- Так значит вы лично тещей не разговаривали?! - подпрыгнул Шура.
- Ну да, - кивнул Сисяев. - Меня потом Федько на палубе встретил и говорит, мол, тебе теща звонила, сказала, что в боновый сегодня товар привезут… Ну и так далее.
Капитан и Холмов переглянулись.
- Немедленно едем к этому Федько! - возбужденно произнес Шура, потирая руки. Глаза его блестели, как у алкоголика, которому продавщица в рюмочной протягивает стакан, наполненный до краев водкой. - Вы, юноша, тоже одевайтесь. Поедете с нами.
- На кой хрен он нам нужен? - недоуменно спросил капитан.
- На всякий случай, - уклончиво ответил Шура. - Может, все, что он нам рассказал, ему померещилось, кто знает…
- Понял, - многозначительно сказал капитан. - Ну-ка, дорогой, живо натягивай портки, прокатишься за компанию.
- Куда?! - запротестовал Сисяев. - Зачем? Я не хочу никуда ехать, я уже на другое настроился…
- Перестроишься, - сурово произнес капитан. Сисяев тяжело вздохнул, что-то побурчал себе под нос и покорно стал одеваться.
- Федько был с вами в боновом? - спросил его Холмов, когда они садились в машину. Сисяев отрицательно замотал головой, и Шура торжествующе посмотрел на капитана.
Матрос Федько жил в стареньком доме на улице Чкалова. Стучать в дверь пришлось довольно долго, пока наконец не послышались приближающиеся шаги и встревоженный женский голос поинтересовался: - Кто там?
- Простите, нам срочно нужен товарищ Федько, - сладким голосом произнес капитан. - По служебным делам.
- Так он в рейсе, уже второй день, - послышался недоуменный ответ. - Какие служебные дела еще. А ежели вы за долгами, то с ним и разбирайтесь, у меня нет ни копейки.
- В каком рейсе?! - взревел Беспалкин. - Я капитан его судна, оно… э…э… в порту стоит. Откройте сейчас же дверь!
Загремели замки, дверь приоткрылась на цепочке, и в образовавшуюся щель просунулось хмурое женское лицо с маленькими, поджатыми губками, острым, любопытным носом и длинным, словно выточенным из куска дерева, подбородком. "Старуха Шапокляк", - промелькнула в голове Димы озорная мысль.
- М-да, Степан Григорьевич, - пожевав губами нехотя констатировала супруга Федько. - Стало быть, "Партизан" еще не ушел, а Гришки на нем, говорите, нету?
- Ну да, - нетерпеливо кивнул капитан. - А что, дома его, значит, тоже нету? Где же он тогда может быть?
- Где он может быть? - внезапно так заорала "старуха Шапокляк", что все невольно попятились. - Да у Надьки, кикиморы этой, шо6 у нее тройня родилась! Ловко же он, сучий кот, меня провел. Ну погоди, ужо я тебе оборву инструмент, кобель плешивый…
- Надька - это, насколько я понял - любовница вашего супруга. А вы не подскажете - где она живет? Апрес? - чрезвычайно учтиво поинтересовался Холмов. Супруга Федькл пожала плечами и зевнула.
- Раньше в соседнем доме жила, потом его снесли и им дали квартиру где-то на Слободке - сказала она. - Вроде возле автовокзала. Только я бы, честно говоря, вообще бы не советовала вам соваться к ней в дом. У нее брательник - уголовник отпетый, только недавно из тюрьмы вышел после третьего срока. У них там в хате постоянно всякая шваль ошивается - ворюги, наркоманы. Еще подрежут… Холмов и Беспалкин обменялись выразительными взглядами.
- Может, все-таки кто-то из ваших соседей знает, где живет эта Надька? - с надеждой спросил Шура. Но "старуха Шапокляк" отрицательно замотала головой.
- Ну что ж, спасибо и на этом. За мной мужики! - бодро произнес Холмов. Все направились обратно к машине.
- Думаю, не пройдет и двух часов, как вы будете плясать на палубе своей незадачливой посудины, - потирая руки, сказал Шура капитану, когда они садились в "Волгу". - Дело становится абсолютно ясным…
- Вы в этом уверены? - хмуро сказал Степан Григорьевич. - А я в этом сильно сомневаюсь. Где мы найдем эту Надьку?
