Тревор, думал я. Тревор ни за что не оставил бы меня лежать вот так… как теперь… если бы понял. Тревор, который был глубоко огорчен моим растерзанным видом в полицейском участке и который, насколько я мог заметить, действительно заботился о моем здоровье.
О Боги, я бы с радостью вернулся в парусный отсек, думал я… в фургон… да в любое место, какое только можно придумать.
Некоторые мускулы дрожали. Интересно, вдруг мышцы просто перестанут действовать? Или мышечные волокна просто разорвутся? Или связки отстанут от костей? О, Бога ради, сказал я себе, тебе и без того есть о чем беспокоиться. Подумай о более приятных вещах.
Найти такую тему оказалось нелегко. Даже мысли о Гобелене не радовали. Я понимал, что вряд ли буду в состоянии скакать в розыгрыше Золотого кубка фирмы "Уитбред". Минуты тянулись мучительно медленно, раздвигались, удлинялись, превращаясь в часы. Разнообразные, разрозненные боли постепенно слились в жгучее пламя, охватившее все мое тело. Мысли разбегались, стали отрывочными, а затем, как мне кажется, их поток иссяк и высох.
Нестерпимая боль разрывала меня изнутри, свирепая и всеобъемлющая.
Нестерпимая… Нет такого слова, чтобы описать ее.
К утру я проделал долгий путь в запредельную страну, о существовании которой я прежде не подозревал. В другое измерение, где воспоминание о заурядной боли лишь вызывает смех.
Мир внутренний, скрытый от посторонних взглядов; империя мрака. Реальный мир отступил. Моя телесная оболочка как будто утратила свой привычный облик, я больше не чувствовал ни рук, ни ног, не представлял, где они находятся. Все поглотили багровые сумерки.
Я существовал как некая масса. Однородная. Одинокий сгусток материи, средоточие огня и тяжести, словно центр мироздания.
Исчезло все. Разума больше не было. Только чувство и вечность.
Шум заставил меня вернуться к действительности. Говорили люди. Голоса раздавались в доме. Я увидел, что снова наступил день и яркий свет тонкими лучиками пробивается по краям штор. Я попробовал крикнуть и не смог.
Шаги пересекали холл в разных направлениях, и - наконец, наконец! кто-то открыл дверь и зажег свет. Вошли две женщины. Я смотрел на них, а они смотрели на меня: обе стороны не верили своим глазам. Это были Хилари Пинлок и Джосси.
Хилари разрезала столовые салфетки в красную клетку маленькими маникюрными ножницами, которые извлекла из сумочки.
Я попытался сесть и продемонстрировать должное присутствие духа, но растянутые мышцы не желали слушаться. В результате я уткнулся лицом в ее грудь, из горла рвались неудержимые сдавленные стоны.
- Все хорошо, Ро. Все хорошо, милый мой, милый мой.
Она крепко и настойчиво обнимала меня худыми руками, нежно баюкая, принимая на себя нестерпимую боль, страдая вместе со мной, как мать. Мать, сестра, возлюбленная, дитя… женщина, не подходившая ни к одной из категорий и делавшая расплывчатыми грани между ними.
Я набрал полный рот пуговиц на кофточке, и моя душа обрела покой.
Она обхватила меня рукой за пояс и кое-как дотащила до ближайшего кресла. Джосси стояла и смотрела, и на ее лице читалось потрясение более глубокое, чем в тот миг, когда они обнаружили меня.
- Вы хоть понимаете, - сказала она, - что отец уехал?
Я не был расположен к разговорам.
- Вы слышали? - не унималась Джосси. Ее голос звучал взвинченно, враждебно. - Отец уехал. Ушел. Бросил всех лошадей. Слышите? Он забрал половину бумаг из кабинета и сжег их, а эта леди утверждает, будто бы все потому, что мой отец вор, а вы… вы собираетесь донести на него Нэнтакетам и полиции.
Большие глаза смотрели сурово.
- И на Тревора тоже. На Тревора! Я знаю его всю жизнь. Как вы могли? И вы знали… знали в воскресенье… весь день… что вы намерены сделать. Вы пригласили меня с собой и знали, что скоро погубите всех нас. Я ненавижу вас.
Хилари сделала два широких шага, схватила ее за плечи и решительно встряхнула.
- Замолчи, бестолковая девчонка. Открой свои глупые глаза. Он сделал все это ради тебя.
Джосси рывком высвободилась.
- Что вы имеете в виду? - требовательно спросила она.
- Он не хотел, чтобы твой отец сел в тюрьму. Потому что он - твой отец. Он отправил туда других, но не хотел, чтобы арестовали твоего отца и Тревора Кинга. И поэтому предупредил их и дал время замести следы. Уничтожить улики. Документы и письменные свидетельства. - Она быстро оглянулась на меня. - Он говорил мне в субботу, что намерен рассказать твоему отцу, как много знает, и предложить сделку. Время, достаточно времени, если Финч согласится уничтожить следы и уехать, причинив тебе как можно меньше боли. Время бежать до того, как придет полиция и конфискует его паспорт. Время, чтобы устроить свою жизнь наилучшим образом. И они заставили его заплатить за время, которое он подарил им. Он сполна расплатился за каждую секунду драгоценного времени… - она с безнадежным отвращением указала на стол и изрезанные салфетки, - …страшными муками.
