- Вот так всегда: свои хуже чужих, - глубокомысленно заметил украинец, оглянувшись на "жилетку". -Давай, Сафар, догоняй.
Гордеев проводил троицу взглядом до угла и вошел в кабинет.
- Просмотрели? - Следователь сидел за столом и сворачивал квадратиком лист бумаги.
- Да, спасибо. - Гордеев положил папку перед Пир-Амановым.
Тот покачал стол рукой, наклонился и подложил бумагу под ножку. Еще раз потрогал столешницу. Теперь все держалось прочно.
- Видели, да? - спросил следователь. - Вот так каждый день. Идут и идут! Чего дома не сидится? Там ведь хорошо! Тепло! Фрукты! Море! Нет, все в Москву норовят… И все ко мне. Все с просьбами.
- Ясное дело, - вздохнул Гордеев, - к кому еще идти, как не к своему?
- Если не помогу, скажут, земляков обижаю. Если помогу, скажут, землячество развел. Что делать?
- Я думаю, - предположил Гордеев, - заниматься расследованиями. Вы же следователь, а не начальник паспортного стола. И землякам так и скажите - дескать, у меня времени нет, я опасных рецидивистов ловлю. Вот они и отстанут.
- Да? - задумчиво переспросил Пир-Аманов. - Ну что ж, пожалуй, вы правы. Так и буду поступать. Может быть, чаю?
- Нет, спасибо. Я пойду.
Гордеев пожал плечами и направился к двери.
- И как вам показалось дело Истоминой? - вслед ему спросил Пир-Аманов.
- По-моему, совершенный "висяк", - откликнулся Гордеев. - Никакой перспективы.
- Вот и я так думаю.
- До свидания.
Гордеев вышел из кабинета и пошел по коридору, на ходу набирая номер Грязнова.
- Алло! Денис, это я, Гордеев. Давай встретимся через час в моей конторе. Что? Почему в конторе? Ну надо же мне хоть иногда на работе появляться. Я же не начальник, как некоторые. Ну все, жду.
Когда он выходил из отделения, навстречу ему шла та же самая троица, на этот раз с метлами в руках. Их сопровождал пожилой сержант, его нагрудный карман оттопыривался от пачки из трех разноцветных паспортов.
- Вперед, вперед, братские народы. На дембельский аккорд.
Гордеев сел в машину и, отъезжая, в зеркале заднего вида увидел, что троица принялась дружно мести улицу перед следственным отделом.
8
- Вот мы и приехали, Филипп, - сказала Истомина, круто закладывая руль вправо.
Темно-синий "вольво", слегка скрипнув резиной по мокрому асфальту, выполнил девяностоградусный поворот и, снижая скорость, покатился к высокой арке.
ведущей во двор многоэтажного дома, похожего на увеличенный раз в пять форт Байярд.
Филя, устроившийся на сиденье рядом с Галиной, с уважением посмотрел на женщину. Ему очень нравилось, как она управляла автомобилем, без нервов, мягко, в меру рискуя. Словом, полностью разрушая образ истеричной паникерши, который поначалу создал для себя Агеев.
Автомобиль въехал во двор: обширное асфальтовое кольцо с маленьким сквериком и детской площадкой посередине.
- Какой подъезд ваш? - спросил Филя.
- Вон тот. - Истомина указала на самое дальнее крыльцо в глубине двора.
- Консьерж есть?
- Да.
- А домофон?
- Тоже.
- Один выход из подъезда?
- По-моему, да.
- Уточним.
Машина тем временем объезжала по кругу двор, выруливая к стоянке. Филя вертел головой, осматриваясь.
- Окна вашей квартиры выходят во двор или на улицу?
- И во двор и на улицу. Черт! - Истомина резко затормозила и выругалась так витиевато, что у Фили от неожиданности запершило в горле.
Он перехватил взгляд Галины. Она смотрела на темноволосую моложавую женщину, стоящую возле маленького темно-зеленого "фиата".
- Посидите в машине. - Истомина вышла из салона, резко хлопнув дверцей, и направилась к женщине.