- Найдем! Путем опроса местных жителей, - пошутил Холмов. Но капитан шутки не понял.
- Вы что, собираетесь ездить по всей Слободке, стучать в окна и спрашивать, где, мол, живет Надька, у которой брат три раза в тюрьме сидел? - возопил он. - Вы в своем уме? Сисяев, который оставался в машине, заерзал на сиденье и нетерпеливо спросил:
- Ну, что там у вас? Я могу быть свободен?
- Пока сиди, - рассеянно махнул рукой Холмов и обратился к сидевшему за рулем Башлинскому. - Давайте на Слободку. Сначала на Маловского, дальше покажу.
- Какую-такую Слободку?! - опять взревел Беспалкин. - Что мы там найдем? Может, по побережью все-таки прошвырнемся? Хоть какой-то шанс…
- Я не понял, кто у нас сегодня сыщик - я или клопы?! - в свою очередь вспылил Шура. - Ищите тогда сами и не морочьте мне голову.
- Ну, ладно, ладно, - примирительно пробормотал капитан. - Слова уже сказать нельзя… "Волга" снова помчалась по мокрым улицам давно уснувшей Одессы. Почти все окна в домах были темны, фонари горели через один, и город выглядел мрачновато. В машине было тепло, мотор гудел убаюкивающе, и Диму начала "бить муха"…
Глава IV. В "малине"
Подчиняясь отрывистым командам Холмова ("направо", "налево", "прямо до поворота"), "Волга" долго петляла по разбитым дорогам Слободки. Прыгающие лучи фар выхватывали из темноты то невысокие дома, то покосившиеся заборы, то грязных, облезлых котов, которые, блестя изумрудными глазами, торопливо перебегали дорогу. Наконец, внимательно оглядевшись, Холмов сказал:
- Стоп, стоп! Приехали. Вацман, идем со мной. На всякий случай… Остальным сидеть в машине и ни в коем случае не пыходить. Мы быстро.
Выйдя из машины, Шура и Дима прошли метров сто и остановились у большого добротного частного дома, окруженного высоким, крепким забором. Шура кашлянул, поправил шляпу и четыре раза размеренно стукнул кулаком в металлическую калитку. Тотчас за забором раздался злобный, низкий лай какой-то зверюги, скорее всего собаки. Внезапно лай прекратился, и из-за калитки послышался не очень громкий, но отчетливо слышный голос, произнесший одно-единственное слово:
- Отзовись.
Дима вздрогнул от неожиданности: он совсем не слышал, как говоривший подошел к калитке.
- "Петушатник" - за баней, - так же негромко ответил Холмов. Единственное, что понял из этой фразы Дима, - это то, что она являлась паролем. Протяжно заскрипела задвижка, калитка приоткрылась, и в лицо Холмову ударил яркий сноп света. Затем неизвестный направил фонарик на Диму, отчего тот невольно закрыл глаза.
- А это что за фраер? - сухо произнес человек с фонарем. - Его я не знаю.
- Не переживай, Чебурашка, это хлопец свой, - ответил Холмов и с раздражением добавил: - Да убери ты свою фару, а то прямо как на допросе…
Неизвестный хмыкнул, выключил фонарь, и в отблеске тусклого уличного освещения Дима увидел высокого, худощавого и лысоватого парня с большими, оттопыренными ушами. Несмотря на пробирающий до костей ночной холод, на нем была лишь майка да спортивные штаны.
- Мне нужно срочно поговорить с Крапленым, - тихо сказал Холмов. Ушастый задумчиво прикусил губу, почесал затылок и неуверенно произнес:
- Ну ладно, идем…
Пройдя по асфальтовой дорожке, они зашли в дом.
- "Дуру" на стол! - предупредил Чебурашка. Шура молча достал револьвер и положил его на тумбочку в прихожей. После этого ушастый кивком головы пригласил: проходите, мол. Они вошли в большую комнату, и Дима остановился, растерянно оглядываясь по сторонам. В какую-то долю мгновенья ему вдруг показалось, что он попал в старшую группу детского сада в час игр. Впрочем, эта нелепая ассоциация тут же исчезла. Во-первых, потому, что в "группе" плавали густые клубы табачного дыма. А во-пторых, "детишки" были с наколками, фиксами, высокие и широкоплечие, и занимались они отнюдь не катанием автомобильчика по ковру или пеленанием куклы.
