Киммо задумался, а потом обреченно выдохнул, опустив голову:
- Не помню. Кажется, я никого не встретил.
Я снова подала голос:
- Перец, а ты мог бы отправить своих подчиненных опросить соседей Хяннинена? Может, кто-нибудь из них видел, как Киммо шел домой?
Лучше бы я молчала.
- Я бы рекомендовал вам, барышня Мария - девой Марией тебя наверняка уже поздно называть, - не лезть ко мне со своими дурацкими советами и не учить работать. И постарайтесь помалкивать, черт возьми, иначе я вынужден буду лишить вас права присутствовать на допросах.
Чаша моего терпения переполнилась.
- Пертти Стрем. Я призываю вас вести себя корректно как по отношению ко мне, так и по отношению к задержанному. Иначе у вас будут крупные неприятности. У меня создалось впечатление, что у вас за последнее время накопилось много нераскрытых дел и теперь вы торопитесь упрятать в тюрьму любого, независимо от того, виновен он или нет. Что, пытаетесь таким образом решить проблемы с продвижением по службе?
Мы с Перцем стояли друг напротив друга, сжав кулаки и задрав носы, как два деревенских петуха. Мне казалось, что, если он произнесет еще хоть слово в том же духе, я швырну в него увесистым томом "Законодательства Финляндии", которое случайно оказалось у меня в руках. Киммо и дежурный охранник смотрели на нас во все глаза.
- Продолжаем допрос, - наконец произнес Перец.
Я попыталась успокоиться, хотя была готова вызвать его на дуэль. С огнестрельным оружием я была на вы, а вот на шпагах быстро бы с ним разобралась. Мне вдруг вспомнилось, что в школе полиции мы с ним постоянно задирались и играли на нервах друг друга. Пожалуй, пусть уж лучше Эки выступает защитником Киммо.
- Я хочу знать, на каком основании кто-то смеет утверждать, что четверть первого я еще был у Арми, - вдруг произнес Киммо на удивление спокойным голосом.
- Я не обязан ничего тебе объяснять. И ты, Каллио, не смей ничего говорить, ясно?
Дежурный констебль понимающе улыбнулся мне из-за спины Перца. Это меня взбодрило. Теперь нас было трое против одного.
Перец снова и снова спрашивал Киммо о событиях того утра, пока наконец даже меня не стало слегка подташнивать от бесконечного пересказа одного и того же. Наконец он соизволил поменять тему.
- Если невесте не нравились твои садомазохистские штучки, то зачем ты взял с собой резиновый костюм?
Я тоже размышляла над этим. Этот костюм был совершенно не к месту и как-то выпадал из всей логики повествования Киммо.
- В пятницу по пути из города я заехал за Арми, и мы сразу отправились на вечеринку к Ристо. Костюм был у меня с собой, поскольку в городе я ходил по магазинам в поисках специального средства для его обработки. Я не хотел пользоваться силиконовым кремом, а искал какое-нибудь средство типа того, чем обрабатывают кожаную мебель. Когда мы отправились к Ристо, я оставил свои вещи у Арми, поскольку собирался остаться у нее на ночь.
- А это средство для костюма… Тебе все-таки удалось его где-то купить?
- Да. В хозяйственном отделе "Стокманна".
- И ты в "Стокманне" спрашивал у продавцов, есть ли у них средство для обработки твоего костюма?
- Да ничего я не спрашивал, а просто выдавил пару капель из тестера. Попробовал на костюме, а потом взял упаковку и заплатил на кассе.
- У тебя сохранился чек? И где эта упаковка? - быстро спросила я.
- В сумке у меня в комнате. И чек должен быть там.
Перец буркнул что-то типа "мы проверим" и снова неожиданно поменял тему.
- Слушай, парень, а ты вообще кто - садист или мазохист? И что ты обычно делаешь с женщинами, когда, ну это?..
Дежурный снова хмыкнул за спиной Перца, а Киммо мгновенно покраснел до ушей.
- Какое отношение этот вопрос имеет к делу? Киммо, ты можешь ответить только на первый вопрос. На второй отвечать не обязательно, - снова встряла я в разговор.
