- А черт, опять я не то ляпнул, - с досадой обмолвился Андрей, и я уловила знакомый запах его сигареты, - просто голова идет кругом. Во-первых, после той нашей встречи в гастрономе на душе кошки скребут, во-вторых, этот маньяк… Я за ним уже полгода гоняюсь…
Складно говорит, а как трогательно, может, еще и пожалеть его прикажете?
- Впрочем, что я об этом маньяке… Речь о нас с тобой, - сокрушенно пробормотал он. - Как все глупо получилось, просто по-идиотски. Когда я с тобой познакомился, то никаких таких планов не имел, потом подумал: а почему бы и нет? Ну, знаешь, такой легкий флирт без обязательств, какой многие практикуют… Да и ты ничего не требовала, а потому меня это вполне устраивало… А потом и не заметил, как втянулся, так привык, м-да… Пробовал несколько раз все это оборвать, чувствую, чего-то не хватает… Конечно, нужно было давно объясниться.
- Вот именно, - поддакнула я, упорно изучая фотографическое лицо жертвы неизвестного маньяка, уже начинавшее расплываться перед моими глазами, полными влаги.
- Тебе трудно меня понять, - убитым тоном сказал Андрей, - женская психология отличается от мужской. Я, конечно, подлец и кобель, но мне было так хорошо с тобой, честное слово, ты даже не можешь себе представить как…
- Где уж нам такое понять, - язвительно заметила я, и слезы на моих глазах моментально высохли. - Ты был со мной на седьмом небе от счастья, но это не помешало тебе организовать младенца собственной жене…
- Ревнуешь? - засопел он.
- Идиот! Да чтобы я тебя еще ревновала, слишком много чести! - Я обернулась и смерила его презрительным взглядом, пожалев при этом, что не захватила с собой увеличительного стекла, таким он мне показался микроскопическим, несмотря на атлетическое сложение, некогда волновавшее мою слабую женскую плоть.
Как ни странно, мой грозный рык произвел на этого кающегося грешника действие, противоположное ожидаемому. Удивительное дело, он вдруг воспрял духом и осмелел настолько, что прямо посмотрел мне в глаза:
- Ну вот и ладненько, ну вот и чудненько, теперь тебе нужно как следует разрядиться… Ну, обзови меня еще как-нибудь!
- Это как? - Я опешила от такой нестандартной просьбы.
- Да как вздумается, - милостиво разрешил этот особо важный следователь. - Сволочью там… или мерзавцем… А хочешь, крой по матушке, это, между прочим, самое радикальное средство при таких делах.
А я вдруг вспомнила злой вопль убиенной банкирши той ночью и выдала деревянным голосом:
- Старый… к-козел!
- Почему старый? - неожиданно обиделся мужчина моих несбывшихся снов, еще минуту назад вдохновенно призывавший меня крыть его "по матушке".
- Да пошел ты… - вяло ругнулась я и пошла прочь.
Однако он меня настиг и осторожно взял под локоть. Вот банный лист!
Пришлось мне поинтересоваться:
- Что, я еще не все твои просьбы выполнила? Может, прикажешь в морду тебе дать?
Андрей быстро зыркнул на "жигуль", терпеливо дожидавшийся его возле платформы, и ответил со вздохом:
- Я бы разрешил, если тебе это поможет, но как-то не хочется при подчиненных… Может, в другой раз?
- Непременно, - пообещала я, прибавляя шаг. - А до тех пор я потренируюсь на боксерской груше.
- Да подожди ты, - снова задержал меня Андрей, - я же тебе главного не сказал… Ситуация у нас получается непростая… Короче, я этим делом буду заниматься и дальше, сама посуди, не могу же я его бросить из-за тебя. Представь, я этого маньяка уже полгода пасу - если, конечно, он приложил руку к здешним трупам, - а тут ты…
- Можно подумать, что я этому рада, - огрызнулась я.
- Да ты не сердись, - примирительно произнес мой бывший возлюбленный, - я это к тому, что нам теперь волей-неволей придется встречаться до тех пор, пока я во всем не разберусь. Как ни крути, ты все-таки свидетельница… Так вот, я тебя об одном попрошу: не очень афишируй наши с тобой отношения, чтобы не усложнять мне работу.
