* * *
Стук не прекращался. Он нарастал, выворачивая наизнанку мир. Он смешивался с визгом молний, пронзающих небо от верхушки купола и до самой земли. Хотя, наверное, это были вовсе не молнии, а человеческие голоса, но голоса картонные, неживые, ненастоящие. Маринка легла на пол, заткнула уши руками, прижала колени к груди и закрыла глаза. Она закуклилась в своем страхе, поплыла в нем, словно нерожденный младенец в теплой черноте материнского чрева. Ничего не видела, не слышала и не воспринимала. Ужас смерти перерос в абсолютное, спокойное равнодушие. В нем оказалось уютно, и Маринке не хотелось рождаться заново. Даже когда она услышала, как кто-то выбивает дверь. Жуткой силы удар и грохот рассыпающейся баррикады. Плевать. В ласковой темноте не было ничего и никого, кроме нее самой. Крупица жизни, уже неразделимая со смертью. Беспамятство, в котором сознание танцевало медленный фокстрот.
- Вы живы? Она сжалась еще сильнее. Кто-то здесь был. И этот кто-то хотел вытащить ее на свет, как половую тряпку из-под ванны. Нет, ее нет. Она умерла. Для всех, кроме себя.
- Мариночка, с вами все нормально? - голос Сергея Сергеевича. Они собрались, чтобы понаблюдать за процессом родов. Не надо. Положите тую на могилу и оставьте зарастать травой.
- Она в шоке, - это был голос телохранителя. - Эй, кто-нибудь, принесите нашатырь! Так, теперь ты. Драться умеешь?
- Приходилось.
- Отлично. Вот тебе ключи от входной двери. Иди на первый этаж и вызови наряд милиции. Попробуй, кстати, привести в чувство этого бычка внизу. Все, вперед.
- Но…
- Я сказал, бегом!!!
- О, Господи. Только этого мне и не хватало, - искренне огорчился Сергей Сергеевич. - Она придет в себя?
- Не знаю. Всяко бывает.
- Ну за что, за что мне такое? - причитал Сергей Сергеевич. - А вы что собрались? Заняться нечем? Быстро все… по рабочим местам.
- Ни в коем случае. - Это снова телохранитель. - Никому из комнаты не выходить. И прикажите остальным сотрудникам не покидать кабинетов и не открывать двери на стук. Это понятно?
- А в чем дело?
- Дело в том, что где-то внутри здания прячется сумасшедший. Убийца-маньяк. Он понимает, что шумиха уже поднялась и что скоро здесь будет милиция, поэтому вполне может попытаться пересидеть суматоху в одном из кабинетов.
- А… то есть как? - голос Каляева дрогнул.
- Просто. Убьет какую-нибудь девицу и запрется вместо нее.
- О боже мой. О боже мой. Маньяк внутри здания. Господи, что же мне делать?
- В первую очередь кончайте ныть. Вы здесь главный. К тому же один из немногих мужчин в этом цветнике. Постарайтесь вести себя соответственно. Принесли? Отлично. Аптечка? А в ней есть нашатырь? Прекрасно. Дайте его сюда. Дайте, говорю, все пальцы осколками порежете с непривычки… А ну-ка, просыпаемся. Мрак беспамятства лопнул, словно воздушный шар. Резкий отвратительный запах ударил в голову, заполнил легкие, разорвавшись внутри, как вакуумная бомба. Маринку тащили к свету, а она сопротивлялась отчаянно, давясь собственным криком, корчась от боли. Ей не хотелось возвращаться. Ей хотелось умереть, но самой по себе. Без помощи этих горячих, властных рук. Или остаться там, в чернильной пустоте, плыть блаженно по глубинным волнам собственных чувств, оставляя позади мысли, панцирем окольцовывающие рваное тело ужаса. Резкая пощечина отбросила ее голову назад и вбок. Маринка всхлипнула и открыла глаза. С губ сам собой сорвался сдавленный крик. Она не чувствовала боли. Крик был подсознательным отголоском недавнего кошмара. Маринку колотила нервная дрожь. Телохранитель приподнял ее, прижал к себе, погладил по волосам, прошептав:
- Тихо, тихо, тихо. Все кончилось. Все уже кончилось. Он ушел. Его нет. Вы в безопасности. Маринка увидела стоящего посреди комнаты Сергея Сергеевича. Толстяк растерянно улыбался, еще не веря, что все закончилось благополучно. Сотрудница, дура чокнутая, пришла в себя. Значит, не нужно будет оплачивать производственную травму. А что? Любой психиатр мигом докажет, что "крышу сорвало" у девочки только благодаря тяжелым психологическим условиям.