- Мазохист, - тихо ответил Киммо. - Я не стремлюсь причинять боль другим, - произнес он, опустив голову и не обращая никакого внимания на мои слова. - Напротив, мне нравится, когда со мной обращаются так, что…
- Как? - В голосе Перца послышался живой интерес. Мне казалось, что у него в этой области тоже были свои тщательно скрываемые предпочтения. Известно, что многие считают полицейских садистами, и, возможно, в отношении Перца они недалеки от истины.
- Зачем ты об этом спрашиваешь? Разве тебе не достаточно ответа, что он является мазохистом? - гнула я свою линию.
К моему великому удивлению, Перец с легкостью отступил.
- А кто-нибудь может подтвердить, что ты действительно являешься мазохистом? Какая-нибудь бывшая подружка или даже проститутка… да кто угодно.
- Мы иногда беседуем на эту тему с ребятами в нашем садомазо-клубе. Наверное, они подтвердят.
- Кто они?
Киммо задумался.
- Нет, я не буду называть их имена. Не хочу, чтобы их тоже вовлекли в это дело. Особенно если вы будете допрашивать их в том же духе, что и меня сейчас.
Про клуб Киммо тоже отказался рассказывать. Я попыталась донести до него, что не стоит строить из себя невинную жертву, но он продолжал гордо молчать.
- Если ты не назовешь ни одного имени, я больше не поверю ни одному твоему слову. И тогда не прикидывайся мазохистом. Я буду утверждать, что тебе доставляет удовольствие бить и душить женщин. И что твоя невеста стала жертвой твоих сексуальных наклонностей.
- Макку Руостеенойя. Живет по адресу: Харинне, шесть. Он может подтвердить, что Киммо мазохист.
- Кто такой этот Руостеенойя? Это твой дружок, Киммо?
- Нет, это жених его покойной сестры.
- Так твоя сестрица, значит, была садисткой, - усмехнулся Перец.
Я уже почти замахнулась, чтобы все-таки врезать ему по башке "Законодательством Финляндии", как вдруг дверь распахнулась и дежурный позвал Перца к телефону. Тот быстро вернулся, сообщил, что на сегодня допрос окончен, велел отвести Киммо обратно в камеру и ушел. Я показала ему вслед язык, что страшно развеселило дежурного полицейского. Это был забавный рыжий парень, похожий на Вински - героя народных сказок.
- Киммо, пожалуйста, назови мне хоть одного человека из этого вашего садомазо-клуба. Я обещаю тебе, что буду разговаривать с ним очень вежливо.
- Хорошо. Элина Катайя по прозвищу Ангел. Я не помню ее номер телефона, но ты наверняка сможешь его найти в телефонном справочнике. Она у нас вроде председателя.
- Пошли, Хяннинен, - дружелюбно произнес "Вински" и улыбнулся мне, закрывая за собой дверь. Бумаги с протоколом допросов остались на столе. Я взглянула - записи датировались вчерашним днем, сегодняшний разговор записан не был. Странно. Я быстро записала имя свидетеля Киммо и поспешила уйти.
Глава 6
Заложник любви
Войдя во двор дома, я увидела, что у нас гости, - у входа стояла машина родителей Антти. Я безумно устала, мне совершенно не хотелось ни с кем разговаривать, но, видимо, выбора не было: не могла же я остаться на улице.
- Мария, привет! - поднялась мне навстречу Марьятта Саркела - мать Антти. - Киммо уже освободили?
- Нет еще, к сожалению. На завтра назначено рассмотрение дела; посмотрим, какое там примут решение, - ответила я, заходя на кухню, где они расположились за чаепитием.
- Мы привезли домой Микко и Матти, и я хочу завтра утром заняться здесь кое-какими делами. Надеюсь, не помешаю, - сказал Тауно Саркела, отец Антти.