Ах вот в чем дело, оказывается!
Я пожала плечами:
- Да лови ты своего маньяка, ради бога, мне-то что до этого. Правда, было бы, конечно, лучше, если бы ты его поймал побыстрее… И не бойся, я никому не стану рассказывать, какие "нежные" отношения нас связывают, было бы чем гордиться…
- Ну вот и замечательно, - обрадовался он, - тогда больше не стану тебя задерживать.
С этими словами мужчина моих несбывшихся снов беззаботно мне подмигнул и, посвистывая, направился к своему "жигулю", а я осталась на платформе. Хоть я и обозвала его старым козлом, легче мне от этого не стало.
А потому, возвращаясь в дачный поселок, я всю дорогу крыла его последними словами, только уже мысленно.
Раз пять прокрутив в голове все известные мне ругательства, я иссякла, а посему заняла себя другими размышлениями. А подумать мне было о чем. Как вам, например, недавнее заявление моего вероломного любовника насчет того, что он уже полгода пасет маньяка, который якобы может быть причастен к убийствам в Дроздовке? Что-то мне невдомек, при чем здесь тогда томящиеся в заточении вдовый банкир и кудлатый шабашник?.. Даже если среди них и есть маньяк, то кто-то один. И потом, оба убийства произошли в течение одной недели, а Андрей ищет маньяка уже полгода, какая-то абракадабра получается.
* * *
Нинон, вопреки моим ожиданиям, отнюдь не тосковала в одиночестве, а потчевала кофием местного Анискина, который уютно расположился на террасе, прямо как родной. И, судя по всему, не только кофием (я заметила на столе еще и початую бутылку коньяка). Кроме того, они с Нинон о чем-то мило и непринужденно беседовали, будто закадычные приятели. Я опустилась в плетеное кресло и составила им компанию, правда, от коньяка предусмотрительно отказалась.
- Странный какой-то этот следователь из прокуратуры, - обронила Нинон, подвигая поближе к Анискину вазочку с печеньем.
- Московский выскочка! - с нескрываемым презрением отозвался о моем бывшем любовнике Анискин. - Мы их тут таких видали-перевидали… Только и горазды из себя Шерлоков Холмсов изображать, а как до дела, так ничего не умеют. Он, видите ли, маньяка ловит, не терпится ему повышение по службе заработать. А какой тут маньяк, обычная бытовуха!
Нинон покачала своей "ржаной" головой:
- Значит, все-таки Остроглазов сам свою жену того?.. Только когда же он успел?
- Да при чем тут Остроглазов! - Местный Анискин аппетитно хрустнул печеньем. - Это молдаванин ее приговорил.
- Что? - Мы с Нинон переглянулись. - Он признался?
- Сейчас, признался, - усмехнулся Анискин, - что он, дурак, признаваться? Он, конечно, отказывается, только против него неоспоримые улики имеются…
- Да ну?! - воскликнули мы с Нинон в один голос.
- В том-то и дело, - самодовольно заявил местный Анискин, - часики золотые в кармане его спецовки нашлись, очень приметные часики, с другими не спутаешь…
- Золотые? Браслет в виде змейки? - охнула Нинон.
- Они самые, - кивнул участковый, - а вы что, тоже про них знаете?
- Видела у Ирины, - сказала Нинон, - очень красивая вещица, обращает на себя внимание…
- Вот и парень этот, видать, тоже… обратил внимание, да как золотишко блеснуло, совсем одурел. А может, он и правда в несознанке был, он ведь тогда так набрался, что на следующее утро лыка не вязал. Они же в тот вечер на троих, считай, ящик перцовки прикончили. А этому еще мало показалось, бегал к ларьку, хотел в долг у Сеньки еще водки взять, а тот ему отказал. А молдаванин, говорит, разозлился страшно, ругался почем зря… А на обратном пути ему и попалась банкирша со своими красивыми часиками…
- Тогда почему банкира в кутузке держат? - полюбопытствовала я. А что, вполне логичный вопрос.
