Однако внутри здания, несмотря на поздний час, кипела жизнь. Ходили военные и штатские люди. Звенели телефоны, стучали печатные машинки. Позже я привык к такому "полуночничанью", которое было связано с разницей во времени между Москвой и Вашингтоном.
Мы поднялись на второй этаж. Здесь было поспокойнее, но работа и тут шла вовсю. Мой провожатый постучал и, немного подождав, открыл дверь, на которой не было ни таблички, ни номера.
В небольшом кабинете за массивным столом тяжелого чиновного стиля сидел седоватый поджарый мужчина, примерно лет на пять старше меня. Он был одет в белую рубашку с коротким рукавом и легкие бежевые брюки.
– Проходите. Здравствуйте. Как долетели? Не жарко вам? – быстро заговорил полковник Баранов.
Я был слегка сбит с толку таким градом вопросов и немного замешкался.
– Здравия желаю. Хорошо. Немного жарко, – я ответил на вопросы в порядке их поступления.
Баранов засмеялся, при этом глаза его превратились в щелочки.
– Покажите капитану его комнату. Переоденьтесь и возвращайтесь.
С тем же молодым человеком мы прошли в жилой корпус. Он вручил мне ключи от комнаты, а сам остался стоять снаружи, чтобы проводить меня, когда я переоденусь и выйду.
Через двадцать минут я сидел в кабинете полковника, и вентилятор, развернутый в мою сторону, гнал волну воздуха на лицо.
– Ну что, Владимир Дмитриевич, выспались в самолете? Сможете ночку поработать? – Он провел ладонью по крышке стола, словно стирая пыль.
– Честно говоря, поспать не удалось. Сосед говорливый попался.
– Ну да, ну да, – заулыбался Баранов. Что-то просто по-китайски вежливое и лукавое было в его улыбке. – Однако ж поработать придется, мы рассчитывали на вас.
– Хорошо. Я готов. Говорите, что делать. – Я невольно перенял манеру Баранова говорить короткими фразами.
– В аналитическом отделе получите периодику за последние полгода. Сделаете выписки из выступлений американских политиков и военных. Вот список. – Он продвинул по столу листок с напечатанным десятком фамилий. – Занимались такой работой?
– Немного. – Я просматривал список. Некоторые фамилии были знакомы.
– Это большая и очень срочная работа. Приступайте сейчас же.
– Есть. – Я встал и вышел из кабинета.
Что было срочного в таком деле, интересно? Но приказ есть приказ. Журналы и газеты для меня уже были подготовлены, и тут я вспомнил, что не спросил о направлении работы. А ее оказалось очень много. Баранов был прав. Два стола было завалено всякого рода печатной продукцией – популярными цветными журналами и серьезными деловыми газетами. Я корпел над ними трое суток напролет. Встречаясь со мной в столовой или коридорах, Баранов вежливо улыбался и кивал, будто не замечая моего помятого лица и воспаленных от бессонницы глаз. Через три дня полковник вызвал меня к себе с докладом. У меня к тому времени все было готово, и я, приведя себя в порядок, через полчаса стучал в дверь уже знакомого мне кабинета.
Войдя, я увидел сидящего спиной ко мне человека.
– Проходите, Владимир Дмитриевич. – Баранов сделал приглашающий жест. Его гость обернулся. Это был мсье Луазо.
Наверно я был очень смешон в эту минуту. Полковник и "Луазо" хохотали от души, а я медленно соображал, что бы это значило. Наконец, отсмеявшись и вытирая платком слезы, Баранов знаком предложил мне сесть.
– Капитан Пушкин, сотрудник нашего представительства. Капитан Коробков, наш новый товарищ, – представил нас друг другу полковник и снова не удержался от улыбки, но тут же принял серьезный вид. – Давайте доклад.
Я передал ему папку и встретился взглядом с Пушкиным. Он озорно подмигнул мне. Баранов быстро пробегал глазами страницы. Мы сидели в молчании. Прочитав текст, полковник спрятал папку в стол.
– Очень хорошая работа. Свежий взгляд многое значит. Надеюсь, вы не в обиде на нас за спектакль в самолете?