- Ну что вы, это же ваш дом, - вежливо ответила я, стараясь скрыть недовольство в голосе. На самом деле я терпеть не могла, когда они без предупреждения приезжали к нам, к тому же в доме царил полный беспорядок, а в холодильнике хоть шаром покати. Но, черт побери, они должны понимать, что я все выходные занималась проблемами их родственников и мне было совершенно некогда наводить чистоту в доме. Да и Антти тоже мог бы пошевелиться и немного прибраться или хотя бы купить что-нибудь из еды.
Но больше всего меня грызло то, что я и на самом деле совершенно забросила домашнее хозяйство. Ну почему женщину в первую очередь оценивают по тому, насколько чисто у нее в доме и умеет ли она печь пирожки?
- Мария, налей себе чаю, - обратилась ко мне свекровь. Это была ее кухня, ее дом, и она, разумеется, вела себя здесь как хозяйка. Я чувствовала себя в гостях. Эйнштейн подошел и принялся тереться о мои ноги, когда я потянулась к кухонной полке в надежде найти что-нибудь к чаю. Хорошо, что они привезли его нам обратно. Антти будет не так одиноко, когда я вечерами стану бегать по свидетелям, пытаясь раскрыть дело.
К моему удивлению, в шкафах не было пусто. Я вопросительно взглянула на Антти. Он пояснил:
- Я зашел в магазин по дороге домой.
Вздохнув с облегчением, я занялась сооружением огромного бутерброда с сыром, колбасой и салатом. Конечно, для Антти не было проблемой зайти в магазин за продуктами, ведь до нашей встречи он уже давно жил без родителей и как-то не умер с голоду. Чай, заваренный матерью Антти, вкусно пах вином и лимоном. Я знала, что они увлекаются чаепитием, Антти тоже любил заваривать оригинальные чаи.
- Что это за чай? - вежливо поинтересовалась я.
- С лимонной водкой. По-моему, приятный вкус; тебе нравится? После целого дня с Матти и Микко нам надо чем-то подкрепиться. Малыши так испугались. Совсем недавно похоронили Санну, а теперь вот Арми… Вчера перед сном Микко плакал и звонил матери убедиться, что с ней ничего не случилось.
- И Эйнштейну следует подкрепиться, после того как он вырвался из лап этих двух разбойников. - Антти достал из морозильника упаковку с кошачьим лакомством - крабовым мясом - и поставил в микроволновку размораживаться. На кухне сразу запахло крабами, и кот начал просто сходить с ума. Послышалось громкое урчание, словно неподалеку работали три генератора средних размеров. А когда Антти поставил перед ним миску, интенсивность мурлыканья достигла мощности пяти генераторов.
Я вспомнила, что должна позвонить Элине Катайя. Мне не хотелось разговаривать в прихожей, поскольку она находилась в непосредственной близости с кухней и наш разговор был бы слышен всем присутствующим, и решила отправиться в кабинет Антти. После нескольких гудков включился автоответчик:
- Привет, это Ангел. Я сейчас на тусовке. Когда вернусь, не знаю. Оставь сообщение после сигнала; перезвоню, как только приду в себя.
Да, похоже, действительно знакомые лучше знали ее как Ангела.
Устало присев за стол Антти, я на секунду прикрыла глаза, с тоской вспоминая свое старое жилище - огромную ванную, просторную гостиную. Ломило плечи, ныли ноги. В доме Саркела не было ванной, только душ и сауна, но было уже слишком поздно разогревать ее.
Я вернулась на кухню, Марьятта налила мне в кружку еще чаю. Я вдруг вспомнила, как Марита рассказывала, что ее мать была недовольна своим лечащим врачом-гинекологом, а именно Хельстремом.
- Послушай, Марьятта, а что случилось, почему ты перестала пользоваться услугами Хельстрема? Это как-то связано с Арми?
Мне показалось, что будущая свекровь немного смутилась.
- Нет, Арми не имеет к этому никакого отношения. Она была очень хорошей и профессиональной медсестрой. Это связано с Эриком. Ты же знаешь, что прошлой зимой мне удалили матку. В этом ничего такого нет, и я особо это не скрываю, но все же было неприятно слышать, как Хельстрем рассказывал другим пациентам, что вот, мол, у Марьятты Саркела удалили матку и сейчас она хорошо себя чувствует, - пояснила женщина.
