Больше всего Бетси любила школьные каникулы и, конечно, воскресенья, за исключением того бесконечного часа, когда приходилось смирно сидеть в церкви и перечислять Господни благодеяния.
- Что это - бладеяния? - шепотом спросила Бетси и яростно почесала голову.
- Это все то хорошее, что Господь дал тебе, - чуть слышно ответила я. Перед нами читал проповедь мистер Либи, над кафедрой взлетали его руки. Один из воспитателей обернулся и велел мне заткнуться - противный такой, я не знала его имени.
- А почему я должна их перечислять?
Бетси было почти пять лет. Она немножко умела считать и знала, что ее имя начинается с буквы Б. С учебой у нее было плоховато.
- Так полагается, - сказала я и сама задумалась. В самом деле, почему мы должны перечислять Его благодеяния? А если, к примеру, нечего перечислять - что тогда?
Потом я увидела, как Бетси один за другим загибает пальчики и беззвучно проговаривает знакомые числа. Подняв глаза к потолку, на пыльные дубовые балки, она складывала благодеяния, которыми наградил ее Господь.
- Сколько получилось? - прошептала я, когда запели первый гимн.
Бетси на секунду задумалась.
- Одно. Я много раз пересчитала, чтоб правильно было. - Она улыбнулась.
- Одно? - Я наклонилась к самому ее уху, и ее волосы залезли мне в рот. - Что это?
- Ты, - сказала она.
На протяжении недели воспитатели обещали нам за примерное поведение воскресный пикник. После службы, если мы были послушными, а погода хорошей, мы шли в тот край колокольчикового леса, где деревья разбегались вокруг полянки, заросшей травой. Как раз достаточно места, чтобы девочки разложили коврики, а мальчики собственными свитерами разметили площадку для крикета. Если воспитатели считали, что мы вели себя дурно, - а для этого довольно было провиниться хотя бы одному из нас, - не было ни клетчатых ковриков, ни пакетов с едой, ни приятного шуршания бумаги, когда разворачиваешь бутерброды, ни пластиковых стаканчиков с лимонадом, которые никак не хотели стоять на неровной земле, и никакого валяния на солнышке после еды. Надо было ждать по крайней мере еще целую неделю, чтобы впереди замаячила надежда на веселье.
Пикники случались, по моим подсчетам, примерно раз в месяц, не чаще. У нас было много хулиганистых мальчишек, из-за них воскресного удовольствия лишали всех. Когда же назначался очередной пикник, с нами отправлялись все воспитатели, даже те, которые вообще за нами не присматривали, а больше прятались по комнатам запретного коридора, носили темные костюмы и приглушенно беседовали о непонятном.
- Что такое "головоломка"? - спрашивала я у Патрисии.
- Загадка, - отвечала она.
- А "пере… пердеряга"?
- Передряга. Так говорят, когда попадешь в затруднительное положение. Неприятность.
- А что значит "изнасилование"?
Патрисия вскинула на меня глаза и с досадой захлопнула книгу, которую читала. Покачала головой и пошла к дубу, под которым устроились несколько воспитателей, как раз те, что мне так не нравились. Она села возле них и зашептала горячо, поглядывая в мою сторону.
Бетси забралась ко мне на колени и заснула. Она часто засыпала после пикника. Живот у нее был набит чипсами, пирожными и всякими вкусностями, которые не часто нам перепадали. Счастливое было время, эти воскресные дни после церкви. Если только никто не проштрафился на неделе, если только погода была хорошей, если только ночью я слышала сонное посапывание Бетси, если только никого не забирали.
Так я еще никогда себя не чувствовала. Может, заболела? Голова словно ватный ком, глаза не открываются. Это был "день конфет", я съела всего две штучки, остальные припрятала в тумбочку и вскоре после этого стала как пьяная, словно я - это не я, а кто-то другой. Я пошла и легла на кровать.
Проснулась глубокой ночью - музыка разбудила, и живот свело от голода. Я проспала ужин, проспала возню, сопровождающую укладывание на ночь, и все еще была в одежде. Что это? Кажется, раздались шаги? В полумраке я пригляделась к Бетси на соседней кровати: спит. Во сне у нее подрагивали веки.
