Вы отыщите немало таких, которые будут вдохновлять вас на рискованные предприятия до тех пор, пока это ничего не будет для них значить. И все изменится, если вы пригласите их следовать с вами. Ключевым моментом их одобрения или осуждения, не зависимо от того, жизнь это или бизнес, является попытка пригласить их к участию или инвестированию их денег. Вот так можно проверить, насколько глубоки их чувства.
Прямой маршрут
Наш маршрут был запланирован как кратчайший путь между Лондоном и Гибралтаром; разница даже в несколько миль нашего маршрута была сравнима с дополнительными часами тяжелейшего труда. Мы проехали на юг Булони, затем к Абвилю и через Беавейс въехали в Чартрез на пятый день пути.
Мы разменяли чек путешественника в маленьком банке в Чартрезе и сели в стороне не обочине, чтобы оценить нашу ситуацию. Она не была воодушевляющей. Ветер, дождь, голод, мышечная боль, все это вместе взятое снижало наше скорость настолько, что в среднем мы едва делали 40 миль в день. У нас осталось только 750$ из первоначальной 1000$, и впереди лежал долгий путь на Гибралтар.
Велосипеды и оборудование стоили немало, но что подорвало наш бюджет, так это плата за питание. Хотя мы ограничили себя до двух приемов пищи в день, эта пища должна была быть обильной и питательной. Мясо, яйца, сыр, хлеб, молоко и овощи, на троих прожорливых малых, необычайно дороги во Франции.
С нашей скоростью мы просто не будем в состоянии завершить первую часть нашего путешествия менее, чем за четыре недели, и к тому времени наша касса значительно опустеет.
Переломный момент
Что было действительно печально, так это существование профессионального мотоциклиста - американца - кто перестал болтать. Как оказалось, он покинул Лондон в то утро и покрыл расстояние, которое мы преодолевали 5 дней, за 8 часов. Мы смеялись сквозь слезы.
Это был ценный урок: хороший экипированный и знающий что он делает человек, может преодолеть значительную дистанцию быстрее и проще, чем неопытный авантюрист при тех же обстоятельствах.
Вот почему бизнес, начатый опытными антрепренерами на 90% успешен, а начинания неопытных людей проваливаются в 90% случаев. Просто нет замены знаниям и опыту в таких делах.
В конце концов мы подсчитали, что дешевле будет сесть на поезд, чем продолжать нашу езду на велосипедах. Мы надеялись, что на юге Франции погода будет значительно приятнее для велосипедной езды, а ветер стихнет. Для нас наступят лучшие времена, и мы насладимся путешествием - совсем не так, как это происходило с нами под дождем в это суровое время.
Орлеанский вызов
Чтобы сэкономить деньги и оправдать решение сесть на поезд, мы заключили соглашение. Был уже полдень; если мы сможем быть в Орлеане, находящемся в 71 километре к югу от нас, вовремя и сесть в 22:25 на южный поезд, отправившийся из Парижа, мы сумеем заработать на плату за проезд, и ничто не будет мучить нашу совесть.
Как вам такая идея, парни?
-Что?
Ну не надо, это не так уж и далеко.
Да, я знаю. Я просто устал и ты тоже.
- Это дело чести, вот почему.
В конце концов мы все согласились, что это неплохая идея и направились в сторону Орлеана. Мы уже проехали 20 км в тот день, и дождь не на минуту не прекращался. Если мы успеем вовремя, мы будем достойны того, чтобы через какое-то время уже ехать в поезде.
Весь день мы наказывали себя тем, что крутили педали при ледяном ветре, от холода вцепившись в рули велосипедов так, что побелели костяшки пальцев на руках, прищуря глаза, чувствуя в груди постоянную боль от напряжения, и гудящие ноги пронизывала распространяющаяся затем по всему телу боль.
Наши джинсы были насквозь промокшими. Мы до костей продрогли. Но другого способа оправдать остановку и другого места, чтобы остановиться не было, даже если бы мы этого хотели. Часы, отмеченные мильными столбами, глумились над нашим пресмыкающимся продвижением. За 40 км от Орлеана мы были на последнем издыхании. Когда оставалось 30 км, мы уже не отваживались останавливаться на вершинах гор, боясь, что наши измученные тела откажутся продолжать путь. Мы могли достигать пиков и продолжать утомительную езду пока дышали, а наши ноги подымались, и каждое педальное вращение безмолвно отсчитывало мгновения.
