- Прекрасно! - голос эксперта потеплел, но оставался твердым. - Вам повезло, Лоринг. Она никогда никого не предает. Просто не умеет. Но мы с вами должны говорить не о ней, а о вас.
Уоллес снял свои очки и положил на стол. Никаких уродливых увечий под ними не открылось. Глубокий шрам, рассекая бровь ровно пополам, уходил в левую глазную впадину. И видно было, что здесь вмешивались пластические хирурги: веко оказалось сшитым из двух половинок. А сам глаз был таким же, как правый, - серо-стального цвета, блестящим, пристальным. Слишком пристальным! Едва взглянув, Даниэль понял, что этот глаз неотрывно смотрит всегда в одну и ту же точку. Он был стеклянный. Вот почему очки!
- Я хотел спросить вас, Даниэль (странно, но эта неожиданная фамильярность совершенно не уязвила гонщика!). Я хотел спросить вас: тот психоз, что устроили средства массовой информации, он чем-то спровоцирован с вашей стороны? Ну, к примеру, в лос-анджелесском столкновении была хотя бы частично ваша вина?
- А вы видели заезд? - спросил Лоринг.
- Нет, - качнул головой Уоллес. - Я гонки не смотрю. Не смотрел. Теперь - другое дело.
- Моя вина была, - проговорил Даниэль. - Я атаковал слишком резко. Но Рихтер виноват не меньше: он пытался перекрестить траекторию с большим опозданием, когда касание стало уже неизбежным. Вот мы оба и вылетели. И по-настоящему оба должны были друг перед другом извиняться. Я так и собирался сделать. И вдруг началась эта истерика. Но вообще-то они правы: у меня опыта в десять раз больше, чем у Гензеля Рихтера, надо было это учесть.
Эксперт удовлетворенно кивнул и слегка улыбнулся:
- Это я и ожидал услышать. Ну а эта их болтовня, что вы все время совершаете тараны на трассе…
- Не больше, чем все остальные! - Даниэль с трудом сдержал раздражение. - И если вы разбираетесь в гонках, то знаете: таран опасней для того, кто атакует. Намеренно его почти никто не совершает, чаще - по ошибке. И случается такое со всеми. Просто считают, что мне это сходит с рук, а другим - нет. Может быть. Может, действует авторитет шестикратного чемпиона. Во всяком случае, я не прошу прощать мне то, что не прощается другим! И не хуже других знаю, что разрешено, а что запрещено.
И снова - спокойный кивок наполовину седой головы эксперта:
- Понятно. Ну, бред по поводу вашего надменного характера и заносчивости я обсуждать не стану. А спрашиваю все это к тому, чтобы понять: как вы сейчас чувствуете себя под этим обстрелом? Силы-то есть?
- Я ко всему привык, - чуть подумав, ответил Лоринг. - И смешно обессилеть из-за журналистской брехни. Правда, вот еще машины взрываются, люди погибают. Но это уже - ваше дело, полиции. А силы? Куда они денутся?
- И вы действительно не понимаете, что вас хладнокровно убивают? - спросил эксперт. - Я имею в виду не взрыв и не нападение в баре, а всю эту травлю, которая длится вот уже три месяца, с небольшим перерывом.
Даниэль искренне рассмеялся:
- Ну, сэр, бросьте! Я же не девица. Мужчину этим не убьешь.
Уоллес только на миг опустил голову, потом опять пристально посмотрел в глаза гонщику.
- Айрин мне говорила, что вы в свое время почитали Уолтера Дейла.
- Почему - "в свое время"? Это мой любимый гонщик. Мой учитель и кумир моего детства! - Даниэль говорил с необычной горячностью. - Мечтой моей жизни было - хотя бы раз участвовать в заезде с Дейлом.
- И обогнать его? - улыбнулся Уоллес.
- Вряд ли я бы его обогнал. Наверное - даже и сейчас, будь мы ровесниками. Но постарался бы.
Зрячий глаз эксперта странно заблестел.
- А вы помните, - тихо спросил он, - что предшествовало гибели Дейла?