- Кто здесь?
На полу лежала узкая полоска света от лампочки на лестничной площадке. Задернутые шторы чуть колыхались: окно за ними было открыто. Я никого не видела.
Внизу играла музыка, к нам в спальню долетали ее отзвуки. Опять у них вечеринка - визг и вскрики, перекрывая ритмичное буханье басов, взлетали над общим гвалтом, под который мы все научились засыпать. Воспитатели отводили душу. Зато как было здорово на следующий день, когда они еле таскали ноги и плевали на любые наши выходки.
Дверь вдруг открылась, в проеме возникли два черных силуэта. Я отчетливо видела, что это мужчины, один лысый, а у другого плечи шириной с дом. Я оцепенела и только таращила в темноте глаза, силясь узнать их.
- Кто здесь? - прошептала я.
По глазам полоснул луч фонарика, и чья-то рука легла на рот, загоняя мой крик обратно в горло. От руки пахло табаком, а от ее хозяина разило пивом. Вдвоем они стащили меня с постели, опутали руками, окутали чужими, противными запахами. Я отчаянно отбивалась, я лягалась, я бы и кусалась, да рот был зажат.
"Вот оно, случилось - пронеслось в голове. - За мной пришли ночные чудища. Вот, значит, как это бывает…"
Меня волоком тащили мимо кровати Бетси, я потянулась к ней, замолотила ногами, силясь вырваться, но мне прижали руки к телу и вынесли из спальни.
- Ты ж вроде говорил, она под дозой? - проворчал один.
Другой, лет девятнадцати-двадцати, не больше, только крякнул. У него было воспаленное красное лицо, рябое от прыщей и угрей. Лысый тяжело пыхтел от натуги, напомнив мне папу, его толстый живот задевал мои ноги, пока они тащили меня вниз по лестнице и дальше. В том самом, запретном коридоре музыка оглушала. Знакомая по радио мелодия била по ушам.
- Неееет! - завопила я, как только рука отпустила мой рот. Щеку тут же обожгло пощечиной.
- Заткнись, дура! - прошипел старший. - Хочешь нас всех под монастырь подвести?
Они остановились и выпустили мои ноги, пятки стукнулись об пол. Я рванулась удрать, но они по-прежнему держали меня за руки. Тогда я попыталась укусить одного из них и получила такой удар, что меня отбросило к стене. На какое-то мгновение я отключилась - только звон в ушах и разноцветные круги перед глазами.
- Делай, что тебе велят, дрянь! - Старший снова ударил меня. Я истово закивала: да, да, только не бейте! Но стоило сжимавшим меня рукам ослабить хватку, стоило этим двоим вполголоса заговорить друг с другом, как я припустила по коридору, к свету в дальнем его конце, к своей кровати.
Сама не зная как, я оказалась на полу, ощутила на губах привкус пыли. Меня схватили за ноги и поволокли назад, платье задралось, шершавые половицы обдирали кожу на животе. Распахнулась дверь, и меня швырнули в комнату, где играла музыка. Я увидела вокруг себя множество ног, воняло пивом. Меня перевернули на спину, раздались выкрики и гогот. Платье собралось у меня под мышками, я хотела его одернуть, но кто-то сильно пнул меня в ребра. Я похолодела и только часто-часто дышала. Не мигая я смотрела на полдюжины лиц, а они разглядывали меня. Кто-то плюнул мне в глаз.
Потом все смешалось, перепуталось. Вдруг оказалось, что я голая, но что стало с моей одеждой, не знаю. Я стояла и дрожала так, что ныли ноги. Было ужасно стыдно. Я прижала руки к груди. Не знаю, что раздалось раньше - смех или свист трости, заставившей меня убрать руки.
Стул леденил спину, до боли врезались в запястья веревки. Должно быть, я описалась, потому что почувствовала под собой теплую лужицу. Стул вместе со мной перевернули, струи потекли по спине, намочили волосы. И снова удары - по голове, по плечам. Башмаком, тростью.