– Нет. Это была хорошая практика во французском языке. – Я чувствовал песочную резь в глазах. А сознание выполненной работы расслабляло. Хотелось спать.
– Как прошел проверку Владимир Дмитриевич? – спросил Баранов у Пушкина.
А я подумал, что они наверняка уже десять раз обсудили мое поведение. Скоро ли кончится этот вечер комплиментов в мой адрес?
– Нормально вел себя, – Пушкин говорил, чуть растягивая слова. – Немного лишнего напряжения, правда. Ни к чему было скрывать, что вы – сотрудник посольства. Но придуманной легенды придерживался четко.
Баранов кивал, слушая эти речи, и то и дело поглядывал на меня. А я чувствовал, что вот-вот засну прямо в начальничьем кабинете.
– Ну хорошо. Я вижу, Владимир Дмитриевич устал. Думаю, ему надо дать время для отдыха.
Я выпрямился, стараясь принять бодрый вид. Видимо, получилось плохо.
– Так вот. Восьмого августа к девяти утра вы, капитан Коробков, поступаете в распоряжение капитана Пушкина. Ему поручено ознакомить вас с городом. В подробностях. Так, чтобы вы потом смогли самостоятельно проводить любые операции на его территории. А сейчас можете идти. – Он встал и протянул мне руку. Уже выходя из кабинета, я услышал за спиной голос Пушкина:
– Втемную работаем, Валентин Иванович?
Ответа я не расслышал, да и не слишком стремился. Больше всего в тот момент хотелось добраться до комнаты и лечь в постель. Впервые после приезда в Штаты…
В солнечный день восьмого августа мы с капитаном Пушкиным сидели в машине перед медленно открывающимися воротами посольства. Я настраивал себя на встречу с новым враждебным миром и был несколько напряжен. Мой спутник Саша Пушкин, напротив, выглядел совершенно спокойным. Я бы даже сказал – расслабленным. Он жевал жвачку и подпевал какому-то певцу, хрипящему о своей бесконечной любви по радио.
Наконец ворота открылись, и мы выехали на улицу. Ничего необычного, пустынно и очень чисто.
– Достань путеводитель, – сказал Саша, настраивая радио на другую волну.
Я вытащил из бардачка карту, и мы покатили по улицам города. Я смотрел и запоминал. Саша знал каждый поворот и давал отличные ориентиры для памяти. Вывески баров, особенности архитектуры, витрины фирменных магазинов – все это сразу складывалось в цельный образ столицы. Скоро я заметил, что мы кружим по одному и тому же району, а Саша то и дело поглядывает в зеркало заднего вида. Я оглянулся, но увидел позади только вереницу автомобилей.
Мы стояли на одной из центральных улиц.
– Сиди спокойно, – тихо сказал мой гид. – Сейчас заедем перекусить.
Я видел, как он включил правый поворот. Но тронувшись с места чуть раньше остальных, на светофоре мы повернули налево. Машина пошла быстрее, мы петляли по знакомым уже улицам и незнакомым переулкам и скоро подъехали к ничем не примечательному кафе.
– Пошли, – Саша вышел из машины, я направился следом. Ноги после двухчасового сидения затекли. Под звон колокольчика над входной дверью мы вошли в помещение с большими, во всю стену, окнами.
– Посмотрим, что едят эти американцы, – сказал Саша почему-то по-французски и, обернувшись, подмигнул мне.
– Посмотрим, – ответил я ему на том же языке.
На ломаном английском Саша заказал нам еду, и мы, несмотря на то что кафе было полупустым, подсели к какой-то супружеской паре. До нашего прихода они, по-моему, ссорились. Саша сел к окну. Он улыбнулся сидящим напротив и объяснил им, что мы туристы из Бельгии, осматриваем достопримечательности великого города.
– Это мой друг, Фирмен, – он показал на меня. – Он не знает английского. – Я понял, что должен молчать или говорить только с ним. То и дело поглядывая в окно, мой наставник принялся болтать с супругами, а я от нечего делать с удовольствием принялся за еду. Честно говоря, все эти гамбургеры мне не понравились. Но голод, как говорится, не тетка – пришлось есть, что дают. Периодически Саша, изображая веселого туриста, ударял меня по плечу и делал вид, что переводит какие-то слова наших собеседников. При этом он цитировал французских поэтов, газетные заголовки и пословицы. Супруги с насмешливо-снобистским видом вслушивались в забавное журчание французской речи, а я радовался, что могу прятать улыбку, пережевывая очередной кусок.
