Он поднял фотографию и стал внимательно ее рассматривать, потом неожиданно резко скомандовал:
– Берем контейнеры и к машинам. Бек, ты – замыкающий!
– Никита, а этот? – боевик ткнул пистолетом в Чаева.
– Пусть живет!
Осадчий бросил фотографию под ноги Чаеву.
– Все! Погнали!
Спустя пару минут все стихло, и только возвышавшийся черной стеной по обеим сторонам дороги лес шумел глухо и недобро.
Путь в Иерусалим лежал по дороге, идущей вдоль иорданской границы. Пара новеньких автобусов фирмы "Мерседес" мчала русскую съемочную группу с запрещенной скоростью сто двадцать километров в час. Позвонки прильнули к окнам, дивясь диковинному, странному после подмосковных березок пейзажу: красная пустыня и иорданские горы вдалеке.
Разместившись, отдохнув и решив остаток редкого свободного дня провести с максимальной пользой, позвонки в полном составе направились исследовать окрестности. Собственно, далеко им идти не пришлось. Неизвестно, кто порекомендовал ребятам посетить тир в подвале отеля, но только спустя два часа обеспокоенный и рассерженный Хабаров нашел именно там всю честную компанию.
Надо сказать, что к оружию в Израиле отношение особое. В отличие от "мудрых" россиян, которые горе и радость топят в бутылке, израильтяне, как только у них тяжелеет на сердце, идут в общедоступный тир, где за какие-нибудь полсотни долларов выпускают по мишеням две-три обоймы, и все как рукой снимает! Поэтому не было ничего странного в том, что в подвале обычного отеля отставные спецназовцы открыли тир.
С видом завсегдатаев Чаев и Скворцов углубились в изучение прейскуранта.
– Да-а, – восхищенно качая головой, заключил Чаев. – Вот живут, а?! Чего хочешь! На все вкусы. Нам бы на базу эту коллекцию!
– Чего возьмем? – спросил Скворцов.
Они оба прекрасно разбирались в огнестрельном оружии и превосходно стреляли.
– Дайте нам один "Смит и Вессон", одну "Беретту", – по-русски сказал Чаев. – Ну, а потом, что ли, ваш "Узи".
Услышав названия, израильтянин понимающе закивал.
Выложив на столик снаряженное оружие, этот матерый "спецназовец", про которых говорят "Синай брал!", тоном мэтра заученно наскоро протараторил что-то на иврите, показал, как держать оружие, куда стрелять, таким образом, урок мастерства был преподан. Позвонки, польщенные такой честью, выругались на великом и могучем и разобрали пистолеты.
Да, в таких чисто "домашних" условиях стрелять им не приходилось давно. Чаев и Скворцов довели спеца до исступления, излохматив в один момент "десятки" всех мишеней.
– Во мужики дают! "Генерал", ты это видел?! – обняв спецназовца за плечи, с гордостью говорил ему Лисицын. – Это тебе не какой-нибудь дохлый америкашка. Русский мужик, он такой! – и потрясал здоровенным кулаком у самого носа обалдевшего "генерала".
– Молодцы, ребята! Давай! Врежь! Пусть русских запомнят! – наперебой в азарте выкрикивали позвонки.
– Да чего тут стрелять-то, почти в упор, – снисходительно щурился Чаев. – Детский сад!
К тому времени, как появился Хабаров, им удалось с десяток раз доказать свой профессионализм. Самые горячие головы предлагали немедленно повторить эксперимент, а уже потом делиться впечатлениями. Они действительно сделали бы это, но явно не разделявший общего восторга Хабаров моментально остудил их боевой пыл, резонно уточнив:
– Кто за все это будет платить?
– Саня, старик, – Скворцов обнял Хабарова за плечи. – В баню это оружие! Башка уже гудит. Пошли лучше поедим!
Хабаров и Чаев сидели за столиком, ожидая, когда позвонки, толпившиеся у громадной витрины, сплошь уставленной яствами, сделают заказ.
– Ты ничего не хочешь мне рассказать? После твоего возвращения мы так и не поговорили, – Хабаров смотрел в лицо Чаева спокойно и прямо.