- Мариночка, - елейным голоском пропел Каляев. - Вы очнулись? Ну, слава Богу. Слава Богу. А мы-то, мы-то как переволновались все. Телохранитель повернулся к нему, сказал негромко:
- Я отвезу Марину домой. Надеюсь, вы понимаете, что ни о какой работе теперь не может быть и речи.
- Конечно, конечно, - всплеснул пухленькими ручками Сергей Сергеевич. - Пусть Мариночка побудет дома денек-другой, отдохнет, оправится. Мысль его была тривиальной и понятной, как шлагбаум: "Надо держать эту психопатку подальше от фирмы". Телохранитель посмотрел на Маринку:
- Вы можете идти? Она кивнула, оперлась рукой об пол, попыталась подняться. Однако колени подогнулись, и Маринка вновь оказалась на полу.
- Осторожно, осторожно, - приговаривал телохранитель, бережно поддерживая ее поперек спины. - Встаем, медленно, не торопясь. Вот так. Аккуратно. Голова кружится? Ноги как будто ватой набили, да? Ничего страшного. Нормальная реакция организма на избыток адреналина в крови. Это пройдет. - Он покосился на толстяка. - Когда приедет наряд, скажите им, чтобы перекрыли все выходы из здания. Я позвоню на Петровку, через десять минут здесь будет группа захвата. До их прибытия никому из комнат не выходить.
- Хорошо, хорошо, - торопливо закивал Сергей Сергеевич. - Не беспокойтесь. Все сделаем. - Он словно перекладывал ответственность за жизни своих сотрудников с собственных пухлых плеч на плечи этого молодого, здорового парня. И, надо сказать, делал это Каляев с большой охотой. Ему было страшно не меньше, чем всем остальным. - Я сейчас же… Немедленно…
- Пойдемте, - мягко сказал охранник Маринке. Он провел ее по коридору, по лестнице. Они спустились до третьего этажа. Здесь Маринка остановилась, указав трясущейся рукой на телефон. Трубка, покачиваясь, висела на шнуре у самого пола.
- Он мне звонил. Боря мне звонил.
- Вы уже говорили, - напомнил телохранитель.
- Нет, он звонил еще раз… - Маринка с трудом сглотнула тягучий горький комок, застрявший в горле. - С этого аппарата. Уже… уже после того, как вы уехали.
- Вон как? Телохранитель, не отпуская Маринку, чуть подался к прикрытой двери, ведущей в темный коридор третьего этажа, и пнул ее ногой. Створка распахнулась, с пушечным грохотом ударившись о косяк. Желтый прямоугольник света упал на квадратики линолеума, выхватил из мрака лежащее на спине тело. Белые скрюченные пальцы, тусклый ободок обручального кольца, задранный к потолку острый подбородок, под которым страшно зияет фальшивая улыбка. И большая, черная, похожая на языческий нимб, лужа вокруг головы.
- Этот ублюдок опаснее, чем я думал, - пробормотал телохранитель, увлекая Маринку за собой. - Мы его недооценили. На первом этаже молодой квадратный парень с растерянной усмешкой, выдававшей испуг, караулил дверь. Рядом с ним, зажимая разбитое лицо, сидел на полу "пятнистый" бугай. Увидев телохранителя, он поморщился, буркнул:
- Ну ты даешь, начальник.
- Извини, некогда было объясняться, - ответил тот. - В следующий раз сначала проверь документы, а уж потом открывай дверь.
- Ладно, запомню.
- У тебя пушка заряжена? Или так, для вида?
- Две обоймы, - снова поморщился бугай.
- Вытащи ее из кобуры и до прибытия милиции держи под рукой. - Он повернулся к молодому: - Наряд вызвал?
- Сейчас подъедут.
