебного кабинета: массивный старый стол и плотный ряд стульев по одну сторону, а по другую - шкафы с картотеками и кресла. Никаких попыток приукрасить обстановку и произвести впечатление на покупателя. Впрочем, сделки обычно заключались на ходу.
Том уселся за стол, а я примостился на ручке кресла, решив, что во время этого разговора мне вряд ли удастся расслабиться и спокойно вздохнуть.
- Итак, - проговорил он. - Почему ты спросил меня о Бетезде?
- Просто хотел выяснить, что с ней стало.
- Не крути, парень. Меня трудно обмануть. Из одного любопытства ты не потащился бы за много миль. Для чего ты хотел узнать?
- Ко мне обратился клиент.
- Какой клиент?
- Если бы я работал для тебя, - сказал я, - и ты попросил бы меня держать дело в тайне, тебе было бы приятно, если бы я проболтался?
Несколько минут он сосредоточенно смотрел на меня. Взгляд у него был унылый.
- Нет, парень. Вряд ли. По-моему, тут и скрывать-то нечего. Бетезда умерла при родах. И жеребенок вместе с ней. Такой малюсенький, сразу видно, не жилец.
- Мне жаль, - откликнулся я.
Он пожал плечами.
- Иногда такое бывает. Правда, не часто. У нее сердце не выдержало.
- Сердце?
- Угу. Жеребенок лежал не правильно, и кобыла перенапряглась, а ей это никак нельзя. Мы помогли извлечь мальца, и тут она застыла. Ни на йоту больше с места не сдвинулась, и все. Что уж тут поделаешь. Да и рожала она за полночь.
- А ветеринара вы не вызывали?
- Он пробыл здесь до утра. Я позвонил ему, когда схватки только начались. Мы надеялись, что все легко обойдется. Но, видишь ли, первые роды, сердечные спазмы и так далее.
Я чуть заметно нахмурился.
- Значит, у нее уже были сердечные спазмы, когда ее привезли к тебе?
- Конечно, были, парень. Вот почему ее и сняли со скачек. Похоже, ты ее совсем не знал, я не ошибся?
- Нет, - подтвердил я. - Расскажи мне.
Он снова повел плечами.