– Не о чем рассказывать, Саня. Попрессовали. Потом их главный, лысый такой, сказал: "Пусть живет!". Остался я один на темной дороге, в темном лесу. Очухаться не успел, подлетают двое, корочки мне в нос и – на Лубянку, – нарочито небрежно произнес Чаев. – А ты? Ты ничего не хочешь мне рассказать?
– По поводу?
– Фотография, где мы у мечети в Дубае. Он как рожу твою увидел, аж затрясся весь!
– Почему мою? Мы же вместе снялись.
– Потому, что при виде моей рожи, вот так, – он рванул Хабарова за грудки, – вот так близко, он мне мозги вышибить хотел! На твою посмотрел, – и все. Сердце оттаяло!
– Успокойся, позвонок. Ты устал. Нервы. Я всё понимаю.
– Катись ты со своим пониманием!
– Давай сменим тему. Ребята идут.
– А других тем у нас с тобой не будет!
– Нам направо.
Хабаров взял за руку Дашу, увлек за собой и легонько втолкнул в свой номер.
– Ты меня похищаешь? – она подарила ему обворожительную улыбку.
– Да!
– Учти, я буду кричать и звать на помощь. Еще я умею больно царапаться и кусаться.
– Прелесть моя!
Хабаров медленно провел рукой по ее волосам, потом властно притянул к себе. Он чувствовал ее дыхание, видел, как пульсирует тонкая, едва заметная жилка на ее шее, руками он скользнул вниз по спине девушки, пока не дошел до уютной ложбинки ниже талии, с восторгом отметив, что под маленьким тонким платьем ничего нет. Он поцеловал ее легко и нежно. Даша подалась вперед, ее губы сначала робко, потом все с большей и большей страстью откликнулись на его ласки.
Резкий стук в дверь заставил их вздрогнуть.
– Ты кого-то ждешь?
– Не обращай внимания. Уйдут.
Но настойчивости позднего визитера можно было позавидовать.
Даша деликатно высвободилась.
– Я подожду в спальне.
На пороге стоял растерянный Женя Лавриков.
– Что случилось?
– Сань, Витька Чаев исчез. Мы с ним в одном номере. Я всех ребят обошел, его нет нигде.
Хабаров глянул на часы. Было начало второго.
– Не морочь мне голову! Никуда он не денется. Вероятно, с Лорой засиделись в каком-нибудь баре. Иди спать!
Хабаров захлопнул дверь перед носом Лаврикова.
Даша ждала его в постели. Тонкая простыня откровенно подчеркивала ее формы.
Хабаров рванул на груди рубашку. Пуговицы разлетелись, ткань раздалась.
– Сашка! – Даша задохнулась восторгом.
"Чем меньше на женщине одежды, тем короче путь к ее сердцу! – развязно подумал он. – Хоть будет за что держать ответ!"
В темном проеме бойницы Восточной башни крепости Старого города уже очень давно застыла одинокая человеческая фигурка. Человек сидел неподвижно, отрешенно глядя с тридцатиметровой высоты на пестрое ночное великолепие – плод цивилизации.
– Что случилось?
Лора коснулась плеча.
Чаев вздрогнул, обернулся.
– Как ты нашла меня?
Она улыбнулась, ласково погладила его по волосам.
Он перехватил ее руку, поцеловал ладонь и спрыгнул на площадку башни. Некоторое время потемневшими от страсти глазами он изучал ее лицо, наконец, словно устав бороться с собою, поцеловал. Лора обвила его шею, еще теснее прижалась к нему.
– Я люблю тебя, – чуть охрипшим голосом произнес он. – Я хочу, чтобы ты была моей женой. Я даже не хочу это обсуждать. Так должно быть – и все! Мы тратим жизнь на какие-то ничтожные, никому не нужные пустяки. Мы не живем, мы ждем, чтобы начать жить. Так нельзя. Я это понял совсем недавно. Поэтому я не хочу слышать "нет".
Ночное шоссе уносило их в ночь.
Лора сидела, небрежно откинувшись на спинку сиденья, положив красивые стройные ноги на приборную панель открытого джипа. Она сделала маленький глоток воды из бутылки и специально пролила воду на грудь. Тонкая белая ткань тут же стала прозрачной. Томно вздохнув, Лора тряхнула головой, откинула назад волосы, осторожно провела кончиками пальцев по лицу, шее, словно лаская себя. Прикрыв глаза и выгнув спину, она стала ладонями легко, призывно ласкать свою грудь, живот, бедра и не без удовлетворения отметила, как мужчина украдкой облизал ставшие сухими губы.