- Банкира? - Анискин поскреб пятерней затылок. - Да в таких делах всегда подозрение сначала на мужа падает, вот его и взяли.
- А чего ж теперь не выпустят?
- Да выпустят его, выпустят, - отмахнулся он от меня, - не сегодня-завтра, не переживайте.
Я вспыхнула:
- Да я и не переживаю, просто как-то все странно. Взяли, потому что так принято, когда убийца совсем другой… И еще… А та, вторая женщина, про которую в листовке написано, ее что, тоже молдаванин убил?
Анискин поскучнел:
- Ох, какие вы скорые, так вам сразу все и выложи. Прыткие, как тот московский следователь: пришел, увидел, победил. Мы всю работу сделали, а он теперь будет отчитываться, что маньяка поймал. Хочет, чтобы про него в газетке пропечатали и портрет в анфас поместили. Рожа-то у него смазливая, только в нашем деле рожа не главное, надо, чтобы в котелке смекалка водилась…
- Это точно, - поддакнула Нинон, - я же говорю, странный он какой-то. Пока мы разговаривали, он то бледнел, то краснел и глаза все время в сторону отводил. Не люблю я, когда глаза отводят…
На мой взгляд, в таком поведении моего коварного возлюбленного-обманщика ничего странного не было, но я не стала разубеждать Нинон, поскольку для этого мне пришлось бы рассказать ей о наших отношениях, а я обещала Андрею держать рот на замке. И я сдержу свое слово, хоть он того и не стоит.
Местный Анискин поднялся с кресла и водрузил на лысину форменную фуражку:
- Спасибо за угощение, мне пора.
- Может, еще пятьдесят грамм? - встрепенулась гостеприимная Нинон.
- Нет, - отказался местный Анискин, - первые пятьдесят грамм - это на пользу, а следующие - во вред… - Впрочем, по лицу его было заметно, что он колеблется. - Ну бывайте, уважаемые.
Мы с Нинон проводили его до калитки, помахали вслед и вернулись на террасу.
- Значит, Остроглазова выпустят, - задумчиво произнесла Нинон и принялась убирать со стола, заметив:
- Что-то наш сегодняшний завтрак плавно перешел в обед.
- Давай помогу, - предложила я.
- Да что тут делать? - беззаботно отозвалась Нинон. - Ты отдыхай.
- Что-то я уже утомилась отдыхать, - призналась я со вздохом. - Может, тебе что-нибудь прополоть нужно? - В моем нынешнем состоянии мне просто необходимо было чем-то себя занять.
- Прополоть? - Глаза Нинон округлились. - Нет, полоть у меня нечего. Вот только… Если хочешь, можешь собрать оставшуюся на кустах смородину, а то она скоро осыпаться начнет. Одно ведро у меня уже собрано.
- Годится, - согласилась я, - пойду немного подремлю, а после обеда займусь твоей смородиной.
Подремать немножко мне не удалось. Я провалялась на софе до самого заката, а когда встала, голова моя просто раскалывалась, так что сбор урожая пришлось перенести на завтра. Тогда-то я и сделала одно открытие.
Глава 9
Открытие представляло собой дыру в заборе, отделяющем владения Нинон от банкирских. Эту самую дыру я, по чести сказать, заметила не сразу. Строго говоря, это даже не дыра была, просто две штакетины в заборе едва держались на верхних гвоздях, и при желании их ничего не стоило отодвинуть. Но и это еще не все! На одной из смородиновых веток я также обнаружила крошечный клочок белой материи, на ощупь похожей на шелковую. Естественно, что я призадумалась. Уж не грозила ли нам с Нинон опасность более серьезная, нежели мы могли предположить?
А тут и Нинон появилась, какая-то взволнованная и возбужденная.
- Витальку выпустили, - объявила она.
- А ты откуда знаешь, от своего Анискина, что ли?
- От какого еще Анискина? - фыркнула Нинон. - Просто Виталька вернулся, только что. Выглядит, правда, неважнец, почернел прямо весь…
- Почернел? - повторила я. - Это с чего? Что, над ним там уголовники издевались?