- Молодец. Смотрите в оба, ребята. По зданию бродит вооруженный ножом психопат. Он уже перерезал горло охраннику с третьего этажа и, конечно, не задумается, если придется прикончить еще двоих парней. Понятно? Бугай кивнул серьезно, достал из кобуры "макаров" и передернул затвор, пробурчав: "Пусть только сунется". Молодой же побледнел и заулыбался панически. Телохранитель и Маринка вышли на улицу, зашагали к припаркованной на углу "четверке", забрались в салон. Охранник запустил двигатель и включил печку. Теплая волна покатилась в салон. Маринка, кутаясь в пальто, отвернулась к окну и слепо уставилась сквозь стекло на пустынную, залитую светом фонарей улицу. По Арбату с ревом проносились машины. Телохранитель достал из кармана сотовый телефон, набрал номер.
- Алло, - сказал негромко, не желая лишний раз беспокоить пассажирку. - Это я. Как дела? Та-а-ак. Я же говорил, что это очень хитрый и очень опасный ублюдок. Вот что, парни, подъезжайте-ка на Арбат. Здание телефонного узла, напротив "Праги". Этот гад где-то внутри. Надо его "выкурить". Нет, не уйдет. Я поставил двоих местных у входа. Они его не выпустят. Да, ствол у них есть. Один, правда, но этого хватит. И наряд сейчас подъедет. Потом отзвони. До связи. Телохранитель отключил телефон, сунул его в карман, хмыкнул.
- Номер, который вам дали, "липовый". Мы проверили. Никакого Бори, конечно, в квартире не было. Благопристойная семья. Мама - учительница, папа - ветеринар, сын - школьник. Наш "друг" просто подключил свой аппарат напрямую к распределительному щиту. Не сомневаюсь, что и все предыдущие разы он пользовался этой маленькой уловкой. По номеру нам его не поймать. Маринка даже не пошевелилась. Просто сидела и смотрела в окно.
- Ладно, - сказал телохранитель. - Ребята поставят все здание вверх дном, но его найдут. Никуда этому уроду теперь не деться. Можно считать, он у нас в руках. Телохранитель нажал на газ. "Четверка" взвизгнула колодками, разворачиваясь, рванула по темной Поварской, резко свернула в Борисоглебский переулок, пронеслась до Арбата и пошла вправо, к Кутузовскому. На протяжении всего пути телохранитель поглядывал в зеркальце заднего вида. Проспект казался почти пустынным, ночь все-таки. До дома они домчались за четверть часа. Машина остановилась на углу. Телохранитель заглушил двигатель.
- Во дворе сейчас не приткнешься. Ну да ничего. Я провожу вас до квартиры. В любом случае за нами никто не следил. Это точно. Маринка, всю дорогу смотревшая в окно, вздохнула, выпрямилась, сказала, глядя прямо перед собой:
- Знаете, я подумала и решила… Не нужно больше меня охранять. Телохранитель внимательно посмотрел на нее, затем пожал плечами:
- Позвольте спросить, почему?
- Вы не можете его остановить. Никто не может его остановить. - На лице Маринки застыло ледяное спокойствие. - Вы не просто недооценили этого человека. Вам даже невдомек, насколько ваше представление о нем не совпадает с действительностью.
- Тем не менее он всего-навсего человек и, как все люди, смертен. Маринка повернулась к спокойному, как скала, телохранителю:
- Хотите сказать, что… убьете его?
- Вы схватываете на лету, - подтвердил тот. - Скорее всего этот разговор вообще не имеет смысла. Девяносто девять и девять десятых за то, что вашему мнимому "братцу" как раз сейчас надевают наручники на запястья, но, на всякий случай… Разумеется, речь идет только о самозащите. Не более.
- О вашей самозащите.
- О моей, о вашей. - Он потянулся за сигаретой, закурил. - Вы можете заключить договор с моим охранным агентством. Тогда я буду официально отвечать за вашу безопасность. Правда, вам придется оплачивать мои услуги, но такой договор даст мне право использовать оружие в случае, если ситуация выйдет из-под контроля.
- То есть если моей жизни будет угрожать опасность?
- Совершенно верно.
- Она мне уже угрожала, - холодно отрубила Маринка. - Сегодня. И вы ничего не смогли сделать. Не сможете и впредь. Всего доброго, - она потянулась к дверце, но телохранитель цепко схватил ее за плечо.
- Сначала выхожу я, потом вы.
- Я, кажется, сказала, что больше не нуждаюсь в ваших услугах. Можете ехать домой.