- Да: я помню все его заезды. Все поул-позишн, все подиумы! Помню, как он шел по трассе в тот день и как…
- Стойте, стойте! - Уоллес поднял руку. - Это я помню и сам. Нет, я - о другом. За пару месяцев до трагедии пресса начала такую же точно кампанию травли вашего кумира. И обвинения - те же: тараны на трассе, высокомерное отношение к другим гонщикам, излишние симпатии судей. Еще утверждали, будто Дейл чуть ли не подкупил судейскую коллегию, когда однажды выиграл заезд при помощи как раз пресловутого тарана.
Даниэль кивнул:
- Я даже сохранил вырезки из этих паршивых газет. Видеомагнитофона тогда у меня не было, но я и передачи все помню. Помню, как послал в одну газету совершенно бешеное письмо. И обратился в нем к другим гонщикам. Я написал: "Вы все ненавидите Дейла за то, что не можете его обойти. И никогда не обойдете!" Жаль - тогда я не знал формулы Паганини. Надо было ее привести!
Эксперт нахмурился:
- Значит, вы понимаете, что они его убили? Вернее - хотели убить?
- Что вы! Он же разбился об этот треклятый "риф"!
- Ну да. О тот самый "риф", который прежде проходил восемьсот с лишним раз. Гонщик, который за всю жизнь всего семь раз вылетал с трассы, вдруг врезается на полном ходу в скалу, будто заснув за рулем! Это что - нормально?
Даниэль побледнел:
- Но… Ведь вы же не хотите сказать, что…
- Нет! - ответ Уоллеса прозвучал как выстрел. - Никто не подсыпал Дейлу сонного порошка, не выводил из строя его болид. Вывели из строя его нервы, его сознание. Лишь на долю секунды, но этого хватило. Представьте: трасса, гонка, полная концентрация только на движении, на полете, на схватке. Отключение от всего, что мешает, от всех мыслей и эмоций. Вы - машина, надежная, стремительная, беспощадная и неуязвимая. И вот в этот полет, в совершенно замкнутое пространство вашего сознания, собранного вокруг одной только цели, - вдруг вонзается посторонняя мысль, даже - тень мысли. Мысли о том унижении и той ненависти, которые рвут вас на части все эти дни. Это - как булавочный укол, но он нацелен в мозг! И на кратчайший миг вас ослепляет вспышка горечи и злости, и руки в нужную долю мгновения не делают крохотного движения вправо. Мозг успевает это понять, но ничего уже нельзя сделать: серая масса скалы бьет в глаза, и все пропадает. Тьма. Конец. Ну, что вы так смотрите? Верите, что так и было?
- Верю, - Даниэль не узнал своего голоса. - Но откуда вы?..
И вдруг умолк. Уоллес сидел, нагнувшись над столом, вскинув голову, так что его лицо теперь было очень близко от лица Даниэля. Резкие его черты словно разгладились, эксперт показался Лорингу почти молодым. И до крика знакомым…
- Боже мой! - Даниэль хотел вскочить, но изумление и сумасшедшая радость, словно перегрузка, вдавили его в кресло. - Вы?! Вы живы!
- Мне повезло, - глухо проговорил Уолтер Дейл, снова откидываясь назад и переводя дыхание. - Теперь я это понимаю, хотя тогда думал иначе. Но я не хочу позволить этой своре сделать с вами то же, что они тогда сотворили со мной. Не хочу и не позволю.
Глава 13
Молитва о чуде
- Прежде, наверное, нужно рассказать о наших отношениях с Айрин, а это не просто. Раз она - ваш друг, то не обидится, если я вам и о ней самой немного порасскажу. Она росла с отцом и бабушкой. Мать у нее очень рано умерла, Айрин почти не помнит ее. Отец видел, что она - скорее мальчишка, чем девчонка, и не мешал ей ни лазать по крышам, ни позже - гонять на мотоцикле. Жили они в небольшом городке на севере Англии, а бабушка вообще была родом из Ольстера, ирландка. Стать полицейским Айрин мечтала с детства. И не потому что фильмов насмотрелась. Просто уважала эту профессию. Говорит: "Родилась бы парнем - стала бы гонщиком, а так буду порядок наводить, тоже нужно!" Лет с пятнадцати она занималась сразу несколькими видами борьбы, тренировалась часами. А еще в походы ходила (опять же - с парнями), взбиралась по отвесным стенам, нырять научилась не хуже утки. И школу закончила при этом с самыми приличными оценками. Потом были полицейские курсы, потом - служба, быстрое повышение, все как по нотам. А вскоре Айрин поняла, что и образование не помешает, - поступила в Кембридж, на юридический. Училась заочно, продолжая работать. Вот тогда мы и познакомились - ей исполнилось двадцать три года, мне - двадцать семь. В тот год я впервые стал чемпионом "Фортуны" и мечтал о трехкратном чемпионстве, о титуле Золотого всадника. Однажды в ресторане, где я был на свадьбе кого-то из друзей, началась самая настоящая перестрелка. Это сейчас такому уже никто не удивляется, ну а в то время все просто ошалели. Попадали кто куда: кто - под стол, кто за барную стойку полез. Женщины визжат, посуда сыплется, бьется. Потом уже оказалось, что охрана одного банкира так удачно спасала своего патрона от напавших на него бандитов. Газеты писали, что банкира заказали, и киллеры места лучше, чем ресторан с кучей народа, не нашли.
