Оказавшись у своего автомобиля, он остановился и вытер выступившую на лбу испарину. Ему вдруг стало смешно - как он, профессионал, мог принять случайных прохожих за сотрудников ФСБ! Но в следующее мгновение Балахову стало не до смеха - мощнейшим ударом его сбили с ног, и через секунду он уже лежал на асфальте с заломанными за спину руками. Прямо над ухом раздался щелчок предохранителя, в висок уперлось дуло пистолета, и кто-то грубо предупредил:
- Сопротивление бесполезно, майор! Одно неосторожное движение, и я стреляю.
"Кажется, я проиграл!.. Но как они меня вычислили? Ведь я не сделал ни одного промаха, ни единой ошибки…" - мелькнуло в разгоряченном мозгу, и Балахов плотно закрыл глаза, отгоняя страх и растущее отчаяние.
Все, к чему он стремился в жизни, оказалось химерой. Он верил, что цель оправдывает средства, но его цель оказалось недостижимой. Балахов чувствовал, что на каком-то этапе удача отвернулась от него, бросив на произвол судьбы. Его, у которого руки по локоть в крови, а вместо сердца лишь горсть холодного пепла. И нет никакой надежды когда-нибудь отмыть эту кровь…
Знакомый голос полковника Головко вернул Балахова к реальности.
- Добрый вечер, майор, - вежливо поздоровался тот.
Балахов открыл глаза и увидел прямо у своего лица новенькие, тупоносые ботинки красно-коричневого цвета. У московской молодежи такая обувь пользовалась особенной популярностью.
"А ведь полковник - пижон", - подумал он совсем некстати.
- К сожалению, на сегодняшний рейс до Буэнос-Айреса вы уже опоздали, - тем временем продолжил Головко. - Вам, Константин Валерьевич, придется проехать со мной на Лубянку для дачи показаний… как, впрочем, и вашим иракским товарищам… Да, ребята, поднимите его. А то как-то неудобно разговаривать, когда один из собеседников лежит…
Чьи-то грубые руки подхватили майора под мышки, рывком поставили на ноги и защелкнули на его запястьях наручники. Балахов облизнул пересохшие губы и, стараясь не смотреть на полковника, спросил:
- Похоже, вас можно поздравить?
- Не стоит, - махнул рукой Головко. - Но, майор, я всегда считал вас достаточно умным человеком. Вы же были обречены с самого начала. Жаль, что вы не поняли это гораздо раньше.
- Ну, игра еще не окончена, - неуверенно возразил Балахов.
- Окончена. Доказательств вашей вины у нас предостаточно - кассеты, видеозапись разговора с иракцами…
- Неужели все-таки они? - с дрожью в голосе спросил Балахов.
- Нет… к их сожалению.
- Тогда как вы меня просчитали?
Бросив на майора короткий взгляд, полковник саркастически улыбнулся.
- Да, вычислить вас было совсем не просто. Вы же профессионал. Знаете всю нашу кухню как свои пять пальцев. Возможно, в конце концов, вам бы удалось перехитрить нас, если бы не случай. К счастью, на конечном этапе в игру включился один человек, который сумел переиграть вас… Благодаря его дальновидности, в чемоданчике была заменена ручка, а в эту ручку вмонтирован жучок. Так что уже несколько дней мы следим за вашими передвижениями…
Балахов почувствовал, что задыхается - он был потрясен. Липкий пот застилал глаза, но смахнуть его у майора не было ни сил, ни возможностей. Да и особого желания тоже.
Потрясение вдруг куда-то исчезло, уступив место ярости. Балахов всегда считал себя одним из лучших, а тут его, майора ФСБ, сумел обвести вокруг пальца какой-то кретин…
- Кто этот человек? - с трудом сдерживаясь, чтобы не сорваться на крик, спросил он. - Из нашего управления?
- К сожалению, нет. Его зовут Мономах… Может, слыхал?
- Мономах? - растерялся Балахов. - Это из древнерусской истории, что ли?
- Нет, голубчик, это уже история современная…
С тех самых пор, как Мономах позвонил полковнику Головко и сообщил ему о жучке, запрятанном в ручке ядерной установки, его перестала интересовать судьба чемоданчика. Теперь он мог взглянуть на эту историю глазами стороннего наблюдателя и тщательно проанализировать свои промахи, ошибки, просчеты. Промахов было много, но кто из простых смертных не ошибается? Все в этом мире похожи друг на друга, и никогда не стоит внушать себе, что ты и есть самый особенный и неповторимый… Короче, у Мономаха наступил период самобичевания.
Так бывало почти всегда, когда все хорошо заканчивалось. Справедливость восторжествовала: виновные были наказаны, герои получили вознаграждение, а чемоданчик возвращен в секретную лабораторию ФСК. Мономах и его охранники в отчете полковника не фигурировали, и это было очень даже неплохо.
"Значит, в ближайшее время никто не лишит меня лицензии, - думал Мономах. - И ребята не останутся без работы. Выходит, мой расчет оправдался. Все получилось так, как я и планировал".
Эта мысль придала ему уверенности в собственных силах. Во всем теле появилась легкость, как после глотка хорошего вина. Мономах включил телевизор и сразу же понял, что сделал это напрасно - отличное настроение словно рукой сняло. Худощавый очкарик, ведущий передачи "Герой дня", задавал вопросы своему очередному гостю. К удивлению Мономаха, этим гостем оказался его старый знакомый - генерал Бобров.
Генерал с присущей ему самоуверенностью рассказывал о планах на будущее, о своей новой команде и о том, как прошла презентация его книги в Германии. Он был на удивление остроумен и нарочито нагло демонстрировал свою непобедимость. Судя по всему, Боброву каким-то чудом удалось вычеркнуть из памяти те несколько недель, когда он был полновластным хозяином ядерной установки и мог использовать ее по своему усмотрению. Вычеркнуть без всяких необратимых последствий…
Слушая Боброва, Мономах едва сдерживал рвущуюся наружу ярость и отвращение.
"А ведь совсем недавно генерал слезно умолял меня не сдавать его "службистам". Даже пообещал тихо и незаметно уйти с политической арены. Тогда мне казалось, что мы правильно поняли друг друга. Я сдержал свое слово, а он… опять меня подставил. Неужели все люди так неуправляемы? Господи, в каком страшном мире я живу! Глядя на таких, как Бобров, теряюсь в догадках - как относиться к подобным ничтожествам? Единственный выход - уподобиться им. Но я не могу, да и не хочу!"
Неожиданно Мономах понял, что напрасно забивает голову всяческими сомнениями. Ничего ведь, в сущности, не произошло. Во всяком случае, ничего из ряда вон выходящего. Обыкновенные политические игры. А точнее - говоря языком спортсменов - легкая разминка перед борьбой за президентское кресло. И только…