– Скажи, что тесть при смерти, – разозлился Жамин. – В конце концов, это не так далеко от истины! И не называй меня идиотом. Не дай бог тебе самому попасть в подобную ситуацию, тогда узнаешь, почем фунт лиха!
– Извини, – примирительно похлопал его по колену зять. – Я сейчас поеду, а вы уж не выходите, открывайте только на условные звонки в дверь. Кстати, у вас есть кто-то из доверенных людей в банке, с кем можно было бы вечерком созвониться и хоть как-то прояснить ситуацию?
– Боюсь, нет, – подумав, ответил Виталий Евгеньевич. И правда, кому он там может довериться: уж не бывшему ли милиционеру Федюнину?
Проводив зятя, он успокоил жену тем, что они не поедут за город, но взволновал известием, что на несколько дней к ним переселяется семья дочери: дня на два-три. Жамин полагал, что за этот срок все встанет на свои места и будет предельно ясным…
Петр не ошибся – прибыл катафалк с телом Юри. За ним следовало несколько машин: на их верхних багажниках лежали венки с траурными лентами. Все было как-то очень буднично и серо. Припарковавшись, водители первым делом отвязывали венки и ставили их на грязную землю, небрежно прислонив к бортам машин.
Лидия вышла из катафалка бледная, вся в черном. Ее бережно поддерживала под руку незнакомая Меркулову некрасивая блондинистая девушка в небрежно накинутой на голову кружевной черной шали. Близоруко щурясь, вдова обвела взглядом лица присутствующих и, видимо, узнав Меркулова, кивнула ему. Он подошел к ней со словами соболезнования.
– Как умер Ояр? – тусклым голосом спросила Лидия, словно ни к кому не обращаясь.
– В больнице, – поняв, что ее вопрос обращен к нему, лаконично ответил Петр.
– Да, да, – она сморщилась, готовясь заплакать, но сопровождавшая ее девушка быстро сунула ей под язык какую-то таблетку и успокаивающе похлопала по руке. На Меркулова она не обратила ни малейшего внимания, и тот тихо отошел в сторонку.
Кладбищенский служитель прикатил ободранную длинную железную тележку и поставил ее у заднего борта катафалка. Двое крепких парней открыли заднюю дверь и переставили гроб с телом на тележку. На крышку положили несколько букетов цветов. Взявшись за ручку тележки, могильщик медленно покатил ее через ворота кладбища к зданию крематория. Жиденькая группа провожающих поплелась следом.
Кто-то тихонько тронул Петра за рукав, и он обернулся. Рядом шел среднего роста человек в твидовом пальто и зимней шапке.
– Это я вам звонил, – бледно улыбнулся он. – Меня зовут Арнольд Григорьевич Генкин.
– А-а… – Меркулов сунул руку в карман и протянул Генкину аппарат сотовой связи. – Возьмите.
– Поверьте, я вовсе не за этим, – грустные еврейские глаза Арнольда Григорьевича, с набухшими под ними шероховатыми мешочками, выдававшими в нем хронического почечника, тут же убежали в сторону, словно отыскивая кого-то в редкой толпе провожающих. – Ояр был нам всем очень дорог… Большая потеря, невосполнимая.
Он взял телефон и спрятал его за пазуху, но, вопреки ожиданиям Петра, не отошел, а продолжал идти рядом, тихо говоря:
– Сегодня просто ужасный день. Такой тяжелый. Вы увидите, с нашим Ояром придут проститься многие. Просто сейчас заканчивается прощание с другим человеком. Отдадут последнюю дань ему и придут к Юри. Наверное, затянулась гражданская панихида в зале крематория.
– Его тоже кремируют?
– Нет, там только прощание, а тело предадут земле. "Любопытно, – подумал Меркулов. – Значит, те или часть тех, кто приехал на похороны Малахова, бывшего когда-то "вором в законе", бросив на его гроб прощальную горсть земли, придет проводить в последний путь латыша Юри, специалиста по электронике, некогда начавшего свой жизненный путь в одном из специальных армейских подразделений? Любопытно".
