– Хантер! Отползайте к реке! – закричал капитан. – Сейчас будут из гранатометов по нам херачить! – поделился он нехорошими предчувствиями. – А вода осколки на себя заберет! – прозвучал трезвый совет.
Отстреливаясь, Петренко и двое бойцов тяжело отползали, заслоняясь душманами, более похожими уже на карту звездного неба, нежели на то, что раньше было людьми. А воинственные моджахеды уже не ходили гурьбой в атаку, как это было ночью, их тактика вновь претерпела кардинальные изменения – они поставили себе задачу истребить советскую группу плотным огнем на открытой местности.
Это предстояло сделать срочно, пока не налетела авиация, пока к окруженцам не подоспела помощь. Ихвани старались быть убедительными – огонь с их стороны с каждой минуты становился все более плотным. Короткие очереди и одиночные выстрелы с шуравийской стороны, казалось, не возымели на них никакого действия. Басмачи могли довольно быстро уничтожить смельчаков, если бы пошли в атаку, но дневной свет мешал им стать героями местного эпоса.
– Товарищ старший лейтенант! – сквозь эхо боя крикнул Болгарин. – Вас на связь!
– Ползи ко мне! – приказал замполит.
Радиотелефонисту было сложнее, чем другим: кроме щита-трупа он тянул еще и тяжелую радиостанцию. Опасность придала ему сил – вскоре Диордиев тяжело дышал возле офицера. С другой стороны к ним неспешно приближался Татарин, прикрываясь собственным "щитом".
Огонь по снайперу был настолько плотным, что он и не старался отстреливаться. Со стороны казалось, что Баскаков вроде бы приподнимал свой "щит", прикрывая себя. Пули били в землю вокруг этой откровенной композиции, вздымая пыль.
– Хантер, прием! – прозвучал в эфире родной голос командира первого взвода, старшего лейтенанта Денисенко.
– Слышу тебя, Дыня! – обрадовался замполит. – Где вы есть?! Нас здесь всех напрочь в скором времени перехерачат!
– Да нас, б…, едва не заблокировали! – сердито сообщил взводный. – Циркач целый спектакль устроил, все боялся нас отпускать: дескать, если рота от "Камбуза" отойдет, малиши с "черными аистами" сразу же туда слетятся!
– Где вы, мать вашу?! – заорал что было силы Хантер.
Вопль оказался таким громким, что его услышали даже вражеские стрелки, немедленно сосредоточив огонь на "комсомольце".
– Подожди, Дыня! – прокричал Александр и, вытянув духовский карабин, положил на бывшего хозяина и опустошил последнюю обойму.
Выбросив бесполезное оружие, он подсоединил последний магазина к автомату Лома, передернул затвор, перекинул предохранитель в позицию "ОД".
"Все, капец! Патроны кончились!" – мелькнула в голове невеселая мысль.
Данное умозаключение не являлось истинным, поскольку оставалось еще много боезапаса: граната в подствольнике, ПБС с магазином, две обоймы к АПС и одна РГД – "крайняя". Хоронить себя было еще рановато.
Рядом лежали ничком его бойцы, даже не пытаясь отстреливаться – "духи" не давали головы подвести. К тому же и у солдат боеприпасы приблизились к критической отметке. Радиостанция возвратила их к жизни.
– Хантер, ты живой?! – донесся из наушника далекий голос Денисенко. – Кому молчим?!
– Где вы есть? – уже спокойнее спросил тот, понимая, что криком дела не поправишь.
– Мы приближаемся к вам! – сообщил радостную весть комвзвода-1. – Не очень быстро, за ночь басмачи в дорогу мин насовали, – оправдывался он. – Поэтому снова впереди саперы, и мы все движемся к вам! Держитесь!
– Да что там – "держитесь", когда патронов осталось по магазину, – грустно ответил Хантер. – А Лесник где?
– Лесник рванул "на гору" ругаться, а я ствол Циркачу в голову упер, – в голосе Дыни прозвучал отголосок вины, – и сказал, мол, пристрелю! Мы с Грачом собрали свое кочевое хозяйство, Ерофеева с "кротами" (я еще ночью его подбил на это дело) и вот – выдвинулись к вам. Ждите, уже недолго!
