Запустился левый мотор, потом правый… Самолет вздрогнул, медленно покатился по дорожке, набрал скорость, и я увидел, как наземные огни стали быстро удаляться. Мы оторвались от земли… Пути назад больше не было.
Я надел шлемофон, к которому был прикреплен изогнутый стальной стержень с небольшим микрофоном, и нажал на кнопку включения.
- Алло! Ларье?
- Да.
- Все прошло хорошо?
- Очень хорошо.
- Вы пристегнулись ремнем?
- Я не в первый раз лечу на самолете!
- Я так и думал… Вы видите сверток под вашим сидением?
- Это мой парашют?
- Именно. Вы сумеете его надеть?
- Да.
- Хорошо, вы сделаете это в нужный момент. Я предупрежу вас. Вы заметили в вашей кабине специальный люк? Прыгать вы будете через него. Он закрыт на две задвижки, вы их видите?
- Вижу.
- О'кей! Рядом с парашютом я положил для вас бутылочку шотландского виски. Если угодно, вы можете приложиться к ней уже сейчас!
- Спасибо. Я никогда не пью спиртного.
- И напрасно. Мне кажется, хороший глоток вам бы не повредил.
Он не ответил. Я не знал, что еще ему сказать. Пилот получил инструкции Ларье по телефону. Он знал, над какой точкой Германии выбросить нас. Вместе мы изучили карту этого района. Если верить указаниям моего товарища, лаборатория находилась между чешской границей и Бреслау, у подножия Рудных гор, в двадцати километрах от Швейдница. Чтобы добраться туда на этой развалюхе, нам нужно было не менее двух часов. В подобных случаях два часа кажутся более длинными, чем жизнь паралитика…
Двигатели ровно гудели. Луна разливала яркий свет. Внизу людишки спокойно храпели или занимались любовью.
Я погрузился в мечты. Мысли мои были расплывчатыми, как клей, и такими же вязкими. Шум мотора действовал на меня усыпляюще. Внезапно я услышал тревожный голос Ларье:
- Сан-Антонио!
- Слушаю!
- Мне плохо!
Только этого не хватало! Я предусмотрел все, кроме обморока Ларье… Если он рассчитывал, что я суну ему под нос флакон с нашатырным спиртом, то попал пальцем в небо.
- Что вы ощущаете, старина?
- Головокружение… У меня кружится голова и подташнивает…
- Выпейте немного виски.
Я услышал слабый звук открываемой бутылки.
Я попытался восстановить в памяти симптомы, наблюдавшиеся у тех, кого заразил Ларье. Старик говорил о потении и удушье. Он не упоминал ни о головокружении, ни о тошноте.
- Ларье!
Ответом мне был жалобный вздох.
- Плохо дело?
- Не слишком хорошо.
- Вы выпили виски?
- Да.
- Я думаю, у вас это от высоты… К тому же вы находитесь в тесном пространстве… Откройте вентиляционное окошко в левой стенке вашей кабины.
Прошла минута. Я не осмеливался задать вопрос о его делах. Наконец, он сказал:
- Мне немного лучше, Сан-Антонио. Мне кажется, вы были правы: виновата нехватка воздуха…
Я не смог сдержать глубокого вздоха.
- Вот видите! Не нужно терять присутствия духа, старина. Потерпите еще полтора часа, и мы будем на месте.
Я догадывался, что мой голос был последней нитью, связывающей его с миром.
- Поговорите со мной, Сан-Антонио, - попросил Ларье. - Мне хочется открыть люк и выпрыгнуть без всякого парашюта!
- Не говорите ерунды, Жан! Не надо разбивать компанию! Вы напомнили мне старую шутку об одном типе, который прыгал с парашютом в первый раз. Он спросил у своего приятеля:
- Что делать, если зонтик не раскроется?
- Тогда ты можешь потребовать, чтобы тебе выдали другой, - ответил тот.
