* * *
…Передвигаясь затхлыми коридорами кяриза, Хантер невольно перенес себя во времени и пространстве в кардинально иные, но тоже экстремальные условия – в зимнюю реку, под лед. Выяснилось, что сталагмиты, свисающие с потолка кяриза, это… тоже водоросли, которые, соединяясь с паутиной, развешивают химерические бороды, а те, в свою очередь, непременно оказывались разорванным посредине – кяризы использовались "духами" в качестве ходов сообщений.
Наваль шел позади офицера, за ним топал Татарин, обвешанный разнообразным оружием, следом тряс окровавленным задом Болгарин. Хакимов, весь на промедоле и адреналине, мужественно и упрямо передвигался на негибких, простреленных ногах, тяжко опираясь на свой РПК. За ними брели спецназовцы, таща на себе печальный груз "двухсотых" и "трехсотых".
Бугай с Ломом на плече шел предпоследним, за ним не шел, а пятился проворный Клыч, время от времени устанавливая на пути отхода всяческие сюрпризы, вытаскивая их, как Дед Мороз, из объемного трофейного ранца. Пару раз туннель разделялся еще на два-три ответвления, старший лейтенант останавливался и ждал проводника. Наваль приближался и, под неусыпным надзором Татарина, указывал направление дальнейшего движения.
Тяжелые снаряды продолжали рваться над их головами. Замполит роты это понял так: к баталии подключились дополнительные артиллерийские подразделения. Вероятно, пропажа в эфире окруженных на высоте "Кранты" и вызвала тотальную месть артиллерии.
Такое обстоятельство оказалась на руку шахтерам-любителям, пробирающимся сейчас подземными коридорами и галереями. Благодаря стальной вьюге, бушевавшей наверху, "духи" не смогли организовать оперативный поиск и преследование.
Правда, вскоре после того, как шурави вошли в туннель, позади прозвучал взрыв – кто-то нарвался на растяжку, но на какую и в каком ответвлении – оставалось неизвестным.
После долгого подземного блуждания посреди затхлой тьмы вдруг повеяло свежим воздухом, откуда-то возник сквозняк – они наконец-то приблизились к каморе колодца.
До нее оставалось всего ничего, в отверстие колодца сверху проникал свет – снаружи уже настал долгожданный рассвет! Тихо остановились, приблизился Наваль и сообщил, что прямо над ними находится небольшое маковое поле, от него за метров пятьдесят – берег реки, а за рекой должна быть площадка, на которой и расположена многострадальная СТО.
Старший лейтенант Петренко посмотрел на фосфорические стрелки – они показывали четыре часа пятьдесят семь минут. Огонь артиллерии еще бушевал где-то наверху, но вокруг самой земляной дырки было довольно тихо. Приблизился Аврамов, ему было тяжелее всех – низкие потолки и богатырский рост вынуждали его перегибаться практически пополам.
– Как там? – поинтересовался он шепотом. В ответ Хантер сообщил диспозицию: где, что и на каком расстоянии находится.
– Что собираешься делать? – спросил Бугай.
– Смекаю так, – начал размышлять шепотом Хантер. – Мы с тобой…
– Годится, пошли! – выслушав, согласился великан, снимая с плеча окровавленного Логина, так и не пришедшего в себя.
Усадив Лома прямо в воду, спиной к стенке, капитан шагнул за Хантером. В каморе колодца было свежее и просторнее, но и намного опаснее. Осмотрев ступеньки, офицеры не заметили признаков минирования, но вот грунтовые ступеньки не вселяли доверия, поскольку любая из них могла осыпаться, сообщив о нежелательных посетителях подземелья. К тому же откуда-то сверху долетали какие-то голоса, хотя дальность и направление установить было невозможно – мешала артиллерия.
– Давай, залезай! – Амбал в спецназовской "песочке" опустился на колено в воду, подставив плечо.