Он потянулся к ней, коснулся груди, скользнул большим пальцем по ее приоткрытым губам.
– Скоро приедем…
Оставив позади укрытые ночью скалы, машина свернула с шоссе и нырнула в низину, в оазис, в глубине которого у воды стоял дом.
Чаев притормозил у самых дверей, склонился к Лоре, страстно поцеловал.
Луна деликатно спряталась за облако, оставив их наедине друг с другом.
Он проснулся от того, что лунный свет, проникнув сквозь прикрытые ставни, коснулся его лица. Уставшая, измученная им Лора спала, по-детски уткнувшись носом в его плечо. Больше не было никого в этом мире, только он и она да дремавшее у изголовья их будущее, одно на двоих.
К утру в доме стало прохладно. Чаев потянулся за лежавшим на полу одеялом.
– Почему ты не спишь, Витенька?
Он улыбнулся, легонько поцеловал ее в губы и заботливо укрыл легким хлопчатобумажным одеялом.
– Я не хочу спать. Я хочу смотреть на тебя, хочу прикасаться к тебе, ласкать тебя и чувствовать как ты трепещешь под моими ладонями. Хочу целовать твои губы, сладкие, нежные, доверчивые. Я хочу ощущать тебя каждой клеточкой своего тела. Хочу просто быть и знать, что ты рядом. С тех пор, как погибли мои девочки, меня неотступно преследовало отвратное ощущение пустоты в душе. Словно кто-то не в меру старательный выгреб оттуда все: и хорошее, и плохое. Проснувшись этой ночью, ощутив твое дыхание у своих губ, я понял, что в мою жизнь вернулся утраченный смысл.
Лора погладила его по щеке, коснулась лбом его виска и так замерла.
– Помнишь наш первый вечер в Батуми? Темно-свежее небо…
– Море оперного цвета и мотыльки-ромашки на ветру… Я все помню, Лорка. Очень долго это было лучшим, что мне хотелось помнить. Теперь пошел новый отсчет.
Она крепко спала в роскошной, убранной шелком кровати. Солнце игриво заглядывало в окно гостиничного номера и шалило на ее лице и подушках солнечными зайчиками. Время близилось к десяти утра. Солнце было еще ласковым. Беспощадным оно станет только к полудню.
Она могла позволить себе беззаботно нежиться в кровати, не глядя на часы, сегодня был свободный день. Сегодня только каскадеры Хабаров, Чаев, Орлов и Лавриков работали по контракту с французской съемочной группой. Остальным можно было отдыхать до завтра.
Ей снился белоснежный особняк на берегу дивного озера. Вдвоем с Чаевым они стояли, обнявшись, на пороге и смотрели на детей. Дети возвращались с озера, смеялись, что-то кричали им и весело махали руками. Она подняла голову, посмотрела в его глаза, прошептала: "Я так люблю тебя!"
Вдруг адская боль разлилась по всему телу. Из сонной артерии фонтаном брызнула кровь. Лора инстинктивно попыталась зажать рану. В ужасе она открыла глаза.
Свои окровавленные руки и стоящий рядом адвокат Шипулькин с опасной бритвой в руке было последнее, что видела Лора.
– Ты что сделал, придурок?! Убить тебя, суку? Прямо здесь положить?!
Брюс Вонг швырнул Шипулькина на пол.
– Я, вот именно что… Она сама виновата! – едва не плача, выговорил Шипулькин, алой от крови бритвой указывая на Лору. – Зачем она, значит, надо мною издевалась? Зачем унижала?
Брюс подскочил, рванул к себе сидящего на полу Шипулькина, приподнял, тряхнул.
– Что делаешь в номере моей жены? Где Дарья?! Ты и ее тоже? – хищно вращая глазами, Брюс смотрел на вытиравшего нос Шипулькина.
– За-ачем? К вашей жене у меня претензий нет. Вы, вот именно что, не знаете. Они с Лорой, значит, поменялись. Даша хотела, чтобы ее номер был рядом с номером Хабарова. Вы, вот именно что, обманутый муж – рогоносец, значит.
