И это были даже не вражеские самолеты, а свои же собственные пушки, как издевательство выставленные в ряд. И снаряды к ним подвозили на советских полуторках и ЗИС-5. Кажется, кто-то видел водителей в нашей форме за рулем. Предатели!
Неподалеку взорвался снаряд. С потолка посыпались струйки земли, земляной пол слегка встряхнуло. Комиссар невольно пригнулся.
– Метров двадцать, не ближе, – усмехнулась военврач. – И калибр так себе, дюйма три. Не прошибет ваш каземат.
– Блиндаж, – поправил ее подполковник.
Комиссару стало неприятно, за свое короткое испуганное движение. Блиндаж вырыли глубокий как погреб – четыре наката, щебень с землей, трехдюймовым снарядом его не возьмешь. Раздражал командир полка, не знавший, куда себя деть и опять выпивший. Было стыдно, что командный пункт (или убежище?) захламлен. В углу валяются пустые бутылки, на столе рядом со штабными картами – объедки, кружки.
– Вражескую артиллерию мы заставим замолчать, я обещаю. Вам нужна какая-то помощь, Наталья Викторовна?
В серых глазах женщины он прочитал нескрываемую неприязнь, злость на бездействие и слабость командиров.
– Чем вы мне поможете? Раненых вот в такие блиндажи перенесете? А сами где прятаться будете? Не в окопах же?
И отвернувшись от комиссара, толкнула массивную, обитую листовым железом дверь убежища. Командным пунктом эту нору не назовешь – слишком глубоко спрятана.
* * *
Что преобладало в дальнейших действиях комиссара? Он уже понял недальновидность своего решения, принятого вчера. Обороняться, стоять насмерть, быть готовым помочь наступающим войскам! Все это пустые слова, нерешительность, ожидание, что все уладится само собой. Прилетят наши самолеты, придут свежие полки и колонны танков.
Зачем обманывать себя? Плохой полководец отличается от хорошего тем, что не способен принять правильное, пусть и рискованное, решение. Лучше подождать… у моря погоды!
– Умойся и приведи себя в порядок, – брезгливо оглядев помятого комполка, посоветовал комиссар. – Воевать будем.
– Воевать – это не по-нашему, – бестолково тряс головой подполковник, снимая гимнастерку с тяжело бряцающими орденами. Когда и за что он их успел получить?
Комиссар не планировал собирать такое многочисленное совещание, как вчера. Он стыдился никчемных, пустых рассуждений, звучавших сутки назад. Когда подчиненные заглядывали ему в рот и одобряли любое решение.
Но возникло много вопросов. Кроме того, следовало сразу же обсудить вопросы прорыва из кольца. С комиссара как шелуха слетело вчерашнее упоение своей властью. Он никому бы не признался в своих ошибках (не тот характер), но круто изменил тактику. Сообщил, что в ночь полк будет вырываться из кольца.
– Вчера этого кольца еще не было, – желчно напомнил особист Лесков, но комиссар сделал вид, что не услышал.
– Прежде всего надо ударить по немецкой артиллерии. Мы несем потери, затруднено управление.
– Артиллерия советская, и это деморализует бойцов, – снова вмешался особист. – А потери растут. И решение желательно принять незамедлительно без лишней болтовни.
И снова комиссар проглотил подковырку. Были обговорены детали атаки, в которой главная роль отводилась батальону Федора Зимина и неполной заставе Ивана Журавлева. Предполагалось использовать несколько уцелевших мотоциклов, две полуторки и конное разведывательное отделение.
Атаку поддержат огнем легкие пушки (по несколько снарядов на ствол). Когда немецкий дивизион будет захвачен, саперы на повозках доставят взрывчатку и уничтожат орудия.
– А если атака сорвется? – спросил командир саперного батальона.
– Забудьте это слово. Сорвется – побежим. Назад хода никому не будет, пусть каждый запомнит.
– А из захваченных орудий открыть огонь по фашистам! – опять гнул свое командир полка, который, кажется, еще не опомнился. – С землей их смешать!
– Орудия взорвать, – повторил комиссар. – И уничтожить по возможности грузовики, подвозящие боеприпасы. Затем будем готовиться к прорыву. Кто возглавит атаку?
– Могу я, – встряхнул кудрями командир полка, плечистый, видный подполковник. – В нем играли алкоголь, бесшабашность и желание сбить спесь с немцев.
– Командир полка нужен здесь, – оборвал его начальник особого отдела.