За 20 км до пункта назначения мы знали, что уже ничто не остановит нас. Мы игнорировали непрерывные гудки проезжающих водителей, удивляющихся странным велосипедистам, взявшимся на дороге, равно, как и крутящиеся волчки голода в наших пустых кишках, как и все вообще за исключением дороги, бегущей прямо под нашими колесами. Как беззвучные неутолимые роботы, мы заставляли себя нажимать на ненавистные педали.
Истинный самаритянин
В темноте мимо нас проехал желтый Ситроен, сигналя по мере того, как тормозил и останавливался чуть впереди. Когда мы, нагруженные всей своей поклажей, поравнялись с машиной, из нее вышел хорошо одетый мужчина, делая нам знаки остановиться.
Неспособные слезть со своих велосипедов, мы устало отпустили педали, готовые выслушать, что он скажет. Он был очень любезен и дал нам понять, что живет в Орлеане и может взять нашу поклажу с собой, чтобы облегчить нам путь.
Мы были слишком измучены, чтобы спорить или подозревать. Мы только покачали головами в молчаливом согласии и бесцеремонно бросили велосипеды на землю в автоматической спешке, чтобы погрузить наши вещи в открытый багажник. Не было никаких дискуссий по поводу честных намерений или скрытых мотивов. Мы поблагодарили и продолжали стоять, наблюдая как машина исчезает в ночи. Джефф сжал в своем кармане листочек с оставленным нам адресом, поднял свой велосипед и беззвучно вскарабкался на него. Мы последовали его примеру и возобновили наше безмолвное движение.
Когда ваши силы иссякли, и ваш груз более невыносим, к вам на помощь приходит некоторая доля облегчения. Ноша остается, но, по крайней мере, вы можете продолжать ее нести. "Смело действуйте, и невидимые силы придут к вам на помощь".
Огни и музыка
Наш волчий голод и сковывающая мысли усталость превратили последние десять километров этого дня в дымку из знаков и стрел, направленных в сторону городского Орлеанского центра. Каждый мускул наших тел чувствовал себя так, как будто был помещен под прицел горячих игл. Дождь прекратился, и влажная дорога отражала свет проезжающих машин, яркими вспышками пронизывающий темноту полей. Это напоминало езду сквозь пульсирующую боль оглушающих эмоций, когда дорога внезапно разлилась четырьмя потоками, захватившими площадь в центре города.
Главная улица, проходящая через площадь, сверкала огнями и звучала музыкой, смешанной с автомобильными сигналами. Мигающие вывески создавали блики на влажном асфальте бульвара, вдоль которого весело сиял своими огнями ряд ресторанов. Звенели бокалы, и смех эхом перелетал от столика к столику. Официанты в белоснежных одеяниях сновали со своими переполненными подносами туда-сюда, а музыкальные автоматы трубили в толпу, вздымающуюся по обеим сторонам тротуара. Мы остановились на углу улицы, где возникала и распространялась на несколько кварталов панорама света и всеобщего возбуждения. Счастливо взирая стеклянными глазами на происходящее, мы чувствовали себя выжившими в бойне. Было 5:30 после полудня, мы были в Орлеане.
Приглашение к обеду
В этот самый момент один из сыновей, сидящих на заднем сидении уже знакомого нам Ситроена, выбравшись из него, вскарабкался на свой велосипед, тарахтя что-то по-французски и с энтузиазмом знаками показывая нам следовать за ним. Мы наполовину освободились к тому времени от своих велосипедов и нацелились на ближайшее кафе, оцепенелые от изнурения и испытывающие головокружение от голода. Предложение отложить еду и вернуть наше оборудование было встречено хмурым молчанием. Мальчик, между тем, настаивал, уверяя нас, что это недалеко он предлагал также и еду. Как роботы, мы опустили свои одеревенелые конечности на наши велосипеды и завращали педалями по направлению от городских огней в сторону темноты улицы.
Мы, проехав еще два квартала, остановились у неприметного трех-этажного дома в тесном ряду похожих зданий, чьи парадные двери выходили на узкий тротуар. На настойчивый стук мальчика дверь открылась, и джентльмен в очках с двойными стеклами, который освободил нас от нашего имущества, тремя часами ранее, пригласил нас внутрь.
