И вот они уже неторопливо шагают по пыльной улочке Килбурна, вдоль однообразного строя двух- и трехэтажных домиков. Городок кажется почти пустым: лишь несколько прохожих попались навстречу да небольшая ватага ребятишек носится взад-вперед, то исчезая в проемах дворов, то вновь вылетая оттуда и с гиком перекатываясь на другую сторону улицы.
- У меня, собственно, не так много вопросов. - Айрин снизу вверх посмотрела в лицо инженера. - Даже, по большому счету, один вопрос: лично вы знали в начале сезона, что руководство "Ларосса-корпорейшн" собирается этот сезон провалить?
Грэм резко остановился:
- Нич-чего себе предположения вы делаете, комиссар! Думайте хоть, прежде чем лепить такое!
- Хорошо, - ничуть не смущаясь, продолжила Айрин. - Возможно, я высказала очень обидное для вас предположение. Поставлю вопрос иначе. Вы ведь очень опытный человек и должны были понимать, что машины подготовлены к гонкам этого сезона хуже, чем в прежние годы.
Грэм сморщился:
- Да, я заметил. И Лорни тоже. Он первый сказал, что сезон может пройти из рук вон. Но это, знаете, бывает по разным причинам. Конструкторы могли просчитаться, такое уже случалось. Да еще шинники подгадили - состряпали резину, из которой только рогатки делать! В середине сезона исправились, но сколько очков-то было уже потеряно! Однако взять и сказать, что все это было сделано нарочно…
- И даже мысли такой у вас не возникало? - резко перебила комиссар.
Несколько мгновений Гастингс молчал, сердито глядя себе под ноги. Потом глухо произнес:
- Мысль была, и не одна. Но кто я такой, чтобы их высказывать?
- Понятно. А Мортеле?
"Дирижер гонки" бросил на Айрин быстрый, слегка усмешливый взгляд:
- А что Мортеле?
- Он ведь ближе вас допущен к мистеру Кортесу и его окружению. Ему не могли предложить… как бы это выразить помягче? Не могли предложить в этом сезоне работать не на победу, а на провал?
Гастингс ответил, не раздумывая, с железной твердостью:
- Эдуар - достаточно замкнутый человек и вряд ли стал бы выбалтывать мне то, о чем лучше держать язык за зубами. Может, кто-то и додумался ему такое вылепить. Но только вот вам моя голова в залог (а уж ею я дорожу!): наш директор не мог сдать команду! Тут ему просто гордость помешала бы - если уж не брать в расчет совесть и все остальное. Предлагающего этакое он бы послал ко всем чертям, будь то хоть сам Кортес. Но даже и согласись он провалить гонки - ему бы потребовалась моя помощь. Ведь собственно за режим заезда отвечаю я. А уж куда я его пошлю в случае такого предложения, Эди отлично понимает.
Казалось, комиссар осталась вполне довольна ответом технического директора.
- Вообще-то именно так я и думала. Но, может быть, вы вспомните какие-нибудь намеки, случайные разговоры?
- Стоп! - Грэм Гастингс снова встал как вкопанный, и в него с разлета врезался один из несущихся по тротуару мальчуганов. - Ну, парень! Тормоза-то у тебя есть? Простите, комиссар. Я… Я действительно вспомнил один разговор. Еще перед началом сезона Мортеле мне обмолвился. Он был в офисе у Кортеса, и наш Гедеоне, попивая с ним какую-то аргентинскую дрянь, этак полушутя сказал: "Однако, прошедший сезон был слишком уж триумфален! Мы так много побеждали, что у публики начал пропадать интерес к "Фортуне". Вот если бы "великий Лорни" почаще проигрывал! Ну-ка, Эдуар, поговорите с ним: пускай для начала пару раз сойдет с трассы! Сразу бы и зрителей больше стало, и ставки подскочили бы". Мортеле, само собой, в шутку все и перевел. И мне рассказал со смехом. Но глаза у него были серьезные: похоже, его эта мысль Гедеоне встревожила. А я, остолоп этакий, вскоре про тот разговор забыл!
- Ставки! - Айрин Тауэрс пристально посмотрела в лицо "дирижера гонки". - Похоже, та же история! Послушайте, мистер Гастингс, вы ведь любите Даниэля?