Брюс издал страшный, нечеловеческий рык.
– Р-р-а-а-х-х!
Шипулькин шмыгнул носом, раз, потом другой, всхлипнул.
– Что теперь делать-то? Меня же посадят. Я не хочу в тюрьму из-за этой гадины. Там плохо…
Он заплакал, по-женски всхлипывая.
– Называется: приехал отсидеться и навестить женушку! Твою-то мать! Лучше б мне Осадчий еще раз промеж ног звезданул!
Брюс за шиворот, как нашкодившего кота, поднял Шипулькина и поставил на ноги.
– Прекрати ныть, баба! – Брюс воровато оглянулся, понизил голос до шепота. – Дарья в номере Хабарова?
Шипулькин кивнул.
– Вот именно что, там была.
Брюс вытряхнул из целлофанового пакета купальник Лоры.
– Бритву давай. Только рукоятку протри.
Упакованное орудие убийства он положил в сумку.
– Запомни, придурок, тебя и меня здесь не было. Камера в отеле только на входе. Иди в свой номер, переоденься, помойся. От окровавленной одежды советую избавиться. Подальше от отеля выброси, а лучше сожги. Понял?
Шипулькин кивнул.
– Я только сонную артерию перерезал. Я же не знал, что столько крови будет…
Брюс брезгливо отпихнул его.
– Урод!
– Вот именно что, вы добрый человек. Меня защищаете.
– Да я бы убил тебя собственными руками, гнида! Но уж больно с каскадером поквитаться хочется!
Дарью Брюс действительно застал в номере Хабарова. Найти там ключи от контейнера с каскадерским реквизитом не составило труда.
– Саня, ты нашел золотую жилу! Эти твои французы просто денежные мешки! – радостно шумел Володя Орлов.
– Мы неплохо заработали, позвонки. Почаще бы так! – одобрительно кивал Женя Лавриков. – За каких-то полчаса нарубили бабла на полгода красивой жизни! С нас бутылка. Ты какое предпочитаешь, красное или белое?
– Дайте подумать. Дайте подумать!
– Самогоночки. Она душевней! – хохотнул Володя Орлов.
Шутливо препираясь, они вышли из лифта.
Только Чаев молчал. С той стычки в харчевне они с Хабаровым общались только в связи с работой, по необходимости. Нет, они не ссорились, не выясняли отношений, просто забыть, сделать вид, что ничего не было, ни тот, ни другой не мог.
На этаже позвонки разошлись по номерам. Люкс Хабарова был в конце коридора. Он негромко постучал в дверь. На лице застыла довольная улыбка. Но никто ему открывать не спешил. Он постучал громче. Результат был тем же. Дарьи в номере не было. Чертыхнувшись, Хабаров пошел за ключом к администратору.
Коридор отеля был освещен мягким желтоватым светом.
Размышляя, почему Дарья его не дождалась, он не сразу заметил в холле у лифта Чаева. Закрыв лицо окровавленными руками, согнувшись как от хорошего удара, издавая страшные, похожие на стоны раненого зверя звуки, Виктор Чаев едва держался на ногах.
Хабаров остановился. Обожгло: "Витька!"
– Погоди, Витек. Где болит? Рана-то где? Откуда кровь-то?
Тот простер дрожащие руки по направлению к приоткрытой двери номера и заплакал.
Вместе они бывали в крутых переделках, теряли друзей, терпели боль, но никогда Хабаров не видел, как этот сильный, волевой, имеющий стальные нервы мужчина плакал.
– Ло-ра-а… Та-а-ам… – трудно выговорил Чаев и вновь протянул руки, точно просил о милостыне.
Войдя в номер, Хабаров сразу ощутил тот сладковатый запах, который не спутаешь ни с чем.
В спальне, на огромной кровати, среди шелка белоснежных простыней лежала она. Ее прекрасные белокурые волосы разметались, губы были чуть приоткрыты, казалось, бархат черных длинных ресниц вот-вот дрогнет от пробуждения и откроет миру бирюзовые, бездонные глаза, с эдакой искрящейся чертовщинкой, а сама хозяйка этих глаз лукаво улыбнется, жеманно поведет плечами и скажет: "Господа, не делайте кислых лиц. По-моему, шутка удалась!"