Помню, как ворвалась полиция и как один из бандитов схватил в охапку какую-то женщину. Приставил к ее голове пистолет, а сам орет: "На пол, суки легавые! Все на пол, или у нее мозги вылетят!" Когда в кино такое видишь, всегда думаешь: "Почему же полицейские покорно кидают оружие? Ведь не выстрелит, поганец, блефует! А если и не блефует, так почему бы не садануть в него раньше, чем он прикончит жертву?" И что вы думаете? Он орет, как вдруг один из полицейских (сразу никто и не понял, что это - женщина!) всаживает ему пулю прямо в лоб! Риска попасть в заложницу не было - она от страха согнулась, голова ее была возле груди бандита. А стреляла Айрин шагов с двадцати. Она и со ста шагов не промажет, в спичечный коробок попадет! Громила рухнул, остальные было вскинули стволы, но она еще одного тут же уложила и кричит: "На пол, уроды! Оружие бросить и мордами вниз!" И они все сразу покидали пистолеты. Поняли, что их сейчас искрошат.
Признаюсь, я просто оторопел. Потом, когда у всех стали проверять документы, Айрин подошла ко мне и сказала: "Хорошо, что я вас не видела, мистер Дейл!" Я удивился: мало кто из женщин смотрит гонки, да еще - так, чтоб знать гонщиков в лицо. Хотя такая женщина… Я ей: "А почему было бы плохо, если б вы увидели меня сразу?" Она смеется: "Волновалась бы. Страшно же, когда знаешь, что могут поранить любимого спортсмена!" Тут я ее разглядел. Думаю: очень даже ничего! А я только что женился, подлец этакий! Дочка родилась. Однако решил не отказываться от столь оригинального знакомства. Попросил у нее номер телефона. И позвонил. Месяца через два. Как раз были заезды, и времени - ноль. Встретились мы. Раз и второй. Но романа не получилось. Не знаю, что меня удержало. Во-первых, не так уж она мне нравилась. Недурна, да. Но слишком жесткая, слишком уверенная в себе, я таких не любил. Да и - что уж говорить! Не тянуло связываться с женщиной-полицейским. Решил повременить. Потом почти забыл о ней. Чаще она мне звонила. Я ведь сразу понял, что ей можно доверять - не подставит. И дал свой телефон. А когда развелся с женой (это было спустя года четыре после нашего с Айрин знакомства), то и вовсе на какое-то время прекратил общение. У меня начался невероятно бурный роман с Кэтлин Хьюз. Может, помните - она и сейчас еще снимается, но, конечно, уже потускнела. А тогда была звездой первой величины. Кстати, у вас случались романы с актрисами?
Вопрос застал Лоринга врасплох. Тот удивленно посмотрел на хозяина и пожал плечами:
- Пару раз было. Но не бурно. В этом я вообще стараюсь не перебарщивать. Мешает.