Филя проводил ее взглядом. Галина остановилась перед темноволосой женщиной. Лица Истоминой Филя не видел, зато заметил, как после первых слов улыбка сползла с лица ее собеседницы. Она что-то ответила Галине и сделала шаг влево, скрывшись от взгляда Агеева.
Филя, потеряв к происходящему интерес, осмотрелся в салоне. Взял журнал с полки под бардачком. Оттуда вывалилась большая фотография, сделанная явно с помощью телеобъектива с достаточно большого расстояния. Снимок был сделан зимой. За освещенным и по-новогоднему украшенным стеклом ресторана "Пицца-Хат" на Тверской сидели три человека. Их головы были обведены красным маркером. Спиной немного в профиль к объективу сидела девушка в красной куртке, рядом с ней расположился мужчина лет сорока с седыми висками и крючковатым носом. Напротив мужчины, повернувшись лицом к девушке, сидела моложавая темноволосая женщина, которая сейчас беседовала с Истоминой. Еще один круг выделял среди посетителей женское лицо, черты которого едва можно было различить. Женщина наклонилась в сторону и смотрела на троицу возле окна. Над этим кругом красовался вопросительный знак, обведенный маркером несколько раз.
Агеев посмотрел на женщин и увидел, что они уже готовятся разойтись. У обеих были напряженные лица. Темноволосая женщина встретилась взглядом с Филей, махнула рукой, что-то сказала Истоминой и направилась к ее машине.
Агеев поспешно спрятал фотографию обратно в бардачок. Женщина, поравнявшись с капотом, долгим и неприязненным взглядом ощупала лицо охранника. Истомина что-то громко сказала ей вслед. Агеев различил в реплике слово "ключи". Женщина, не оборачиваясь, выдернула из кармана связку ключей с брелком и пультом сигнализации и швырнула их на капот "вольво", а сама направилась к выходу со двора. Ключи, на мгновение задержавшись, скользнули с капота вниз на землю.
Филя вышел из машины и посмотрел вслед высокой тонкой женщине, сладко причесанными и убранными в "хвост" волосами. Истомина молча, с каменным лицом села за руль автомобиля. Филя наклонился, чтобы поднять ключи. Рванувшаяся с места машина колесом едва не переехала ему руку. Только отработанный тренировками рефлекс позволил Агееву избежать травмы.
"Вольво" буквально вонзился в промежуток между машинами и, скрипнув тормозами, замер. Филя цыкнул зубом и еще раз посмотрел вслед взбесившей Истомину дамы. Та подходила к арке двора. Едва она вступила в ее створ, как сильный порыв неизвестно откуда возникшей ветровой тяги разметал полы ее пальто. Тонкая строгая фигура утратила четкость линий. Закрыв ладонями уши и преодолевая встречный ветер, женщина скрылась под аркой.
- Эта женщина много лет была кем-то вроде гувернантки у Ники, - услышал Агеев за спиной голос Истоминой и обернулся.
Она стояла перед ним, как прежде доброжелательная, спокойная и хрупкая, но теперь Филипп знал, что она может быть и совсем другой и скорее всего эта ранимость, которая так подходила к ее ангельской внешности, была просто маской.
- Вы ее уволили? Неудивительно, что она так взбесилась, - сказал Агеев.
- Дело не только в этом. - Истомина на мгновение задумалась, потом улыбнулась и кивком указала на "фиат": - Эти ключи от машины Ники. Теперь вы будете на ней ездить. Пойдемте знакомиться с хозяйкой?
- Пошли. - Филипп потихоньку оттирал с рукава грязь, налипшую от соприкосновения с днищем машины.
Они пересекли двор и вошли в подъезд. Агеев направился к окошку комнаты дежурного. Истомина последовала за ним.
Через стекло была видна маленькая комнатка с выбеленными стенами. За столом сидел вохровец в милицейской форме без галстука и смотрел телевизор. Он уставился на Агеева вопросительно, но, заметив за его спиной Истомину, заулыбался и поднялся с места.
- Здравствуйте, Галина Борисовна. - Охранник застегивал верхнюю пуговицу. - Как рука?
- Молитвами внутренних органов. Выздоравливает. Этого молодого человека зовут Филипп. Он сотрудник охранного агентства "Глория". Будет охранять Нику.