Совещание продолжалось дольше, чем планировал комиссар отряда. Проявилась растерянность одних командиров, неподготовленность к подобным операциям других. Кто-то отчетливо понимал, что преодолеть полтора километра до орудий будет стоить таких потерь, что страшно даже начинать. Комиссару просто не хватало опыта, а командир полка сводил всю тактику к стремительному удару.
Неизвестно, как бы все повернулось, но начальник особого отдела Лесков предложил возложить операцию на комбата Зимина. Капитан, на которого после недавнего разгрома его батальона посматривали косо, вдруг оказался в центре внимания.
Вспомнили, что Зимин неплохо воевал на Финской войне, имеет опыт, боевую медаль, да и вообще командир энергичный и думающий.
– Решили доверить это дело тебе, – торжественно объявил комиссар. – Думаю, не подведешь. Люди в батальоне сознательные, настроены патриотично…
Дождавшись, когда комиссар сделает небольшую паузу, Григорий Зимин сразу взял быка за рога. Говорил коротко и по делу:
– У меня сто семьдесят штыков. Для атаки на дивизион слишком мало. Человек пятнадцать я отстраняю – это балласт.
Комиссар запротестовал, воины Красной Армии не могут быть балластом.
– Могут. Западники мне не нужны. Кроме того, есть пять-семь человек из Средней Азии. Пусть шинели сторожат. А вот заставу Журавлева вместе с саперами прошу выделить. Они воевали крепко, в них я верю.
Спорить с комбатом не стали. Кроме того, Зимин потребовал все мотоциклы и отделение конной разведки. Из артиллерии остались лишь две "сорокапятки" с небольшим запасом снарядов.
– Сосредоточим в кулак обе пушки и с десяток "максимов". Против орудий они ничего не сделают, но грузовики с боеприпасами поджечь смогут. Хотя бы один-два, чтобы панику навести.
– Какую роль будут играть мотоциклы? – спросил помощник комиссара по комсомолу Усанов.
Пустой, никчемный вопрос. Лишь бы показать свое участие.
В этот момент Григория Зимина прорвало. Он злился на комиссара, чья медлительность уносила все новые жизни. Его раздражал командир полка, не в меру благодушный, не отошедший от выпитой водки. Но больше всего он ненавидел рослого, видного, как картинка с агитплаката, старшего политрука Анатолия Усанова, который, как всегда, намеревался остаться в стороне и спокойно постукивал пальцами по туго набитой полевой сумке.
– Тяжелые мотоциклы М-72 будут действовать как ударный взвод. Машины скоростные, грузоподъемные. На каждый посадим по четыре бойца. Иван Макарович, кого назначим старшим?
– Николая Мальцева. Этот не подведет.
– Ну а поднимать их боевой дух будет старший политрук Усанов. У него и автомат имеется, и вижу, что в бой рвется, не удержать.
При этих словах среди командиров прокатился негромкий смешок. Все знали, что бравый на вид старший политрук, получивший "шпалы" на петлицы в двадцать пять лет, умел выдать патриотическую речь на любую тему, хорошо пел на командирских вечеринках, пользовался успехом среди связисток и медсестер, но в бой никогда не стремился.
Анатолий Усанов непринужденно усмехнулся. Быстро заговорил о предстоящем собрании, сверке комсомольских билетов, даже расстегнул толстый планшет, набитый бумагами. Он спохватился и замолчал, лишь когда почувствовал неладное.
Все тоже молчали и смотрели на Усанова неприязненно. Нервно дергалась щека у комиссара отряда, который чувствовал свою вину за непростительную медлительность и сверлил глазами трусоватого помощника.
Детали операции обсудили быстро. Рассуждать долго не приходилось. Снаряды продолжали лететь один за другим, безнаказанно убивая и калеча людей.
* * *
В эти первые дни войны обе стороны с удивлением обнаруживали в действиях противника методы и приемы, которых совсем не ожидали.
Наше командование столкнулось с четким взаимодействием немецких частей, которые умело продвигались на восток, находя слабые места в обороне красноармейских подразделений.
Для немецкого командования стало неожиданным и неприятным сюрпризом, когда дружно и зло огрызнулись пограничные заставы. Имевшие лишь стрелковое оружие, они вели ожесточенные бои весь первый день войны, несмотря на явное преимущество частей вермахта в тяжелом вооружении и количестве личного состава.
Возле каждой разрушенной до основания заставы оставались немецкие кладбища. Ряды аккуратных березовых крестов с табличками и касками наверху говорили, что упорство штурмовых частей наткнулось на такое же упорство пограничников.
Уже не стоял вопрос, брать ли бойцов погранзастав в плен или нет. Пограничники, принадлежавшие к ведомству НКВД, в плен не сдавалась. Те немногие, кто попадали раненые или контуженые, снисхождения не заслуживали – слишком велики были потери вермахта в бою с ними уже в первые часы боевых действий.