Несколько человек сидели на полу, сложив ноги по-турецки и резались в карты, потягивая пивко из бутылок, большая батарея которых громоздилась вокруг. Трое мужиков склонили головы над лежащим на журнальном столике разобранным большим амбарным замком и негромко переговаривались. Судя по всему, они обсуждали сильные и слабые стороны этой конструкции. В дальнем углу крепыш с нахмуренной физиономией, сосредоточенно сопя, кулаками и ногами молотил по цилиндрической боксерской груше на пружинной подставке. На грушу был наброшен форменный милицейский пиджак, а сверху болталась милицейская фуражка, закрепленная веревкой. Рядом, у стены, стояла большая плетеная корзина, вроде той, в которую молдаване собирают виноград. Она почти доверху была наполнена кошельками, портмоне, косметичками, бумажниками всевозможных размеров, фасонов и расцветок. Из соседней комнаты слышались музыка, веселый гомон, густо пересыпаемый отборным матом, звенели стаканы и лязгали тарелки. Шура наклонился к Диме и тоном музейного экскурсовода стал объяснять, понизив голос до шепота.
- Перед вами, уважаемые граждане, типичная одесская "малина" образца второй половины XX века. Здесь отдыхают и набираются сил перед дальнейшими трудовыми подвигами граждане специфических профессий, как-то: гоп-стопники, домушники, щипачи, медвежатники и тэ дэ. Коллектив, как видите, подобрался дружный и сплоченный…
В это время в соседней комнате стихла музыка, послышались громкие, раздраженные голоса, затем раздался звон падающей посуды, хлопки, явно напоминающие звуки оплеух и завизжали женщины. Через минуту оттуда, сопя и пыхтя, кубарем выкатились двое сцепившихся граждан мужского пола. Отчаянно мутузя друг друга руками и ногами, они принялись кататься по полу.
Но тут из высокого кожаного кресла, стоящего наискосок к входной двери, задней частью к Диме и Шуре, медленно поднялся высокий, широкоплечий мужчина. Схватив дерущихся за воротники, он легко, как двухнедельных поросят, приподнял их и с размаху крепко трахнул лбами, словно музыкальные тарелки друг о друга. Обалдевшие противники молча повалились обратно на пол, полежали так с минуту, затем, кряхтя, поднялись и, пробормотав извинения, поковыляли обратно в соседнюю комнату.
- Пахан, - очень тихо, сквозь зубы, сообщил Диме Холмов, прежде чем широкоплечий обернулся к ним. Это был смугловатый брюнет, на вид лет сорока пяти, с очень тяжелым, пристальным взглядом. В его густой шевелюре было уже полно седых волос. Диме он почему-то напомнил булгаковского Воланда, вернее, таким он существовал в Димином воображении. Небрежным жестом широкоплечий подозвал Холмова к себе и кивком головы пригласил сесть. Диме же он не оказал ни малейших знаков внимания, и тот так и остался стоять там, где и стоял.
- Ну, здорова, мент, - тягучим басом произнес брюнет, медленно растягивая слова. - Какой хрен занес тебя в столь поздний час в нашу скромную обитель? Руки он ему, однако, не протянул.
- Обижаешь, командир, - полушутя-полусерьезно сказал Шура. - Хорошо ведь знаешь, что к ментам я давно не имею никакого отношения.
- Нет уж, - усмехнулся брюнет. - Мент - он и до гроба останется ментом, как бы не наряжался…
- Ну ладно, Крапленый, оставим этот спорный вопрос до Страшного Суда, - поморщился Холмов. - Лучше скажи-ка, как на духу, - твои хлопцы сегодня ничего такого… интересного не откололи? Ну, например, в порту? Клянусь, я - могила!
Брюнет задумчиво посмотрел на Шуру и медленно помотал головой. На щеке возле самого виска у него Дима заметил большое родимое пятно. "Так вот почему у него кличка "Крапленый"", - догадался Вацман.
- Верю, - вздохнул Шура. - Тогда вот какое дело… Мне позарез нужно найти одного товарища. О нем я знаю только то, что он сидел три раза, недавно "откинулся", живет в ваших краях, и у него еще есть сестра… Крапленый достал из кармана красивую трубку, сделанную из плексигласа, и, набивая ее табаком, полюбопытствовал:
- А что на нем?