- Знаете, я не девушка! Но если серьезно, то смешно его не любить. Он - редкий парень. По всем, так сказать, параметрам редкий. Весь этот сезон я ждал, что он психанет и пригрозит уйти из команды. Ну - после стольких неудач, которые (вы правы!) трудно объяснить недоработками инженеров. Смешно: он шестикратный чемпион мира, дважды Золотой всадник, и вдруг у него - провал за провалом. Это я и еще несколько сотен специалистов видим, что гонщик в них не виноват: резина, аэродинамика, тормоза - все недотягивает, все приводится в порядок только, дай Бог, с середины сезона! А зрители, даже если и понимают это, видят-то все равно свое: Рыжий Король приходит пятым, седьмым, а то и сходит с трассы! Пресса завывает: "Эпоха Лоринга прошла!" Вот суки! А Дени? Другой бы уже ногами топал: какого дьявола вы, ребята, смешали меня с дерьмом?! А он молчит. И бьется, как Ричард Львиное Сердце, один с сотней сарацинов! Глупо и красиво. Конечно, мне дорог этот парень. И… - Грэм сделал паузу и перевел дыхание, - я бы очень хотел, чтобы вы узнали, комиссар, кто собирался взорвать Дени в его же машине!
- Я это уже узнала.
Грэм ахнул:
- Ну?! И кто же эта тварь?
- Ее уже нет в живых, - спокойно сказала Айрин. - А вот человек, который ее на это толкнул, жив-здоров и наверняка не успокоился. Да и не он один. То покушение было не единственным, Гастингс.
Инженер сжал кулаки. В его лице, во всей его мощной фигуре появилось что-то угрожающее, будто он готовился кинуться на врага.
- Слушайте, миссис комиссар! Может, вы мне скажете, собирается ли полиция что-то делать, а? Вы можете или не можете защитить нашего гонщика? Или же нам самим вокруг него с автоматами ходить?
- Неплохо бы! - кивнула Айрин. - И по трассе бежать впереди, позади и по бокам его болида, держа автоматы наготове. Мы сделаем все, что возможно, сэр. Хотя признаюсь: главный противник - очень серьезный. Более чем!
Серые глаза Грэма за стеклами очков сердито сощурились:
- Мы думаем об одном и том же человеке, да? - тихо спросил он.
- Думаю, да. И предлагаю взаимообмен. Я сейчас расскажу, что мне удалось выяснить за эти дни. А вы, в свою очередь, выложите все, что вам известно о внутренней кухне "Ларосса-корпорейшн", о ставках тотализатора, о знаменитой коллекции Гедеоне Кортеса.
- Какой коллекции? - вкрадчиво уточнил инженер. - Полагаю, индейские статуэтки и томагавки вас не интересуют? А его коллекцию оружия я видел только один раз.
- С вашей памятью этого достаточно, чтобы ее запомнить, - улыбнулась Айрин. - Тем более что меня интересует не вся коллекция, а, как вы понимаете, только определенные экспонаты.
Грэм осмотрелся по сторонам:
- Не хотелось бы, чтобы нас слышали. Хм!.. Я расскажу вам, комиссар, обо всем, что видел, что знаю. Расскажу, потому что вы тоже - редкий тип человека. Вы - своего рода Дон Кихот.
- Это насмешка или комплимент?
- Это - констатация факта. Но вы не тот Дон Кихот, что у Сервантеса. Хотя тоже сражаетесь с ветряными мельницами. А разница в том, что вы, кажется, умеете их побеждать!
Она засмеялась и ловко поймала под мышки совсем маленького карапуза, который, отстав от несущейся в очередной заход ватаги, споткнулся о поребрик тротуара и едва не шлепнулся под ноги комиссару:
- Оп-па! Надо смотреть, куда бежишь. Иначе набьешь себе шишек!
- Спасибо! - буркнул малыш и полетел дальше, на ходу подтягивая сползающие джинсики.
- Вся беда в том, - тихо продолжил Грэм Гастингс, - что вы ищете оружие, которое стреляет, взрывается. Здорово, если найдете и помешаете этим уродам. Только сейчас есть еще одно оружие, и оно тоже очень страшное. Может - самое страшное.