Я не ожидал, что Ларье засмеется. Шутка была неважной, к тому же, чтобы развеселить парня со смертью на плечах, нужно было обладать чертовским чувством юмора. Тогда, чтобы прервать молчание, я принялся молоть всякую чушь.
От непрестанной болтовни у меня пересыхало в горле, и, чтобы промочить его, я время от времени использовал отличное средство из своей бутылки.
Когда, почувствовав себя вконец измотанным, я замолк, светящийся циферблат часов сказал мне, что до цели нам оставалось только пятнадцать минут.
- Как мы будем поддерживать связь на земле? - внезапно спросил Ларье.
Не ломайте себе голову, у каждого из нас есть переносная рация. Ваша лежит под парашютом, не забудьте надеть ее на шею перед тем, как прыгать.
- Прекрасно!
Самолет продолжал лететь на большой высоте. Я подумал, что радары наверняка засекли нас… Однако наш опытный пилот казался совершенно спокойным.
Он обернулся ко мне и дал команду надеть парашют. Я передал приказ Ларье:
- Подготовьтесь… Мы на подходе.
Сам я натянул сбрую и проверил крепления. Мне предстояло впервые шагнуть в пустоту, и это немного пугало. Мне объяснили, как пользоваться этим зонтиком, но, даже все прекрасно поняв, я испытывал некоторую робость. Как будто нашу программу составлял какой-нибудь шутник. Сейчас раздастся команда "Срочный спуск!", а потом "Расправить перья!"
Я бросил взгляд вниз. Местность под нами была лесистой, однако вдалеке простиралась равнина с мягкими складками холмов.
Пилот поднял руку.
Я приказал Ларье:
- Внимательно посмотрите на часы! Ваш прыжок ровно через две минуты. А теперь снимите шлемофон, и до скорого свидания на земле!
- Удачи! - сказал он.
Итак, с этим было покончено. На время мы оказались отрезаны друг от друга. Я подошел к люку, который был сделан специально для этого случая, и открыл его. Поток ледяного воздуха с ревом ворвался в кабину. Я не отрывал глаз от секундной стрелки часов.
До прыжка Ларье оставалось всего тридцать секунд. Было решено, что я прыгну следом.
Я скосил глаз на бесконечность, открывавшуюся в квадрате под моими ногами, и подумал о старушке Фелиси, которая, должно быть, мирно спит в пансионе "Мимоза"…
Оставалось десять секунд. Я начал медленный отсчет:
- Девять, восемь, семь, шесть, пять, четыре…
Вдруг что-то белое вывалилось из самолета, как навозная куча. Ларье открыл люк раньше, чем следовало. Над ним появилось нечто похожее на белое знамя, раздался хлопок, знамя распрямилось, надулось… Что ж, с ним все было в порядке.
Я сдвинул ноги, закрыл глаза, сжал пальцы на кольце парашюта - и привет! Меня ждали великие пространства!
Вы не можете представить себе, до чего это было здорово! Мне казалось, что я иду по звездному небу, перешагивая через планеты… Как будто Земли больше не было, и я был обречен вечно скитаться по этой обволакивающе мягкой бесконечности.
Глава IV,
в которой, вновь обретя жизнь, я отправляюсь на поиски смерти.
Пилот нашего самолета объяснял:
- Вы медленно досчитаете до шести, а потом дернете за кольцо парашюта.
Однако, наслаждаясь состоянием человека-птицы, я совершенно утратил способности к счету. Внезапно в голову мне пришла мысль, что, если не выпустить парашют, то недолго что-нибудь вывихнуть себе при приземлении. Я дернул за кольцо, которое должно было обеспечить мне радости планирующего полета. При этом не произошло решительно ничего, и я продолжал лететь вниз с легкостью булыжника. У меня потемнело в глазах! На мгновение я представил момент приземления. Ребята, в этом не было ничего смешного! Ведь в тот момент я находился не на земной, а на небесной дороге!
- Да, - подумал я, - кажется, я знаю парня, который сейчас отправится к воротам, где стоит святой Петр.