В явном контрасте с мрачным фасадом, холл был увешан зеркалами, а стены гостиной и обеденного зала - фресками, изображающими весенние пейзажи, херувимов и ангелов. Мебель черного ореха богато блестела, расставленная кругом высокого камина. Хрустальная люстра свисала на серебряной цепи над сверкающим столом черного дерева в гостиной. Самым незабываемым впечатлением этой сцены был благоухающий аромат, доносящийся из кухни позади обеденного зала.
Французское гостеприимство
Господин Аллард был приятным, с хорошими манерами бизнесменом, и он был уверен, что мы захотим немного подкрепиться после нашего переезда. Пока его жена хлопотала на кухне, он пригласил Наши Величества за длинный стол, чтобы рассказать ему и его сыновьям о нашем путешествии.
Приклеивая широчайшие улыбки на наши грязные, небритые лица, мы усердно подбирали известные нам французские слова, позволяя им донести смысл. Все, о чем мы могли думать, была еда. Каждый отдаленный звук, доносящийся из кухни, звучал призывным горном, предвещающим грядущую радость. Движение на кухне наконец прекратилось, а дверь распахнулась перед мадам Аллард, проскользнувшей в гостиную с заботливой улыбкой. Мы затаили дыхание в ожидании, в то время как она склонилась и установила большую чашу с супом на середину стола, Я не знал, плакать или смеяться.
Наша первая трапеза за 11 часов пути, расстоянием в 91 км, состояла из средних размеров супницы с жидким супом из сельдерея и кусочка французского хлеба в 2 дюйма диаметром, порезанного тонкими ломтиками. Любой из нас поглотил бы значительно больше; как бы там ни было, но все это было рассчитано на всех нас, включая также семью из четырех человек.
Наблюдая за нашими номерами
Младший сын аккуратно расставил приборы, и мадам Аллард элегантно разлила суп по тарелкам. Скрипя зубами и фальшиво улыбаясь, мы сделали над собой усилие, чтобы не опрокинуть тарелки с супом в наши свербящие внутренности, мы также сдерживали хватательный импульс обеих рук, стараясь враз не опорожнить жиденькое содержимое наших тарелок.
Наши скрытые надежды не оправдались, суп не был прелюдией. Он был альфа и омега. После довольно долгого оживания, убедившись, что больше ничего не будет, мы вежливо попрощались, протиснулись к двери и, неискренно улыбаясь, взвалили на плечи свои рюкзаки.
Как только дверь за нами закрылась, ухмылки пропали в торопливой сутолоку у наших велосипедов.
Еда, долгожданная еда
Это была битва. Мы понеслись по главной улице, домчавшись до первого бистро, которое только смогли найти, подозвали к столику смущенного официанта и объяснили на отвратительном французском, чего мы хотим. Мы заказали и съели все, что у них было. Спустя полчаса стол был завален пустыми тарелками, и мы ощутили, что кризис миновал. Немного сна, и наши шансы реабилитироваться покажутся очень неплохими.
Бифштекс и картошка остановили боль пустоты наших желудков и зарядили нас некоторым количеством энергии, которую мы употребили на то, чтобы выпить бутылочку простого вина и понаблюдать за следующим мимо нас народным шествием. Вино вскоре начало высекать крупицы энергии из съеденной пищи, и весь долгий день еще оставалось в нас растворено. Мы качали головами и бормотали, и беседа мало помалу иссякла, заменившись бессвязными фразами. Пора было садиться на поезд.
Пригородный поезд
Мы заплатили по счету и потащились через площадь к Орлеанскому вокзалу, Купили билеты второго класса до Тулуза на юге, мы определили велосипеды и груз в багажное отделение и заняли позицию на пустой платформе, где, как ожидалось, должен был появиться наш поезд.
И как раз вовремя. Ничего не зная о французских железных дорогах и думая только о сне, мы забрались в последнее купе и конце вагона и закрылись. Там были только скамейки, но для троих крепких парней, которые спали у дороги в течение трех последних дней, это не имело значения.
Всего несколько пассажиров сели в наш вагон, так что мы надеялись проспать в дороге всю ночь. Наше купе было все еще пустым, когда поезд отправился от станции. Мы поздравили друг друга с удачей и растянулись на мягких сидениях для сна.