Получается, многие здесь, как и он, знали покойного Ояра, но никто не знал его до конца, не мог заглянуть на дно его души? И поговорить-то здесь об ушедшем человеке, получается, не с кем, даже нет никого из знакомых, кроме вдовы, но ей явно не до старого приятеля покойного супруга. Да и о чем бы они стали говорить с Лидией или хотя бы с тем же Генкиным, присутствие которого начинало потихоньку раздражать Петра? Словно неведомым образом почуяв это, Арнольд Григорьевич доверительно шепнул:
– Извините, вынужден оставить вас в одиночестве. Мне надо похлопотать. – И исчез, за что Меркулов был ему благодарен.
Как ни странно, Генкин оказался прав – еще не успели проделать и половину пути до крематория, а к процессии уже стали присоединяться небольшие группы людей: многих из них Петр видел у катафалка с телом Малахова. Значит, отечественный "крестный отец" уже покоился в земле? Вряд ли бы они решились покинуть церемонию прощания с его телом раньше, чем она закончится. Однако ни молодого человека с азиатскими чертами лица, одетого в черное пальто, ни его старшего редковолосого приятеля видно не было.
Наверное, на могилке, прощаясь с Малаховым, многие уже успели пропустить по рюмочке за упокой души Адвоката: дыхание шагавших рядом людей выдавало запах спиртного, особенно явно чувствовавшийся на свежем, слегка морозном воздухе.
От нечего делать Меркулов прислушивался к обрывкам разговоров.
– "Альтаир" роскошный венок прислал, – буркнул один из молодых людей в длинной кожаной куртке на меху. – Два их бойца привезли. Видел?
– Отмазываются, суки! – зло сплюнул его приятель. – Вроде как, ни при чем.
– Все недоказуемо, – пробубнил кто-то, шагавший сзади.
– За авторитета и в зоне найдут, – хрипловато возразили ему.
– Ну не скажи, – с усмешкой ответили тонким голосом. – Сколько их уже это?.. Мир вокруг изменился, времена другие пошли.
Меркулов хотел обернуться и поглядеть, кто это говорит, но в этот момент его обогнали еще трое, и их разговор показался ему более интересным.
– Хотели большой процент в "Бон Шанс", – бросил солидный мужчина в ратиновом пальто. – Стоило ли так упираться?
– Вот именно, – поддержал другой. – Он контролировал еще минимум пять, если не десять, подобных заведений.
– "Бон Шанс" один! – многозначительно заметил третий.
Все это было крайне любопытно, но опасаясь, что его заподозрят в подслушивании чужих разговоров, Петр ускорил шаг и подтянулся ближе к тележке с гробом, за которой, едва переставляя ноги, шла Лидия…
В большом мраморном зале прощания гроб с телом поставили на постамент и открыли крышку. Меркулов боялся взглянуть в лицо Ояра и с трудом заставил себя поднять глаза. К его удивлению, Юри выглядел, как живой – или так хорошо постарались гримеры в морге? Казалось даже, что его губы чуть улыбаются, словно ему известно нечто, недоступное собравшимся вокруг живым, пока они не переступят того порога, который переступил он. Лидия рыдала в голос: видно, таблетки сопровождавшей ее девицы уже не помогали. Откуда-то появились молодой человек с желтоватым азиатским лицом и его приятель в сером пальто. Именно он и открыл панихиду, сказав короткую, прочувствованную речь, ни слова из которой отчего-то не отложилось в памяти Петра. Потом выступал еще кто-то, потом еще. Играла тихая грустная музыка и очень скоро объявили, что пора прощаться.
Некоторые стали подходить к гробу, у которого, как на карауле, стояла Лидия, и целовали покойного в лоб. Меркулов тоже подошел – после столького пройденного вместе с Ояром он не мог не проститься с ним. Наклонившись, он чуть коснулся губами холодного лба Юри и мысленно спросил: "Что же ты оставил мне, Ояр? Нет, я спрашиваю не про твои вещи и машину: теперь они тебе не нужны. Ты оставил мне нечто иное, о чем не успел сказать. Или не хотел? Может быть, скажет твоя душа, ведь души не умеют лгать? Скажи, что?"
