- Они же стоят… до фига баллов! Пацан и вправду в тебя втюрился.
Этой парочки здесь нет, они целиком в своем таком настоящем-настоящем мире, который существует исключительно у них в головах. И нарисованные цветы значат для Дженни не меньше - если не больше, - чем те, которые этот парень отправил бы ей с посыльным. Кликнув мышкой, она принимает подарок. Посыльный на экране интересуется, не желает ли она отправить ответный подарок.
- Заставь его подождать, - советует Флис. - Пусть помучается.
Кашлянув, я обрываю их секреты.
- Девочки, а можно найти кого-то конкретного?
- Само собой. Здесь куча опций для поиска. - Дженни наводит курсор на цветы, дважды щелкает - и они оказываются в вазе в ее розовой виртуальной спальне. - Но стать другом этого человека можно только с его согласия. Правила безопасности.
Стараясь подавить готовые выступить слезы, я киваю:
- И это очень хорошо.
Флис удивленно на меня косится и вытаскивает из кармана пачку салфеток:
- Вот, мисс, возьмите.
Девчонки переглядываются, им меня жалко. Дженни открывает окно расширенного поиска.
- Вы знаете имя пользователя, которого надо найти? - спрашивает она.
Я сморкаюсь и задумываюсь.
- Нет, не знаю.
Значит, конец? Мне достался всего один мимолетный взгляд в иной мир, такой заманчивый, что я ощущаю его притяжение каждой своей клеточкой.
- Можно поискать по настоящему имени, мисс. Только если вам нужна Джейн Смит, будьте готовы перелопатить сотни ответов.
Девочки искренне хотят помочь, но я уже чувствую их нетерпение. Пальцы Дженни замерли над клавишами, в квадратике мигает курсор. Я перевожу глаза с одной на другую. Быть может, в эту самую минуту их матери думают о своих дочках, надеются, что им хорошо в школе, что их вкусно кормят, что у них есть подружки, что они делают домашние задания и самое главное - что они счастливы.
- Вы бы позвонили потом родителям, - предлагаю я. - Сказали бы мамам, что любите их.
Дженни и Флис сдерживаются, хотя им так и хочется прыснуть со смеху, я вижу. Но вижу и проблеск в глубине глаз: а что, мысль не такая уж глупая…
- Моя сейчас в отпуске во Флориде, проснется только через несколько часов.
- А моя вечно на всяких встречах. Если я ей помешаю, обозлится как черт. - Флис колупает лак на ногте.
- Готова поспорить, они в вас души не чают, - с тоскливым чувством бормочу я.
- Извините, мисс, нам не хочется вас подгонять, но если придет учитель… - Дженни оглядывается на дверь. - Вы знаете настоящее имя, кого мне искать?
- Да, да.
Я встаю и наклоняюсь через ее плечо, чтобы лучше видеть. Вот оно, мелькает у меня в голове, - мгновение, когда прошлое нагоняет настоящее, когда все, что я скрывала, становится реальным. Я задерживаю дыхание, закрываю глаза. И, почти касаясь губами ее уха, теплым шепотом говорю:
- Найди мне Джозефину Кеннеди.
Глава 37
Нина дважды перемыла посуду, оттерла до блеска стол на кухне и вымела пол. Перерыла весь шкафчик, но отыскала-таки средство, от которого окна засияли хрусталем. Вынесла мусор, в гостиной пропылесосила ковер и обивку на всей мебели, метелкой из перьев смахнула с потолка паутину. Затем принялась за дверные ручки и начистила их до блеска, после чего отдраила и продезинфицировала туалет на первом этаже. Скатерть и льняные салфетки, которыми они пользовались за обедом, засунула в стиральную машину и включила кипячение.
В два часа ночи Нина опустилась на краешек плетеного кресла у окна в сад. Фонари вдоль дорожки к мастерской все еще горели.
- Чем это ты тут занимаешься?