Было видно, что тема ей неприятна.
- Да и вот еще что. Я уважаю методы народной медицины, а Хельстрем буквально пичкал своих пациентов лекарствами и гормонами в огромных количествах. Говорят, он и себе выписывал немало препаратов, хотя, возможно, это только сплетни… А однажды я случайно увидела, как он целовал пациентку. Да, конечно, я знаю, что его брака фактически больше не существует, но ведь врачи должны придерживаться каких-то этических норм по отношению к своим пациентам, - возмущенно рассуждала Марьятта.
- Похоже, он эдакий местный донжуан, - поддержала ее я.
- Или воображает себя таковым. Хотя он действительно представительный мужчина, врач, обладает определенной харизмой. Конечно, жена натерпелась с ним. Она художница и сейчас живет в Швейцарии, где-то около Ниццы. Эрику наверняка тоже не очень приятно слышать, что у Дорис там роман с каким-то молодым скульптором. - Марьятта ехидно хмыкнула, и я улыбнулась в ответ, чувствуя симпатию к ней и незнакомой мне Дорис.
Эрик Хельстрем целовался со своей пациенткой… Может, Арми знала что-то нехорошее именно о Хельстреме, а не о его пациентах?
Эти мысли занимали меня все следующее утро по дороге на работу. Я не торопясь ехала на своем старом зеленом велосипеде сквозь теплое туманное утро, и у меня не было никакого желания идти в офис. Придется… Я внезапно поймала себя на мысли, что мне хотелось бы, чтобы виновным оказался именно Хельстрем, - он мне совсем не нравился, да и к тому же не был родственником Антти. Ну, умница, додумалась! Рассуждения вполне в стиле Перца…
После обычного совещания в понедельник утром мы с Эки остались вдвоем и начали рассуждать об убийстве Арми. Эки был настроен весьма пессимистично.
- Ты совершенно убеждена в том, что Киммо не виноват?
- На девяносто пять процентов.
- Но раз полиция утверждает, что у них есть свидетель, который слышал, как Киммо ссорился с Арми…
- Через полчаса у меня встреча с этим свидетелем. Хочешь, пойдем вместе?
- Нет, иди сама. Но я, пожалуй, пойду с тобой на слушание суда, если перед этим ты подробно расскажешь мне все детали, о которых узнаешь.
Я даже не знала, радоваться мне или огорчаться. Я представляла себе, как на суде несколькими острыми репликами разобью все глупые версии Перца, моего подзащитного тут же отпустят на свободу, и он бросится обнимать меня со слезами благодарности на глазах… Глупые фантазии. На самом деле скорее всего мы с Перцем быстро потеряем выдержку и начнем препираться, что вряд ли пойдет на благо Киммо…
Итак, я направлялась к Йоусенкаари на встречу с ключевым свидетелем обвинения. Кертту Маннила была пожилой вдовой, жила во второй половине дома Арми и в субботу утром ненадолго заходила к ней.
Свидетельница оказалась маленькой, сморщенной, но живой и шустрой старушкой.
- Утром я сварила себе кашу, поставила тесто для пирогов и отправилась к Арми. Девушка, видишь ли, просила, чтобы я научила ее печь пироги. Я заходила к ней накануне вечером, но ее не было дома. Так вот, я позвонила к ней в дверь утром около девяти, но она сказала, что не может сейчас заниматься пирогами. Я спросила: у тебя, мол, что, жених в гостях? Но она ответила, что нет, просто занята сейчас. Тогда я говорю ей: хорошо, принесу тебе попробовать мои пирожки позже, а печь будем в другой раз.
- И что, около часу вы снова попытались отнести ей пирожки на пробу? - с живым интересом спросила я. Если Киммо мне врал, я лично повешу его за яйца на первой же сосне.