Милиционер кивнул Агееву и улыбнулся:
- Это та самая "Глория", которая Кочкина охраняла…
- Та самая, - прервал вохровца Филипп. - Вторая дверь в подъезд имеется?
- Да. Но она заперта. Не действует.
- Заперта на ключ или заблокирована?
- На ключ.
- У кого он находится?
- У нас в дежурке. Дубликат в домоуправлении.
- И все?
Милиционер кивнул, по-прежнему улыбаясь. Видно было, что ему очень хочется продолжить разговор о "знаменитой" "Глории".
- Вы все выяснили? - Истомина посмотрела на часы. - У меня важная встреча через час.
- Все. Пойдемте скорее. - Агеев направился к лифту.
- Я прошу вас не пропускать больше к нам Виолетту Марковну, - сказала Истомина дежурному. - У нее могут оказаться дубликаты ключей. И передайте мою просьбу по смене.
- Сделаем, Галина Борисовна. - Охранник черкнул несколько строк на желтом отрывном листке, который прилепил к стене над телевизором.
Филипп ждал Истомину, заступив одной ногой внутрь кабины. Женщина, переговорив с охранником, поспешила к Агееву.
Истомина отперла замок и пропустила Филиппа в дверь. Это была большая современная квартира с просторной прихожей, переходящей в холл, разделенный несколькими короткими перегородками. Все здесь носило отпечаток богатой неустроенности: дорогой ремонт и почти полное отсутствие мебели, роскошный паркет и нераспакованные картины, стоящие по стенам в тех местах, где для них были подготовлены крепления. Черные, белые и красные горшки с вьющимися по полу растениями, большой фикус в углу. Огромные окна, высокие потолки…
- Мы не собирались сюда переезжать, - сказала Истомина, наблюдая за Филиппом, который недоуменно оглядывался по сторонам. - Я приобрела эту квартиру год назад для Ники. Конечно, она тут не жила, и я не торопилась с ремонтом. А теперь из-за развода пришлось спешно тут все обустраивать и переселяться. А времени на это нет совершенно.
- Понимаю… - сказал Агеев, - а вещи уже перевезли?
- Да, перевезли.
- Надо полить. - Агеев присел на корточки и попробовал пальцем сухую землю в Одном из горшков.
Истомина развела руками:
- У меня, как вы понимаете, руки не доходят. Постоянно на работе - двадцать восемь рабочих дней в месяц.
- А дочь?
- Увы, моя дочь не хочет взять на себя даже это.
- А та женщина?
- Она не считала это своей работой, - с раздражением сказала Галина. - У нее было слишком много других… дел.
Они обошли перегородку. Прямо посреди холла стоял на черной тумбе огромный телевизор, по экрану которого метался в совершенно непотребном виде Мэрилин Мэнсон. Звука не было слышно. Из-за спинки кресла, придвинутого вплотную к экрану, торчала черноволосая девичья голова в наушниках. Голова судорожно подергивалась в такт музыке.
- Вот видите? - кивнула Истомина в сторону дочери. - И так постоянно… Слушает каких-то уродов…
- А вас? - спросил Агеев.
- Что меня? - испуганно переспросила Истомина.
- Вас слушается?
- О чем вы говорите? - Она только махнула рукой: - Конечно нет… Я надеюсь, что вы найдете с Никой общий язык.
- Я тоже… - не слишком уверенно ответил Филя, глядя на извивающегося на экране телевизора человека, половую принадлежность которого определить было очень сложно.
Истомина обошла кресло и тронула дочь за плечо. Та оторвалась от телевизора и рассерженно посмотрела на мать. Филипп стоял за спиной девочки и почти не видел ее лица. Истомина показала знаком, что нужно снять наушники. Девочка сорвала их с головы и нажала на кнопку пульта дистанционного управления. Теперь истеричный вокал певца заметался среди перегородок гулкого холла. На экране кого-то разделывали бензопилой, красная кровь летела в разные стороны. Агеев брезгливо поморщился. Истомина что-то прокричала дочери, та обернулась и посмотрела на Филиппа. Он увидел юное личико, изуродованное черной помадой и тенями. Лицо Ники украшали кольца в ушах, ноздре и даже бровях. Видимо, растерянный вид Агеева позабавил девочку, и она презрительно усмехнулась. Истомина вырвала из ее рук пульт и выключила телевизор. Стало тихо и хорошо.