Но душа того, кто был Ояром Яновичем Юри, молчала. А вдруг еще живому Петру Меркулову просто не дано было ее услышать?
– Не забывай нас, Лидия, – выпрямившись, сказал Петр и посмотрел в ее полные слез, обращенные внутрь себя глаза. Она явно не слышала и не понимала, что он говорит, но согласно кивнула и пробормотала:
– Да, да… Конечно, Питер…
И то, что она, как покойный друг, вдруг назвала его Питером, хотя никогда раньше такого не делала, как-то больно резануло по сердцу, и Меркулов будто впервые за последние дни понял всю глубину случившейся трагедии. Больше его Питером назвать некому, и даже если кто-то и назовет, как сейчас Лидия, все это уже далеко не то! Это не Ояр!..
Закрыли крышку, гроб медленно поехал по ленте транспортера за черные шторки, и Петр заторопился к выходу – не хотелось видеть, как сомкнутся эти траурные створки. Неожиданно рядом, словно из-под земли, возник Генкин, цепко прихватил за рукав сухой лапкой и просительно заглянул в глаза:
– Неужели вы хотите уйти? Как можно?! Надо по обычаю почтить память. Ресторан уже заказан.
Меркулов хотел ответить, что лучше он выпьет дома, один, и мысленно поговорит с ушедшим другом, но Арнольд Григорьевич не дал ему открыть рта.
– Большая просьба, – он доверительно склонился к плечу рослого Петра и чуть привстал на цыпочки, стараясь дотянуться до его уха. – Отвезите вдову на поминки. Вы же на машине? Ей это будет приятно и легче перенести дорогу, если поедет со старым приятелем мужа. Не удивляйтесь, она сама об этом говорила. Так как? А вот молодой человек покажет дорогу.
Он другой рукой притянул к себе накачанного малого в меховой куртке. Такой провожатый Петру не понравился, так же, как не вызвали никакого доверия слова Генкина о Лидии. Маловероятно, чтобы она распространялась об их старой дружбе с Ояром, и вообще, могли бы предоставить ей в день похорон мужа более комфортабельную машину, чем его разбитая старая тачка – вон сколько роскошных иномарок припарковывалось у ворот кладбища. Однако именно в такой день показалось неудобным отказать, да вдруг еще Лидка чего вякнет по дороге, и скрепя сердце Меркулов согласился.
– Вот и чудненько, – расцвел Генкин. – Большое спасибо.
– Пока не за что, – буркнул Петр и подумал, что, может быть, согласился не зря: стоит посмотреть и послушать публику на поминках. Уйти из ресторана он всегда успеет…
Пронаблюдав за разъездом машин после похорон, тот же парень, вроде, без дела болтавшийся у кладбищенских ворот, вновь зашел в цветочный магазин и, опустив в щель автомата жетон, набрал знакомый номер:
– Алло?.. Это я. Спектакль закончен, зрители разъезжаются. Что?.. Хорошо, буду до победного…
Глава 5
Все было, как обычно. Пуская проблесковым маячком синие блики, подкатил милицейский "жигуль", а следом, тяжело приминая едва присыпавший асфальт снежок, словно подкрался броневичок инкассаторов с эмблемами банка на бортах, в которых темнели прикрытые заглушками отверстия бойниц. Сквозь тонированные стекла кабины водителя ничего нельзя было разглядеть.
– Приехали. – Левина, стоявшая у окна, вернулась к своему столу и, вздохнув, велела: – Готовьте сумки. Сейчас придут.
На душе у нее почему-то было тревожно, хотя, вроде бы, тревожиться нет повода: об изменении времени и замене бригады предупредили из банка, – и не кто-нибудь, а сам Жамин, – с знакомым броневичком прибыла милиция, и бравые парни в пятнистой униформе уже шагали к дверям казино.
Охрана придирчиво проверила документы. Все в полном порядке. Инкассаторов пропустили наверх. Галина Иосифовна сама не поленилась еще раз досконально прочесть все бумаги и только после этого разрешила обменять мешки с выручкой на пустые. Выполнив все необходимые формальности, парни подхватили тяжелые мешки и заторопились вниз.
