Охота на охотников - Дмитрий Красько 4 стр.


Я хотел спросить, почему не по девочкам - погода ласковая, возраст еще позволяет, - но передумал. Для девочек нужны денежки, а денежки - тю-тю. Сделали вчера ноги, влекомые мужичком со "Стечкиным". Вряд ли стоило напоминать об этом Иванцу - он и без меня еще не забыл. А если забыл, то вспоминал каждый раз, глядя на простреленную руку.

Пришлось ехать в полной тишине. Директор насупился и о чем-то сильно задумался. Так сильно, что слышно было, как мысли со стуком от черепной коробки отскакивают.

- Федорыч, а, Федорыч? - я попытался вернуть его к жизни.

- Чего? - он хмуро зыркнул на меня посредством зеркала.

- Мне сегодня в одиннадцать отлучиться надо будет. Понимаешь, вчера вечером следак позвонил, которому дело о нападении передали. Сказал, что хочет со мной беседу составить.

- Я в курсе, - кивнул Иванец. - Я вчера с ним уже составил беседу. Надо - значит, отлучайся.

Вот и весь разговор. Не очень много для получаса езды от его дома до офиса.

В конторе царил траур. Ферзь с Коконом были не местные, Иванец нанял их в охранном агентстве "Звезда", но произошло это давным-давно, так что они вполне успели сродниться с коллективом "Технопарка", стали своими. Даже не смотря на свою неразговорчивость и постоянное сидение в каптерке. Но ведь порой и до ветру выскакивали, и даже, когда-никогда, слово ответное роняли. В общем, к амбалам привыкли. А теперь их не стало. И эта двойная смерть если не потрясла народ, то вогнала в самое мрачное расположение духа - точно.

Танюшка опять долго и упорно допытывалась, как все произошло, чем напрочь испортила мне вкусовые ощущения - кофе себе я хоть и заварил, но пить не стал. Снова в деталях пришлось рассказывать о том, что видел, и мне это стало уже надоедать - впереди маячил следователь Зуев, а значит, беседа с секретаршей была лишь легкой разминкой. Если дело и дальше так пойдет, то к концу жизни самой мускулистой моей деталью станет язык, а не то, о чем я всегда мечтал.

Между тем секретарша оказалась слегка разочарована минимумом кровавых подробностей и тем, что я не совершил никаких героических подвигов, поэтому продолжала приставать, пытаясь вытянуть из меня что-нибудь новое, погорячее. Возможно, за эти несколько дней я таки довел ее до состояния, когда обо мне начинают грезить в эротических снах, хотя прежде она довольно удачно не подавала вида. Зато теперь старалась вовсю, не веря, что герой ее ночных фантазий никак себя не проявил в столь замечательном приключении.

Мне не хотелось совсем уж ее разочаровывать, а потому я всячески тянул время, жонглируя увертками и недомолвками, а в десять часов показал язык и сообщил, что меня ждет следователь. Если ей хочется новых подробностей - пусть попристает к Иванцу, который видел все то же, что и я, и даже немножко больше. А еще лучше - приходит вечером ко мне домой. С прицелом остаться на ночь, конечно. Танюшка швырнула в меня скатанным в шарик листом бумаги и обиженно надула губки, но задерживать не посмела. Вряд ли потому, что так на нее подействовало упоминание о постели. Скорее магическое слово "следователь" оказало свое благотворное влияние.

Отыскать двадцать первый кабинет в здании Советского РОВД было делом плевым. И Зуев меня уже ждал, хоть я и прибыл на пятнадцать минут раньше обозначенного времени.

Высокий, спортивный, самоуверенный. Наверняка физподготовку всегда на "ура" сдавал. Пятьдесят раз - от пола на кулаках, тридцать раз - на перекладине, полтора центнера от груди, кросс - быстрее, чем Бен Джонсон стометровку бегал… В общем, образец для подражания. Но одет был не по форме. Даже странно.

- Следователь Зуев? - спросил я, нарисовавшись в кабинете.

- А вы - Мешковский? - спросил он в ответ. Я кивнул. - Что ж, прекрасно. Примерно так я вас себе и представлял. Присаживайтесь.