Нина обернулась. В коротких пижамных штанах в красно-синюю клетку рядом стоял Мик с припухшим со сна лицом. Ей была приятна его близость - и вместе с тем хотелось его оттолкнуть. Мысли крутились, как белье в стиральной машине. Это был самый ужасный вечер в ее жизни - почти самый ужасный, - и она понятия не имела, что ей теперь делать. Знала только, что главное - уберечь семью.
- Наводила порядок. - Нина не узнала собственного голоса.
Во время уборки она носилась как шальная, отключившись от реальности, от того, что неминуемо должно было произойти. Она так долго жила с завязанными глазами, обманывая себя, мужа, дочь.
- Да ведь посуда уже вымыта. Я слышал шум. - Мик оглядел сверкающую чистотой комнату и нахмурился: - Ты что, уборку затеяла? В такой час?
- Мне хотелось избавиться… - Нина отвернулась к окну. - Хотелось поскорее разделаться с этим.
Мик пальцем поймал ее подбородок, повернул лицом к себе, присел возле кресла на корточки.
- Тебя что-то расстроило?
Нина покачала головой. Как смотреть в эти глаза? Ведь они видели, как из молодой девушки она стала зрелой деловой женщиной и матерью семейства.
- Все хорошо. - Она заставила себя улыбнуться. - Просто устала.
- Досталось тебе сегодня, - вздохнул Мик. - Зря я согласился на эту дурацкую встречу. - Вслед за Ниной он бросил взгляд в сад, потом повернулся и поцеловал ее в щеку. Осторожно, чуточку печально, виновато. - Если тебя это хоть сколько-то утешит - Бернетт заказал мне несколько картин.
- Да? - Нина вспыхнула. - Это… это замечательно, - добавила она, коря себя за то, что Мик пытается преуменьшить свой успех. Но новость убивала.
- Он говорит, у него целая очередь из желающих приобрести художественные произведения… хм-м… скажем так, не стандартные. - Мик сложил руки на груди. - А моими работами он хочет заполнить брешь на этом рынке.
- Прекрасно, - отозвалась Нина. Против ее воли вышло вяло, бесцветно.
Хуже того, что сообщил Мик, ничего и быть не могло. Объясниться с ним? Нет, это не вариант. В другое время она сказала бы себе, что утро вечера мудренее, и отправилась бы спать. Но не сейчас. На этот раз не будет успокоительного разделения ночи и дня, не будет подзарядки, не будет сияющих глаз и принятия решения на семейном совете. Как смеет Бернетт использовать Мика, чтобы добраться до нее! Трус и психопат.
Мик обнял ее - крепко, но нежно. Для Нины это объятие было и концом, и началом. Слезы затуманили глаза, заволокли самую основу ее жизни - того, кого она боготворила.
- О, Мик! - выдохнула она, глотая рыдания.
- Что, любовь моя?
А вдруг это тот самый случай, та минута, когда она может быть предельно откровенной с мужем? Чувствует ли он ее отчаяние?
Но Нина промолчала, не найдя в себе сил заговорить. Волна подхватила ее и неотвратимо влекла к водовороту, в темные его глубины. Она знала, что идет ко дну. И знала, что никого не должна утянуть с собой.
- Пойдем спать. Я не засну, если буду знать, что ты еще тут. Пропади она пропадом, эта встреча! - Мик поднялся, потянул Нину с кресла, привлек к себе.
- Мик, мне нужно тебе кое-что сказать. - Она словно окаменела, взгляд стал безжизненным.
- Я слушаю.
Нина набрала в грудь воздуху.
- Ты меня убьешь, но… - Она закрыла лицо руками. Надо решиться, не время раскисать. - Это вышло случайно и… - Всхлип был наигранным лишь отчасти. - Помнишь, я пошла показать Карлу твои работы в мастерской, а там было темно, я нечаянно опрокинула… тот чудесный портрет, который ты написал с меня. Хотела его удержать, но наступила прямо на холст, и он порвался! - Всхлипывания перешли в совершенно искренние рыдания. - Мне так жалко, Мик! Я не стала раньше говорить, чтобы не портить тебе вечер.
