* * *
- Не волнуйся, - сказала Милка и взяла Димку за руку.
- А я и не волнуюсь, - пробурчал он, чувствуя, как пот заливает лоб. Чем ближе они подходили к Центральному телеграфу, что на Тверской, тем хуже становилось у него настроение. К тому моменту, когда из-за пафосно-монументальных сталинских глыбищ выплыл внушительный серый мавзолей с глобусом на торце, Димка увял окончательно. Он боялся предстоящего разговора с родителями. Это был особый страх. Совсем не похожий на тот, который он испытал при разговоре со вчерашними бандитами. Пожалуй, звонка домой Димка боялся даже больше. Бандиты требовали денег. Много, но денег. Отец бы лишил его сразу всего. Смял бы, расплющил Димкину жизнь. Запросто, даже не представляя, что делает. Проблема заключалась в том, что никакой трехкомнатной квартиры в Заливинске не существовало. Отец Димкин действительно работал на комбинате ЖБИ, но не директором, а простым формовщиком. Да и то три года назад вышел на пенсию. И квартира у них однокомнатная. Сумма в одиннадцать с половиной тысяч долларов для отца была равносильна миллиону или миллиарду. Астрономия, абсолютно недостижимая для простого работяги. Крутой папа понадобился Димке как фактор для поднятия авторитета в компании. По столичным меркам не Бог весть что, конечно, но лучше, чем озверевший от периферийной жизни пенсионер. Разумеется, отец знал, что жизнь может быть иной, но он не знал, какой она может быть. Для него высшей ступенью человеческой эволюции было кресло какого-нибудь главы районной администрации или мэра города. Маленького такого городка Заливинска с тридцатью тысячами населения, состоящего из одних работяг, их забитых, замученных жен да детей-шакалят, сбивающихся в стаи уже в девять и мнящих себя настоящей крутой братвой. Это не было жизнью. Люди так не живут. Город, населенный зомби, пропахший постными щами, машинным маслом и безысходностью, уже умерший и теперь разлагающийся, год за годом, незаметно, но неумолимо. Димка это понял не сейчас, гораздо раньше, попав же в Москву, утвердился в своем мнении окончательно. Он отлично понимал отцовскую жизненную философию. Не разделял, конечно, но понимал очень хорошо. Родители - власть, дети обязаны слушаться. Право на самостоятельные решения - блажь. Кремниевый папа, заводская гордость, убежденный партиец, втайне ненавидящий всех, кому чуть больше повезло в жизни; никогда не поднимающий голоса против кого бы то ни было без предварительного согласования с вышестоящими "товарищами"; радеющий на кухне, под водку, за социальную правду, а на митингах - за равенство и справедливость, сводящиеся к банальному шариковскому "отнять и поделить"; стальной, железобетонный папа, замкнувшийся в своем собственном мирке и не желающий принимать то, что лежало за границами его взглядов на жизнь. Он умер еще при рождении. Осталось лишь тело, живущее рабским трудом.
- Успокойся, - сказала идущая рядом Мила и слегка сжала Димкину ладонь прохладными пальцами.
- Да, - мрачно ответил Димка. - Успокоишься тут. Как подумаю, что с батей беседовать придется, - в жар бросает.
- Ну хочешь, я с ними поговорю. Объясню все. Димка посмотрел на Милу. "Счастливая, - подумал он с раздражением. - Никаких проблем. Хочешь - поговорю, не хочешь - не поговорю. Хотя… Какие могут быть проблемы, когда матушка с батей то ли ученые, то ли кинематографисты какие-то. Мотаются по загранкам две недели из четырех. Еще бы с такой семейкой и проблемы были".
- Поговорить? - снова спросила Милка. В глазах ее отчетливо читалась готовность сделать для него все, что только возможно.
- Да ладно, - буркнул, отмахнувшись, Димка. - Сам поговорю. Ты моего батю не знаешь. Он тебя даже слушать не станет. Обложит матюками - и весь разговор.