- Пока ничего, - уклончиво ответил Холмов. - Пока мне нужно с ним поговорить и выяснить - не сделал ли он одной глупой штуки, за которую опер его будет потом сильно ругать.
- Чебурашка, - громко кликнул Крапленый. - Позови-ка сюда Китайца. Чебурашка скрылся в соседней комнате и почти тотчас вышел из нее с коротко стриженным мужиком. Его слегка раскосые глаза и круглая, как бубен, физиономия и вправду делали мужика похожим на хунвейбина. Он что-то торопливо жевал и старался побыстрее проглотить.
- Слышь, Китаец, у тебя сеструха есть? - спросил Крапленый. Мужик утвердительно кивнул и сделал удивленное лицо.
- А как ее зовут? - быстро спросил Холмов.
- Надюха, - ответил Китаец и с нескрываемым подозрением посмотрел на Шуру.
- Да не тряси ты губой, я не из розыска, - успокоил его Холмов и задал новый вопрос. - Скажи-ка лучше, кто нынче у твоей сестры в женихах и как его зовут?
- Моряк один, Григорий. А в чем дело, дяденька? - с откровенным раздражением спросил Китаец и посмотрел на невозмутимо попыхивающего трубкой Крапленого. Тот успокаивающе кивнул: мол, все нормально, говори.:
- Где и когда ты видел этого самого моряка в последний раз?
- Сегодня и видел, он к Надюхе пришел. Ночевать остался. Я как раз уходил, а они уже спали. Да так крепко, понимаешь, что кровать ходуном ходила! - заржал Китаец… Шура заметно изменился в лице; видимо, был расстроен тем, что его такая верная и стройная версия неожиданно начала давать сбой.
- Ну хорошо… - вздохнул он. - А скажи-ка, родной, где тебя самого видели сегодня… часиков этак с трех и до десяти?
Китаец снова насторожился и тревожно глянул на пахана. Но тот опять кивнул: отвечай.
- Ну это… - медленно заговорил Китаец, тщательно подбирая слова. - В общем после трех я одному своему корешу помогал с завода сварочный аппарат… того… этого… вывезти. Потом выпили. А с шести до полдесятого я дома сидел.
- Кто тебя там видел? - быстро спросил Шура.
- Участковый в девять заходил, режим проверял…
- Ясно… - разочарованно произнес Холмов. - Ну, извини, дорогой, свободен…
- А все-таки в чем дело? - спросил Китаец, исподлобья глядя на Шуру.
- Тебе сказали - свободен! - повысил голос Крапленый. Китаец моментально исчез, словно в кинотрюке. Шура в глубокой задумчивости достал папиросу и закурил. На лбу его обозначились морщины, будто трещины на лобовом стекле попавшего в аварию автомобиля.
- Скажи, Крапленый, - спросил он. - Кто сейчас в Одессе может пойти на крупное… очень крупное дело? С "мокрухой", неприятностями, с Комитетом и так далее?
- Из наших сейчас вряд ли кто, - подумав немного, ответил Крапленый. - Не та ситуация после одного… ну, в общем, неважно. Может, из залетных кто… Я слышал, вроде из Днепра к нам бригада штопорил прибыла. Говорят, отчаянные хлопцы, мозоли на ходу состригут…
- Где их можно вычислить? - привстал Холмов, но Крапленый пожал равнодушно плечами и промолчал.
- Понятно… - нахмурившись, выдохнул Шура. - что ж, спасибо, как говорится, и на этом. Извини за беспокойство…
- А что случилось у тебя? - полюбопытствовал Крапленый. Шура смущенно произнес:
- Пока, понимаешь ли, разглашению не подлежит. Впрочем, утром, думаю, ты сам узнаешь… Крапленый кивнул и щелкнул себя по кадыку.
- Стопу примешь?
