Глава 22
Нина лежала в объятиях Мика, окутанная его теплом и запахом, и вспоминала прошлый вечер. Мик разогнал ее тревогу, которую уловил сразу, вернувшись из художественного салона. Несмотря на поджимающие сроки, он не пошел в мастерскую, а остался с женой. И ей стало легче. Они говорили обо всем - начиная с тех времен, когда еще не родилась Джози, и кончая тем, как распорядиться лишними деньгами, которые скоро должны получить за его работу. Мик предложил новую ванную, может быть, даже пристройку.
Потом он приготовил для них троих ужин, а когда к Джози заглянули подружки, взял для девчонок фильм напрокат. Все дочкины подружки в Мике души не чаяли, что, разумеется, приводило Джози в страшное смущение.
Нина приняла меры, чтоб до Джози четко дошло, что она не должна беспокоить отца никакими историями о полиции и ложной тревоге. У него и без того забот полон рот, он только разнервничается, и это не пойдет на пользу его творчеству.
- У папы сроки, - сказала Нина, убедившись, что Джози все поняла. - Наверное, я ошиблась, хотя, по правде говоря, это какая-то загадка.
Они даже посмеялись над этой историей.
Поздно вечером, спасаясь от девчачьих воплей и хохота в гостиной, Нина с Миком поднялись наверх, подальше от шума. Мик приготовил ей ванну, хотел сделать массаж, но Нина остановила его, притянула к себе, начала снимать одежду, обнимать.
Казалось, миг только прошел, когда она увидела, что между штор уже пробивается свет. Она ждала - вот сейчас вернется в сердце тревога последних дней. Нет, ничего. С рассветом все страхи рассеялись, кончились, как приступ лихорадки. Она потянулась, осторожно, чтобы не разбудить Мика. Вставать пора, а она все лежала, следя, как на часах одна минута, мигнув, сменяет другую.
"Когда-нибудь это должно было произойти", - думала Нина. Как запоздалая реакция или посттравматический стресс. Объяснить ее поведение с точки зрения стороннего наблюдателя - что Нина и пыталась сделать - было просто. Разгром в гримерной, неприятность с машиной, пропавшая одежда Джози, чья-то попытка открыть дверь - каждое событие можно расценить как случайность и каждое само по себе почти ничего не значит, но вот их сумма…
- Мне никто не угрожает, - еле слышно прошептала она.
Мик тихонько посапывал, досматривая последние утренние сны. Нина повернула голову и взглянула на мужа - у него подрагивали веки. Сегодня, решила Нина, она не станет думать ни о чем, что ее пугает, а просто сосредоточится на делах в "Чартерхаус Продакшнз", которых уже выше крыши. Надо работать, в конце концов.
Нина оторвалась от теплого мужнина плеча, спустила ноги на ковер и неслышными шагами голышом направилась под душ. В зеркале она увидела, как Мик, открыв глаза, с улыбкой провожает ее взглядом.
В ванной ее мысли обратились к работе. Нехорошо, что она взвалила на Тэсс практически все закупки. Надо будет позвать ее в гости, угостить обедом, а потом они решат, кто, что и когда будет делать. Ведь осталось чуть больше недели до дебюта "Хамелеона" на съемочной площадке студии "Пайнвуд". Для Нины это был серьезный прорыв. Споласкивая волосы, она мысленно отметила: не забыть проверить, как обстоят дела с их крупными заказами. Не хватает еще, чтобы в последнюю минуту что-то сорвалось.
- Доброе утро. - Нина с удивлением наблюдала, как дочка молча расправляется с завтраком, который она для нее приготовила час тому назад.
На часах почти одиннадцать, Нина уже успела с грехом пополам разобраться в счетах за прошлый месяц, позвонить в несколько разных контор, отправить е-мейл режиссеру будущей постановки в Викторианском театре, запечь лососину со спаржей для обеда с Тэсс и заказать по Интернету гель для фальшивых ожогов, которые ей придется изображать по ходу действия.
Джози ничего не сказала матери. Подхватила с тарелки размякший тост, махом осушила стакан апельсинового сока и метнулась к двери.