- Твой папа?
- Угу, - Димка мрачно кивнул.
- Он что, со всеми так разговаривает?
- Угу, - Димка кивнул еще раз. - Со всеми. Кроме вышестоящих.
- Надо же, а я думала, директора другие.
- Кино советское поменьше смотри. Мила хмыкнула озадаченно. Ей, видно, и в голову не приходило, что шестидесятипятилетний мужик может кого-то послать матом. Они прошли через высокие деревянные двери телеграфа и в подковообразном гулком холле свернули налево. В зал телефонных переговоров Димка шагнул с тем отчаянием, с которым приговоренный шагает на эшафот. Милка крепко держала его за руку, стараясь ободрить, но он этого уже не чувствовал. В нем смешались страх, отчаяние и злость. Страх перед отцом, злость на себя за страх и на родителей как на причину страха. Отчаяние за рушащуюся жизнь. Зал был полон народа. Сидели, стояли, смотрели в пространство, читали книги и газеты, прохаживались вдоль ряда телефонных кабин, пустых и занятых. Дима не без облегчения подумал, что, может быть, ему повезет и заказ не примут, или ждать придется слишком долго, или родителей не окажется дома, словом, что разговор придется отложить на неопределенный срок. У него будет оправдание перед компанией. Приветливая девушка, отгородившаяся от посетителей толстым стеклом, взглянула на Диму с улыбкой.
- Заливинск, Новгородская область, - сказал тот, стараясь выглядеть спокойным и чувствуя, как пот, текущий со лба, ручьями заливает лицо. Девушка пощелкала клавиатурой компьютера.
- Номер, пожалуйста, - она была настолько приветлива, что Димке захотелось разбить стекло. Вместо этого он назвал номер.
- Придется подождать.
- Долго? Димка был бы рад услышать в ответ: "вечность", - но девушка только пожала плечами:
- Если линия свободна - минут пятнадцать.
- Угу, - Димка отчаянно мотнул головой. В последние дни ему фатально не везло. - Вы вызовете?
- Будет объявление, - телефонная "барышня" улыбнулась.
- Может, пойдем пока на улицу, покурим? - предложил Димка Миле, когда они отошли от окошка.
- Не стоит, - Милка оглянулась, затем посмотрела на часы. - Обязательно вызовут как раз тогда, когда мы будем на улице. Закон подлости.
- Да ладно, - отмахнулся Дима. - Вызовут. А то я никогда не звонил. Три часа ждать будем, если не больше. "Если линия свободна", - усмехнулся жестко. - У них линия никогда не бывает свободна. Линия. Видела бы ты наши линии - слезы. У нас в городе телефон - не бытовая техника, а предмет роскоши.
- Заливинск, пятая кабина, - возник вдруг под потолком бархатный голос телефонной богини. Димка разом помрачнел, напрягся.
- Это тебя, похоже, - напомнила Милка.
- Я слышал, - огрызнулся он.
- Заливинск, пятая кабина, - повторила богиня.
- Ни пуха, - Милка чмокнула его в щеку.
- Угу, - промычал он. - Подожди здесь. Димка отыскал нужную кабину, вошел внутрь, рухнул на жесткий стул. Колени стали ватными, ноги отказывались держать. В кабине было душно и очень светло, отчего Димка почувствовал себя рыбой в аквариуме. Он повернулся к двери вполоборота и снял трубку с черного телефонного аппарата.
- Алло? - выдохнул хрипло.
- Заливинск, номер… - донеслось до него, сквозь звон в ушах. - Заказывали?
- Да.
- Соединяю. - Щелчок и знакомый голос соседа: - Дима? Дима, это ты?
- Да. Здравствуйте, Егор Ильич, - разговаривая, Димка почти не чувствовал губ.
- Здравствуй. А я сразу решил, что это ты. Клавдю послал за твоими. Сейчас придут. Как дела с учебой, Дима?
- Спасибо, хорошо, - неестественно ровно, без всякого выражения ответил он.
- Отличник?