- Вот-вот! - засмеялся Уолтер. - И здорово мешает! С Кэтлин я как-то глупо попался. Впрочем, роман еще продолжался, а я однажды все же вспомнил об Айрин и позвонил ей. И узнал, что она закончила университет, но осталась в полиции. Однако служит теперь в Лондоне. Уже комиссар, и ей светит еще более блестящая карьера. Знаете, она так спокойно со мной говорила, так радовалась моим победам, рассказывала, как смотрела заезды… Я был уверен, что у нее ко мне просто дружеские чувства. Вернее, сперва-то понимал: тут все глубже и сложнее, но когда убедился, что она вроде бы вообще меня не ревнует… Ни к кому. Я стал ей рассказывать и о своих женщинах, и о своем отношении к сексу. Такое мог доверить, чего не говорил даже своим друзьям! Она была отличным парнем! Смеетесь? Я тоже теперь над собой смеюсь.
Словом, может, так бы все и шло. Но случилось то, что случилось. Раз вы все обо мне читали и знаете, особенно вспоминать не буду. Неделю я был в коме, потом меня из нее вытащили. Одного глаза не стало, но и второй ничего не видел - я совершенно ослеп. Двойной перелом позвоночника, ампутация левой ступни. Я очень медленно возвращался в этот мир и понимал, что возвращается только кусок меня, огрызок, уже и мне самому не нужный. Дикое, мерзкое и жуткое было состояние!
Я лежал и часами обдумывал, каким способом умереть.
И однажды вдруг понял, что почти все это время я не один: кто-то очень часто находился подле меня. Не из персонала больницы, нет. Друзья приходили только в первые дни, потом исчезли. А что они могли мне сказать, чем помочь? Но кто-то оставался, и однажды, уже начав ясно соображать, я спросил: "Айрин, это ты, что ли?" А у нее ведь и голос не дрогнул, можете себе представить? "Я, - говорит. - Ну, с возвращением, Уолтер!" Я ей: "Хорошее возвращеньице!" А она: "Главное, что ты снова здесь. Остальное - только дело времени". Уже потом я узнал, что она почти на два года оставила службу, прожила за это время все, что у нее было. А все - только потому, что хотела быть возле меня. И ведь моих денег не просила и не брала, а я-то был богат! Зато сумела отыскать самых лучших врачей (все другие от меня отступились - признали безнадежным).
Одна операция, вторая. Хотя бы на это деньги шли с моих счетов, да у Айрин таких средств и не нашлось бы. Я стал видеть. Потом смог сидеть, потом - вставать. Лишь много позже поговорил с врачом, с тем, что возился со мной в первые месяцы, и он показал мне рентгеновские снимки, медицинское заключение. У меня был один шансик из ста, чтобы просто выжить. Выжить и остаться слепым и парализованным. В лучшем случае могли начать кое-как двигаться руки. Это - чтобы нажимать кнопочку и вызывать сиделку. То, что со мной произошло, врач назвал чудом, которое бывает раз в тысячу лет. Этого не могло быть. Не могло!
- Бог все может, - тихо сказал Даниэль и вновь удивился тому, как прозвучал его собственный голос. Будто говорил кто-то другой.
- Вы тоже так думаете? - Уолтер пристально посмотрел на молодого человека. - Да: когда постоянно рискуешь жизнью, это, вероятно, неизбежно. Если только ты не законченный идиот. Я очень поздно это понял.
- Я тоже, - Лоринг отвел глаза в сторону, вновь мучительно вспомнив свои рыдания в больничной палате. - И вот только сейчас понимаю, какое сумасшедшее милосердие Он ко мне проявил. Но у меня не было Айрин. Она рассказала мне, как просила Бога о чуде, и Он его совершил. Только я не знал, о чем идет речь, - о вас она не рассказывала.
Бледное лицо Уолтера, кажется, стало еще бледнее. Руки намертво сжались в кулаки.
- Вот так! - судорожно выдохнул он. - Вот так и узнаешь самое главное, то, что надо бы знать прежде всего. Мне она никогда не говорила об этой своей молитве. Я-то, осел безмозглый, думал, что это мне, великому и замечательному, была дарована такая милость! Айрин, Айрин! Какая она была тогда веселая! Веселая и спокойная, совершенно уверенная, что все получится, все будет как надо. Когда, спустя год после аварии, мы с ней отправились в Швейцарию, она очень твердо сказала: "Поверь - вернешься ты оттуда даже без костылей!"
- А газеты в это время объявили о вашей смерти! - воскликнул Даниэль.