– У нас к вам просьба, – внезапно сменил тему разговора Саша, доставая из кармана запечатанный конверт.
– Что мы можем для вас сделать? – женщина излучала любезность.
Тут краем глаза я увидел, что рядом с нашей машиной припарковалась еще одна. Там сидели двое. Мне показалось что оба смотрели в нашу сторону. Саша, подперев щеку ближней к окну рукой, продолжал:
– Мы сегодня уезжаем. Через сорок минут наш самолет. Мы хотим послать письмо нашим друзьям в Вашингтоне. Мы не успели их посетить. Понимаете?
Супруги согласно закивали, хотя, по-моему, им не слишком улыбалась идея отправлять какие-то письма.
– Вот письмо и двадцать долларов. Этого хватит на марки?
Из машины вышел человек и направился в нашу сторону. Он явно хорошо видел нас через стекло. Саша продвинул конверт по столу, женщина вцепилась в него мертвой хваткой. Мужчина попытался ее остановить.
– Мне кажется, это не та сумма… – начал он.
– В самый раз, Робби, в самый раз, – она быстро спрятала письмо и купюру в сумочку. Улыбнулась нам:
– Мы отправим ваше письмо сегодня же.
Звякнул колокольчик у входа. Мимо нас прошел мужчина из автомобиля. Он мельком взглянул на нас и отправился к телефонному аппарату на стойке. Саша поблагодарил супругов. Мы вышли из кафе и сели в машину.
– Вот жлобы, – рассмеялся Пушкин. – Это им и пяти долларов не будет стоить.
– А зачем же?… – начал было я.
– Со временем все поймешь, капитан. Если будешь внимательно смотреть. Сможешь доехать обратно?
– Наверное, – ответил я. – Только ты следи за мной пока.
Мы поменялись местами, и я повел машину. Я очень старался и, ни разу не сбившись с пути, доехал до посольства.
На следующий день мы повторили такую же "операцию" отправки письма. Только происходило это в другом районе Вашингтона и объектом "розыгрыша" стал молодой клерк, вышедший из своего офиса пообедать. И снова рядом оказался неприметный человек с нарочито-сонным взглядом, который спешил куда-то позвонить.
Следующие два дня мы просто катались по городу. Пушкин показывал мне расположение улиц, транспортные развязки, основные перекрестки.
Я еще не до конца понимал, что происходит, но знал, что все эти манипуляции имеют тайный смысл.
Утром одиннадцатого числа Пушкин пришел ко мне в комнату. Он был одет в спортивный костюм и кроссовки.
– Сегодня запланирована пробежка, – он улыбнулся. – Через сорок минут мы должны дышать свежим воздухом в парке. Одевайся.
Спустя пятнадцать минут мы подъехали к парку на машине. Я заметил, что Саша оставил ключ зажигания в замке. Мы направились в глубь зеленого массива по главной аллее. Спортсменов здесь было много, поэтому никого не удивил вид двух разминающихся мужчин. Я заметил, что Саша был несколько напряжен. Он то и дело оглядывался вокруг, всматривался в пробегающих мимо и в тех, кто прогуливался по дорожкам. Его состояние передалось и мне. Я небрежно проделывал разминочные упражнения, при этом чувствуя естественное в такой ситуации напряжение.
– Разминайся лучше, Володя, – Саша подмигнул мне. – Побегать сегодня придется немало. И очень быстро.