Зажатое в лесу довольно крупное соединение пограничников и бойцов Красной Армии обстреливали и бомбили уже сутки. Рассчитывали, что к ночи обескровленные батальоны и роты не выдержат непрерывного огня и рассеются, разбегутся по лесным дорогам, где станут легкой добычей частей второго эшелона и отрядов оуновцев.
Майор-баварец, командовавший сборным дивизионом трофейных русских орудий, вначале с азартом взялся за дело. Но многочасовой обстрел леса утомил его. Давал знать о себе возраст, виски сдавливало от непрерывного грохота, особенно тяжелых гаубиц.
Солдаты тоже устали, но продолжали исправно, как на учении, вести огонь. Вышли из строя две старые трехдюймовые пушки, сработанные еще при русском царе, ровесники давно ушедшей молодости майора. У одной из них разорвало истонченный казенник, вырвало затвор.
От сильного взрыва еще сильнее разболелась голова. Майор удалился в свою палатку, где выпил горячего кофе, поручив помощнику-лейтенанту продолжать огонь.
– Можете немного снизить темп стрельбы, чтобы не перегревать орудия, но снаряды должны лететь в русских непрерывно. В конце концов у них не выдержат нервы.
– Надо запросить у трофейщиков новые пушки, – проявлял активность молодой артиллерист.
– Запросите, – устало согласился майор.
– И сотни три-четыре шрапнельных снарядов. Они более эффективны в лесу.
– Действуйте, – дружески кивнул старый солдат кайзера.
Вскоре заменили неисправные орудия, а вышедшие из строя стали цеплять к грузовикам, чтобы везти на ремонтную базу. Именно в этот момент майор почувствовал изменение обстановки. Усилился пулеметный огонь из леса. Одна из пуль пробила верх палатки, чертыхнулся кто-то из шоферов. Послышались близкие взрывы легких снарядов, скорее всего, 45-миллиметровых.
Взрывная волна качнула полотняный полог, осколки звякнули о щит пушки. Майор достаточно повоевал в своей жизни, чтобы не обращать внимания на такие мелочи. Он закрыл глаза и задремал. Звуки орудийной пальбы ему не мешали, он привык к ним.
Лейтенант обходил батареи. Задержался возле шестидюймовой гаубицы, короткоствольной, с изогнутым щитом. Это было крепостное орудие образца 1909 года, бросающее сорокакилограммовые снаряды. Разглядел клеймо фирмы "Шнайдер". Когда-то русские купили пушку в Германии. Минуло много лет, и вот она бьет по большевикам.
– Русские что-то развоевались, – доложил командир орудия. – Сыпят из пулеметов почем зря.
– Есть потери?
– Двое легко ранены.
– Я распоряжусь, чтобы "трехдюймовки" прихлопнули пулеметы. Вот-вот доставят шрапнель.
Лейтенант неторопливо зашагал к позициям 76-миллиметровых пушек. Легкий снаряд прошуршал в стороне, взорвался возле разворачивающегося грузовика. Офицер ускорил шаг и вдруг услышал крики. Он обернулся.
Зрелище выглядело совершенно неправдоподобным. Из леса, вдоль лощины, пригнувшись к седлам, неслись десятка полтора всадников. Из-за деревьев появились несколько мотоциклов с колясками, облепленные русскими. Моторы М-72 ревели от напряжения, но мотоциклы двигались довольно быстро.
Следом бежала красноармейская цепь с примкнутыми штыками. Виднелись пилотки, буденовки со звездами, зеленые пограничные фуражки. Лейтенант потерял несколько минут, оценивая происходящее. Он не увидел опасности в этой бутафорской атаке. Русские собрали все, что могли, даже казаков с шашками, и в очередной раз бездумно гонят своих людей на верную смерть. Лейтенант приказал развернуть несколько полевых пушек в сторону атакующих и открыть беглый огонь.
Зато опасность хорошо разглядел опытный фельдфебель, распоряжавшийся артиллерийским хозяйством. Он знал, что танк и два бронетранспортера, прикрывающие их участок, недавно перебросили на другое место.
Теперь все немалое хозяйство дивизиона прикрывал лишь бронеавтомобиль "Хорьх" с легкой броней и 20-миллиметровой пушкой, а также расчет пулемета МГ-08 старого кайзеровского образца.