Хантер отдал Татарину фонарик и ступил правой ногой на широкое и высокое (что подножка "Урала") Бугаево плечо. На их шахтерское счастье, колодец на этот раз был неглубоким – сказывалась близость реки. Спецназовец начал неторопливо поднимать нетяжелый, как для него, груз.
Пригнувшись, Петренко правой рукой держался за стены колодца, стискивая в левой рукоятку безотказного Стечкина. Солнце еще пряталось где-то за горами, но на дворе уже было светло, и охотничьи глаза не сразу привыкли к свету. Он остановил подъемный механизм, немного постоял на нем, потом топнул копытцем, дав условный знак, мол – "Вира!", поднимай давай! В земном мире радовали глаз яркие насаждения опийного мака, окружая колодец со всех сторон. И вновь фортуна улыбнулась старлею: недалеко от колодца он заметил пятерых "духов", молившихся, стоя на коленях на своих ковриках, обратившись лицами к далекой Мекке. Правоверные справляли первый намаз, усердно молясь, не обращая никакого внимания на то, что не так уж и далеко рвались тяжелые снаряды и на полях бушевала стальная вьюга.
– Дай "феньку"! – Александр вновь топнул копытцем в плечо Аврамова.
Тот молча достал из "лифчика" гранату Ф-1 и протянул вверх. Сашка по-деловому, осторожно спрятал АПС в кобуру. Потом, вытянув из своего "лифчика" гранату РГД, передал ее капитану.
– Вытянешь чеку и подбросишь мне, я ее… – показал жестом, продемонстрировав, что именно собирается сделать в последующем.
Намаз продолжался, как продолжалась и бесцельно-затяжная артиллерийская пальба по пустому месту, ибо живых там уже не осталось никого: ни "духов", ни шурави. Старлей снова выглянул – ихвани исправно били челом. Вытянув чеку эфки, он отпустил рычаг и разжал ладонь.
– Пятьсот один, пятьсот два! – Хантер считал про себя. – Фас! – Он резко кинул гранату в басмачей, продолжавших отправлять последний в своей жизни религиозный ритуал.
Едва не свалившись с бревноподобной шеи, Хантер пригнулся за стенкой кяриза, раскрыв рот, чтобы взрывная волна не оглушила. Бахнул резкий взрыв, полетела земля, маковые головки, посеченные мусульманские коврики, куски человечины.
– Давай! – громко крикнул он капитану, и тот ловко, как жонглер в цирке, вырвав чеку из эргэдэшки, подбросил ее вверх.
Продолжая цирковой трюк, десантник на лету перехватил гранату, запал которой уже отсчитывал "крайние" секунды, перенаправив полет туда, где взорвалась "фенька". Переждав взрыв, старший лейтенант стремительно оттолкнулся от каменных плеч и выбрался в белый свет, вытягивая из кобуры пистолет (об "окурке" за спиной позабыл).
Ортодоксов раскидало на все стороны, изувеченные взрывами и покромсанные осколками, они продолжали шевелиться и хрипеть. Лишь один, окровавленный молодчик с черной и густой опрятной бородой, остался в живых – ему "всего лишь" оторвало ступню. Он стонал от боли, смотрел вверх, крутя головой, явно ожидая снаряд.
"Они даже не врубились, откуда пришла "косая"! – осенило Хантера. – Подумали (если успели), что это шальной снаряд залетел!".
"Дух" лежал, с изумлением глядя на шурави, неожиданно возникшего из кяриза. Целехонький карабин лежал рядом, но "дух" почему-то не притрагивался к нему. Какая-то мысль промелькнула в его глазах.
– Я комсомол! – вытянув вперед перемазанную грязью и кровью руку, загорланил он, вспомнив знакомые слова на вражеском языке.
Однако знание особенностей идеологической жизни соседней страны сопровождалось движением, выдававшем его истинные намерения. И они в корне отличались от задекларированных – второй рукой басмач быстро подтянул к себе арабский СКС, нажав на спусковой крючок.