- Да.
- Молодец. Смотри, учись хорошо. Нам обученные кадры до зарезу нужны, - бодро орал сосед. - Мы с Матвеичем уже и место для тебя приглядели. Будешь у нас в заводском клубе культурным сектором заведовать. Как в большом городе будешь, уважаемым человеком. "Шел бы ты в ж… со своим культурным сектором, - Димка лишь крепче стиснул зубы. - Что вы знаете о большом городе?"
- Работу наладить поможем, кружки разные организуем. - Похоже, Егор Ильич считал, что живет в середине восьмидесятых. - Хоровой или народного танца… О, а вот и твои. Передаю трубку отцу.
- Алло? - это уже хрипло-каркающим отцовским голосом. - Димка, ты?
- Да, бать. Я. Дима почувствовал, как щеки его наливаются пунцом. В духоте кабинки ему не хватало воздуха.
- Что-нибудь случилось? Димка открыл было рот и… вдруг очень ясно понял, что фраза, уже готовая сорваться с губ, изменит всю его жизнь. Окончательно и бесповоротно. Вот сейчас он произнесет ее, и не станет ни Москвы, ни института, ни Милки, ни компании, ничего этого больше не будет. Будет заводской клуб. Хоровой кружок. Танцевальный. Как в "большом городе". Виселица. Петля.
- Бать, - он рожал каждое слово тяжело, медленно, страшно, все глубже погружаясь в трясину грядущей черной безысходности. - Мне… нужны деньги, бать.
- Деньги, значит, - тон у отца сразу стал колючим, словно ему в горло затолкали ежа. Просьба Димки его явно не обрадовала. - И зачем тебе деньги?
- У меня долг, бать, - пролепетал Димка, предвкушая развитие разговора.
- Долг, стало быть, - повторил отец, и в голосе его заклокотал расплавленный металл. - Значит, ты там деньги проматываешь, в долги залезаешь, пока мы тут с матерью надрываемся, чтобы тебе лишнюю копейку выслать… Димка промолчал. Действительно, отец с матерью присылали ему деньги. Раз в месяц, по сто рублей. Платили в Заливинске и в прежние времена не очень, а уж теперь-то и подавно. Для отца и матери сто рублей были большой суммой.
- Бать…
- Что "бать"? - повысил голос отец. - Что "бать"? Ба-ать! Только и знаешь! Ба-ать! Вырастили нахлебника на свою шею! Сам уже должен отцу с матерью помогать, а ему все из родительских карманов деньги тянуть!
- А я тяну, что ли? - стервенея, выдохнул Димка.
- Мамка обрадовалась, - не слушая, скороговоркой продолжал отец. - Думала, сыночек родненький позвонил, что хорошее скажет, а он, дармоед, де-еньги. Деньги ему, вишь ли, подавай! Москвич ср…й. Совсем зажрались там. Не хватает ему. Я полжизни в общежитии, на сорока рублях, а он… Распустили вас, избаловали…
- Знаешь что… - Димка почувствовал, как на глаза невольно навернулись слезы. - Знаешь… Ты… Ты… Не надо мне ваших денег, понял? Не надо! Без вашей помощи обойдусь как-нибудь! И вообще… Вообще… Он бросил трубку на рычаг, но не поднялся со стула, а несколько секунд сидел, приходя в себя, стараясь унять дрожь в коленях, отогнать подступивший плач. Он не должен плакать. Он мужик и способен сам найти выход из сложившейся ситуации. Милка подошла к кабинке, остановилась в двух шагах, глядя на него через стекло. Димка встал, вышел в зал, направился к окошку, расплатился за разговор. Схватил за руку идущую следом Милку, потянул за собой:
- Пошли.
- Что? - спросила девушка, когда они оказались на улице и Димка остановился, чтобы прикурить. - Твои родители… отказались продавать квартиру? Димка лихорадочно затягивался, глаза его блестели. Он хмыкнул, усмехнулся расплывчато, то ли язвительно, то ли победно, посмотрел на толпу, бегущую по Тверской.