- Вы о соединенных усилиях прессы? - спросила Айрин.
Инженер грустно усмехнулся:
- Вот-вот! Я боюсь, комиссар! Потому что смотрю на Даниэля и ясно вижу, как он подходит к последнему пределу. Самому последнему, понимаете? Капля за каплей они добавляют яду, раз за разом давят и давят на него. Они его дожирают!
Комиссар слушала, опустив голову:
- Это становится опасным?
- Это СТАЛО опасным! Я вижу, как он сейчас гоняет. Безупречно, здорово, отлично! И из последних сил. На самых последних нервах. Дени - боец что надо, но справиться с кучей муравьев, которые лезут тебе в глаза, в уши и в штаны, никакой спецназовец не сможет. Именно так эти уроды и действуют. Хотел бы я только знать: в какой коллекции их понабирали?
- Вы знаете это не хуже меня. И наверняка помните, как умеют наживаться и владельцы фирм, и еще больше - репортеры на трагических исходах заездов. Тем более если героем трагедии становится гонщик с мировым именем.
- Ублюдки! - вырвалось у Грэма. - И они ведь понимают, что делают!
- Прекрасно понимают. Они хотят нового трагигероического образа.
Гастингс вновь сердито сощурился:
- И мы с вами это допустим?
Айрин решительно положила руку на локоть "дирижера гонки":
- Знаете что? Идемте в бар! Обменяемся мнениями и вместе подумаем, что делать дальше. То есть я уже знаю, что сделаю в ближайшее время, но не откажусь и от дельного совета. Полагаю, вы тоже.
Час спустя, уже сидя в своей машине, комиссар достала из кармана телефон и набрала номер:
- Привет. Да, виделась. Слушай, все может оказаться еще серьезней и еще паршивей, чем мне представлялось. Очень нужен твой совет. И, возможно, не только совет.
Глава 12
Вернувшийся из ниоткуда
Лоринг слез с велотренажера, почувствовав, что его плечи и спина уже не болят, а просто немеют от напряжения. Отдышался, нырнул под душ, потом включил беговую дорожку, но продержался на ней всего полчаса.
Выйдя во второй раз из душевой кабинки, он услышал, как в холле перед тренажерным залом надсаживается его мобильник. В душе шевельнулось настойчивое желание вырубить надоедливую вещицу, а еще лучше - закинуть куда подальше.
Однако это мог быть кто-то из "Лароссы" - Грэм, например. Номер на экранчике оказался совершенно незнакомым. Мгновение помедлив, Даниэль включил автоответчик, и звонивший ему услышал: "Привет! Если вы позвонили мне по ошибке, всего вам доброго! Если это не ошибка, то очень сожалею, но сейчас ответить не могу. У вас есть целая минута, чтобы оставить мне сообщение. Удачи!"
В трубке послышался смешок, и мужской голос произнес:
- Добрый день, мистер Лоринг! Думаю ответить вы все-таки можете. Сегодня вы наверняка дома и, скорее всего, только что слезли с тренажера. Может, вы меня помните. Я - Уоллес, эксперт Скотленд-Ярда, приезжал к вам в Килбурн вместе с комиссаром Тауэрс. Айрин дала мне ваш телефон. И мне есть что вам сказать. Это очень важно.
На сей раз Лоринг раздумывал дольше - целых три-четыре секунды. За это время память нарисовала размытый контур мужской фигуры в широком пиджаке и с тростью, затем - лицо, половину которого скрывали темные очки.
- Здравствуйте, господин эксперт. Я вас слушаю.
Ему показалось, что Уоллес искренне обрадовался - наверное, сомневался, станет ли Лоринг с ним говорить.
- Спасибо. Я понимаю, что сейчас вам не до разговоров. Но это и в самом деле важно. И по телефону не скажешь. Не из-за секретности, нет. Просто не телефонный это разговор. Я живу в Колверт-бридж, в тридцати шести милях от вас. Может быть, вы позволите заехать к вам? На каких-то полчаса.
Просительные интонации Уоллеса нисколько не обманули Даниэля. Голос у эксперта полиции был очень твердым. Должно быть, этот человек редко испытывал сомнения и чаще всего бывал уверен в правильности того, что делает.