Бахнул выстрел, пуля прошла под правой рукой старлея, разорвав куртку и опалив кожу под ней. На самого "виновника торжества" это не произвело никакого впечатления – в ответ Хантер нажал на спуск пистолета, коротенькая очередь девятимиллиметровых патронов повергла "лже-комсомольца", заставив агонизировать.
Имея привычку не доверять незнакомым людям, Хантер приблизился, произвел контрольный выстрел, и опустился на колено.
– Эгей, дети подземелья! – закричал он, обращаясь к товарищам, ожидавшим под землей. – Вылезайте, по шустрику! Сейчас начнется!
Сразу же, как черти из табакерки, из-под земли начали выскакивать грязные, заросшие, окровавленные парни. Молча вытаскивали раненых и погибших, оружие, остатки своего снаряжения.
Вот вытянули чумазого, словно настоящего шахтера, Клыча, за ним, как пробка из бутылки, вылетел капитан Аврамов.
– Хантер, а ты молоток! – похвалил он, обозревая результаты боевой деятельности. – Ловко ты их!
– Так исторически сложилось! – с иронией ответил старлей.
Неожиданно со стороны ближних дувалов влупил ручной пулемет.
– Ложись! – на всякий случай и с запозданием скомандовал старший лейтенант, ибо залегли и без команды. – Наверное, услышали выстрелы, а потом тебя, Бугай, в дымке рассмотрели! – высказал он предположение.
– Так исторически сложилось! – вспомнил предыдущую реплику капитан. – Что я могу с собой сделать?
– Нужно к своим пробираться! – замполит не стал отвлекаться на шутки. – Уже недалеко! – Он указал на СТО.
– Выходи на связь со своими, а я пока рукой повожу, то есть поруковожу! Покерую! – Неожиданно спецназовец обнаружил знание украинского языка.
Смердящая баррикада
Рассредоточились, сверху летели маковые головки и стебли: вражеский огонь не отличался прицельностью.
– Болгарин, ко мне! – начал командовать своими подчиненными замполит. – Татарин, заткни е…к духовскому пулеметчику! Мурьета, следи за бачой! Наваль, ляг сверху на Логина, немедленно!
Десантники, немного расслабившись под землей, сосредоточились. Татарин, профессионально став на колено, тщательно прицелился и несколько раз выстрелил. Пулемет замолк, но вместо него со многих позиций по маковой плантации ударили духовские автоматы.
Но разобраться, кто, что и откуда, оказалось затруднительно – в утренней дымке, подернувшей окрестности, вычислить вражеских стрелков не удавалось. Да и душманам было непросто отыскать группу шурави среди мака, оттого их автоматные очереди блуждали где-то поблизости.
– Зверобой, я Хантер! Прием! – крикнул в тангенту старший лейтенант.
– Вы живы?! – вместо позывного прозвучало в ответ.
– Живы! – подтвердил замполит. – Правда, не все и не совсем здоровы. Что у тебя работает? – спросил у подчиненного.
– Почти все работает, но боеприпасов после веселой ночки осталось с гулькин хер! – сообщил тот сердито.
– Прикрывайте наш отход, чем только сможете! – привычно орал сквозь стрельбу офицер.
– Есть! Прикроем! – пообещал сержант. – А где вы находитесь? В дымке я ничего не разберу, можете себя обозначить? – заволновался Петрик.
– Не можем обозначиться, "духи" нас еще не нашли; как только вычислят, мы себя ракетами и дымами укажем! – прокричал сквозь шум стрельбы Петренко. – Долбите по дувалам, что прямо перед вами! Как понял? Прием!
– Понял вас, Хантер! – бодро ответил сержант Петрик. – До связи!
– До связи! – взбодрился и старлей.
С высотки под ненормативным названием по дувалам ударили ротные "примусы", с СТО залопотали пушки боевых машин пехоты, ДШК, пулеметы и автоматы. И вновь день начинался с пальбы и смерти. Неожиданно оказалось, что у окруженцев кончилась вода во флягах, всем нестерпимо (особенно раненым) хотелось пить, но, хотя до реки было рукой подать, никто не отважился пойти за водой, в ожидании чудесного спасения.