- Нет, - ответил, выдыхая серый сигаретный дым.
- Ну слава Богу, - Милка засмеялась с облегчением. - Господи, как хорошо. - Она внезапно подалась к нему, быстро чмокнула в щеку. - Я так рада, что все получилось. Димка повернулся к ней. "Собственно, - озлобленно подумал он, - зачем ей знать, что сказал отец? Нужны деньги. Вот что главное. Уговорили ли ребята Костика? - еще вчера с сарказмом относившийся к Славкиному предложению, теперь Димка думал о нем, как о последней надежде. - Если уговорили - хорошо. Но… Костик не должен знать, что ему, Димке, неоткуда взять деньги на возврат долга. Пусть рассчитывает на продажу квартиры. Может быть, все еще каким-то образом переменится…"
- Да, - неопределенно кивнул Димка, быстро делая затяжку за затяжкой.
- Это здорово, - Милка улыбнулась. - Знаешь, я, честно говоря, боялась. Думала, а вдруг все-таки твой папа не поймет. В… маленьких городах люди все-таки не такие, как в Москве.
- У меня батя нормальный. Да только… Что толку? Если Костик денег не даст - кранты.
- Даст, - убежденно ответила Мила. - Знаешь, я чувствую. Честно.
- Да? - Димка с усмешкой посмотрел на нее.
- Нет, серьезно. Ты, конечно, можешь смеяться, но я всегда чувствую.
- Правда? - Он вдруг посерьезнел, посмотрел ей прямо в глаза. Жестко, требовательно. - Тогда скажи мне, чем все закончится?
- Все будет хорошо. Правда.
- Ну и прекрасно. Тогда поехали.
- Куда?
- В общагу. - Димка словно решил для себя очень сложный вопрос. Сделал выбор. - Поехали. Ребята, наверное, уже вернулись.
* * *
Славик сидел на скрипучей кровати, положив ноги на стул, курил и читал "Московский комсомолец". Вдумчиво читал, внимательно. Артем же, подперев ладонью подбородок, пытался вникнуть в шахматный этюд, предложенный Славиком. В глазах его дымкой клубилась тоска. Периодически он хватался за фигуры и делал ход, бормоча: "Может, так, а?" После чего выжидательно глядел на Славу. Тот откладывал газету, сбрасывал ноги со стула, сползал с кровати и шагал к столу. Здесь он изучал ход, сделанный здоровяком, и качал головой:
- Мат в четыре хода.
- Кому? - оживлялся Артем.
- Тебе. Думай дальше. Совершив эту нехитрую операцию, Славик возвращался к кровати, падал на нее, как в воду, и брал газету, до следующего "вызова". В разгар очередного "разбора полетов" и появился Костик. Он приоткрыл дверь, заглянул в комнату. Славик и Артем дружно повернули головы.
- Это я, - отчего-то смущенно улыбаясь, сказал Костик.
- Ба! - воскликнул, оживляясь, Славик. - Константин, неужели это вы? Оперативно, оперативно. Что же вы встали в дверях, аки бедный родственник? Проходите, проходите. Костик как-то бочком проскользнул в комнату, нерешительно остановился.
- Присаживайтесь, граф! - продолжал восклицать Славик. Он словно встретил давнего приятеля, с которым не виделся по меньшей мере несколько лет. - Да не тушуйтесь, Константин. Ну же? Порадуйте нас скорее, спаситель! Артем не сказал ни слова. Он просто выжидательно смотрел на смутившегося Костю. Тот, явно ошарашенный болтовней Славика, прошел к столу, присел на краешек стула, поерзал.
- Ну что же вы, граф? Не томите! - продолжал Славик. - Видите же, мы изнемогаем от любопытства. Каков будет ваш положительный ответ?
- Я… тут… - Костик, словно актер, сперва забывший, а теперь вновь вспомнивший свою роль, приосанился, полез в карман. - У меня тут телефон одного человека. Он может дать деньги.