Я внял его совету. Скоро мы начали неспешную пробежку трусцой. Мы делали ускорения, ходили гусиным шагом, двигались спиной вперед, словом, выполняли привычные армейские упражнения. Уже несколько дней я не занимался спортом и чувствовал, как застоявшиеся мыщцы приходят в норму. Вместе с тем росло ощущение какого-то повышенного внимания, которым нас окружали. Позади и впереди нас, не отставая и не позволяя приблизиться, бежали две пары спортсменов. Мой взгляд, встречаясь со взглядом некоторых гуляющих, почему-то заставлял их опускать глаза. Пробегая мимо мусорной урны, Саша выбросил туда бумажную салфетку, которой вытирал лицо. Обернувшись через мгновение, я увидел, что мужчина в белой рубашке стоит возле урны и, кажется, собирается залезть в нее рукой. А неподалеку еще один чисто одетый господин вступил в пререкания с неопрятным субъектом, рвущимся к этой же урне. Итак, несомненно, мы были объектом чудовищно пристального внимания. Я насчитал восемь человек, наблюдающих за нами в лабиринте парковых аллей. А на скольких дорожках мы не побывали!
И вдруг Саша тихо и внятно сказал "за мной" и бросился через кусты. Я метнулся следом. Мы бежали среди деревьев и кустарника, на мгновения появляясь на дорожках и снова следуя по пересеченной местности. Но все равно здесь все было слишком ухожено и с точки зрения "партизанщины" абсолютно бесперспективно. Но раз сказано бежать – бежим. Неожиданно Саша пропал из виду. Я услышал его голос откуда-то снизу. Я прошел еще два шага и увидел Пушкина у подножия отвесной трехметровой стены. Он стоял, держась за ручку задней двери такси и призывно махал мне. Я ловко спрыгнул вниз, мы сели в машину и поехали.
– От жен спасаемся, дружище, – доверительно сообщил водителю Пушкин. – Совсем замучили со своим спортом. Отвези нас к какому-нибудь бару.
Водитель согласно кивнул. Минут двадцать он возил нас по улицам и привез к некоему заведению под названием "Дикий Запад". Едва отъехала машина, как Саша остановил еще одну. И назвал адрес посольства. В дороге мы молчали. Я уже почти точно знал цель наших прогулок с Пушкиным, но понимал, что говорить об этом в такси не следовало. Да и вообще ни к чему… Если захочет – сам объяснит.
Наша машина, оставленная у входа в парк, стояла во дворе. Мы прошли мимо и поднялись к полковнику Баранову. Он принял нас, хотя и выглядел несколько усталым.
– Как прошло? – спросил у него Саша.
– Нормально, – полковник посмотрел на меня. – Ну а вы что скажете? Как думаете, чем вы занимались последние дни?
– Мне кажется, что все это было похоже на попытку привлечь к себе как можно больше внимания. Отвлечь от чего-то другого.
– Молодец капитан, – Баранов довольно заулыбался. – Толковых людей присылают, да, Саша?
Пушкин, усмехнувшись, кивнул.
– Ну а теперь отдыхайте, товарищи. – Полковник поднялся, встали и мы. – Какое-то время пределы посольства вам покидать запрещено. Найдем вам работу.
"Какое– то время" затянулось на полгода. От чего именно мы с Пушкиным отвлекали внимание спецслужб, я так и не узнал. Работать меня направили в аналитический отдел. Времени свободного был вагон. Я совершенствовал английский, делая его более американским. Добыл у нашего водителя, старого работника посольства, карту Нью-Йорка и принялся ее изучать. Надо сказать, что с женщинами в представительстве было туго. В основном все сотрудники были женаты. Их жены занимали все приличествующие их полу должности. Было несколько холостых офицеров, в число которых входил и я. Единственной незамужней женщиной была библиотекарь. Вокруг нее и кипели страсти моих "неокольцованных" коллег. Я не принимал участия в этих рыцарских турнирах. Посещал библиотеку со строго деловыми целями. И вот однажды вечером в дверь моей комнаты кто-то постучал. На пороге стояла Аня, наш библиотекарь.
– Добрый вечер, – не дожидаясь приглашения, она вошла в комнату.
Я закрыл дверь, на ходу стараясь привести себя в порядок.
– Вы сегодня спрашивали книгу. – Она протянула мне толстую монографию "Улицы Нью-Йорка" на английском языке. – Я не могла найти. Вот теперь нашла.