Стрельба набирала обороты, и вновь было ясно: "духами" руководит воинственный и опытный командир. Несмотря на огневое противодействие СТО, с душманской стороны появлялись новые и новые огневые точки. Вокруг группы окруженных неспешно затягивалась петля безнадёги – боеприпасов оставалось всего на несколько минут боя.
– Гризли, я Хантер! – вышел в эфир Александр, привычно хватаясь за соломинку. – Слышь меня?
– Живой?! – не поверил радиоаппаратуре артиллерист. – Где ты?
– Живой-то живой, – вновь пришлось объясняться десантному замполиту. – Но не могу тебе правильно объяснить, где мы, к тому же расстояние между "духами" и нами снова не позволяет использовать твой калибр. Хотя там, перед курганом, ты нас здорово выручил, молодец, благодарим!
– Не за что! – ответил СОБ. – Чем тебе помочь? Только не говори, что огнем на себя! – предупредил он.
– Думаю, в этот раз до такого не дойдет, – не очень уверенно ответил десантник. – Пока что лупи со всей дури по кишлаку, чтоб они там и не мечтали об активных действиях! – предложил он, на всякий случай.
– Хорошо, чего-чего, а дури у нас хватит! – пушкарь оказался тоже юморной.
Подтверждение его правоты не заставило себя долго ждать – вскоре первый снаряд рухнул на кишлак. Хантер дал поправку, остальные снаряды продолжили разрушение вчерашнего. Но обнаглевшие басмачи и не думали разбегаться, прекрасно осознавая – снаряды такого калибра не смогут близко приблизиться к шурави, что тихо, как мышь под веником, принишкли на маковом участке. Игнорируя не очень интенсивный огонь "примусов" и огневых средств с СТО, на дувалах заметно увеличилось количество стрелков. Плюясь свинцом, "духи" настойчиво искали в опиумном маке группу отчаянных бойцов, дивом избежавших ночной расправы.
Оставаться среди мака на ровной местности становилось все более рискованным, солнце поднималось все выше, утренняя дымка могла улетучиться каждую секунду, а маковые насаждения редели на глазах. Форсирование реки по-светлому означало самоубийство.
– Хантер, что предлагаешь? – подполз капитан Аврамов.
– Ползти к реке, но там наши с вечера понатыкали растяжек, – поделился замполит своими мыслями.
– Это мы поправим, – пообещал спецназовец. – Закидаем участок эргэдэшками, растяжки сработают, а там путь к воде свободен. А дальше? – спросил амбал.
– Не знаю, – честно признался старлей. – У моих на СТО мало боеприпасов, не могут массированный огонь устроить, рота где-то на подходе, артиллерия малого калибра тоже пока не прибыла…
– Теперь слушай меня внимательно, политура! – В большой голове спецназёра компоновалось нечто оригинальное. – Предлагаю следующий план: у нас трое погибших и этих пять шакалов, – он показал на изувеченные гранатами моджахедские трупы, – так?
– Так, – согласился десантник, хотя и не врубался – к чему клонит командир спецназа.
– То есть восемь мужиков мы сможем прикрыть трупами, когда будем отползать, – уверенно и спокойно промолвил капитан. – Осталось еще девять, из которых семеро – ранены, правильно? – снова жестко спросил он.
– Правильно… – согласился Хантер, до сих пор не врубаясь в суть плана.
– Я предлагаю расчистить проходы в минном поле на берегу реки, – спокойно, как на учениях, говорил Аврамов. – Снести туда раненных, с ними оставить двух здоровых, чтобы натаскали речного камня, устроив для раненых хоть какое-то укрытие, и остались возле них – до последнего.
А мы восьмеро, – гигант как-то по разбойничьему оглянулся по сторонам, – занимаем оборону за трупами и отползем с ними потихоньку, к самой кромке воды! А там что-то да случится – или ишак околеет, или визирь помрет! – сделал он вывод. – Ну как, Хантер, согласен?