Я хрюкнул от удивления. В мозгу возникла кошмарная картинка - лежит под одеялом следователь Зуев в полном неглиже, и представляет себе меня, представляет… Сначала правой рукой, а потом, когда правая устает - левой… Мороз по коже.

Решив, что с таким впечатлительным мужчиной надо быть поосторожнее, я подкрался к стулу, что стоял перед его столом, и сел с краешку. На тот случай, чтобы побыстрее сорваться, если ему опять придет в голову представлять меня себе.

- Чего это вы такой напряженный? - Зуев, копавшийся в каких-то бумагах, что громоздились на краю стола, подозрительно скосил на меня левый глаз.

- Ментов боюсь, - честно ответил я. - С детства боюсь.

- Начнем с того, что не ментов, а сотрудников милиции, - наставительно сказал Зуев и вытащил наконец искомую папку. - А ко мне вы можете обращаться совсем просто - Олег Анатольевич. Договорились?

- А я тоже просто Михаил Семенович! - обрадовался я. - Бывают же совпадения!

- Ну да, ну да, - рассеянно проговорил Зуев, копаясь уже непосредственно в папке. - Совпадения… - Он вынул какую-то бумажку и принялся читать, время от времени поглядывая на меня поверх листка: - Мешковский, Михаил Семенович… Анкетные данные опустим… Пять раз привлекался в качестве свидетеля, три раза - обвиняемого, оправдан. Дважды направлялся на лечение в психиатрические учреждения, отбыл, выпущен… Хм, какой идиот это писал? Ладно. Довольно богатая биография, а, Мешковский?

- Так время-то какое было? - я пожал плечами. - Кругом беспредел. А я еще и таксистом работал. Зона риска. Между прочим, прошу заметить, по всем моментам признан невиновным, а из дурки меня выперли, как симулянта. А к чему вы эту бумажку зачитали?

- Да так, - Зуев тоже пожал плечами. - Чтобы яснее стало, с кем дело имею. И чтобы вы поняли, что я о вас все знаю. Ну что ж, Михаил Семенович, расскажите, если не сложно, что же там вчера произошло. В деталях, будьте любезны.

Я еще раз повторил то, что видел. Следователь меня внимательно выслушал, не перебивая и время от времени чиркая что-то на обычном листке, потом хитро прищурился и спросил:

- Что же это получается? Вы, ранее неоднократно привлекавшийся за буйный нрав, во время этой заварушки так испугались, что даже пошевелиться не могли?

- Не испугался, а растерялся, - поправил я. - Старею, наверное. А вообще, что я, по-вашему, должен был делать? С голыми руками лететь выручать Иванца? Которого знаю без году неделя и который мне не кум, не сват и не брат? Он, между нами, мне вообще не нравится. Это, конечно, не повод бросать его на верную смерть, только и свою жизнь ради такой личности отдавать глупо, согласитесь?

- Не знаю, не знаю, - загадочно протянул Зуев. - Не срастается у меня что-то. Нехарактерное для вас поведение, вот что странно. Зато шеф ваш, вам несимпатичный, говорит, что это, скорее всего, именно вы навели на него грабителя.

Я хотел было упасть со стула от удивления, но даже на это сил у меня не хватило. Единственное, что я смог - это проблеять:

- Не понял…

- А чего тут непонятного? - Зуев зловеще усмехнулся. - О том, что Иванец будет перевозить деньги, знал очень ограниченный круг лиц. Но со всеми этими людьми он, как уверяет, знаком не один год, и доверяет, как самому себе. Будь они наводчиками, давно бы прокололись - не в первый раз при них крупные сумму перевозит. А вы в фирме проработали только три дня, и тут - бах! - ограбление. Забавное, как вы говорите, совпадение. Не находите?

- То есть я идиот, да? - уточнил я. - Не успел выйти на работу, как устроил ограбление, а после этого остался в городе, у всех на виду - берите меня еще тепленьким?

- Может быть, вы таким образом хотите отвести от себя подозрения? - парировал Зуев. - А может, действительно идиот. Вас же пару раз направляли в психушку.