Потом обо мне забыли. Я просто валялась на полу, согнутая под углом девяносто градусов, и деревянные планки стула впивались мне в спину. Меня трясло так, что сводило мышцы. Я лихорадочно водила глазами по сторонам, стараясь разобраться, что к чему и как мне отсюда вырваться. Я видела повара - он был без халата и болтал с другими мужчинами. Почему он позволяет им измываться надо мной? Я-то считала его другом. Видела еще хозяина деревенской лавки, где мы иногда покупали конфеты. Все прочие лица слились в одно смутное лицо.
Так вот куда попадали те, кого забирали ночные чудища? Я выла в голос; никогда в жизни мне еще не было так страшно. Веревки вгрызлись в щиколотки, но боли я уже не чувствовала. Я снова хотела к папе.
Вечеринка продолжалась. Вечеринка? Я увидела, как один из двоих, притащивших меня сюда, старший, целуется с какой-то женщиной, и зажмурилась. Ни Патрисии, ни мисс Мэддокс не было. Я стала их звать, но получила зуботычину.
После этого я перестала кричать и не проронила ни звука, даже когда какой-то мужчина снова поднял меня, даже когда он снял веревки и сдернул меня со стула. Бежать я не могла. Сил не было, меня качало, в голове шумело. Мне уже было безразлично, что я голая, вообще все безразлично. Комната плыла перед глазами, я не чувствовала собственного тела, словно его больше не существовало, я была не я, и только мой разум парил высоко под потолком, дивясь: что творится с этой несчастной тощей девочкой там, внизу, и зачем один из мужчин снял брюки?
Я видела боль девочки, страдание на ее лице. Она сжалась в комок, но мужчина растянул ее на полу. Собравшиеся в кружок зрители хлопали и ревели. Там была кровь. Пальцы рук и ног у нее посинели, голова бессильно моталась из стороны в сторону, сердце в груди тукало через силу, медленно-медленно.
- Эту больше не приводите, - недовольно процедил мужчина, застегивая молнию на брюках. - Одна морока.
Очнулась я в своей постели. Осторожно повернула голову и увидела профиль Бетси - вздернутый носик, пухлые детские губы. Протянув руку, я запустила пальцы в мягкие волосы и оставила их там, в кудряшках, а сама, уставившись подбитыми глазами в потолок, благодарила Господа за его благодеяния, и слезы беззвучно текли на подушку.
"Я вернулась, - кружилось у меня в голове. - Мне повезло. Я вернулась".
Глава 32
Звонок в дверь раздался, как раз когда Нина смешала салат. Что ж, ради Мика она будет веселой, постарается изобразить гостеприимную хозяйку. А потом сделает вид, что у нее дела на кухне, будет бегать в туалет, прятаться в спальне, пока не позовут. Мысль об общении с чужим человеком вызывала тошноту, хотя это общение и сулило деньги. Довольно с Мика жизни пресловутого голодного художника. У него талант, он заслуживает признания. Это его шанс, и, как бы паршиво ей ни было, губить этот шанс она не станет.
- Отлично. Рыбу пока в духовку ставить не будем, это можно сделать в последний момент - филе вмиг приготовится. - Нина вытерла руки полотенцем и напомнила себе: - Стол накрыть!
Она слышала, как Мик впустил гостя в холл. Тот громко, только что не криком, поздоровался с хозяином. Можно было разобрать обычный при знакомстве обмен именами, закрепленный рукопожатием, а затем все стихло. В гостиную прошли? Нина выглянула из кухни: пусто. Должно быть, Мик убирает в шкаф верхнюю одежду гостя. Надо быстренько закрыть дверь, чтобы незнакомый человек не увидел ее у плиты.
Нина решила дать мужчинам какое-то время поговорить, а потом уж выйти к ним, да и дел на кухне у нее еще минут на десять. Из столовой донеслись голоса - значит, мужчины перешли туда. Хорошо бы галерист обратил внимание на картины Мика, на стенах столовой висит несколько его работ. При мысли о том, что Мику, возможно, удастся продать картины за такие деньги, о которых он и не помышлял, Нина разволновалась. Буквально на днях они опять обговаривали пристройку, новую ванную, и Нина цеплялась за свою мечту, что бы ни происходило вокруг. Больше у нее ничего не осталось.