– Согласен, хотя и не совсем, – ответил тот. – Как-то не по-человечески это, погибшими товарищами прикрываться… – не успел договорить Петренко.
– Твою мать, старлей! – вскипел спецназовец. – Прикрываться нельзя живыми, а мертвые – они сраму не имут, как говорили пращуры когда-то! Не думал, что ты такой чистоплюй! Точно что замполит! – в сердцах сплюнул он.
– Ты не ругайся, Бугай, просто я себе возьму этого "комсомольца". – Хантер ткнул пистолетным стволом в убитого душмана. – Этот гаденыш мне дырку проделал, – продемонстрировал он испорченную одежду, – а еще перед смертью уверял меня: "Я – комсомол!"
– Комсомол, говоришь? – ухмыльнулся Бугай. – Тогда пусть тебе повезет с комсомольцем, а я возьму себе этого хряка, – показал он на посеченные гранатами и покрытые пластом из мух остатки упитанного пуштуна.
– И еще одно, герр гауптман, – обратился к капитану Хантер. – На этот раз я не пойду в воду первым, баста! Я со своими останусь здесь, и переправлюсь на тот берег последним, дабы мне потом никто глаза не колол, дескать, заместитель командира роты по политической части первым покинул поле боя! Тем более, что там, – он махнул на СТО, – кое-кто на меня уже рапорты строчит за ночные события!
– Добро, камарад, как скажешь! – в одно касание отреагировал Аврамов. – А за рапорт не переживай, главное для нас – это возвратиться живыми! Если уж очень на тебя будут давить, я выйду на генерала Эллинова! Договорились? – протянул он мощную ладонь.
– Хорошо! – Сашка с благодарностью пожал громадную конечность.
– А ты классный парень, Саня! – неожиданно похвалил его Бугай, отползая. – Даром что замполит…
Последующие события развивались стремительно и трагически – спецназёры забросали гранатами участок вдоль берега, стараясь вызвать детонацию всяческих сюрпризов, которыми саперы ночью нашпиговали пляжи.
Ожидаемой детонации так и не состоялось – за ночь ихвани каким-то образом разминировали пляж (очевидно, таким же). "Духи" засекли гранатные разрывы, быстро сориентировавшись, где именно находятся шурави, и с этого момента их огонь стал просто адским.
В первые же секунды огневого воздействия погиб спецназовец, перетаскивавший раненых, и получил ранение Болгарин – пуля прошила мягкие ткани правой руки пониже локтя. Хантер вколол ему прямо сквозь штаны промедол да перебинтовал раненую конечность. Радиотелефонист остался в строю.
Несмотря ни на что, план капитана Аврамова неуклонно выполнялся – разобрали оружие и боеприпасы, оставшиеся от басмачей (Хантер прихватил у "комсомольца" карабин египетского производства – "Рашид"), "трехсотых" стянули к реке, нагромоздив для них каменный завал. Двое спецназовцев и Мурьета с Навалем (в обычной уже роли второго номера пулеметного расчета) залегли среди камней, отстреливаясь.
Петренко, через силу пересиливая естественное отвращение, попятился раком, потянув за собой вонючий "комсомольский" труп, над которым жирным роем барражировали мухи.
Недалеко от него таким же способом передвигались Болгарин с Татарином. И сразу же Хантер убедился – насколько оказался прав дальновидный и прагматический капитан Аврамов. Пули стянулись петлей вокруг храбрецов, оборонявшихся на пляже, и через минуту-другую ни единого целого макового стебелька в округе не осталось – все напрочь были выкошены пулями.
Отстреливаться приходилось лежа на боку, вытягиваясь вдоль трупа, высовывая оружие в сторону неприятеля, ориентируясь просто по звуку, или даже – по направлению. Вражеские пули попадали в труп с отвратительным чавканьем, "комсомолец" от этого дрожал и подскакивал, как живой, от него летела черная кровь и еще что-то противное, но тем не менее он служил надежным щитом.