- Хилари, - запротестовал я.
Но остановить Хилари Пинлок на полном скаку всегда было невозможно. Она с чувством сказала Джосси:
- Он способен вытерпеть многое, но слушать, как ты оскорбляешь его из-за всего, что он вынес ради тебя, - это, по-моему, слишком. Так что просто подумай хорошенько своими куриными мозгами и попроси у него прощения.
Я беспомощно покачал головой. Джосси стояла с открытым ртом, потрясенная до глубины души, потом перевела взгляд на стол, отказываясь верить.
- Отец никогда бы не сделал такого, - сказала она.
- Их было пятеро, - слабым голосом пояснил я. - В банде люди способны творить такие вещи, на которые они ни за что не решились бы в одиночку.
Она взглянула на меня затуманенными глазами. Потом резко повернулась на каблуках и вышла из комнаты.
- Она ужасно расстроена, - снисходительно заметила Хилари.
- Да.
- Ты в порядке?
- Нет.
Она нахмурилась.
- Я принесу тебе что-нибудь. В этом доме должен быть хотя бы аспирин.
- Сначала расскажи, - попросил я, - как ты здесь оказалась.
- О! Я волновалась. Я звонила тебе весь вечер. И сегодня рано утром. У меня было предчувствие… Я решила, что не повредит, если я приеду и проверю, поэтому я отправилась к тебе в коттедж… но тебя, конечно, не застала. Я видела твою соседку, миссис Моррис, и она сказала, что ты не ночевал дома. Потом я заглянула к тебе в контору. Там был переполох, поскольку где-то под утро твой партнер увез кучу бумаг и ни один из вас не явился на работу.
- Сколько времени… - начал я.
- В конторе я побывала около половины десятого. - Она взглянула на свои часы. - Сейчас без четверти одиннадцать.
Четырнадцать часов, отстраненно подумал я. Я пролежал здесь не меньше четырнадцати часов.
- Итак, я поехала к дому Финча, - продолжала она. - Я не без труда нашла дорогу, и когда приехала туда, там царила полная неразбериха. Люди не понимали, что происходит… а твоя девушка, Джосси, точно онемела. Я спросила ее, не видела ли она тебя. И сказала, что, по моему мнению, ты мог попасть в беду. Я спросила у нее, где живет Тревор Кинг. Я заставила ее поехать со мной, чтобы показать дорогу. Я пыталась объяснить ей, чем занимался ее отец и как он похитил тебя, но она не хотела верить.
- Нет.
- Ну, а потом мы приехали сюда и нашли тебя.
- Как вы попали в дом?
- Задняя дверь была широко открыта.
- Широко?..
Я внезапно ясно представил, как Тревор выходит на кухню, объясняя, что идет за деньгами. Идет открыть дверь. И дать мне крошечный шанс. Бедный Тревор.
- Конверт, который я дал тебе, - сказал я. - Со всеми фотокопиями. Когда приедешь домой, ты сожжешь его?
- Если ты настаиваешь.
- М-м…
Вернулась Джосси и рухнула в красное кресло, неуклюже скрестив длиннющие ноги.
- Прошу прощения, - внезапно сказала она.
- Я тоже.
- Вы и в самом деле помогли ему, - сказала она.
Вмешалась Хилари:
- Делайте добро тем, кто бессовестно использует вас.
Я скосил глаза в ее сторону.
- Хватит об этом.
- О чем речь? - стала допытываться Джосси.
Хилари покачала головой и с улыбкой отправилась на поиски аспирина. Бутазолидин, подумал я, пришелся бы сейчас весьма кстати. Теперь, посидев в кресле, я почувствовал себя намного лучше, но далеко не так хорошо, как хотелось бы.
- Он оставил мне письмо, - сказала Джосси. - Почти такое же, как ваше.
- То есть?
- "Дорогая Джосси. Прости. Люблю. Папа".
- А-а.
- Он сказал, что едет во Францию… - Она запнулась, потом торопливо заговорила, захлебываясь словами, с лицом, полным отчаяния. - Жизнь скоро станет совершенно невыносимой, верно, - сказала она, - и в ближайшем будущем ничего хорошего не предвидится?
- М-м…
- Что же мне делать?
Это был скорее крик души, а не вопрос, но я ответил:
- Я хотел предупредить вас, - признался я. - Но я не мог до разговора с вашим отцом. Однако я говорил серьезно, когда предлагал вам переехать жить ко мне в коттедж. Если вы подумали… и согласны.
- Ро… - Ее голос был чуть громче шепота.
Я сел, и тело тотчас отозвалось болью. Я с унынием думал о телефонном звонке Нэнтакетам, и о хаосе, с которым придется разбираться в конторе.
Джосси повернулась ко мне и подвергла меня пристальному изучению.
- Вы выглядите бесхребетным, - объявила она. Ее тон снова начал обретать оттенки прежней здоровой иронии, еще слабой, но все-таки заявлявшей о себе. - Я хочу сказать вам кое-что еще. - Она замялась и проглотила комок в горле. - Когда отец уехал, он бросил меня, но взял с собой мерзкую Лиду.
На будущее этого пока достаточно.