- Еще бы ему не почернеть, - передернула плечами Нинон, - он же по Ирке убивается, считает, будто он в ее смерти виноват. И может, небезосновательно: если бы они так не собачились, Ирка бы не стала бегать ночью по поселку. А с другой стороны, у нее, по-моему, крыша не совсем в порядке была, как бы протекала, а разве он тут виноват?
Нинон многозначительно замолчала, и я решила, что наступил подходящий момент для того, чтобы поделиться своими наблюдениями.
- Иди сюда, - я поманила ее к забору и продемонстрировала обнаруженную мною брешь.
- И что? - Лицо Нинон оставалось безоблачно спокойным, вот уж не думала, что она такая бестолковая.
- А тебя что, не удивляет дыра в собственном заборе?
- Абсолютно, - пожала плечами Нинон, - она здесь уже давно, с тех пор как у нас гостила Генкина сводная сестрица с болонкой. Так на нее все окрестные кобели сбежались. На болонку, а не на сестрицу, на ту бы никто не позарился: одни кости да кожа, ходячий суповой набор. Так вот кобели и проделали несколько дырок в заборе, Генка тогда все забил, а эту, видно, не заметил за смородиной.
- Да? - Почему-то я ощутила легкое разочарование. - А это что, тоже кобели оставили? Может, у них бантики были к ошейникам привязаны? - Я протянула Нинон ладонь, в которой лежал клочок белого шелка.
- А что это такое? - близоруко сощурилась она.
- Кусочек материи, он был на кусте смородины.
- И что с того? - все еще недоумевала Нинон.
Мое терпение лопнуло.
- Как что? Вдруг это клочок одежды маньяка!
Нинон так расхохоталась, что даже сложилась пополам:
- Ой, не смеши меня. Посмотри-ка лучше туда!
- Куда? - не поняла я.
- Да вот сюда, сюда…
Я обернулась и увидела толстую проволоку из нержавейки, натянутую как раз на уровне моих глаз. Для чего она здесь?
- Так ты тут белье сушишь… - протянула я растерянно.
- Вот-вот, - кивнула Нинон, - правильно мыслишь. В последний раз я повесила сушиться полотенца и кое-что из нижнего белья, а за прищепками сходить поленилась. Поднялся ветер, и все мои тряпки разнесло по участку. Да мало того, пара лифчиков залетела к соседям. Хорошо хоть в тот день Витальки не было, только Ирка, покойница. Так мы с ней тогда полчаса по их замечательным лианам лазили, как обезьяны, лифчики снимали.
Я помяла в руке клочок белого шелка и позволила ему легко спланировать на ухоженную грядку настурций. Эх, какая версия пропала, хотя… Разве без меня не хватает бездельников для того, чтобы ловить маньяков и доказывать их вину? Только сегодня я насчитала троих, включая бывшего мужчину моих несбывшихся снов.
Поскольку вопрос происхождения дыры в заборе и кусочка шелковой материи на смородиновом кусте так прозаически разрешился, я вернулась к разговору о вернувшемся банкире:
- И что он говорит?
- Кто? - не поняла Нинон.
- Ну банкир твой, кто же еще?
- Как что? Жалеет, себя обвиняет в Иркиной смерти. И ведет себя как-то странно, взгляд неподвижный. Вот уж не думала, что он будет так убиваться… - Нинон помолчала, а потом добавила озабоченно:
- Слушай, я что подумала, как бы он чего не вытворил…
- В каком смысле?
- В каком-каком… В самом прямом. У него жестокая депрессия, что тут непонятного?
"В этом смысле мы с ним родственные души", - грустно подумала я, а вслух сказала:
- А родственники у него какие-нибудь есть?
Нинон ткнула пальцем в дужку очков.
- Откуда я знаю? Его родню я никогда не видела, зато у Ирки полно всяких дядюшек-тетушек. Если они все сбегутся, то бедного Витальку заедят, начнут пилить, на мозги капать, ох не завидую я ему…
Я кинула рассеянный взгляд на соседский дом, и меня словно в сердце кольнуло.
- Послушай, Нинон, может, нам сходить к нему, поговорить с ним?..