- Тук-тук!
- Кто там? - спросит его бородач.
И я пропою ему под аккомпанемент арфы:
- Это прелестный амур Сан-Антонио! Ему только что дали пару крыльев и лютню!
Лунный свет заливал землю. Вращаясь, она приближалась медленно и, как мне казалось, величественно.
Справа внизу я заметил большой белый гриб, неторопливо относимый ветром. Это мешок с микробами по имени Ларье болтался на веревках своего зонтика. Попробовали бы вы оценить иронию вещей! Вот парень, заразный, как никто другой. Его жизнь держится даже не на стропах парашюта - на ниточке. Можно сказать, что одной ногой он стоит в могиле, а другой - в банке с вазелином. Мне поручено достать для него хорошую порцию успокоительной микстуры - и вот его зонтик прекрасно сработал, тогда как мой бездействует.
Я засуетился, как королева красоты перед источающим либидо жюри. Я потянул за все веревки, покрутил все желёзки, потрогал все, что можно было потрогать. Внезапно что-то рвануло меня за плечи. Где-то наверху послышался хлопок… Мое падение замедлилось. Я поднял голову и с восторгом увидел над собой большой белый купол, закрывавший луну. Однако я решил не предъявлять к нему претензий за это. Ведь луна не помогает преодолевать неудобства, вызываемые силой тяжести, земным притяжением! Иначе она могла бы стать гвоздем программы в "Олимпии" , притягивая туда зрителей! Интересно, почему Кокатрис Бруно не подумал об этом?
По моему телу пробежала дрожь, как бывает всегда, когда вдруг неизвестно почему возникает непреодолимое желание - удалиться в тихую глухую деревню.
Мягко покачиваясь на стропах, я переводил дух… За меня работал мой зонтик. Он так меня тряхнул, что помутилось в голове. И все же, если бы мне не посчастливилось раскрыть запасной парашют, сейчас я уже присматривал бы за тем, чтобы Млечный путь, наша любимая туманность, сиял поярче. Свои, истории я посылал бы читателям с Сатурна. Они могли бы называться, например, "Сплетни кометы". Я сложил бы межзвездный гимн на мотив "Мы марсиане"…
Способность восстанавливать силы у некоторых существ - например, меня, - можно сравнить только с толстокожестью других существ - например, вас! За несколько секунд я вновь привык к жизни… Забыв о превратностях судьбы, я с любопытством смотрел вокруг. Меня окружала странная, даже пугающая тишина. Шум самолета стих в облаках. Я слышал лишь, легкое посвистывание ветра в куполе парашюта… Я немного повернул голову и увидел в нескольких метрах от себя Ларье. По случайному стечению обстоятельств во время своего свободного падения я оказался в его квадрате… Ветер прибил нас друг к другу.
И тут я подумал, что, когда к этому парню подходят слишком близко, он становится опасен. Я принялся болтать ногами в воздухе, как если бы собирался убежать с его орбиты, однако таинственная сила влекла меня прямо к нему.
Я вспомнил, что движением парашюта можно управлять, если потянуть за стропы. Я уцепился за две веревки и дернул изо всех сил. Результаты не замедлили сказаться. Я стал быстро удаляться от Ларье. К тому же я уже приближался к земле. Я был на уровне высоких деревьев, линий высокого и низкого напряжения, колокольных шпилей, флюгеров и тому подобного.
Я весь подобрался… Лишь теперь, на подходе к земле, я понял, с какой скоростью лечу. Раньше мне казалось, что я плавно парю, в действительности же я спускался в хорошем темпе… Я сильно стукнулся ногами о землю и стал падать назад. Мне показалось, что ноги вошли мне в живот, как это происходит с фотографическим штативом, когда его складывают. К тому же дурацкий парашют, надутый ветром, тащил меня по земле… Я ничего не мог с ним поделать, он продолжал волочить меня задом по кочкам. Я подумал о взрывчатке, которой меня нагрузили, и почувствовал, как страх перехватил мне горло. Один неудачный удар - и начнется фейерверк. Я поднимусь к небу в разобранном виде, и святым придется поломать голову, чтобы снова собрать меня.