- И я тоже рада тебя видеть, душа моя. Ты, кажется, собиралась сегодня к Нат? (Имел место неопределенный кивок. Или показалось?) А когда вернешься? Мне за тобой заехать? (Кстати, и с Лорой повидалась бы, обсудила девчоночье увлечение Интернетом.)
Джози вскинула над плечом растопыренную пятерню и была такова.
- Значит, в пять я за тобой заеду, - озадаченно пробормотала Нина и вздохнула, услышав, как Джози хлопнула входной дверью. - Подростки!
Десятью минутами позже Нина мужественно преодолела искушение послать дочке сообщение, чтобы убедиться, что та благополучно добралась до Нат. "Расстояние-то плевое, всего пара улиц, - напомнила она себе. - Что может случиться?"
Устроившись за кухонным столом, Нина ответила на несколько электронных писем. Одно было от Тэсс: она немножко задержится, младшего надо отвести к зубному. Нина не возражала, надо так надо. Отличная возможность еще кое-что сделать, наверстать упущенное за последнее время. Вот уже несколько дней ей было не до работы, а Нина не могла допустить, чтобы дела совсем вышли из-под контроля. Уже года через два она видела себя в окружении двух десятков сотрудников, в собственном помещении, с многочисленными контрактами на участие в съемках фильмов.
- Мы даже сможем изредка побаловать себя отпуском, - бормотала она, проверяя накладную.
Звонок в дверь остановил ее.
- Ну вот, опять что-то забыла, - хмыкнула Нина, отодвигая табуретку и торопливо направляясь к входной двери.
Ленточка, перехватывающая волосы, сползла, и Нина совсем стянула ее. Мягко ступая по ковру, подошла к двери и открыла. На крыльце никого не было. Нина вытянула шею и окинула взглядом палисадник. На дорожке - ее машина, стопка картонных коробок, готовых отправиться в утилизацию, пустой мусорный бак, который еще не успели вернуть на место. А Джози нет. Послышался звонок?
- Ребятня шалит, - вслух заметила Нина. - Долгие каникулы располагают к идиотским выходкам.
Сдвинув брови, она отступила на шаг, чтобы закрыть дверь, и почувствовала что-то под ногой. Посмотрела на пол - конверт. Очередная реклама, не иначе, - нигде никаких надписей, нарочно чтоб заинтриговать и заставить открыть. Нина понесла конверт на кухню, намереваясь сразу сунуть в бак для макулатуры. Сегодняшнюю почту уже доставили, так что ничего важного здесь быть не могло, а всякая дрянь, которую оставляли под дверью, выводила ее из себя.
С конвертом в одной руке, Нина наполнила чайник. Мик наверняка проголодался: с самого утра засел в мастерской с твердым намерением закончить последнюю картину. Конверт уже завис над баком, когда Нина нащупала внутри что-то выпуклое и твердое. Бесплатные рекламные подарки - это уж совершенная пакость.
"Очередная дешевая ручка, которая не будет писать". Что бы это ни было, надо вытащить: мусор они всегда сортируют, бумага к бумаге, пластик к пластику. Однако, вскрыв конверт, Нина не обнаружила ни рекламных листовок, ни упаковочной бумаги, ни дутого целлофана.
Конверт полетел на пол, Нина с открытым ртом воззрилась на то, что достала. Руки затряслись, сердце колотилось где-то у горла. Воспоминания колючей проволокой раздирали душу.
Боже, нет!
Это невозможно, этого не может быть. У нее на ладони лежала детская заколка для волос - старомодная, погнутая, облезлая и проржавевшая с одной стороны, но керамическая клубничка по-прежнему была на месте, маслянисто поблескивающая, в черных крапинках, с некогда ярко-зеленым, а теперь поблекшим от возраста черенком.
- Мик… - дрожа, простонала Нина. - Джози…
Лихорадочно давя на кнопки, Нина настучала дочке записку: "Ты у Нат?" Ответ пришел через несколько секунд: "Ага, ц". Нина шумно выдохнула.
Сдерживая рыдания, она оперлась о кухонную стойку.