- Одну секундочку. Я должен вам кое-что объяснить, - спокойно сказал телохранитель, рывком усадил Маринку в кресло и, бросив окурок на тротуар, захлопнул дверцу. - В данную секунду я отвечаю за вашу жизнь. Не вы меня пригласили, не вам меня и прогонять. Поднимитесь наверх, обсудите данный вопрос с Мишей. Он знает номер моего сотового телефона. Если вы решите, что мне здесь больше нечего делать, пусть позвонит и скажет об этом сам. Я уеду. Но прежде подумайте: Боря не собирался вас убивать. Если бы он пришел за вашей жизнью, то не стал бы звонить. Согласен, я допустил большую ошибку, недооценив этого парня. Но зачем он устроил весь этот спектакль сегодня?
- Не знаю, - тихо, почти беззвучно прошептала Маринка. - Я уже ничего не знаю, правда. Я устала.
- Потому что вы напугали его.
- Я?
- Конечно. Когда вышли на работу. Наш расчет оправдался. Он забеспокоился. Очевидно, этот тип следил за нами от самого вашего дома, видел, что вас сопровождает охрана. И тогда он проделал виртуозный трюк с телефонным звонком. Я не могу не уважать его изобретательность. Но надо верно оценивать факты. Боря испугался. Он понял, что не способен контролировать ситуацию. События начали развиваться иначе, чем планировалось. Этот хитроумный ублюдок все взвесил и нашел единственно верное решение. Он решил напугать вас. Причем напугать так, чтобы руки-ноги отнялись от ужаса. Как видите, ему это удалось.
- Как получилось, что вы бросили меня? - вспыхнула вдруг Маринка. - Как ты мог уехать и бросить меня одну? Ты же обещал! Ты обещал, что все время будешь рядом, что мне ничто не угрожает. Я поверила тебе! Телохранитель вздохнул:
- Я никуда не уезжал. Просто в этой стране до сих пор не перевелись идиоты. Хочешь, чтобы я объяснил, как все получилось? Пожалуйста. В тот момент, когда ты связалась со мной по рации, мимо проезжал милицейский "бобик". Парней в погонах вид человека с передатчиком возбуждает не меньше, чем параноика - картины Рубенса. Они вытряхнули меня из машины и стали проверять документы. Знаешь, как это делается? Сначала просят предъявить паспорт, потом документы на машину, потом руки за голову, откуда пистолет, где разрешение на ношение служебного оружия, то да се. Был бы повод, а уж устраивать "разбор полетов" эти ребята умеют. Короче, оторвались по полной программе. Арбат - правительственная трасса. И, как назло, должен был проезжать кто-то из наших "бугрястых шишек". Вот и приняли меня за террориста. В общем, они бы мурыжили меня еще часа три, если бы я не упросил их вызвать знакомых ребят с Петровки. - Он снова закурил. - Передатчик эти моральные уроды бросили на сиденье "бобика". Я слышал, как ты меня вызывала, но ничего не мог сделать. В салоне повисло напряженное молчание. Маринка обдумывала рассказ телохранителя. Если дело обстояло именно так, как он рассказывал, то иного выхода у него не было. Он поступил так, как должен был поступить. В противном случае его скрутили бы и увезли в отделение. Неизвестно еще, чем бы все закончилось, не появись телохранитель вовремя на этаже. Возможно, Боря решил бы воспользоваться случаем и изменить очередность жертв. Маринка вдруг вспомнила, как телохранитель прижимал ее к себе. Бережно и нежно. Как гладил по волосам и шептал на ухо что-то ласковое и успокаивающее. Она неожиданно подумала о том, что у этого плечистого парня самая неблагодарная из всех неблагодарных работ.
- А если бы он оказался у моего кабинета? Ты бы убил его?
- Постарался бы обойтись без стрельбы. Маринка посмотрела ему в глаза:
- И ты согласился бы умереть вместо меня? Телохранитель усмехнулся криво. Видимо, эта мысль уже приходила ему в голову не раз и не два.
- Моя работа заключается не в том, чтобы погибнуть за клиента, а в том, чтобы спасти клиента и, по возможности, себя.
- Ты не ответил. - Их лица сблизились. Губы почти соприкоснулись. Они чувствовали дыхание друг друга. Жаркое, прерывистое. Голоса снизились до едва различимого шепота. - Ты бы умер за меня?