– Серега! – неожиданно окликнули одного из них в нижнем вестибюле. Тот недоуменно обернулся.
Около дверей туалета стоял охранник казино, уже успевший сменить фирменный костюм на свою обычную одежду: его работа закончилась.
– Серега! – радостно повторил он. – Сколько лет, сколько зим! Ты че теперь, в банке пашешь?
– А-а, Витек, – Серега приветственно взмахнул рукой. – В банке, брат, в банке. А ты тут пристроился? Сменился, что ли?
– Да, – кивнул охранник. – Ты телефончик свой оставь, побалакаем, давно не видались. Не худо бы и отметить.
– Поехали с нами, – неожиданно предложил Серега. – Я старшего попрошу, хотя это и запрещено, но он у нас мужик нормальный. Тем более, у меня последняя ездка, а твой дом рядом с нашим банком. Ты как?
– Если можно? – неуверенно протянул Витек.
– Знакомого встретил? – лениво спросил стоявший у дверей охранник. В отличие от Витька ему предстояла впереди долгая смена и одолевала скука. Скоро лавочку закроют до вечера и только потом начнется работа.
– Ага, – подтвердил Витек, – мы с ним…
– Пошли, пошли, – потянул его за собой Серега, не дав закончить фразу. Он уже успел шепнуть пару слов на ухо молчаливому старшему, и тот, бросив на Витька хмурый взгляд, неохотно разрешил взять его в машину.
Милиционеры так и не вылезли из своих "жигулей". Равнодушно поглядев, как инкассаторы побросали в броневик мешки с деньгами, подсадили охранника казино Витька и сели сами, блюстители порядка, даже не дождавшись, пока захлопнется тяжелая дверца броневичка, включили мигалку и начали выруливать с тротуара на проезжую часть.
Внутри бронированной машины оказалось сумрачно и тесно. Витька впихнули на свободное сиденье между двух незнакомых парней, и один из них, кивнув на Серегу, спросил:
– Знакомый, что ли?
– Ага, – все еще пребывая в радостном возбуждении от неожиданной встречи, подтвердил тот.
– Мы в одном охранном агентстве вместе работали, правда, недолго, – объяснил Серега. – Вот, видишь, как повезло встретиться.
– Вижу, – буркнул старший и резким ударом ребра ладони по сонной артерии уложил Серегу на пол.
– Вы!.. – вскинулся Витек, но получил жуткой силы удар в солнечное сплетение, разом согнувшись пополам. Сквозь боль он еще почувствовал, как чужие, жесткие пальцы крепко прихватили его за подбородок, а другая чужая рука тяжело легла на затылок. Резкий рывок, тонко хрустнули шейные позвонки Витька – и он обмяк на сиденье.
– Готов, – бросил сидевший рядом. – А что с Серегой?
– Рыть могут, нитки надо рвать сразу, – хмуро ответил старший. – Считай, обоим не повезло!
– Но это же Серега! – просительно сказал кто-то в углу броневичка.
– А ты хочешь и свою голову, и бабки потерять? – старший попытался нашарить взглядом того, кто пожалел подельника, но все опустили глаза в пол, покрытый рифленой резиной.
Старший перевернул бесчувственного Сергея на живот, уперся ему коленом в спину и, взявшись обеими руками за подбородок, резко рванул. Мерзко хрустнуло, и в машине стало одним покойником больше. Очень не вовремя встретились сегодня старые знакомые.
– Скажи водителю, – обратился старший к парню, сидевшему рядом с кабиной, – пусть менты дотянут до отстойника в гаражах: там найдем куда деть этих, – он кивнул на трупы, – переоденемся и разбежимся. И пусть прибавят скорость. У нас нелегкий груз. Во всех отношениях.
Сдвинув заслонку, закрывавшую окошко в кабину водителя, парень подумал, что их старший – Юрик Наретин – не ведает, что такое жалость. За это, что ли, так ценит его сам Чума?..