- Я отбыл! - прорычал я. - Я на свободе с чистой совестью.

- А вот с этим мы и будем разбираться - какая у вас совесть. Видите ли, я почему-то больше склонен верить вашему директору. Очень странно, что на третий же день вашей работы произошло это ограбление. Еще более странно, что вы не захотели сразу вызвать милицию…

- Да я не умею с мобилы!

- Это о себе любой дурак сказать может. А вы не хотите подумать и сознаться во всем?

Я посмотрел на него, как на ненормального. Все равно, что у приговоренного к смерти спрашивать - может, сами себе башку отрубите?

- Нет уж, - проворчал я. - Если вас так приспичило что-то доказывать - доказывайте. А я погляжу, как у вас это получится. Если что-нибудь докажете - обязательно сообщите. А пока можно мне идти?

- Конечно, нет, - Зуев усмехнулся. - Видите ли, гражданин Мешковский. Мало того, что я окончательно и бесповоротно уверен в вашей виновности - в ближайшее время я постараюсь доказать, что это именно вы навели грабителей на вашего директора. А вам в связи с этим я предлагаю трое суток посидеть в ИВС. Что вы на это скажете?

Я ничего не сказал. Я просто охренел. От этого визита можно было ждать чего угодно, только не такого финала. Ни за что ни про что меня вдруг обвиняют непонятно в чем, и собираются закрыть на трое суток. Полный бред, но на данном этапе возразить было нечего. И я поднял руки:

- Сдаюсь. Все равно с тремя сутками ничего поделать не смогу.

- Это точно, - Зуев удовлетворенно кивнул. И, блюдя формальности, невинно поинтересовался: - Защитник у вас есть?

- А как же? У меня уйма защитников. В одном "Спартаке" человек шесть играет.

5

Сказать, что я был в шоке - ничего не сказать. Следователь Зуев с его иезуитской логикой буквально изнасиловал мои представления о справедливости и беспристрастности родных органов правопорядка. При том, что я и раньше-то от них был не в восторге. Но схлопотать ни за что, ни про что трое суток - это вообще нечто запредельное. Я, конечно, в свое время немало покуролесил, и это был далеко не первый мой визит в изолятор временного содержания. Но чтобы вот так, на ровном месте - такого со мной еще не случалось.

И директор. С какого перепуга он решил, что я - наводчик? Что ли, его просто загрызла тоска по безвременно ушедшим миллионам, и он решил сделать козлом отпущения первого попавшегося меня, на свою многострадальную голову умудрившегося оказаться на месте преступления? Их совместная со следователем аргументация - дескать, я работаю всего третий день, а кто-то уже умудрился наказать Иванца на два с половиной миллиона баксов - никакой критики не выдерживала. Хотя бы потому, что я и знать-то не знал о предстоящей перевозке денег. Не того калибра фигура, чтобы меня об этом в известность ставили. Почему не сказал об этом Зуеву? Да потому что в тот момент, когда он отправлял меня в каталажку, говорить ему о чем-то было бесполезно, я это по глазам видел. Все равно любые слова он воспринял бы просто как попытку уйти от ответственности. И пока не отсижу эти долбанные трое суток, нормального диалога с ним не получится, знаю я таких. Ему кровь из носу нужно было продемонстрировать свою власть, что он и сделал. В расчете на то, что моя психика не выдержит, и я покаюсь в том, что совершил, а заодно и в том, чего не совершал. Хотя, судя по всему, товарищ Зуев был на сто процентов уверен, что я таки что-то совершал. И собирался это каким-то образом доказать. Что ж, флаг в руки. Я надеялся, что у него ничего из этого не получится.

Народу в камере было не очень много - человек восемь, половина из которых, по случаю духоты, пребывали в полуголом виде. Меня запихнули внутрь, бросив: "Принимайте пополнение!", и с грохотом закрыли дверь за спиной. Отдыхайте, Михал Семеныч, а то за два с половиной трудовых дня умаялись, как лошадь.