Хабаров заставил себя подойти ближе. На шее девушки зияла открытая рана. Подушка и простыни были обильно пропитаны кровью. Брызги крови были на белоснежном абажуре лампы, стоявшей на тумбочке, на стене, чуть правее кровати, на потолке.
В номер заглянул Чаев. Хабаров поспешил к нему, на ходу прикрыв за собою двери в спальню.
– Не ходи туда, – он обнял друга за плечи, пытаясь увести. – Не надо. Пойдем. Пойдем со мной!
Чаев не двинулся с места. Как завороженный он смотрел на прикрытые Хабаровым двери и повторял одно и то же:
– За что? За что, Саша? За что? За что? За что?
Слова мешались со слезами. Он плакал на плече друга, не стыдясь своих слез.
Хабаров ждал. Ждал молча. Слезы – ерунда. Слезы пройдут. А вот горе будет жить в нем, пока будет жить память.
Он знал, что когда-то у Чаева была семья: красавица-жена и дочки-близняшки. "Мое бабское царство!" – величал он их с гордостью. Утром серого обычного дня ему позвонили из отделения ГАИ, сообщили о ДТП, о том, что их больше нет. От утраты Чаев долго не мог оправиться. Забросил все – работу, дом, друзей. Пытался покончить с собой. Но судьба да еще друзья хранили.
Спустя время в его жизнь вошла Ирина, роскошная блондинка, переводчик из "Интуриста". Их мучительный роман длился два года, столько же – разрыв. Лиза оказалась натурой романтичной, требовала от возлюбленного то луну с неба, то молочную реку с кисельными берегами, то новую шубу из голубого песца под свои новые ночные шлепанцы. Он прощал ей все, потому что лицом она была так поразительно похожа на его жену. Потом он долго был один. И вот Лора…
– Держись, позвонок… – Хабаров крепко сдавил плечи Чаева и почти насильно увел прочь.
– Эти копы просто задницы! – Скворцов растерянно развел руками. – Они уже два часа торчат в номере и "воздерживаются от комментариев"!
– Олег, сядь. Не маячь! – строго сказал Хабаров. – Мужики, вряд ли полиция найдет что-то. Дергать их вопросами бесполезно.
– Саш, успокойся, – Малыш придавил его плечо своей тяжелой рукой. – Они же профессионалы. Им виднее.
Хабаров взъерошил волосы, недовольно поднялся, подошел к окну гостиничного номера и некоторое время задумчиво, молча наблюдал людскую суету улицы часа-пик.
– Если я чего-то в чем-то смыслю, то безмотивных убийств не бывает. Для того, чтобы установить мотив, полиции нужно вникнуть, чем жила Лора последние несколько дней, а может, и недель. Вы полагаете, они станут это делать для заезжей русской киногруппы? Если вы всерьез в это верите, вы наивны.
– Я сам это сделаю. Я вычислю этого гада. А потом, – Чаев с силой опустил кулак на стеклянную поверхность журнального столика так, что стекло в нескольких местах треснуло, – потом я сверну ему шею!
– Лорка совсем безобидной была. Все хи-хи, ха-ха… Да, ее все любили! Черт, поверить не могу! – сказал Володя Орлов.
Хабаров тяжело вздохнул, устало провел рукой по лицу и бесцветным голосом произнес:
– Это сделал кто-то свой. По приезде она не отходила от Витьки. С посторонними вообще не общалась.
Чаев рассмеялся, и всем стало не по себе.
– Она была все время со мною. Меня видели с окровавленными руками. Я – главный подозре…
– Прекрати! – грубо оборвал его Хабаров.
В номер постучали.
Полицейский, видимо бывший соотечественник, на хорошем русском вежливо предложил:
– Александр Хабаров, пожалуйста, проследуйте за нами в отделение.
Сначала ожили звуки, вырвавшись, освободившись из непроницаемого ватного плена. Потом ожили желания, вернее одно – дышать, глубоко, полной грудью. Тут же настигли ощущения: соленый привкус во рту, тупая головная боль.
В крохотное квадратное зарешеченное окно светила луна. Сомнительный источник света в узком каменном мешке.
В голове раз за разом, заезженной пластинкой, недавний допрос.