Нинон накрутила на палец один из своих ржаных локонов.
- Ты знаешь, я тоже об этом думала. Надо бы заглянуть к нему под каким-нибудь предлогом, ну, по-соседски, поговорить о том о сем, а заодно отвлечь от грустных мыслей. Нужно же помогать ближним!
И мы с Нинон отправились оказывать психологическую поддержку овдовевшему банкиру. Нинон первой подошла к двери, с которой уже была сорвана печать, и нажала на кнопку звонка, один раз, другой. Обернулась ко мне и озабоченно пробормотала:
- Что-то не отзывается…
- Может, спит… - неуверенно предположила я.
Нинон только пожала плечами, перестала выжимать из дверного звонка пронзительные трели и решительно стукнула кулачком по дубовой двери. Та в ответ приоткрылась с легким скрипом. Нинон, оглянувшись, посмотрела на меня, словно спрашивая совета, и шагнула через порог. Ясное дело, я поплелась за ней.
Банкирские апартаменты выглядели ничуть не хуже, чем у Нинон, мне они даже показались просторнее, вероятно, из-за светлых обоев, но особенно присматриваться мне было некогда, потому что наверху что-то отчетливо громыхнуло. Будто большой кусок штукатурки отвалился. Мы с Нинон, не сговариваясь, рысью ринулись наверх по модерновой лестнице.
Банкира мы обнаружили за ближайшей дверью. Он сидел на полу с выпученными глазами, физиономия пунцовая, полы махрового халата разошлись, обнажив поросшие рыжими волосками толстые ляжки, но все это еще цветочки. Хуже было то, что на шее у него болталась веревка, вернее, пояс от надетого на нем халата.
- Мамочки! - простонала Нинон и прикрыла рот ладонью. - Он хотел повеситься.
Она бросилась к банкиру, присела возле него на корточки и запричитала:
- Виталий… Да что же это такое, нельзя же так…
А этот здоровый мужик с толстыми ляжками расплакался, как ребенок, хлюпая носом и повторяя одно и то же:
- Я… я не могу так… Как же я теперь буду жить…
- Ну-ну, не стоит так убиваться, что же теперь… - Нинон развязала узел на поясе, все еще болтавшемся на банкирской шее. - Может, "Скорую помощь" вызвать?
- Не надо, нет, не надо, - замотал плешивой головой банкир. - Зачем "Скорая", у меня же все равно ничего не получилось…
- Вот и слава богу, - сочувственно вздохнула Нинон.
А безутешный банкир прибавил с трагическим пафосом:
- Даже это у меня не получилось, как и все остальное, впрочем… Семейная жизнь не сложилась… Думаете, я ее не любил? Думаете, я не любил Ирку?
- Мы так не думаем! - заверила его Нинон и, обернувшись ко мне, незаметно подмигнула: мол, совсем у мужика крыша поехала.
А убитый горем банкир продолжал исповедоваться по полной программе:
- Да я ее еще как любил, только не умел объяснить толком, может, потому она мне и не верила. Мне же красивые словеса разводить было некогда, все время дела, работа, и-эх… А она, видно, думала, что я к ней равнодушен, а я ведь любил ее, любил!
Последнее признание банкир произнес с отчаянием, почти выкрикнул, и Нинон поспешила развеять его сомнения:
- Мы верим, верим…
Несчастный вдовец отвернулся к окну, покусал пухлые, как у обиженного младенца, губы и выдал следующую порцию покаянных признаний:
- Идиот я, конечно, был, как все мужики, рассчитывал, раз у нее тряпок полно, а во французских духах можно купаться, то больше ничего и не надо, а ей, видно, тепла не хватало, да тут еще кризис среднего возраста… А я, дурак, все понять не мог, чего ей не хватает… Теперь понял, да слишком поздно…
Банкир все еще хлюпал носом, но уже пореже, да и стенания его приняли более практический характер:
- Да о чем я… Завтра же похороны, а я совсем расклеился. Ничего, сейчас я возьму себя в руки, сейчас возьму…
- Завтра похороны? - переспросила Нинон. - Так, может, помочь чем? Хлопот-то, наверное, много…