Прижав ухо к двери, она напрягла слух: о чем идет речь? Мужчины разговаривали очень тихо - кажется, обсуждали время, уходящие годы, - но она мало что разобрала. Мик наверняка нервничал - он совсем не умел рекламировать собственную работу.
- Самое время выпить, - пробормотала Нина, возвращаясь к духовке, представила Мика с графином в руках и тут же услышала звон стаканов и приглушенные тосты. - За удачу Мика! - Она подняла свой бокал с вином. Хоть что-то положительное во всей этой сумятице.
Нина мыла руки, когда вошла Джози.
- Накрой на стол, солнышко. - Она перекинула дочке салфетки, выдвинула ящик буфета и среди счетов, ручек, всякого хлама раскопала свою губную помаду. Бледно-розовую, любимый тон Мика. Пусть хоть мужу она принесет удачу, раз у самой удачи нет и в помине.
- Почему я всегда должна накрывать на стол? - бурчала Джози, собирая столовые приборы. Она ведь спустилась только за чипсами, и вообще у нее важный разговор с друзьями из "Afterlife".
Нина глянула в зеркало и вздохнула. У себя за спиной она увидела отражение гостиной и Джози, нехотя раскладывающую на столе ножи и вилки. Изнутри поднималось незнакомое чувство - смесь ярости, любви и страха. Чтобы не сорваться, Нина сжала кулаки. Хотелось разнести все вокруг, самой загубить собственную жизнь, пока этого не сделал кто-то другой. Сунув руку в карман, Нина вытащила заколку, поднесла к зеркалу и ткнула острым концом в своего двойника, со скрипом прочертила линию по стеклу.
- Ой! - взвизгнула Джози, уронив нож на ногу. - Больно!
Нина спешно сунула заколку обратно в карман. Ее затрясло, словно это она причинила дочке боль. Исподлобья глядя на свое отражение, она постаралась взять себя в руки.
- Сегодня вечер Мика. Не угробь его!
На пороге кухни появился Мик, Нина почувствовала на себе его взгляд и обернулась. Муж был бледен и выглядел встревоженным.
- Что-то не ладится? - спросила Нина. Похоже, дела с лондонскими галереями Мику не по плечу.
- Все отлично, - неуверенно отозвался он. - Думаю… мы как-нибудь договоримся. - Мик взял стакан, налил себе холодной воды и осушил залпом, словно неделю томился жаждой. Потом заметил: - Прекрасно выглядишь, - и чмокнул ее в щеку. - Спасибо за хлопоты. - Мик на мгновение сжал ее плечи и вернулся в столовую. Жену он не позвал.
"Дорогая, позволь тебе представить…" - изобразив фальшивую улыбку, передразнила Нина. Хотя, конечно, если ты меня стыдишься… Ерунда собачья. Мик не стыдится ее, он просто психует - уж очень важная сделка.
В комнате вновь раздались мужские голоса, и Нина решила, что пора показаться. Проходя мимо зеркала, быстро поправила волосы и вошла в столовую.
Адреналин запустил сердце на все обороты прежде, чем она осознала причину. Ей казалось, что она идет по комнате, тогда как на самом деле она встала как вкопанная и наигранная улыбка медленно сползала с лица. Не в силах шевельнуться, она смотрела на гостя.
Тот неторопливо поднялся, с бесстрастным выражением протянул руку. Среднего роста, чуть пониже Мика. Все в нем было острым, колючим, от рук и ног до торчащих волос и длинного носа, даже каждый зуб в отдельности казался остро заточенным. Ей стало безумно страшно.
Нина с трудом заставила себя ответить на рукопожатие. Надо держаться в рамках приличия.
Гость натянуто улыбнулся.
Она впилась взглядом ему в лицо: неужели?..
Нет. Определенно не он, просто память снова играет с ней шутки.
По спине бежали мурашки, сквозь волны накатывающей дурноты она старалась сосредоточиться на его лице и не упасть в обморок. К счастью, тело само сопротивлялось, подстегнутое инстинктом самосохранения, стремлением выжить.