- Комиссар советовала мне поговорить с вами именно сегодня! - добавил Уоллес, явно чувствуя колебания собеседника. - Если хотите, позвоните ей.
- Да нет! - Даниэль постарался скрыть невольное раздражение. - Я в ваших словах не сомневаюсь, но… А хотя, если нужно - значит, нужно. Только знаете что? Лучше я сам приеду к вам.
В этот момент он вспомнил косую походку эксперта, его трость и глухие темные очки.
Уоллес удивился:
- Приедете? Вы? Но…
- Послушайте! - прервал Лоринг. - Мне и так уже неловко, что полиция выезжает ко мне на дом. На этот раз я приеду сам. И не спорьте. Давайте адрес!
- Колверт-бридж, улица Капитана Дрейка, двадцать три.
- А квартира?
- У меня дом.
"Представляю!" - подумал Даниэль. А вслух сказал:
- Буду минут через двадцать. Вы правы - я только что с тренажера. Значит, должен умыться и одеться. До встречи!
Ему приходилось бывать в поселке Колверт-бридж, и он представлял себе, как туда доехать. Правда, пришлось остановиться возле полицейского поста, чтобы спросить, где лучше свернуть на улицу Капитана Дрейка. Полицейский с некоторым подозрением поглядел на парня, одетого в легкий тренировочный костюм и при этом едущего на великолепном миниатюрном джипе-"мерседес". (Даниэль решил не шокировать жителей захолустья своей "лароссой", но и его "загородная" машина выглядела здесь слишком шикарно). Впрочем, приглядевшись к спортивному костюму, коп прикинул, что тот вполне под стать "мерседесу".
Дом номер двадцать три оказался в самом конце улицы. Он прятался среди роскошных высоких каштанов, буйно цветущих, в свою очередь окруженных густыми зелеными волнами шиповника, тоже покрытого цветами - белыми, розовыми и пунцовыми. Что до самого дома, то это была вовсе не старая хибарка, как представлял себе Даниэль. Скромный эксперт полиции мог, оказывается, позволить себе жить в двухэтажном ладном особнячке, с двумя террасами на втором этаже, с крышей из дорогой и модной нынче черепицы, с зеркальными окнами и большим полуподвальным гаражом. Изгородь вокруг садика представляла собой красивое дополнение к общему ансамблю: столбики из того же красного кирпича, что и дом, соединенные ажурными коваными решетками с изящным узором.
Едва машина Лоринга подъехала к воротам, решетка поползла в сторону, открывая прямую полосу асфальта, ведущую к дверям гаража. Значит, еще и автоматика! Да и камеры внешнего наблюдения: не в окне же торчит хозяин, ожидая своего гостя.
Даниэль подкатил к дому и припарковал джип рядом с машиной Уоллеса (видно, тот и впрямь собирался ехать в Лэнди-бридж, если вывел свой "форд" из гаража). Как обычно, проявив любопытство к автомобилю, Лоринг окинул его быстрым взглядом, а так как стекла оказались не тонированные, скользнул глазами и по салону. И тут же заметил: ручное управление! Значит, трость эксперта - не пижонство, а неровная походка - не от скверной обуви. Уоллес - инвалид. "Слава Богу, что я к нему поехал, а не он ко мне! - промелькнула у Даниэля мысль. - Вот стыд-то был бы!"
Входная дверь особнячка раскрылась так же, как решетка, - автоматически и бесшумно. Гость вошел в небольшой нижний холл, от которого вели два коридора и лестница на второй этаж. И тут же сверху послышался голос хозяина:
- Добрый вечер! Поднимайтесь сюда. Я в кабинете: вторая дверь налево.
Однако прежде чем шагнуть на красивую деревянную лестницу, Лоринг успел приметить: в одном из коридоров в глубине стояло инвалидное кресло-каталка.
Камеры наблюдения были у эксперта и в холле, просто их хорошо замаскировали. Он явно заметил, куда посмотрел гость, и прочитал изумление на его лице.
- Не обращайте внимания! - вновь донесся голос Уоллеса. - Я теперь почти не пользуюсь этим креслом. Бывает, что спина подводит, но уже очень редко. Заходите.