В окошках мастерской мужа отражалось солнце, со спинки стула в кухне небрежно свисала ажурная кофточка Джози, щетка для волос валялась на полу рядом с парой девчоночьих туфель со стоптанными каблуками. Такая привычная милая обыденность, от которой в одно мгновение не осталось и следа. В стеклянной дверце буфета Нина увидела отражение потерянной, до смерти напуганной женщины. И долгий путь, который ей предстояло пройти.
Нина глубоко вдохнула, вытерла мокрые щеки и сунула в карман джинсов заколку, которую сжимала в руке. Машинально заварила чай для Мика, сделала салат для ленча с Тэсс, подкрасилась, сменила футболку, загрузила грязную посуду и запустила посудомойку, составила список покупок. А потом медленно сползла по стене на пол, чувствуя, как ноет от напряжения каждый позвонок. И почти спокойно проговорила: "Все кончено".
Глава 23
Кэти стоит, скрестив ноги, сложив на груди руки, и внимательно изучает пол. Подбородок упрямо выставлен вперед, нижняя губа закушена.
Девочка не произнесла ни слова с того момента, как переступила порог изолятора, куда я вызвала ее. У сестры-хозяйки выходной, и я дежурю одна.
- Кэти! Ты ничего не хочешь объяснить?
- Вы не сможете ничего доказать, - говорит она.
- Не смогу. Но я хочу знать, по крайней мере, почему ты так ужасно поступила с мистером Кингсли?
Кэти пожимает плечами:
- Ради смеха. А поначалу на спор.
- Ради смеха?!
- У него ведь нет жены или еще кого. И вообще, никто не заставлял его смотреть на меня голую. - Кэти испускает демонстративный вздох: дескать, была охота поднимать шум из-за всякой ерунды. Потом небрежно откидывает волосы за спину. - Дело не в сексе или в каком-то там дурацком увлечении. Мне… не понравилось, когда он сказал "нет".
- И ты решила заманить его в ловушку?
Кэти дергает плечиком.
- Мы просто поспорили. - Она поднимает на меня глаза. Мы все ближе подбираемся к истине. Кэти шмыгает носом и заливается краской: совершенный ребенок, ничего общего с юной обнаженной женщиной в лесу. - Все девчонки сохнут по мистеру Кингсли. Мы же не виноваты, что здесь нет мальчишек! (Я молча киваю, чтобы не спугнуть ее.) А тут кто-то ляпнул, что на истории мистер Кингсли смотрел на меня и что дура я буду, если упущу момент.
- Какой момент?
- Сами знаете! - Она краснеет до ушей. И, не дождавшись от меня реакции, добавляет: - Он ужас какой сексуальный!
- Как отреагировали родители, когда ты сказала, что учитель пытался?.. - Язык не поворачивается закончить.
- Папа прямо взбесился. Потребовал, чтоб юристы из его фирмы подали в суд на школу. А полицию привлекли, потому что мне еще нет шестнадцати.
- А все из-за того, что родители слишком строги с тобой? Это у тебя такой протест? - Вот уж никогда не думала, что придется говорить подобное пятнадцатилетней девочке, которую я почти не знаю.
Кэти ухмыляется:
- Не-а. Я могу делать что хочу.
Мы обе знаем, что это не так, но я опять киваю, чтобы не раздражать ее.
- Думаю, твои родители, да и вообще все вздохнут с облегчением, если ты просто скажешь правду.
Я уже рассказала Кэти, как пошла за ними в лес и видела ее старания соблазнить мистера Кингсли. До нее сразу дошло, что такого я выдумать не могла. Она разоблачена. Точка.
Горестно всхлипнув, Кэти вдруг разражается рыданиями. Я нерешительно протягиваю к ней руки, робея не потому, что она может отшатнуться, и не потому, что само прикосновение дается мне с трудом. Просто это утешение удивительным образом оказывается несказанным утешением и для меня самой.
- Так ты поделишься, что с тобой произошло? - Эдам кивает на мою щеку.
Солнце льется в огромное, от пола до потолка, окно у нас за спиной. Свет ложится мне на плечо, прокладывает на коже теплую дорожку. Торопливо орудуя вилками, мы заглатываем завтрак - с минуты на минуту будет звонок.