Старожилы соловыми глазами уставились на меня. Молча. Если здесь и существовали какие-то традиции по прописке-выписке, то сегодня они не действовали. По случаю духоты, разумеется. Хотя контингент, судя по обилию наколок, подобрался бывалый. Как минимум пятеро из восьми имели за плечами опыт отсидки.

- Здорово, парни, - я шагнул вперед. - Которого шконаря вам тут не жалко?

- А ты надолго? - сидевший на койке под небольшим зарешеченным оконцем коротышка с замечательной русалкой на безволосой груди поскреб пятерней подбородок.

- Пока на трое суток.

- А за что?

- А чтобы следователю Зуеву приятное сделать, - я хохотнул. - Как все, ни за что.

- Зуеву? - понимающе протянул коротышка. - Ну все, браток. Тебе кранты. Зуев - бульдог. Если в кого вцепится - хрен отпустит. Так что губу закатай и готовься. Тремя сутками не отделаешься.

- Жизнь покажет, - отмахнулся я. - Что со шконарем?

- Да вон, у стены можешь кости кинуть. Балалая сегодня с утра на СИЗО перевели, так что свободна шконка. Тебя звать-то как?

- Кореша Мишком кличут. Я на это дело даже отзываюсь иногда. Приучили, гады, за десять лет. - Я осмотрел койку со скатанным матрацем. Жуткий антиквариат. Ну, да я на пуховые перины и не рассчитывал. Подошел и принялся возиться, обустраивая себе ложе.

Процедура прописки меня в хате началась примерно через час. Какой-то гарный бритоголовый хлопец созревал-созревал, и, наконец, созрел. Почему ждал столько времени - черт знает. Наверное, по жизни тормоз. Но - тормоз, не тормоз, - а через час он поднялся и, засунув руки в карманы, принялся бродить по хате туда-сюда, делая вид, что прогуливается.

Минут пять топтался, гадом буду. Потом остановился перед койкой, которая успела одарить меня полудремой, и слегка пнул ее. Я открыл глаза и удивленно посмотрел на него.

- Слышь, ты, как тебя… - гнусаво проговорил бритоголовый, глядя на меня сверху вниз все теми же соловыми глазами. - Мишок, что ли? А ты че - первоходок?

- А ты че - подраться хочешь? - уточнил я. - Так ты открытым текстом говори, не стесняйся.

Бритоголовый слегка подумал - с минуту, не больше, - и снова пнул койку. Опять несильно.

- А ты че быкуешь? Деловой, что ли?

- Сядь, Фофан, - лениво окликнул его коротышка от окна, которого, как уже успело выясниться, звали Тихоном.

- Не, а че он быкует? - Фофан даже не обернулся. - Я ему, как человеку, вопрос задал, а он пальцы гнет.

Я вздохнул. Фофан был совсем-совсем нестрашным. Если кого и следовало здесь опасаться, то невзрачного безволосого Тихона с русалкой во всю грудь. А таких, как Фофан, в любом жилом микрорайоне - что собак несъеденных. Называются где как, но в основном гопотой. Бегают по улицам и отжимают у нормальных граждан шапки, барсетки и мобилы. А потом лихо пропивают эти ништяки в тот же вечер. Если, конечно, их менты поймать и прикрыть не успевают. Фофана успели. Уж и не знаю - за отжим ли мобилы или за то, что он на стене несанкционированное слово из трех грубых букв нарисовал. Неважно. Важно, что в камеру он прихватил все свои понты. А это, между прочим, показывало, что первоходок - именно он, а не я, которого Фофан так старательно пытался уличить в этом (весьма сомнительном, между нами) грехе. И, в отличие от меня, сей вьюнош явно испытывал кайф от пребывания в камере. Не мешало бы слегка обломать ему этот кайф. Для профилактики, чтобы не зазнавался.

Поднявшись со шконки, я встал перед бритоголовым. И сразу оказался на полголовы выше. И пошире в плечах. Аккуратно положив свой лоб на его, выбритый, я широко, от всей души улыбнулся:

- Нет, Фофан, я не первоходок. Если тебе так приперло знать, то вот в этой хате я уже в третий раз. И что-то тебя здесь раньше не видел. Я и в других бывал, а тебя там тоже ни разу не водилось. У меня, правда, дальше СИЗО заходить не получалось - ну, не судьба. Выгоняли меня отовсюду. Не нужен я нигде. Ты меня за это бить не будешь?