Петренко понял: ротный с экипажем своей БМП будет догонять роту, которая самостоятельно, без команды сверху, отправилась на их спасение.
– Что там, товарищ старший лейтенант? – спросил Татарин, лежа щекой на стеблях мака.
– Рота выдвинулась с ПКП на помощь, вскоре должны быть здесь. – Старлей специально смешал правду с вымыслом.
– Слушайте, нацменьшинства! – вдруг обратился Александр к снайперу и радисту. – Давайте усилим наши "укрепления" – трех "духов" положим друг на друга и волоком потянем к речке!
Яркие представители национальных меньшинств молча согласились: поспешно соорудили такую себе мину-баррикаду из вражеской падали. Пули, попадая в нее, выдергивали куски мяса, брызгая градинами подсохшей крови. Было противно, но довольно комфортно, ибо над ушами уже ничего не свистело. Снаряды продолжали падать сверху на кишлак Темаче, не нанося ему существенного вреда – там уже нечему было рушиться.
Осторожничая, Гризли без команды и не пытался положить снаряды ближе четырехсот метров. Не сильный по своей плотности огонь из БМП, одиноких АГС-17 "Пламя", "Утеса", ДШК, нескольких пулеметов и немногочисленных (после ночи) автоматов, судя по всему, не очень-то и досаждал "духам", скорее раздражая их – разбитые дувалы надежно защищали от оружия и помощнее.
Душманы умело пользовались своими преимуществами – знанием местных условий, разветвленной системой кяризов, приближенностью к государственной границе. Их огонь прижал измотанную группу шурави на небольшом пляжике. Чтобы добить ее окончательно, необходимо было пойти на более решительные шаги.
Сложилась патовая ситуация: ни одна из воюющих сторон не могла окончательно переломить ход событий в свою пользу, у обеих не хватало для этого сил и средств.
Становилось все более жарко, трупы врагов смердели невыносимо, мухи без страха перед пальбой тучами носились над смердящей баррикадой, за которой притаились десантники.
– Хантер! Вы там долго еще падалью лакомиться собираетесь? Живо – к нам! – послышался трубный рев Бугая.
Потянув трупы за собой, парни попятились как раки, настойчиво приближаясь к позициям спецназа. Осталось двадцать метров, пятнадцать, десять, когда по ним стрельнул гранатомет.
Первая граната взорвалась перед их передвижным укрытием, трупы взяли на себя осколки, лишь голова "комсомольского вожака" отделилась от своего неосторожного носителя.
Следующий выстрел Хантер запомнил на всю жизнь: каким-то чудом он разглядел гранату, которая, раскрыв стабилизаторы, едва не зацепив баррикаду, пролетела над ними, разорвавшись в реке.
– Тикаем! – заорал старлей, шкурой чувствуя неминуем ую беду.
Тройка рванула в разные стороны. Третья граната попала-таки во вражескую падаль… Взрыв раскидал груду мяса и кишок, осколки вновь застряли в трупаках. Взрывной волной Хантера подкинуло и ударило об землю, с Татарина сорвало фирменный "агрошлем", на котором уже не осталось ни одного колоса – лишь грязная солома, духовские кишки и водоросли из кяриза "украшали" стальную каску. Осколок, подобно лезвию, срезал кожаный ремешок крепления шлема, пощадив татарскую шею. Болгарина вообще разрыв обошел стороной, припорошив пылью да забрызгав полузасохшей кровью.
– Шурави! – заговорил из кишлака металлический голос – басмачи использовали звукоусилительную технику, попросту говоря, матюгальник. – Здавайса! Все равна ми вас будим убиват! Вам не ходит к своих! Здавайса! – недобро и как-то нервно, вещал неизвестный специалист по ведению переговоров.
– Пошел на х…!!! – изо всех сил заорал замполит четвертой роты и, привстав на колено, выстрелил из подствольника последнюю гранату в дувалы, откуда доносился мерзкий голос.
Пальба вспыхнула с новой силой, защиты у десантников уже не было никакой – смердящую баррикаду раскидало. Довелось по шустрику уползать к спецназовцам, которые, прикрывая их отход, расстреляли едва ли не по магазину патронов. Вот и спасительный каменный завал с ранеными.