Пройдя по верхнему коридору, уютно освещенному двумя зеленоватыми торшерами, Даниэль перешагнул порог раскрытой двери.
Кабинет Уоллеса был заставлен красивыми книжными шкафами, искусно сделанными под старину. Стол же оказался действительно старинным - с резными панелями, с бронзовыми ручками многочисленных ящиков, со столешницей, покрытой не сукном, а дорогой тисненой кожей. Кожей были отделаны и стены, украшенные гравюрами - редкими пейзажами старой Англии. Бархатные шторы на окне были раздвинуты - хозяин определенно любил дневной свет. На столе кроме деловито разложенных книг красовались ноутбук, небольшой плазменный телевизор с видеомагнитофоном, маленькая мраморная копия роденовской "Вечной весны" и фотография в стеклянной рамке. Но кто изображен на фото, видно не было - она была повернута лицом к сидящему за столом Уоллесу. Рядом с фотографией - две огромные кедровые шишки, растопырившие свою массивную чешую.
Хозяин устроился в глубоком кресле, положив локти на стол. И Даниэль понял, что совершенно не разглядел его в Килбурне, когда эксперт шнырял среди обломков болида и о чем-то вполголоса говорил с Айрин. Тогда Лорингу вообще показалось, что Уоллес - старичок лет за шестьдесят.
Теперь, оказавшись в двух шагах от эксперта, освещенного мягким светом, Даниэль увидел совершенно другого человека. Крупная голова с коротко остриженными темными волосами, густо пробитыми сединой, была под стать широким плечам и крепкой шее, создававшим впечатление скрытой силы. Глаза все так же прятались за темными очками, однако лицо даже в этих очках оказалось интересным. Это было лицо человека лет пятидесяти, одновременно резкое и достаточно правильное. Почти орлиный нос, тонкие волевые губы, выступающий подбородок с нахальной ямкой. Такие лица старательно создают киношные гримеры, переделывая балованных звезд Голливуда в крутых ветеранов войн или мужественных американских шерифов. К тому же через лоб Уоллеса косо протянулся глубокий шрам, над левой бровью расширявшийся и переходивший в настоящую впадину, которая, видимо, продолжалась и дальше, уходя за оправу очков. А дальше, на щеке, снова делалась шрамом, уже не очень заметным и скользящим почти до самых губ.
Руки, лежавшие на столе, казались изысканно тонкими при такой кубатуре головы. Однако их пальцы - длинные, цепкие, жилистые - тоже не могли принадлежать книжному червю и белоручке.
На Уоллесе был синий широкий свитер, из ворота которого выглядывала рубашка великолепной белизны.
Увидев вошедшего, хозяин улыбнулся:
- Спасибо, что приехали, мистер Лоринг! Вот второе кресло. Садитесь, прошу вас. Сока хотите?
- Хочу. Здравствуйте, мистер Уоллес.
Даниэль, все еще ощущая небольшую ломоту в перетруженной на тренажере спине, с наслаждением утонул в высоком кожаном кресле и взял протянутый хозяином стакан с ароматным малиновым соком. Теперь он разглядел миниатюрный холодильник, встроенный в стену за левой тумбой стола. Заодно теперь можно было увидеть и настольное фото. На нем красовалась девушка лет двадцати двух, в светлой блузе и небесно-голубых джинсах, застывшая на фоне ствола и пушистых ветвей кедра. Густая масса пепельных волос рассыпалась по плечам и груди, на губах играла радостная и смущенная улыбка. Даниэль понял, что видел ее. Но где? И вдруг едва не ахнул: Айрин!
- Ну да, - проследив его взгляд, Уоллес кивнул. - Это она. Мисс Айрин Тауэрс двадцать восемь лет назад. Как раз тогда мы с ней и познакомились. А хороша была, да?
- Она и теперь не урод, - вдруг обиделся за комиссара Лоринг. - Значит, вы давно с ней дружны?
- Дружен? - Уоллес странно усмехнулся. - Да, пожалуй. Как-нибудь, если захотите, расскажу. Или она расскажет. Вы ведь с ней тоже подружились?
- Да.