Я вновь стал дергать за стропы. Купол парашюта ослаб, съежился и забился по земле. Конечная станция! Я расстегнул сковывавшие меня ремни и принял вертикальное положение… Удалось это только после нескольких попыток. У меня было ощущение, что я только что вернулся из отпуска, проведенного в камнедробилке. Меня разбили и перемололи. Ноги мои дрожали, как смородиновое желе. Позвоночник, казалось, завязался узлом, и я готов был поставить похороны в дождливый день против уикенда, что шея моя перекрутилась, и лицо обращено в ту же сторону, что и ягодицы.
Сделав несколько гимнастических упражнений, я почувствовал себя немного лучше. Затем я скатал парашют и засунул его в кусты. Тому парню, который его откопает, будет из чего сшить себе дюжину рубашек.
Отдав дань осторожности, я отправился на поиски Ларье. Однако я напрасно озирался, приставив руку щитком к глазам. Его нигде не было видно.
Кругом было пустынно. Сколько хватало глаз, вокруг простирались поля, иногда прерывавшиеся небольшими рощицами. Как я ни таращился, ни в небе, ни на земле моего ведомого не было. И все же он наверняка добрался до места назначения. Я был слишком поглощен собственным приземлением, чтобы следить за его эволюциями. Может быть, коварный порыв ветра отнес его дальше?
Присев на корточки, я взялся за рацию, вытащил антенну и закричал в микрофон:
- Алло! Алло! Ларье! Вы меня слышите?
Я подождал немного. Рация оставалась нема, как водосточная труба. Я повторил свой призыв:
- Алло! Алло! Ларье! Вы меня слышите? Ответьте мне!
Полная тишина. Может быть, Ларье разбил свою рацию во время приземления? Не исключено, что он разбил и собственную голову…
Я задумался. По моим расчетам, он должен был находиться много левее, чем я. Примерно в километре в этом направлении был виден лес. Мой торговец микробами вполне мог приземлиться там. Это было даже вероятно, ведь если бы он оказался на открытом месте, я заметил бы белое пятно его парашюта.
Я пошел по направлению к лесу. Достигнув его через несколько минут, я возобновил поиски… Любопытно, что, от всей души желая обнаружить своего приятеля, я не хотел, чтобы это произошло слишком внезапно. Представляете, что было бы, если бы я столкнулся с ним нос к носу? Судьба могла сыграть со мной злую шутку, не так ли? Явиться сюда, чтобы заполучить хорошую дозу вируса! Спасибо, не надо!
Я медленно продвигался вперед, внимательно смотря себе под ноги. Я предпочёл бы наткнуться на клубок гремучих змей, чем на Ларье. Время от времени я тихонько свистел сквозь зубы. Однако тишина окружала меня слоем толстым, как остроты парикмахера. Я различал лишь потрескивание веток, колеблемых ветром, и таинственный шелест крыльев ночных птиц, летавших под кронами деревьев. Боже милостивый, только бы он не сломал себе шею! И так близко к цели! Было бы от чего прийти в бешенство!
Я все больше углублялся в лес. Пахло сырой землей и прелой листвой. Тяжелый запах леса всегда вызывал у меня непередаваемую грусть.
Я принялся кричать:
- Ларье! Ларье! Где вы?
Потеряв осторожность, я побежал через заросли кустарника, оставляя на колючках клочки комбинезона.
- Ла-а-рье-е!
Ну и дела! Должно быть, этот старый гриб приземлился в Польше! Впрочем, едва ли… Я несся через лес, пыхтя, как паровоз, Внезапно, выбежав на просеку, я услышал что-то вроде стона. Я остановился, пытаясь унять дыхание, чтобы лучше слышать.