С обеих сторон завала, за трупами шурави и "духов" (которые, едва ли не обнявшись, лежали рядом – война и смерть всех примирили) держали оборону спецназёры.
Проворный Болгарин мышью перескочил к раненым, пули вокруг него с остервенением клевали камни, кроша острую пыль.
– Шурави! Ви смелий асокер! Ви есть окружение! – вновь затянул нудную пластинку душманский диск-жокей. – Здавайса! Ми будим вам ризат галова и кишка випускат! Ми будим ваш сердца и ваш печьонка кормит наш афганской саг! Мушавер Аврамов и Шекор-туран! Здавайса! – орал невидимый "дух" сквозь утихающую стрельбу.
– Ты смотри, грамотный! Радио слушает, шакал мазандаранский! – Из-за пуштунского трупа выглянула башка "мушавера Аврамова". – Сейчас я тебе сделаю "здавайса"!
Ничего никому не говоря, богатырь встал, продемонстрировав собственный двухметровый рост. Вдруг умолкла стрельба, всеобщее внимание было приковано в эти секунды к монументальной мушаверской фигуре.
Мушавер продемонстрировал, на что способен: привычным движением он вытянул из-за спины трубу "Мухи", что в его мощных руках выглядела детской игрушкой, влупив 53,8-миллиметровой реактивной гранатой по дувалу, откуда взывал басмач.
Прозвучал взрыв. Воспользовавшись неожиданной паузой, перелетели за камни Петренко с Баскаковим, по ним никто не стрелял. Очевидно, мушаверский выстрел оказался метким, ибо местный оратор больше не делал публичных заявлений…
Великан спокойно откинул трубу, стремглав возвратившись к своему рабочему месту, за тушей упитанного пуштуна. Погибший "дух" при жизни мог бы помериться с Бугаем размерами. После достойного сольного выступления спецназовца душманы совсем осатанели, их пальба стремительно набирала обороты.
– Хантер, поздравляю! Тебе "душки" присвоили внеочередное воинское звание! – прогорланил Аврамов сквозь шум боя. – Туран на их языке – это ж капитан, а шекор – охотник, то есть тот же Хантер! – захохотал "герр гауптман".
– Во дают! – засмеялся Александр, лежа за камнем, долбаемым пулями, от чего воздух наполнился острой крошкой. – Вчера утром понизили до лейтенанта, звездочку сняли, – он продемонстрировал вчерашнюю дырку на погоне, – а сегодня уже до капитана повысили!
Несмотря на трагичность обстановки, окруженцы захохотали – шутка понравилась. Хотя радоваться было рано.
– Товарищ старший лейтенант! – закричал Татарин, успевший обустроить позицию среди камней, наблюдая за местностью сквозь оптику. – Смотрите, "духи" к нам ползут!
Хантер, потерявший свой ночной БН-1 еще возле кяриза, забрал у дважды (или трижды?) раненного Спеца довольно легкий бинокль Би-8, привычно приложил его к глазам, осторожно выглянул. Случилось так, что он не успел ничего толком рассмотреть: "подарок" от вражеского снайпера попал в камень совсем рядом с головой.
Пуля "разделась" и пошла гулять рикошетом – сердечник попал в бинокль, выбив из рук и безнадежно испортив оптику, оболочка и острые камешки разлетелись веером, застряв в руках и лице Хантера.
Рефлекторным движением старлей схватился за лицо и скатился вниз, к раненым. Сквозь пальцы сочилась кровь, но боли он не чувствовал. Александр вообще ничего не чувствовал: в молодых артериях и венах бродил мощный заряд адреналина.
– Замполита убило!!! – раздался крик Болгарина, державшего в руках тангенту с наушником.
Разомкнув отбитые пальцы, Петренко увидел, как радист, бросив гарнитуру, наклонился к нему. Было видно – у солдата трясутся руки: он просто боялся приблизиться к офицеру, развести ему руки и посмотреть в лицо! Диордиев выглядел как ребенок, внезапно потерявший родителей в толпе.