– Спасибо. – Я вертел в руках книгу, не зная, что делать дальше. Я понимал, что, скорее всего, дело не в книге. Женщина была возбуждена, на ней было надето легкое платье с глубоким вырезом на груди, на лице легкая косметика, которой я никогда не видел днем. Но, честно говоря, у меня было мало опыта общения с противоположным полом. Я всегда больше ценил работу. Да и особых чувств Аня у меня не вызывала. Но все мы живые люди. Словом, мне хотелось, чтобы этот вечер как-то приятно продолжился, но что для этого нужно было предпринять?
– Если хотите, я бы могла помочь вам разобраться, – сказала Аня. – Я работала в Нью-Йорке какое-то время.
Она взяла меня за руку и потащила к столу. Мы сидели, тесно прижавшись друг к другу, перед картой города при свете настольной лампы, и она, заглядывая в книгу, рассказывала мне об огромном городе, который, как она сказала, и является истинной столицей Соединенных Штатов. Я сидел и кивал, почти не слушая, вдыхая аромат ее духов и чувствуя тепло ее тела. А потом почему-то погас свет.
– Сейчас разберемся. – Я попытался встать, но руки Ани уже лежали на моих плечах, а ее дыхание обжигало мое лицо. Короче говоря, она осталась у меня на ночь… Аня ушла лишь под утро. Закрыв за Аней дверь, я подошел к столу. Светало. И комната окрасилась в сине-розовые тона. Мне хотелось узнать, почему же погасла так вовремя моя лампа. Я заглянул под стол и рассмеялся. Просто вилка была вынута из розетки. Я представил себе, сколько усилий надо было приложить, чтобы незаметно разуться под столом, ногой нащупать шнур и выдернуть штепсель. Позже Аннушка призналась, что именно моя пассивность и безразличие к ней и подвигли ее к тому, что всем посольским ловеласам она предпочла меня. Весть о нашем романе распространилась быстро, но мы продолжали расставаться под утро, чтобы выйти на работу каждому из своей комнаты. Меня Аня в шутку называла своим рыцарем, а себя – приходящей прекрасной дамой.
Потом мое затворничество кончилось. Меня вызвал к себе полковник Баранов.
Он сидел за столом и пил чай с брусничным вареньем. Он был простужен.
Стояла промозглая южная зима.
– Ну как, капитан, не соскучились по работе? – он подмигнул мне. – Некогда скучать, да? Ну ладно, ладно, не обижайся.
Он заметил, что мне не по душе тон этого разговора.
– Не забыл еще уроков Пушкина? Город помнишь?
– Помню, товарищ полковник.
– Вот и хорошо. Пойдешь сегодня в кино. Можешь кого-нибудь с собой захватить. Даже желательно, чтобы ты был не один. Вот билеты на предпоследний сеанс в кинотеатре "Бонус".
– Что нужно делать? – я вспоминал, когда последний раз был в кино.
– Вот это нужно прикрепить под сиденье с номером двадцать, – Баранов передал мне маленький белый пакетик из тонкого дерматина. – Если все будет спокойно, сожжешь билет у правой урны возле кинотеатра.
– И все? – Мне казалось странным, что такого опытного человека, как я, используют подобным образом.
– А ты думал, тебе вербовку предложат, капитан? Или с парашютом в тыл врага сбросят? – Полковник засмеялся, потом закашлялся. – Иди, иди.
Я ушел несколько раздосадованный. Опять какие-то темные игры. Хотя, скорее всего, и сам Баранов не знает всех ходов в этой игре. Вечером мы сидели в зале кинотеатра и смотрели "Тутси". Фильм очень смешной, Аня хохотала от души, а я завидовал ей, потому что все время думал об этой проклятой бумажке. Картина подходила к концу, я вынул жвачку изо рта и прилепил ею пакетик к днищу кресла. Вот и все задание. Мы последними выходили из кинотеатра. Я остановился возле урны с правой стороны от входа и обнаружил, что не могу поджечь бумагу. Просто нечем. Я не курил, Аня тоже. Прохожих вокруг кот наплакал. Идиотская ситуация. А Аня не могла понять, в чем дело, стоит человек возле мусорной урны, и вид у него, как у приговоренного к высшей мере. И тут дали звонок на следующий сеанс, и, по счастью, какой-то парень шел мимо, я у него зажигалку взял и билеты таки сжег. Перенервничал жутко, а сказать кому, из-за чего, не поверят.