- Не могу, - развел руками Шура. - На работе не пью - нюх потеряю. Мне пора…
- Чебурашка, проводи!.- крикнул Крапленый. Сопровождаемые ушастым привратником, Шура и Дима, у которого от долгого стояния затекли ноги, вышли в прихожую. Холмов взял с тумбочки револьвер, хотел было положить его в карман, но насторожился, задумчиво покачал его на ладони, затем крутнул барабан и выругался:
- Ну что за публика!.. Два патрона сперли…
- Шурик, так ты что, с бандитами дружбу водишь? - с нескрываемым удивлением спросил Дима, когда они вышли на улицу.
- Так надо, - рассеянно ответил Холмов, погруженный в свои мысли. - Это деловая дружба…
- Какие могут быть общие дела у милиционера, пусть и бывшего, с уголовниками? - не унимался Дима. - Ты что, и на тех и на тех работал? Эта фраза Шуру несколько задела.
- Ты, Вацман, еще слишком мал и глуп и не видал больших за. катов! - довольно резко ответил он. - Что ты знаешь о взаимоотношениях милиции и уголовки! Впрочем, и очень хорошо. Занимайся своим делом, а мы своим! А как мы будем им заниматься - никого не скребет!..
Когда они подошли к машине, сидевшие в ней дружно набросились на Шуру с ругательствами за долгое отсутствие. К удивлению Димы, больше всех кипятился Сисяев, тонкий голос которого разносился далеко вокруг. Но Холмов не обращал, вопреки своему обыкновению, на поток оскорблений никакого внимания. Вытащив из кармана небольшой, но мощный карманный фонарик, он осветил им Сисяева и стал задумчиво разглядывать его с ног до головы. Затем нахмурился и в раздумье стал чесать подбородок.
- Вот что, родной, - подумав с минуту, неожиданно хлопнул Шура Сисяева по плечу. - Давай-ка прокатимся к твоей теще. У меня к ней имеется один вопрос. Где она живет?
Сисяева до того ошеломило это внезапное предложение, что он поперхнулся, издал цыплячий писк и замахал руками, словно передавал текст семафорной азбукой.
- Да вы что, офонарели?! - прохрипел он, - Уже третий час ночи! Да она вас так пошлет, что и за неделю не дойдете! Нет уж, ищите кого поглупее…
- Давай-давай, дорогой, это в твоих же интересах, - ласково потрепал Сисяева по рыжей шевелюре Холмов. Но, увидев, что тот продолжает упрямиться, обратился к капитану: - Степан Григорьевич, воздействуйте, пожалуйста, на клиента!
Рычание капитана относительно лишения визы произвело обычное магическое действие, и Сисяев, чуть не плача, назвал адрес.
Глава V. Валютный Эрмитаж
Теща Сисяева жила на улице Садовой, в красивом четырехэтажном доме с вычурными лепными украшениями. Поднявшись по широкой лестнице из белого камня на второй этаж, Сисяев с похоронным выражением лица остановился у резной двери, медленно, словно дуэльный пистолет, поднял указательный палец и ткнул его в пуговку электрического звонка. Дима, Шура и Беспалкин стояли рядом. Холмов сохранял невозмутимое выражение лица, а Дима и капитан смущенно переглядывались. Несмотря на глубокую ночь, в квартире, судя по всему, еще не спали: почти мгновенно после звонка за дверью послышались торопливые шаги, и настороженный мужской голос поинтересовался:
- Кого там?
- Это я, Славик, - убитым голосом произнес Сисяев. - Ради Бога, простите, мне нужно срочно видеть Наталью Борисовну, на пару слов… Наталья Борисовна, видимо, стояла рядом, так как тут послышался ее взволнованный голос:
- Что случилось, Славик? Что-нибудь с Лорочкой?!
- Нет, с Лорочкой все в порядке, не волнуйтесь, поспешно ответил Сисяев. - Просто мне… вернее, моему знакомому нужно у вас срочно выяснить кое-что…
Загремели засовы, и распахнулась… нет, не дверь, а маленькое окошечко в ней, вроде кормушки в тюремной камере. В нем показалась верхняя часть женского лица - крупный мясистый нос, заплывшие жиром и настороженно бегающие маленькие глазки, подозрительно осматривающие пришедших.
- В чем дело, Славик? - совсем другим тоном поинтересовалась Сисяева теща. - Кто это с тобой?
- Это мои товарищи с судна, - уныло ответил Сисяев. - Они хотят у вас кое-что спросить…
- Чего еще спросить? - насторожилась Наталья Борисовна.