- Работала укротительницей львов в цирке. - С невозмутимым видом я трогаю шрам - порез от уголка левого глаза до скулы.
- И на трапециях летала?
- Да в аварию попала. В автомобильную аварию, - объясняю я. - Знаешь, Эдам, хорошо, что все уладилось. Я рада за тебя.
Он уже весь изблагодарился, услышав мой рассказ о том, как я видела их с Кэти в лесу, как потом говорила с ней и убедила признаться.
- Для меня очень важно остаться в Роклиффе, - повторяет Эдам; я и сама готова подписаться под этими словами. - Этот случай - кошмар каждого учителя мужского пола, но я и помыслить не мог, что такое произойдет со мной.
- Кэти предложили пройти курс психотерапии, потому что своими силами нам с этим не справиться.
Он кивает, молча жует, потом сдержанно произносит:
- Вчера она письменно подтвердила для полиции, что все ее обвинения вымышленные. И все благодаря тебе, Фрэнки. Я твой должник.
Это так Эдам выражает свои чувства. Кто другой на его месте бросился бы мне на грудь и разразился слезами облегчения. Мы знакомы без году неделю, да и знакомством это вряд ли назовешь - так, здравствуй и прощай. Но благодаря последним драматическим событиям я поняла, что Эдам, как и я, что-то скрывает.
- Я не шпионила, - снова повторяю я на всякий случай. - Собственно, ты уже все знаешь. Я просто обязана была заставить Кэти сознаться. Не могла я допустить, чтоб ты вылетел с работы. Для Кэти, между прочим, это не прошло даром, девочка здорово повзрослела.
Я решила больше никому не рассказывать, что стала свидетелем сцены в лесу. И мистеру Палмеру ни к чему знать о моей роли в истории с признанием Кэти. Пусть лучше считает ее храброй девушкой, осознавшей свою ошибку и имеющей мужество признаться в ней. Воображаю, как он скажет Кэти, радуясь про себя, что можно забыть про гадкий инцидент: "Наша цель - научиться извлекать урок из каждого события. Non scholae sed vitae discimus - мы учимся не для школы, но для жизни".
- Так ты согласна? - Эдам что-то говорил, а я прослушала. В ушах отдается треньканье школьного звонка. - Погуляем после уроков? - добавляет он, поднимаясь со скамьи.
- С удовольствием.
Всего два слова, но как же нелегко их выговорить. Эдам уносит грязную посуду, а я, провожая его взглядом, думаю о том, что пойти на прогулку, пообщаться с кем-то не на скорую руку, не в суете каждодневных забот - это никак не вяжется со всеми моими зароками, но поможет мне вновь ощутить себя нормальным человеком.
- Ты меня спас, - говорю я, накидывая куртку. - Теперь мы квиты.
Середина октября; каждый вечер приносит осеннюю свежесть. Впереди, уже на следующей неделе, зияют пропастью осенние каникулы.
Мне светил долгий вечер со слезами наших плакс, но Сильвия вызвалась подменить.
- В это время года они всегда очень скучают по дому, хотя, по-моему, дело не в том, что они так уж жаждут вернуться к родителям, а в том, что потом снова возвращаться в школу. Для многих, особенно для первоклашек, это самое тяжелое.
Я согласна: Роклифф-Холл змеей вползает в невинные сердца.
- Я учился в школе-интернате, - продолжает Эдам, - и ненавидел каждую треклятую минуту, проведенную там. А теперь вот, по иронии судьбы, сам преподаю в интернате.
Дорожка, по которой мы удаляемся от школы, тянется на километры к западу от здания. Я думаю о словах Эдама - это пятнышко цвета на черно-белой картинке его жизни. Мне хочется узнать больше. Наше общение неожиданно и приятно мне, как островок безопасности в общем хаосе. Если бы не выходка Кэти, его бы не было.
- А где ты учился? - Я застегиваю куртку до горла и приноравливаюсь к шагам Эдама - один его, два моих. - Там, где растут бананы?
Он мотает головой:
- Нет. В одном гадостном местечке в Бирмингеме. Странное, однако, дело.