- Нина, Нина, Нина! - Мик стиснул жену в объятиях. - Так вот почему на тебе лица не было, когда ты вернулась из мастерской. А я ведь было подумал, что Карл тебя чем-то расстроил или, чего доброго, начал приставать. - Мик даже рассмеялся от облегчения. - Ради всего святого, не переживай ты из-за этого холста! Я его так заштопаю, ты и не заметишь. - Поцеловав Нину в шею, он велел не заниматься ерундой и зря не волноваться. - Все будет хорошо, любовь моя.
- Спасибо тебе, Мик, - шепнула ему в плечо Нина, зная, что не будет ничего хорошего.
Должно быть, она все-таки заснула, потому что не заметила, как совсем рассвело. Она видела, как между шторами пробиваются первые лучи, слышала, как на улице мурлычет себе под нос и звенит бутылками молочник, почувствовала, как качнулась кровать, когда из-под одеяла выбрался Мик. В постель он не вернулся. Нина догадалась, что муж встал пораньше, чтобы поработать.
И тут она вспомнила.
Дарованная сном двухчасовая передышка мигом соскользнула с нее, как и пуховое одеяло. Она встала и пошла в ванную. Включила душ и, пока вода нагревалась, разглядывала себя в зеркале. Постепенно отражение исчезло в клубах пара.
- Вот и нет тебя, - прошептала она, открывая стеклянную дверцу душевой кабинки и шагая под горячие струи.
Она стояла под душем, и потоки воды шевелили ее волосы, разгладили их по плечам. Нина медленно провела ладонями по лицу - хотелось смыть колючую усталость. Не вышло.
Вчерашний ужин - хотя она почти не ела - камнем лежал в желудке. Должно быть, она заболела. Держась обеими руками за кафельные плитки, Нина подалась вперед, опустила глаза на свои ноги и просто стояла под водой.
Потом, завернувшись в полотенце, снова долго смотрела в запотевшее зеркало. Мало-помалу его поверхность очистилась, появилось ее лицо. Не отрывая глаз от своего отражения, Нина представляла, что из зеркала на нее глядит совсем другая женщина.
Глава 38
В библиотеке висят картины. На картинах - лица. Равнодушные глаза взирают на меня сверху вниз. Я иду вдоль стены, разглядываю людей на картинах, шепотом спрашиваю у них: а вы видели то, что видела я?
- Считается, что среди них есть и ценные.
Я не оборачиваюсь, хотя мне следовало бы вздрогнуть, развернуться с круглыми глазами, охнуть, начать оправдываться, уверять, что я ужасно занята, извиниться и убежать.
- Наш Палмер - страстный коллекционер живописи.
Эдам стоит у меня за спиной, на расстоянии дыхания, от его близости горит шея.
- Чтобы по-настоящему оценить картину, нужно время. - Я вовсе не это собиралась сказать, и вообще я собиралась улизнуть со своей стопкой чистого белья.
- Ну-ну, продолжай. - Таким тоном учитель подбадривает запнувшегося ученика. Эдаму невдомек, до чего мне тяжело вести с ним сейчас этот разговор. Прошлое, как выясняется, мчится резвее настоящего, оно куда проворнее. Миг - и оно становится будущим.
- Просто на каждую картину у художника уходит уйма времени. Поэтому и смотреть на них следует не торопясь, чтобы должным образом оценить работу мастера. - Не зная точно, где он стоит, я осторожно поворачиваюсь и оказываюсь нос к носу с Эдамом.
И совсем некстати принимаюсь хохотать.
- Боже правый, это еще что за вид?
Эдам делает удрученную физиономию: грустный клоун с намалеванной улыбкой.
- Разве тебе не нравится мой костюмчик?
- Не то чтобы не нравится… Просто любопытно, с чего это ты вырядился в желтое трико, розовую рубаху в полосочку, голубой кудрявый парик… - я прячу ухмылку за ладонью, - и шутовские башмаки.
- Да я в этом каждый день хожу! - театрально возмущается он. - Ты что, не в курсе? Сегодня школьный благотворительный забег. Ты разве не получила сообщение по электронке? Всем рассылали.
- Нет, не получила. У меня ни электронного адреса, ни компьютера.
- И сколько времени?