Приблизительно через 11 минут поезд дернуло, и нас с Джеффом в полудремотном состоянии стряхнуло на противоположные скамейки узкого купе.
Чувствуя раздражение, мы подняли свои головы на уровень окна и выглянули наружу. Через платформу, приблизительно в трех ярдах от нас, мы увидели длинный, ярко-освещенный поезд, переполненный суетлимыми смеющимися людьми, входящими и выходящими из заполненных купе.
"Я рад, что мы не на том поезде", - пробормотал Джефф и опустил голову. Храп, доносящийся из следующего купе, свидетельствовал о том, что Боб был того же мнения. Я тоже опустил голову и лег, готовый снова уснуть.
Языковая проблема
Несколько секунд спустя дверь соседнего купе открылась, и сердитый французский голос что-то начал требовать у спящего Боба. Он проснулся и начал бессмысленно бормотать. Решив, что кто-то, должно быть, хочет посмотреть наши билеты, я приготовил их, Джефф следовал непосредственно за мной.
Огромный, одетый в голубую униформу, усатый кондуктор казалось считал, что Бобу не следует находиться на этом поезде; когда вошли мы - моргая от яркого света - он и нас включил в свой протест. Он яростно тараторил по-французски и жестикулировал в сторону двери и платформы. Мы смогли понять только то, что он прервал наш сон своей болтовней.
Я показал ему билеты в Тулуз, чтобы успокоить его, но он практически взорвался, передавая их мне назад, тарахтя без остановки и грозным голосом сообщая, что мы не в своем вагоне. Он настаивал на том, чтобы мы вышли из поезда. Мы ответили - столь же громко - что мы остаемся. Он выдал последнюю тираду и затем, отступив на платформу, негодующе зашагал прочь.
"Что все это значит?"
"Не знаю. И даже не хочу знать. Вероятно, он хотел отправить нас в другое купе, а это приберечь для кого-то, кто даст лучше чаевые."
"Да уж, он мог поплатиться жизнью. Мы здесь, и мы остаемся".
"Чудак, я клянусь. Разбудите меня, когда мы окажемся в Тулузе".
Мы погасили свет и снова улеглись на свои респектабельные скамейки. За окном мы могли слышать другой поезд, летящий вперед и стучащий в ночи. Через несколько секунд наш поезд тоже начал двигаться - назад, в том же направлении, откуда мы приехали.
"Он едет назад", - сказал Джефф, не поднимая головы.
"Нет, он просто переходит на другую колею, чтобы ехать в Тулуз".
После непродолжительного молчания Джефф поднял голову и пристально посмотрел в окно.
"Мы только, что проехали мимо того же очистительного завода, который проезжали по пути сюда", - сказал он с интересом.
"Этого не может быть. Это должно быть, другой завод. Вероятно, их множество вокруг Орлеана".
"А вот он автовокзал", - сказал он. Мы должно быть, едим назад.
"Может быть они забыли наши велосипеды. Э-э, это должно быть так. Они забыли наши велосипеды".
Через три минуты поезд въехал в огромный ярко освещенный туннель станции Орлеана и остановился в точности там же, где мы на него садились В полудреме мы молча лежали в темноте, безотчетно слушая голоса, раздающиеся в платформы. В течение следующих пяти минут поезд снова двинулся со станции в темноту железнодорожных строений.
"Это, должно быть, так и есть", - сонно сказал Джефф. Мы, кажется, снова на нашем пути. Забавно, что они забыли велосипеды.
Мы дремали, пока поезд стучал, проезжая под мостами, проследовал автовокзал, очистительный завод, пригород и через 11 минут затормозил на той же платформе, что и раньше. В этот раз не было видно никакого другого поезда, кондуктора или кого- либо вообще. Был только дождь, ночь и одинокие огни на пустынной транзитной станции.
Через 8 минут поезд отправился назад в том же направлении, что и раньше. Мы сели и полусонно глядели в окно на приносящиеся сооружения: очистительный завод, автостанцию, мосты и железнодорожный двор главной станции.
Правда - горькая правда - обрушилась на нас.
Мы сели в пригородный поезд! Наш был тот, что мы видели через платформу - южный пассажирский поезд из Парижа в Тулуз. Маленький кондуктор пытался сказать нам, что мы должны пересесть на другой поезд.