Проводив инкассаторов, Галина Иосифовна несколько успокоилась и даже вздохнула с облегчением – всегда лучше, когда деньги уже отправлены в банк, а не лежат в казино. Наверное, нет худа без добра, и некоторая сдвижка во времени приезда инкассаторских бригад даже во благо: тяжкая ноша с плеч долой.
Теперь предстояло еще одно, не слишком приятное дело: ехать в ресторан на поминки Малахова и Юри. По счастью, занятость делами не позволила Левиной присутствовать на похоронах, и Пак со Снегиревым разрешили ей это, уступив просьбам Арнольда Григорьевича. Генкин – вообще душка, он всегда ее так понимает и поддерживает, с ним значительно проще вести дела, чем с жестоко-подозрительным Леонидом Паком, всегда напоминавшим Галине Иосифовне своими ухватками бандита из вестерна, всеми силами стремящегося изображать из себя джентльмена. Или чем с Сан Санычем Снегиревым – тот не в пример культурнее, чувствуется, что хорошо воспитан и образован, есть в нем некоторый шарм, даже лоск, так нравившийся Левиной в мужчинах, – но тот хитер, как старый лис, а хватка волчья, причем исподтишка. Говорят, он раньше долго служил в госбезопасности, поэтому чему тут удивляться?
Одно время Галину Иосифовну очень занимал вопрос, что может связывать столь непохожих людей, как Малахов, Пак и Снегирев, но по здравому размышлению она пришла к выводу, что большие деньги устраивают еще и не такие чудеса. Ладно, бог с ними, главное, удалось не поехать на кладбище – Левина до дрожи боялась покойников. Однако не появиться на поминках будет просто неприлично.
Она сходила в туалет и тщательно подкрасилась. Конечно, когда тебе далеко за сорок и ты не обладаешь внешностью Венеры, приходится прибегать к массе ухищрений, чтобы хорошо выглядеть. Но какая женщина не стремится если не быть, то хотя бы казаться красивой?
Когда она вернулась в кабинет, ее "девочки", как она привычно именовала сотрудниц бухгалтерии, просто прилипли к окну.
– Что там интересного? – копаясь в сумочке, недовольно спросила Галина Иосифовна.
– Инкассаторы приехали, – огорошила ее одна из сотрудниц.
– Инкассаторы? – недоуменно переспросила Левина. – Вы все им отдали и правильно оформили?
– Как обычно, – ответила другая, как-то бочком отходя от окна.
Галина Иосифовна сама выглянула на улицу. Знакомая картина: милицейская машина с синей мигалкой, и за ней тяжело приминает снег броневичок с эмблемами банка на бортах. Только вместо "жигулей" милиция приехала на "уазике". У Галины Иосифовны почему-то сразу заболел желудок и стали ватными ноги…
Все дальнейшее происходило, как в кошмарном сне, из которого рад бы вырваться, да не можешь никакими силами. "Девочки" сделались бледными до синевы, когда инкассаторы поднялись наверх и предъявили все необходимые бумаги.
– Минуту, одну минуту, – как заведенная повторяла Левина, лихорадочно набирая номер Жамина. Может быть, произошла ошибка, может быть, что-то напутали?
Но телефон Жамина упрямо выдавал долгие гудки, секретарша сообщила, что Виталий Евгеньевич болен и выехал, скорее всего за город, и Галина Иосифовна поняла: никакой ошибки нет! Вернее есть, но ошиблась она, и за это теперь придется отвечать головой!
Кое-как спровадив инкассаторов, она выгнала "девочек" в коридор и, сняв трубку телефона, задумалась: кому первому сообщить о случившемся? Какие уж теперь рестораны и поминки, если в неизвестном направлении уплыли бешеные деньги!
Сказать Паку? Левина представила себе его темные, чуть раскосые, холодные, как у змеи, глаза, и ей сделалось дурно. Успокоиться помогла только лошадиная доза валокордина. Но звонить нужно: за то, что не сообщила сразу, тоже не погладят по головке и это лишь усугубит ее вину! Снегирев? Нет, тут на горле лязгнут и сомкнутся, как стальной капкан, волчьи челюсти.