- Что?.. - Эдам меня совсем запутал.
- Сколько, по-твоему, нужно было времени, чтобы написать эти портреты? - Его мысли, как и мои, скачут между прошлым и настоящим.
- Для начала, здесь работы не одного художника. - Я пробегаю взглядом по ряду из десяти-двенадцати портретов. - Четыре различных стиля. А вот эта последняя картина - просто бесподобна, в точности Матисс. Какие цвета, композиция, свет. Мне очень нравится. Если бы я собралась вкладывать деньги, то в нечто подобное.
- Впечатляющие познания, только здесь пять художников. - Грим и парик забавно контрастируют с серьезным выражением лица Эдама.
- Вряд ли ты…
- А электронный адрес у тебя есть, как у всех сотрудником школы, - твои инициалы, потом фамилия, школьный домен, точка, net.
- Правда?
От пестрого разноцветья Эдама хочется зажмуриться. Глаза он себе обвел темными кругами, отчего нос с легкой горбинкой еще заметней выдается над ярко разрисованным клоунским ртом от уха до уха.
- У нас в Роклиффе почту надо проверять регулярно. Вот прочла бы сообщение - смастерила себе похожий нарядец и приготовилась пробежать-пройти-проползти восемь километров вокруг деревни в благотворительных целях. - Он поправляет съехавший набок парик. - И мне не пришлось бы упрашивать тебя пойти со мной.
Улыбка сползает с моего лица. Долго ли мне еще улыбаться, морщась от боли? Зарубцуется ли когда-нибудь окончательно порез на щеке, но главное - заживут ли ссадины внутри, из-за которых приходить жить с каменным лицом?
- Тогда действительно жаль, что я его не видела, - говорю я и мысленно отмечаю: не забыть поинтересоваться насчет электронной почты и Интернета для сотрудников.
- Стало быть, ты любишь Анри Матисса, - констатирует Эдам. - Одно очко в мою пользу: я еще кое-что про тебя выяснил.
- Ведешь счет? - недоверчиво переспрашиваю я.
- Не хочешь в выходные посетить галерею? В Лидсе выставка, которая должна тебе понравиться.
- Я не художественный критик. Мне нужно убрать школьную форму и вычистить спортивную форму и… - Я трясу головой и иду прочь, но представляю себе пустынную дорогу, голый пейзаж собственной жизни - и останавливаюсь. - Может, когда-нибудь мы и сходим в галерею. Пожалуй, я бы с удовольствием.
Еще с каким удовольствием - не передать.
- А если все-таки передумаешь насчет забега, я тебе одолжу свой парик! - кричит мне вслед Эдам.
Я с улыбкой качаю головой. Ноги отказываются уводить меня от него.
Флис и Дженни обещали молчать, хотя я их здорово напугала, когда не выдержала и разревелась над клавиатурой.
- Мисс? Что с вами, мисс?
Я подняла голову. Девчонки топтались у двери, горя желанием поскорее удрать, пока их не застукали. Им еще и сочинение сдавать.
- Ничего, идите. - Я благодарно кивнула, и они убежали.
А я осталась рыдать над столом. После только что увиденного тоска превратила меня в тряпичную куклу.
Когда Дженни очухалась от восторга, в который ее повергли цветы, присланные виртуальным приятелем, она занялась нужными мне поисками в "Afterlife". В результатах поиска оказалось восемь Джозефин Кеннеди - не такое уж редкое имя. Та, которую я искала, была третьей в списке.
- Вот! - выдохнула я. Пораженная непривычными чертами, я не могла отвести глаз от крошечной фотографии. Под именем значилось: место жительства - Портисхед. Сердце помчалось галопом, замерло, снова понеслось: сейчас я загляну в ее далекий мир.
Дженни кликнула мышкой на имени.
- Она почти две недели не выходила в сеть.
- Откуда ты знаешь? - Я вцепилась в край стола. Весточка. Уже больше, чем я ожидала.
- Здесь значится, смотрите. - Дженни покрутила курсором по панели информации. - Последний вход в систему 10 октября.
Теперь я знаю, что Джозефина Кеннеди делала 10 октября. Так просто, но я пришла в восторг.