– Я тебе дам – убило! – сердито заворчал старший лейтенант, раздирая сцепленные руки. – Так себе, царапины! – Он осмотрелся вокруг.
Глаза видели, запахи ощущались, шум боя был слышен разборчиво. Лишь пальцы рук пока оставались непослушными.
– Живой, Хантер? – спросил со своей позиции Аврамов, стреляя из подствольника.
– Да живой, б…! – ответил довольный этим обстоятельством замполит. – Не дождутся, уроды!
– Всем проверить и доложить наличие боеприпасов! – загорланил амбал. – Доклад от крайнего по правую сторону! Клыч? – спросил он "сверчка", замыкающего правый фланг.
Тот громко ответил, потом это сделал каждый из военнослужащих, в том числе и Хантер. Нарисовалась нехорошая ситуация – с трех сторон к шуравийским позициям змеями ползли "духи", численный состав которых превышал количество здоровых окруженцев в десяток раз.
Расстояние между наступающими и прижатым к воде маленьким отрядом неустанно сокращалось, приблизившись к критической отметке – к броску гранаты. Боеприпасов оставалось не больше как по одном магазину на брата, плюс – несколько гранат к подствольным гранатометам. Еще каждый имел при себе гранату, последнюю, для себя. И последний патрон, в кармашке, отдельно. Для себя.
– Ножи все имеем? – снова весело, с каким-то нездоровым блеском в глазах, оскаливаясь волком, спросил у товарищества командир спецназа.
– Все!!! – заревело товарищество сквозь стрельбу.
– Слушай мою команду! – Амбал уверенно руководил боем при любых обстоятельствах. – Две "феньки" оставить раненым. – Сдавалось, капитанский крик забивал все остальные звуки. – Сейчас выстреливаем патроны; как только "духи" подлезут на бросок гранаты – метаем по моей команде гранаты! – спокойно и уверенно командовал Аврамов. – Все поняли?
– Так точно!!! – заорали бойцы.
Вместе с ними орал и Хантер, сам не понимая – чего это он разошелся? Кровь, засохшая на лице, покрылась слоем пыли, отчего орать, широко раскрывая рот, было больно, ранки открылись, из них сочилась кровь…
– После того как выбрасываем все гранаты, ты, радист, – исполин показал на Болгарина, – вызываешь огонь артиллерии на нас, понял?
– Так точно! – завопил Диордиев.
– Потом вы, две обезьяны, – бесцеремонный капитан обратился к Мурьете с Навалем, – тянете бессознательных раненых на тот берег!
– Если не дойдете к нашим, подрываете "феньки" и вместе с "духами" – к Аллаху! Раненые, кто в сознании, – добираются к нашим самостоятельно! – приказал спецназовец. – А мы, здесь на берегу, ждем "духов" и берем их в ножи! Дорого продадим свою жизнь! Все поняли? – орал он во все легкие.
– Так точно!!! – бешено откликнулись окруженцы.
Ор долетел до близких уже "духов", те, очевидно, вообразили, что шурави придумали что-то наподобие ночной хиджры, повскакивали мячиками и с фирменным девизом "Аллах акбар!" предприняли попытку атаки в лоб. Хилого боезапаса все же хватило, чтобы отбросить моджахедов, заставив залечь.
Окровавленный пляж
Неожиданно Хантер вспомнил про ПБС Лома. Выстрелив из него один-единственный магазин, он привычно забросил несерьезный "окурок" за спину.
Выбирая "мишени" для стрельбы, Петренко вдруг заметил, что в этой критической ситуации разношерстная команда, волею судьбы собранная из различных родов войск и подразделений, действует как единое целое.
Складывалось неуместное впечатление, словно все эти люди знают друг друга с незапамятных времен, понимая без слов и даже жестов. Каждый самостоятельно выбирал себе жертву и поражал ее, причем никто никому не мешал, никто не стрелял дважды по одному и тому же душману! Чем можно было это объяснить – старший лейтенант не знал.
Отразив атаку, Аврамов закашлялся и продолжил отдавать приказы.
– В случае моего выхода из строя за меня остается Хантер-шекор-туран! – громко сообщил он, демонстрируя в жуткий момент не только парадоксальное самообладание, но и чувство юмора.