- Когда я доставала из печи последний пирожок, мне позвонила моя сестра, и я забыла, что собиралась к Арми. А когда все же пошла к ней, было без пяти час. Я решила пройти через задний двор, но, подойдя к воротам, услышала, как Арми что-то взволнованно и громко говорит. Знаешь, это было так странно, я никогда раньше не слышала, чтобы она на кого-нибудь кричала… - Старушка часто заморгала и выразительно посмотрела на меня. Она хорошо понимала, что является важным свидетелем, и ощущение собственной значимости было ей, несомненно, очень приятно.
- А вы можете утверждать, что человек, с которым она ссорилась, был Киммо Хяннинен? И о чем они говорили?
- Я хорошо слышала только то, что говорила Арми. Когда я подошла к воротам, она сказала: "Я больше не буду смотреть на это сквозь пальцы, мне совесть не позволит…"
- А что ответил тот, второй?
- Знаешь, детка, у меня сейчас слух не такой острый, как в молодости. Я не разобрала, что бурчал этот мужской голос. Вот Арми говорила громко, почти кричала, поэтому я хорошо ее слышала. А мужчина говорил тихо, словно бормотал себе под нос. Затем Арми сказала, что уже обратилась в полицию. Я сообразила, что меня это не касается, и ушла. И решила, что в следующий раз, перед тем как идти, надо позвонить по телефону, но когда полвторого я ей набрала, мне никто не ответил.
- К счастью, вы не пошли к ней, иначе наткнулись бы на труп, - попыталась я успокоить ее.
- А я, деточка, мертвых не боюсь. Я, знаешь ли, во время войны служила "лоттой" на передовой, и там на разные трупы насмотрелась. Не страшнее живых мертвые-то будут, - строго сказала Кертту. - Знаешь, жалею только, что не вошла тогда к ней со своими пирогами. Может, девчонка осталась бы жива…
Действительно, с этим трудно было спорить. Я вдруг подумала, что если убийца знает про свидетельницу-старушку, то ее жизнь находится в опасности. Интересно, Перец догадался подумать об этом?
- Я не могу точно сказать, кто это был. Даже не знаю, может, это был вовсе не мужчина, а женщина… Тот человек говорил тихо, словно боялся, что его кто-нибудь услышит. Конечно, сначала я подумала, что это Киммо и влюбленные просто ссорятся, но теперь не знаю, что и думать…
Зато я твердо поняла, что если Перец строит обвинение Киммо, основываясь на словах этой свидетельницы, то, похоже, здорово ошибается. Найти бы мне кого-нибудь, кто покажет, что Киммо был дома раньше часа дня… только, видимо, мне самой придется искать этого свидетеля, поскольку полиция не собирается шевелиться в данном направлении.
Только я зашла в офис, как раздался резкий телефонный звонок.
- Алло, привет. Это Элина Катайя. Вы оставили мне сообщение с просьбой позвонить.
- Да, привет. Я хотела с тобой поговорить о клубе "Бизар" и о Киммо Хяннинене. Ты же знакома с Киммо?
- Киммо? Да, я хорошо его знаю. А в чем дело? Ты кто, подружка Киммо? - В низком голосе слышалось недоверие.
Я рассказала ей о произошедшем и объяснила, что мне нужны основания утверждать, что садомазохистские наклонности не делают из Киммо автоматически убийцу.
- Киммо сам просил тебя со мной связаться? О Боже… Мне что, и на суд придется идти?
- Пока об этом речи нет. Другое дело, если против него будет официально выдвинуто обвинение в убийстве. Послушай, ты сказала, что он… мазохист?
- Совершенно верно! - усмехнулась Элина. - В том-то и проблема. Он всегда мечтал заниматься этими садомазо штучками с какой-нибудь властной, доминирующей женщиной, но при этом не хотел обманывать свою подружку, потому что очень любил ее. Черт. Я ведь сначала подумала, что ты и есть эта его подружка, хотя твое имя мне совсем незнакомо, а он как-то говорил, как ее зовут. Да, я решила, что мне звонит эта Арми и будет говорить что-нибудь типа "убери свои лапы от моего парня".
- Да ладно. А разве у вас что-нибудь было? - спросила я из чистого любопытства.