- Этого человека зовут Филипп, - прокричала Галина по инерции.
- Мама, чего ты орешь? - спокойно задала вопрос девочка. - Я ведь не глухая.
- Чтобы ты лучше слышала. А то от твоих уродов не только рассудка, но и слуха лишиться можно.
- Понимала б еще что-то… - вполголоса пробормотала девочка. И погромче добавила: - И что это за Филипп?
- Он теперь будет находиться с тобой неотлучно. Постоянно. Сопровождать везде.
- Зачем? - недоуменно поинтересовалась Ника.
- Чтобы… чтобы с тобой ничего не случилось.
- Вау, бодигард личный! - Ника поднялась с кресла, и Филипп увидел еще одно кольцо - в пупке, который не скрывала короткая маечка с изображением физиономии все того же Мэнсона, несколько растянутой острыми грудками. Кроме майки на девочке были не менее откровенные джинсовые шорты с длинной бахромой. На поясе был прицеплен маленький мобильный телефон. Запястье украшали многочисленные браслеты, а на щиколотке красовалась цепочка. Девочка заметила взгляд мужчины, задержавшийся на ее длинных ногах, и снова усмехнулась.
"Многоопытной барышней хочет показаться", - подумал Филипп и посмотрел на Истомину.
- Ну ладно, - наконец сказала Ника, - если хочет, пусть ходит за мной… А где Виолетта? - спросила она у мамы, усаживаясь обратно в кресло.
- Я забрала у нее ключи.
- Понятно, - мрачно сказала девочка. - Так всегда поступают буржуи. Именно буржуи! Да. Это я… - Чуть помолчав, она неожиданно добавила: - Да пошла ты в задницу! Дай пульт, - протянула она растопыренную ладонь матери.
Филипп ошарашенно смотрел на Истомину, которую, казалось, совершенно не тронули оскорбительные слова дочери. Галина, перехватив взгляд Агеева, рассмеялась:
- Это она по телефону разговаривала с подружкой. У нее наушник и микрофон подключены к аппарату. Только, пожалуйста, потише, - обратилась она к дочери.
Та дернула плечом и, напялив на голову наушники, включила телевизор.
- Это у нас называется "антибуржуйская мэнсоно-терапия", - улыбнулась Галина и посмотрела на часы.
- Ника против капитализма? Антиглобалистка? - спросил Агеев.
- Да ну… - поморщилась Истомина, - она сама не знает, что у нее в голове понамешано. Обычный подростковый максимализм, и ничего больше… Хотите чаю?
- С удовольствием. Можно я пока осмотрюсь здесь?
- Само собой.
Истомина направилась на кухню, которую отделяла от холла высокая стойка, а Агеев отправился бродить по огромной квартире. Он осмотрел и проверил окна, подошел к одной из дверей, подергал ручку - дверь была заперта.
- Это мой кабинет! - услышал Агеев голос Истоминой. - Комната Ники рядом.
Филипп увидел, что хозяйка наблюдает за его перемещениями из большой кухни-студии. Он кивнул и прошел дальше.
"Странная семейка. Запираются друг от друга. Тайны у них какие-то, что ли?" - подумал Филипп, заметив, что и дверь в комнату Ники тоже снабжена замком. Впрочем, он был незаперт.
Агеев вошел внутрь и осмотрелся. Ничего неожиданного в комнате девочки не оказалось. Абсолютная копия личного помещения трудного подростка из любого американского фильма. Страшные плакаты с размалеванными рожами на стенах, незастеленная кровать со сбитыми простынями, и жуткий, нарочитый беспорядок, когда один башмак стоит посреди комнаты, а другой непонятным образом очутился на дорогом письменном столе, придавливая учебники и тетради, которые, видимо, открываются очень редко.