– Есть! – выкрикнул изо всех сил замполит, демонстрируя себя как индивида, оставшегося в живых, вкладывая в собственный крик злое желание выжить.
– В случае выхода из строя Хантера за старшего остается старший сержант сверхсрочной службы Кихтенко!
– Есть! – копируя турана, дико прокричал Клыч, метко постреливая по упрямо наползавшим душманским силуэтам.
– В случае… – Что далее хотел озвучить спецназёр, никто никогда так и не узнал – граната из РПГ взорвалась просто перед бесформенной массой, которая недавно молилась своему Аллаху.
Взрыв разорвал труп пополам, "розочка" осколков вошла в мертвое тело, но несколько их попало в капитана. Тот закачался, стоя на колене, но не упал, его покореженный автомат отлетел в сторону. На грязной "песочке" гиганта проявились ярко-красные пятна, быстро расплываясь, увеличиваясь в размерах.
– Все нормально… – сообщил Аврамов, подняв правую руку вверх.
Тяжело дыша, он тяжело опустился возле останков своей баррикады. Вытянув из кармана шприц-тюбик с промедолом, великан воткнул иглу себе в руку сквозь ткань, ввел наркоту и тяжело откинулся на "студень", отключившись…
– Фас!!! – закричал старлей, опасаясь, дабы ранение капитана не деморализовало бойцов.
К счастью, этого не случилось – бойцы продолжали отстреливаться, уверенно и метко. Судьба заставила всех сделаться снайперами – практически ни одна пуля не обходилась без жертвы.
Обкуренные чарсом душманы все же наползали. "Аллах акбар!" уже не верещали, отныне все происходило намного тише и скромнее. Моджахеды вновь изменили тактику – из-за дувалов по шурави лупцевали гранатометы и пулеметы, а стрелки, вооруженные легким автоматическим оружием, приближались к кучке обреченных.
И вновь старлей, подобно утопающему, схватился за соломинку: за битую, ободранную (и такую родную!) радиостанцию.
– Хантер вызывает всех, кто его слышит! – полетел над горами и ущельями отчаянный SOS. – Всех, кто слышит! Прием!!!
Откликнулись Лесник с Дыней.
– Хантер, ты живой?! – почти одновременно изумились они. – Мы же слышали Болгарина, что ты якобы убит! – не к месту развеселился Дыня.
– Снайперок маху дал, – не очень весело объяснил замполит. – Где вы?
– До СТО остается два километра, – прозвучало в ответ.
Существовало, как и всегда, одно "но" – за ночь дорогу густо заминировали. Саперы торопились, однако скорость продвижения малой колонны оставалась небольшой. При таких обстоятельствах бээмпэшки роты могли приблизиться к СТО не ранее чем через полчаса…
Надежда тихо умирала в обреченных глазах раненых, молча наблюдавших за происходившим на окровавленном пляже, из-под бинтов в черных разводах крови, вперемежку с грязью.
– Ползи, глянь с берега – глубоко иль как? – обыденно приказал Татарину старший лейтенант. – Ежели глубоко – те, кто не ранен, имеют шанс на спасение, один из ста – нырнуть, как можно дальше…
Татарин, привычно закинув винтовку за спину, ужом пополз выполнять приказ. Вернулся встревоженный.
– Неглубоко, – взволнованно сообщил снайпер, выросший на Волге, сам отличный пловец.
Он протянул офицеру флягу с прохладной водой.
– К тому же видел на дне "итальянки", привязанные к камням! – сообщил гидроразведчик.
– Хреново! – резюмировал замполит, жадно глотая воду, даже не задумываясь об опасности заболеть какой-то экзотической хворобой (необходимо выжить, здесь и сейчас!). – После нашего вчерашнего форсирования они перестраховались! Техника к нам не сможет приблизиться вплотную!
Патроны заканчивались, до "духов" оставалось всего ничего.
– Подготовить гранаты и ножи! – старший лейтенант громко напомнил подчиненным о плане капитана Аврамова.
– Хуже всего в рукопашном бою, – вспомнил он образное выражение своего деда-фронтовика, – это когда заканчиваются патроны…