- Телефон? - прищурился Артем.
- Упс, - пробормотал Славик. - Ты прямо как Камдессю. У самого у меня денег нет, но знаю я тут одно местечко… Это, конечно, несколько не то, чего мы ожидали услышать, но, за неимением лучшего… - Он придвинул к себе листок, спросил: - Кто писал? Почерк вроде не твой.
- Анька, - сознался Костик. - Это ее знакомый.
- Угу, - Славик кивнул. - Серьезный парень? - и постучал согнутым пальцем по записке.
- Очень, - подтвердил Костик. - Только он потребует гарантий.
- А трехкомнатная квартира ему что, не гарантия? - Артем не слишком вникал в деловые тонкости разговора, хотя и был рад, что представился случай "блеснуть". Славик посмотрел на него, улыбнулся:
- Браво, браво. Слышу речь не мальчика, но мужа. В вас проснулся настоящий Мистер Твистер. Михалковский сутяга-капиталист, - стоило в непроглядной тьме забрезжить лучику надежды, Славик немедленно обрел прежнее, игривое расположение духа. - И когда звонить этому паучаре-ростовщику? - поинтересовался он у Кости.
- Не знаю, - тот пожал плечами. Время звонка он как-то не догадался уточнить. - Анька просила передать, что, если есть возможность обойтись без звонка, лучше не звонить.
- Костик, солнышко, зайчик, - улыбнулся умильно Славик. - Да как же обойтись-то? Разве мы стали бы напрягать тебя, если бы была такая возможность? - Он мгновенно сообразил, что сказанную фразу можно трактовать двояко, и оговорился: - Ты ведь у нас теперь человек занятой. А время, как говорят англичане, деньги. Итак, господа, - Славик обвел многозначительным взглядом Артема и Костю, - раз время звонка не обозначено заранее, полагаю, этикет не будет нарушен, если мы свяжемся с… - заглянул в записку, - с Ифгением Батьковичем немедленно. То есть прямо сейчас. Костя кивнул солидно, подтверждая справедливость данного умозаключения. Артем и Славик выжидательно посмотрели на него. Костик - на них.
- Что? - спросил он.
- Константин, между нами, мальчиками, тебе удобнее разговаривать с этим типом. Нет, правда. Он знакомый твоей сестры. Мы ведь для него кто? Правильно, никто. И звать никак. - Истолковав смущение Костика по-своему, Славик принялся уговаривать: - Ты пойми, чудо, нам "промахнуться" никак нельзя. Если мы не договоримся с этим Евгением - кранты. Ну не нам кранты, Димычу, но это почти одно и то же. Все-таки Димка - наш друг. Костик подумал секунду, затем решительно покачал головой:
- Нет, я не могу.
- Да почему? - продолжал наседать Славик.
- Понимаешь… - Разве мог он раскрыть вновь обретенным друзьям о сомнениях сестры? - Финансовые тонкости займа удобнее обсуждать непосредственно заемщику. Диме. Опять же, насчет залога он сможет объяснить внятнее любого из нас.
- Он прав, Фишер, - основательно кивнул Артем. - Пусть уж лучше Димыч сам.
- Да, Господи, нет проблем. Нет проблем. Сам так сам, - легко "сдал назад" Славик. - А я что, просил, чтобы Коська финансовую сторону вопроса обсуждал? Ничего подобного. Даже наоборот. Я думал, он нас представит этому деляге. Я, мол, брат такой-то, а эти ребята - мои друзья. Сразу другое отношение. Не мальчики с улицы заявились, а знакомые, серьезные люди. Может, процент пониже будет, как для привилегированных клиентов. Артем посмотрел на Костю:
- Что скажешь? Костик пожал плечами:
- Представить я смогу, конечно. Нет проблем. Но переговоры пусть ведет Дима…
- Да ради Бога! - мгновенно повеселел Славик. - Как скажешь, так и будет. Ты, главное, представь, а уж договоримся мы сами.