- Ларье! Это вы?
Ответом мне был новый стон, на этот раз более сильный. Я помчался в его направлении. Потом снова остановился. На этот раз я двигался правильным курсом. Пройдя еще сто метров, я увидел парашют, повисший на ветвях векового дуба. На вершине дерева болтался Ларье.
- Вы ранены? - крикнул я ему.
- Нет, но я запутался в стропах и не могу освободиться, - ответил он приглушенным голосом.
Я вскарабкался на соседнее дерево, чтобы оценить положение с такого близкого расстояния, с какого это было возможно, и не смог удержаться от гримасы. Дело было плохо! Как я уже говорил, купол парашюта покрывал дерево сверху. Стащить его вниз нельзя было никакими силами. Ларье висел несколькими метрами ниже, прикрученный стропами к ветке.
- Попробуйте дернуть за веревки!
- Последние пятнадцать минут я только это и делаю, но без всякого результата. Падая, я хотел схватиться за ветку, но руки завернулись за спину. Теперь я совсем зажат: одна из строп мертвой петлей охватила мне грудь, и чем сильнее я дергаю, тем крепче меня затягивает!
Я! выдохнул порцию ругательств, однако хорошее воспитание - как мое собственное, так и моего издателя - не позволяет воспроизвести их здесь. Согласитесь, это было крупное невезение! Если бы речь шла об обычном человеке, мне понадобилось бы пять минут, чтобы его освободить. Но чтобы освободить Ларье, до него нужно было добраться. Если бы я сделал это и помог ему выбраться из передряги, то подхватил бы вирус, а от этих козявок, поверьте, не вылечишься какой-нибудь мазью!
Я спустился со своего насеста и двумя руками схватился за голову. Что я мог предпринять, чтобы вытащить Ларье? Напрасно я взывал к святому Людовику, который считается специалистом по дубам . Мои батареи решительно отказывались работать. Положение было настолько критическим, что я почувствовал горечь в том мешке, куда обычно засовываю устриц. Черт побери, но не мог же я удрать, оставив беднягу Ларье висеть на дереве!
Он шумел, как торговка рыбой. Казалось, говорит само дерево. Я же, как дурак, сидел неподалеку. В этом глухом уголке Восточной Германии я исследовал свое серое вещество, пытаясь обнаружить там какую-нибудь гениальную идею. Поистине, мне было стыдно за себя. Я напоминал себе курицу, высидевшую утят и с удивлением смотрящую, как они удирают к луже…
Иногда я думал, что, если бы не блестящие подвиги парня, который сейчас подвешен наверху и при свете луны изображает из себя кокон, я мог бы быть в пансионе на Лазурном Берегу! Фелиси бы спала, а в соседней комнате какая-нибудь достойная дама давала бы мне частные уроки!
Я слышал, как от усилий Ларье потрескивают ветки.
- Дело продвигается? - вяло спросил я. Мой тон едва ли мог уменьшить его раздражение.
- Увы, нет! Что мы будем делать, Сан-Антонио?
- Не торопитесь… Подождите!
- Чего же ждать?
- Дня!
- И что изменится?
- Будет светло!
Он не стал настаивать дальше. Чтобы немного приободрить его, я добавил:
- К тому же ждать осталось совсем недолго. Скоро будет четыре. Вам не холодно?
- Напротив! Я так крутился, что весь в мыле!
- Продолжайте двигаться, старина. Не хватало только подхватить грипп.
В ответ он хохотнул надтреснутым голосом:
- Знаете, в моем положении…
Мне пришел в голову вопрос, который я еще ему не задавал:
- Вы женаты?
- Нет! И это даже хорошо, правда? Я не оставлю ни вдовы, ни сирот…
- Ваши родители живы?
- Только мать…
Меня охватило странное чувство нежности. Впечатление было такое, как будто в грудь мне засунули что-то горячее.
- Как и я, - пробормотал бедняга Сан-Антонио. - Как и я!;