Дейл вздохнул:
- Я сам это подготовил. Вернее, я и Айрин. Первые пару месяцев обо мне писали очень много. Потом меньше и меньше. Через год им надоело сообщать, что я примерно в одном и том же однообразно тяжелом состоянии лежу где-то в больнице. И я использовал свои деньги, чтобы купить сообщение о собственной смерти. Больше всего на свете мне хотелось, чтобы мир забыл Уолтера Дейла! Пресса опять недели две бушевала, поминая меня и прославляя. Подумать только! Все плохое забыли - и все эти тараны, и мой скверный характер, и все остальное. Прямо как о другом человеке говорили! А в это время Айрин увезла меня в частную швейцарскую клинику, и там мне вправду удалось встать на ноги. Только это было, конечно, не выздоровление - просто я смог сам себя обслуживать и как-то передвигаться. Захотелось вернуться в Англию: все же за границей было не по себе. Приехал, купил вот этот дом. Сменил фамилию. И решил, что буду жить отшельником, в крайнем случае - цветы выращивать. А на что еще я годился? Умереть не получилось - Айрин не дала, а жить стало не для чего. Что вы так смотрите? Это теперь я понимаю, какая я неблагодарная скотина, но тогда… Вспоминать - и то противно!
Но Айрин не унялась. Вернулась на работу в полицию. И хотя пришлось опять начинать чуть не с нуля, вновь стала комиссаром и заняла прежнее место. А ко мне приезжала почти каждый день. Достала методики специальных упражнений для восстановления опорно-двигательного аппарата и заставляла заниматься часами. Я уже ругался, орал на нее, кричал, что мне больно, что я устал, что это ничего не даст. Она в ответ: "Не верю, что тебя можно сломать! Ты - Золотой всадник, а размазня не может быть Золотым всадником!"
Ну и добилась своего. Я действительно смог ходить всего лишь с тростью; хотя и в корсете, но в самом простом - больше для страховки. Креслом последний год почти не пользуюсь. Еще вожу машину, правда - с ручным управлением. Словом, за двадцать лет Айрин меня почти починила. Кроме того, не дала и выращивать цветочки. Лет десять назад, когда я еще вовсю катался в инвалидной коляске, пришла с толстенной папкой уголовного дела: "Уолли, произошла авария, и эксперты не могут понять, что к чему. Ты ведь знаешь машины лучше азбуки. Помоги!" Я помог. Потом еще и еще. И вот ведь упрямица! Добилась, что я сам вскоре ей предложил: "Оформи меня к вам на службу! Что я вам бесплатно помогаю?" Так и стал экспертом Уоллесом, уважаемым в Скотленд-Ярде и нужным обществу. Только не мог заставить себя смотреть "Фортуну". Вообще гонок не мог видеть. Когда Айрин стала мне рассказывать о новом гении - о Рыжем Короле, я испытывал искушение - взглянуть, не взглянуть? В газетах читал. И думал. Думал - смогу ли без горечи и зависти увидеть Золотого всадника? Теперь ведь уже - Дважды Золотого!
- Ну и как? - с плохо скрытым волнением спросил Даниэль.
Перегнувшись через свой громадный стол, Уолтер положил руку на плечо молодого человека:
- Ты сказал, что не обогнал бы меня, так? Ты меня обогнал, Даниэль. И не только потому, что ездишь не хуже. (Не хуже - я ведь вижу!) Но ты еще и лучше держишь удар. Ты не впилился в проклятую скалу! И я уверен, что продержишься.
- Теперь продержусь, - твердо пообещал Лоринг. - Теперь уж - точно! Отомщу им за вас. И… Если честно, это такое счастье - видеть вас живым, что мне теперь просто на все наплевать! А можно мне будет привезти сюда пару старых журналов и попросить у вас автограф? Я так об этом мечтал!
Дейл расхохотался:
- Ну нет, я так просто автографы не раздаю! Только в обмен. Ты - мне надпишешь, а я - тебе. Вот только на таких условиях. Ну, что? Наверное, вам, мистер Лоринг, пора уже ехать. И спать.
Даниэль умоляюще мотнул головой:
- Да ведь еще и девяти нет! Заезд в одиннадцать утра. В Килбурне надо быть в половине десятого. Можно задержаться у вас еще на полчаса? А то все еще трудно поверить…
- Ладно, - голос Уолтера сделался жестким. - Но не дольше. А коли так - сходите на кухню за соком: он взял и кончился.