Фофан слегка побледнел и отступил на шаг. Нормальные граждане, у которых он темными зимними вечерами отнимал ништяки и балабасы, обычно с ним в таком тоне не разговаривали. И уж тем более свою голову на его покатый лоб не складывали. Случившееся несколько - а если честно, то очень сильно - не укладывалось в его черепной коробке. Буквально из ушей выпирало. И он решил, пока не поздно, отработать назад:

- Да не буду я тебя бить! Даже не собирался!

Тихон у окна довольно заржал. Я снова развалился на койке. Процесс прописки был закончен. Но, как оказалось, он был далеко не самым интересным, что ожидало меня здесь. Самое интересное было впереди.

- Слышь, Мишок! - окликнул меня Тихон пару минут спустя. - А кроме шуток - Зуев тебя за что прикрыл?

- А я у Иванца водилой работал, - лениво отозвался я. Отмалчиваться, ссылаясь на старые воровские законы (мол, такими вещами в таких местах интересоваться не принято) смысла не было. Все равно так или иначе узнают. Мало ли лазеек для бывалого человека? А Тихон - явно из бывалых. - Иванца помнишь? Который привокзалку держал. Короче, вчера его гоп-стопнули. Два с половиной лимона баксов увели. В руке дырку из волыны просверлили. И на сладкое пару охранников завалили. Иванец решил, что это я на него наколку дал. Зуев думает, что он прав.

Тихон поковырялся пальцем во рту, прикидывая, какого количества нулей лишился Иванец. Сосчитал, уважительно кивнул и на всякий случай уточнил:

- А это ты на него наколку дал?

- Ты, Тихон, грамотный парняга, - я усмехнулся. - У тебя даже русалка во всю грудину напортачена… Скажи: вот ты взял два с половиной ляма - и что, будешь сидеть в городе и ждать, пока тебя повяжут? Чушь собачья. Я не знаю, чего ради Иванец решил в мою сторону пальцем ткнуть.

На мой взгляд, аргумент был железный. Но тема неожиданно оказалась слишком животрепещущей. Она не увяла после моей пренебрежительной отмашки. Ее неожиданно поддержал Фофан, насмешливо поинтересовавшийся:

- Да ну на хрен! Ты что, хочешь сказать, что Иванец просто решил тебя крайним сделать? Че-то ты туфту пихаешь. Я про Иванца слышал - реальный чертила…

- Че ты слышал? - презрительно оборвал его Тихон. - Слышал он… Ваня в середине девяностых фасон держал, а потом сдулся, как гондон. А если сдулся - значит, и раньше с дыркой был. Реальные пацаны так просто не сдуваются.

- А ты его знаешь, что ли? - огрызнулся Фофан.

- Знаю, не знаю, - проворчал Тихон. - Я с его пацанами срок мотал в Сенявино. С Баллоном и с Кобой. Баллон там и остался, от ТБЦ загнулся. Коба на Ваню злой, как собака. Сказал - откинется, на перо поставит. И за Баллона, и за все хорошее. Ваня им до хрена косяков наделал.

- Это каких это? - голос Фофана был очень недовольным. Не знаю, может, Иванец был кумиром его подвальной юности, и он никак не хотел мириться с тем, что кумира пинками сгоняют с пьедестала?

- Хороших, Фофан, - хмыкнул Тихон. - Когда менты Ванину бригаду повязали, он у своей шмары гасился. Поэтому со всеми под пресс не попал. А потом сказал пацанам - мол, если они его не сдадут, то он им не отсидку, а курорт устроит. Они его и отмазали. Пока на тюрьме были, до суда, он им каждый день дачки жирные засылал. Пацаны реально икру ложками хавали. А после суда ни разу не нарисовался. Вот Кобу и закусило. А Коба базар держит. Такая херня, Фофан.

Назад Дальше