Бронеавтомобиль открыл огонь по конному отделению, но скорострельность пушки не позволяла эффективно поражать рассыпавшихся по полю всадников. Это были остатки конного разведывательного эскадрона, казаки, призванные из Забайкалья, умелые и отчаянные наездники. Они неслись, пригнувшись к холкам своих лошадей, а над головой сверкали в солнечном свете отточенные клинки.
– Дикари… они свихнулись, – пробормотал лейтенант.
Фельдфебель знал русских еще по той войне и не считал, что они свихнулись. Он уже дал приказ части артиллеристов занять оборону с карабинами и ручными гранатами. Вели беглый огонь полевые пушки, но цепь охвата была слишком велика, и фонтаны взрывов терялись на большом пространстве.
Лейтенант подгонял расчеты "трехдюймовок", которые действовали на пределе своих возможностей. Тогда лейтенант побежал будить майора.
Фельдфебель действовал более разумно. Два десятка подносчиков и ездовых уже зарядили карабины и приготовили ручные гранаты. Расчет МГ-08, старого пулемета с водяным охлаждением, тоже пока не спешил, подпуская русских поближе, и посылал время от времени пристрелочные очереди.
Расчеты "трехдюймовок" крутили рукоятки наводки, снижая прицел. Бронеавтомобиль свалил одного и другого всадника, брызнули клочья пробитых тел. Мотоцикл М-72 из штурмового взвода занесло на повороте, он опрокинулся, придавив водителя и пулеметчика в коляске.
Станковый МГ-08 определил для себя оптимальную дистанцию и повел огонь ровными прицельными очередями. Пулемет находился ближе всего к лесу.
Очередь прошила еще один мотоцикл. Водитель успел сбросить газ и сунулся лицом в спидометр. Старший политрук Усанов, сидевший на заднем сиденье, успел скатиться в траву и замер, хотя пули его не задели. Ему и в голову не пришло открыть огонь из своего ППШ: главное, заползти глубже в траву.
Пограничник, сидевший на заднем колесе, опустошил магазин своей самозарядки. Толчок бросил его на землю, он вскочил, вставил новый магазин и тут же упал, зажимая простреленное горло. Он пытался звать на помощь. Изо рта брызгами летела кровь, заливая гимнастерку старшего политрука и заставляя глубже втискиваться в траву, подальше от дергающихся в агонии ног погибающего бойца.
Пулеметчик в коляске добивал диск. Сумел ранить второго номера из расчета МГ-08, но получил сразу две пули в лицо и, дернувшись, замер. Всадники, потеряв еще одного товарища, налетели сбоку на расчет станкового пулемета. Шашка врезалась в основание шеи унтер-офицера, почти напрочь перерубив голову. Третий из пулеметной команды обернулся на бегу и вытянул руку навстречу сверкнувшему клинку.
Кисть отлетела в сторону, следующий удар стесал кусок кожи вместе с мундиром и бросил чудом спасшегося пулеметчика на дно траншеи. Всадники летели прямиком на орудия, их сбрасывал на землю огонь карабинов.
Двое прорвались к массивной шестидюймовке с клеймом завода "Шнайдер". Встав на стремена, стремительно заработали шашками. Кто-то из расчета сумел выхватить пистолет и застрелил страшного, забрызганного кровью русского казака.
Последний из конных сбил стрелка лошадью. Перегнувшись, полоснул, развалив надвое плечо. Ошалевшими глазами смотрел, кого зарубить еще, но остатки расчета разбежались, а конь танцевал от напряжения и бьющего в ноздри запаха парной крови.
Николай Мальцев сидел за пулеметом в коляске мотоцикла. Сменив расстрелянный диск, снова открыл огонь. Пуля свалила стоящего на одном колене артиллериста с карабином. За спиной Николая послышался шлепок пули о живую плоть. Красноармеец упал с мотоцикла на землю.
Костя Орехов стрелял из автомата, тоже в кого-то попал. Их М-72 оказался в мертвом пространстве, снаряды летели над головой. Мотоцикл, двигавшийся следом, исчез в клубке земли и дыма. Прямое попадание снаряда разнесло его вместе со всем экипажем, вспыхнул бензин, охватив пламенем обломки.
Водитель М-72, где находились Мальцев и Орехов, резко крутнул вправо, уходя от выстрелов из карабинов. За ним последовал другой уцелевший мотоцикл. На несколько минут они оказались лицом к лицу с артиллеристами.
Семь человек на мотоциклах и одинокий всадник, сумевший увернуться от пуль. Под ним свалился убитый конь. Казак с ревом полоснул шашкой ближнего к нему артиллериста. Мальцев и Орехов били длинными очередями. Андрей Щербаков менял диск, но не успел. Пуля угодила ему в живот.