- Ты о чем?
Мы выходим на пастбище, в меркнущем свете уходящего дня овцы - белые кляксы на желтовато-зеленом полотне. Животные перестают жевать и дружно поворачивают головы в нашу сторону.
- Гляди! - вполголоса восклицает Эдам и замирает, показывая на край поля. - Заяц! Счастливая примета. К богатству, если верить язычникам.
Заяц принюхивается и застывает неподвижно.
- Смотри, смотри, он нас заметил.
Заяц бросается под защиту живой изгороди и вдруг встает как вкопанный, только длинные уши шевелятся и черные глазки пристально следят за Эдамом, который снова говорит в полный голос.
- Я слышал, что ведьмы умеют оборачиваться зайцами. - Он косится на меня с ухмылкой. - Нет, правда.
- Ведьмы? - задумчиво повторяю я.
- Ага. В фольклоре сплошь и рядом одно живое существо может по своему желанию превращаться в другое.
- Что ты говоришь. - Я иду дальше, краешком глаза замечая, как заяц пулей скрывается в кустах.
- Думаешь остаться в Роклиффе навсегда? - интересуюсь я.
Мы пьем чай в учительской. Мы отшагали несколько километров, и к возвращению в школу щеки у меня были под цвет моей красной куртке. Эдама развеселила моя усталость, он сказал, что мне надо чаще гулять. Я улыбнулась, мне вдруг захотелось объяснить, почему я не могу этого делать.
- Навсегда - это долгий срок. Сначала я хочу закончить свою книгу.
- Книгу? - Я делаю вид, будто впервые слышу. Эдам приоткрывается еще чуть-чуть, избавляя меня от необходимости открываться ему.
Он кивает почти застенчиво:
- Это что-то вроде истории нашей школы.
После неловкой паузы, не дождавшись от меня ни звука, он продолжает, растягивая слова:
- Если точнее, это история самого здания, а не школы. Я и деревню Роклифф затрагиваю, события, которые там происходили. - Со своим акцентом он такой же чужой здесь, как и я. - Судя по всему, у деревушки весьма колоритное прошлое.
- Как это… колоритное? - У меня звенит в ушах.
Эдам пожимает плечами.
- У тебя время есть?
"Вся жизнь", - беззвучно отвечаю я.
Он подкатывает старинный шахматный столик и выдвигает ящик. Черные и белые резные фигуры кучей валяются на боку.
- Сыграем? - спрашивает он.
"А я уже в игре", - думаю я и согласно киваю.
Глава 24
Мое ожидание, мое детство растянулось на годы. Удивительно: разок бросишь взгляд на часы, выглянешь в окно, сбегаешь к почтовой доске - посмотреть, не пришпилено ли там письмо с твоим именем, а уж чуть не полжизни прошло.
Я привыкла к тому, что папы со мной нет. После того как он уехал, положив руку на плечо Патрисии, а жизнь - к ее ногам, он появлялся один или два раза. Не помню точно. Поначалу я расспрашивала о нем Патрисию, ей было известно больше, чем мне. Какое-то туманное выражение появлялось у нее на лице, когда она упоминала его имя. Уильям Фергус. Ей нравилось его так именовать, будто он гранд какой-нибудь. Уильям Фергус возил меня на своей машине в ресторан. Или Уильям Фергус купил мне шляпку. Уильям Фергус водил меня в кино. Уильям Фергус держал меня за руку.
А я с горечью думала, что Уильяму Фергусу плевать на родную дочь.
Вдобавок я прекрасно понимала, что значит "держал ее за руку". Телевизор в детдоме был, и мы видели, чем взрослые занимаются, подержавшись за руки. Когда я впервые догадалась, то убежала. Туфли, из которых я выросла, жутко жали, и только это, почище всякого наказания, не дало мне разреветься. Одного я не понимала: если папа и Патрисия подружились, если они теперь вместе, почему я должна жить здесь? Почему Патрисия не может стать мне новой мамой? Почему я не могу поехать домой?
А очень просто, наконец-то додумалась я, папа меня ненавидит, вот почему.