- Если бы вопрос стоял так: ты или я…
- Я или ты… Маринка осторожно коснулась губами его щеки, поцеловала, легко скользнув по коже кончиком языка. Он повернул голову, ища ее губы своими губами.
- Я бы умер… Горьковатый привкус табака и едва различимый - мяты запекся на Маринкиных губах. Она провела языком по его сухим, горячим губам. Он сжал ее плечо. Прикосновение было приятным. Сильным. Пальцы его едва заметно подрагивали от возбуждения. Маринка отстранилась, чтобы увидеть глаза телохранителя. Карие, с расширившимися зрачками. Не зря говорится: "Глаза - зеркало души". По ним можно абсолютно точно сказать, что человек чувствует в данный момент. Маринка стряхнула с плеч пальто, расстегнула верхнюю пуговицу на блузке. Ей даже не приходилось фантазировать. Она просто проигрывала в реальности свой обычный "телефонный" сценарий. Телохранитель протянул руку и коснулся шершавой ладонью ее щеки. Кончиками пальцев провел по щеке, подбородку. Наклонился вперед и коснулся губами ее шеи. Маринка запрокинула голову. Он не торопился, не набрасывался, как Мишка, жадно, словно это последняя секунда жизни. В нем ощущалась сила и чувственность. Его губы, как раскаленное тавро, обжигали кожу. Пальцы скользили по груди легко, воздушно. Маринка чувствовала, как, сокрушая шаткую стену рассудка, вырастает в ней вьюн желания. Она хотела этого мужчину. И в ее желании отсутствовала жажда измены. Ни намека на банальный животный секс. Это и не должно было быть сексом в физиологическом смысле. Не акт - символ акта. В том, что происходило сейчас, присутствовало нечто гораздо большее. Более интимное и, как ни странно, духовное. Человек, каждую секунду готовый отдать за тебя свою жизнь, становится не просто близким. Он превращается в часть тебя. Он роднее матери и отца. Родители дарят жизнь, он - сохраняет ее. Именно это и ощущала Маринка. Потребность слиться с ним, стать единым целым. Довериться этому человеку более, чем кому бы то ни было. Его пальцы отыскали пуговицу на блузке, расстегнули ее, сползли ниже, еще ниже, еще.
- Почему ты молчишь? - шепотом спросил он.
- Ты хочешь, чтобы я что-то говорила? Маринка, сияя необычной, светящейся улыбкой, сбросила пиджак, блузку. Закинув руки за спину, расстегнула лифчик.
- Нет, - ответил он. Голос его стал хрипловатым.
- Тогда зачем спрашивать? Маринка протянула руку, мягко обхватила его за голову, прижала к груди и, вздрогнув, почувствовала, как его губы смыкаются вокруг соска. Она опустила руку, нащупала ремень на его брюках, потянула, скидывая застежку. Телохранитель, не прекращая целовать ее грудь, закинул руки за спину, сбросил куртку. На боку у него болталась кобура. Маринка потянула ремни. Кобура шлепнулась на пол, куда-то под ноги. Сейчас его можно было взять голыми руками. Разве это не символ высочайшего доверия? Отстранившись, он стянул рубашку через голову и тут же снова подался вперед.
- Опусти сиденья, - прошептала Маринка. Телохранитель посмотрел на нее, облизнул губы.
- Черт, что мы делаем? - пробормотал он. - Что мы делаем? Маринка, не переставая улыбаться, расстегивала его брюки.
- Тебя мучает совесть?
- Я чувствую себя ублюдком. Застежка "молнии" с легким треском пошла вниз.
- Почему? Он посмотрел на нее.
- Зачем ты это делаешь?
- А зачем ты это делаешь?
- Не знаю. Она потянула его брюки вниз.
- А я знаю абсолютно точно, - наклонилась, поцеловала его грудь, коснулась языком соска, скользнула губами по животу, коснулась пениса и тут же выпрямилась. Его лицо почти касалось ее лица. - Опусти сиденье, - прошептала в самое ухо. Ее пальцы легли на его промежность, скользнули вверх-вниз по пенису. - Успокойся. Я сама этого хочу.
- Черт, - таким же сдавленным шепотом ответил он. - Все. Давай остановимся, пока не поздно. Я не могу. Я, правда, не могу.