Филипп подошел к стеллажу с книгами. На верхней полке, рядом со зловещей куклой Чаки из одноименного сериала ужасов, стояли две фотографии в рамочках. На одной был запечатлен седовласый мужчина, с робкой фамильярностью обнимающий за плечи Мика Джаггера, а на другой он же за одним столом со скорчившим рожу, постаревшим, но все еще бодрым Оззи Осборном. В седом господине, фотографирующемся с престарелыми рок-звездами, Филипп узнал одного из людей со снимка, обнаруженного в машине Истоминой.
"Это, должно быть, папа Ники. Господин Истомин греется в тусклых лучах былой славы. А девочка на фотографии - сама Ника. Интересно, кто делал снимок? И за кем из троих… - Филипп вспомнил четвертое, размытое лицо на фотографии. - Нет, четверых. За кем из четверых следили?"
Агеев вышел из комнаты Ники. Он намеревался в разговоре как-нибудь мимоходом вызнать, не обращалась ли Истомина раньше к услугам агентств. Для проформы он заглянул в остальные помещения и прошел на кухню.
Стол был накрыт к чаю. Истомина снимала пищавший чайник с плиты. Ника стояла, прислонившись к стойке, и жевала шоколадное печенье с толстым кружком колбасы. Она обернулась к Агееву:
- Взял след? - Девочка высунула язык, "украшенный" металлическими шариками, и часто задышала, видимо, пытаясь изобразить собаку.
- Это не нужно. Для тебя и металлоискатель сгодится, - парировал Агеев. - А это что, теперь принято есть шоколадное печенье с колбасой?
- Как хочу, так и ем! - пробурчала Ника и демонстративно зачмокала своим невероятным бутербродом.
Агеев еле удержался, чтобы не рассмеяться. "Эх, а когда я был в таком возрасте, - подумал он, - еще и не такое выкидывал. Так что все повторяется, только антураж разный. У нас - брюки клеш, у них - железки в разных местах… Впрочем, клеши и они таскают…"
- Садитесь скорее за стол, - засмеялась Истомина. - У меня буквально десять минут свободных.
- Слушай, ма, а как этот… Филипок будет меня охранять? В нем же росту метр с кепкой. Во! - Девочка вытянула руку вдоль пола над головой Агеева.
- Ника! Как тебе не стыдно! - Истомина посмотрела на Филиппа. - Изволь называть своего телохранителя Филиппом.
- Как скажешь, - изобразила Ника "примерную девочку", - но почему этот телохранитель такой плюгавый? Долго искала?
- Замолчи! - разозлилась Истомина.
- Не волнуйся. Я буду все время подпрыгивать, - улыбнулся Агеев и присел на табурет возле стола. - И потом, можно считать, что ты в бронежилете.
Истомина опять рассмеялась, а Ника надулась, но за стол все-таки села.
- Привет, пап, - сказала вдруг девочка. Филя снова от неожиданности вздрогнул. - Да, Виолетту она уволила. Взяла вместо нее какого-то Филипка. Он будет меня охранять. Умора, росту в нем метр двадцать… Она считает, что так нужно. Нет, мое мнение ее не интересует, ты же знаешь.
"Любит отца. Даже голос и интонация меняются, когда с ним говорит", - подумал Агеев.
Он сочувственно смотрел на Истомину, которая, опустив глаза, помешивала ложечкой в чашке.
- Ладно, не успеваю я чаю попить. - Женщина поднялась из-за стола, изобразив на лице профессиональную улыбку. - Я буду сегодня дома часов в двенадцать, не раньше. В общем, если что от меня потребуется, позвоните. Вы будете с Никой до моего возвращения?
- Естественно, - отозвался Филипп.
- Хорошо. Ей завтра в школу, так что не позволяйте ей долго шататься. Вы определяете режим ее дня.
- Слышал? - спросила Ника невидимого отца по телефону. - Такие у нас теперь порядки.
- Напомни отцу, что у нас сегодня встреча с продюсерами. Пусть делом займется, вместо того чтобы сплетничать. - Истомина, провожаемая неодобрительным взглядом Ники, направилась к выходу.
- Слыхал? Тебе велено делом заняться. С какими-то продюсерами. Она уже вышла. Ну, пока. - Ника чмокнула своими черными, будто вымазанными мазутом, губами и принялась за чай.
Они допили свои чашки в молчании. Ника не смотрела на Филиппа, а тот не слишком расстраивался из-за этого.