"Это ошибка! - мысленно взывала она неизвестно к кому. - Этого не может быть".
- Добро пожаловать… в наш дом, - выговорила Нина, стараясь унять дрожь в голосе и силясь улыбнуться. Узнал ли он ее? Все-таки столько лет прошло.
- Чрезвычайно рад нашей встрече, миссис Кеннеди. - Отчетливые, аккуратные слова выскользнули из тонких губ свинцовыми пульками.
Нина вздрогнула, сглотнула. Мыслей не было - лишь мутный водоворот эмоций.
- Зовите меня просто Нина, - сказала она, бросив взгляд на Мика, который совершенно забыл о своих обязанностях хозяина.
- А я - Карл, - отозвался гость. Глазки у него масляно заблестели, подбородок выпятился вперед. - Карл Бернетт, - добавил он.
Все завертелось у нее перед глазами. Он здесь, в ее доме! Как разыскал?
- Очень, очень рад… - продолжал он, сделав паузу для пущего эффекта, - нашей встрече.
Нина явственно ощутила в кармане заколку. Он послал заколку как предупреждение, а теперь и сам здесь, в ее доме, и подспудно угрожает. Он не мог не узнать ее, ему прекрасно известно, кто она такая. Хуже всего, что его приход - прямая угроза для ее семьи. Он может положить конец всему, достаточно шепнуть Мику всего несколько слов на ухо.
Ради Мика и Джози ей надо держаться, по меньшей мере до тех пор, пока не появится возможность обдумать дальнейшие действия. Скорее бы прошел этот вечер и они остались втроем…
Мик наконец обрел голос.
- Дорогая, Карл владеет галереей на Нью-Бонд-стрит.
"Неправда! Ничего подобного!" - мысленно крикнула она.
- Неужели? - еле слышно выдавила вслух, бросив быстрый взгляд на мужа.
У него был ошарашенный вид, судя по всему, этот человек привел Мика в полное замешательство. Нина отчаянно посылала мужу сигналы опасности и безмолвно призывала: ну пойми же, пойми! Как дать ему знать, что Карла интересуют отнюдь не картины, что это ее он жаждет повесить, а не пейзаж или изящное ню? Карл использовал Мика, чтобы добраться до нее, Нины. Омерзительно.
И все же она лелеяла надежду, что если будет вести себя естественно, вечер пройдет гладко.
- Мне очень приятно, что в последнее время работы Мика вызывают такой интерес. - Невесомые как паутинка, слова едва долетели до середины комнаты.
У мужчин в руках были стаканы. Облокотившись на комод, Нина и себе налила хорошую порцию джина с тоником.
Карл прошелся по комнате. Он был с ног до головы в черном, держался уверенно и раскованно, лицо не выдавало никаких эмоций: пустая физиономия над костистыми плечами, способными сдвинуть мир - Нинин мир. Тронул пару безделушек, взял в руки фарфоровую птичку, которую Джози подарила Нине на день рождения.
- Мик говорит, у вас есть дочь? - Снова та же улыбка вонзается Нине в сердце.
Одно упоминание о Джози, сам факт, что он знает о ее существовании, заставили Нину облиться холодным потом.
- Да, - процедила Нина. - Не хотите ли еще выпить? - Любым способом она должна была увести разговор от Джози.
Дальше все происходило стремительно и вместе с тем словно в замедленном движении. Если бы позднее ее попросили описать, Нина припомнила бы лишь нестерпимую боль в сердце и желчно-горький страх, комом ставший в горле.
В гостиную вплыла Джози и озарила ее беспечностью и очарованием - искусство, которым она овладела, как только научилась ходить. Помедлила на пороге, разглядывая присутствующих, затем отец шагнул к ней, нежно обнял за плечи. Рад передышке, подумалось Нине.
- Мистер Бернетт из Лондона, - представил гостя Мик в ответ на вопросительный взгляд Джози.
Нина про себя молила, чтобы муж почувствовал напряжение в гостиной, чтобы услышал ее безмолвное сообщение.