- А это что значит? - спросила я. Мне хотелось еще. Рядом с ее именем выстроилось в ряд несколько иконок.
Флис и Дженни переглянулись, вздохнули.
- Это относится к игре. Краткие данные о том, как она играет, что делает. - Девчонки наслаждались собственным превосходством.
- Вот это сердечко означает, что она ищет любовь, - ухмыльнулась Флис.
- Правда? А это что?
- А это - что засекретилась. Если вас нет в списке ее друзей, вы не сможете прийти к ней в гости.
- И что нужно сделать, чтобы попасть в список ее друзей? Зарегистрироваться и стать участником игры, так?
Дженни кидает взгляд на часы, потом на дверь.
- Так.
Я уже было решила прекратить расспросы и поблагодарить девочек за то, что дали хоть одним глазком заглянуть в эту неведомую жизнь, когда иконка Джозефины Кеннеди вспыхнула и под ее именем замигало зеленым неоном: "в сети".
- Что происходит? - Я чуть не носом ткнулась в монитор. Руки не слушались, с мышкой я не совладала бы.
- Повезло, - хмыкнула Флис, - она вышла в сеть. В "Afterlife" всю дорогу ошивается кто-нибудь из твоих знакомых, в этом самый прикол!
- Она прямо сейчас за компьютером? - У меня перехватило дыхание.
- Само собой! - Дженни была потрясена моим невежеством. - Хотите поздороваться? Можно послать поцелуйчик или улыбку. Это типа "здрасьте", ни к чему не обязывает.
- Нет-нет, не надо. - Я не отрывалась от экрана, и он вдруг снова замигал.
Дженни обновила страничку.
- Смотрите. Она поменяла свое настроение и девиз.
- В каком смысле? - Сквозь пелену в глазах я с трудом разбирала мелкие буковки.
- Поставила себе "переменчивое" настроение, - сказала Флис.
- А девиз у нее теперь просто "Почему?". Вообще-то сюда обычно вставляют любимую цитату или поговорку, - озадаченно добавила Дженни.
Рука тянется к экрану, я будто пытаюсь окутать виртуальную жизнь Джозефины Кеннеди сеткой безопасности. Стены кабинета информатики расплываются, я вижу только экран и радужный ореол вокруг ее слов.
- Потому что у меня не было выбора…
От беззвучного шепота и горло перехватило намертво, я крепко зажмурилась, а когда снова открыла глаза, Джозефина Кеннеди исчезла из сети, словно никогда там и не была.
Обитатели деревни Роклифф высыпают на улицу, чтобы полюбоваться ежегодным зрелищем. Одни нарисовали плакаты, другие вывесили на окна флаги, и все громкими возгласами приветствуют пробегающих мимо девочек, бросая в маленькие ведра монетки.
- Я и не подозревала, что… настолько… не в форме! - А еще я не подозревала, что нелепый вид помогает отвлечься. Оказывается, помогает. На мне розовая балетная пачка и прозрачные крылышки, выуженные с самого дна ящика с театральными костюмами. Кто-то из шестиклассниц одолжил мне полосатые гольфы, а Лекси намалевала ярко-бирюзовые круги вокруг глаз и алый рот. До профессионального гримера ей, конечно, далеко, но благодаря ее стараниям я теперь идеальная пара для Эдама, с которым мы дружно трусим по деревне. - Ради чего… это все? Хорошо бы ради чего-нибудь стоящего. - Я пробую улыбнуться.
- Ради местного детского дома, - отвечает Эдам. Он даже не запыхался! - Мы такое устраиваем каждый год. Детдомовских ребят на целый день везут в Скарборо, а мы собираем на дорогу, кормежку, гостинцы и все такое.
Я останавливаюсь, будто наткнулась на стену.
- Детский дом?
- Да. В Харрогейте. Заведение муниципальное, деньжат маловато. - Эдам тоже останавливается и, забыв о своем шутовском костюме, добавляет серьезно: - Это дело чрезвычайно близко моему сердцу.
Я хватаю ртом воздух, мысли разбегаются.