- Для меня крепкий кофе - вместо утреннего завтрака, - словно оправдываясь, проговорила Джозефина, поставив чашечки на подлокотники, - без него не могу прийти в форму.
Теперь, в ожидании наслаждения от первого обжигающего глотка, глаза ее радостно загорелись. Других перемен в ее внешности не произошло - тот же длинный халат, из-под которого виднелись ноги в домашних туфлях, лицо по-прежнему без грима, посвежевшее после душа. Странно, но такой Джозефина, хотя и казавшаяся постаревшей и усталой, нравилась Мурьяну больше, чем обаятельная хозяйка бара с неизменной гостеприимной улыбкой на кроваво-красных губах.
- Самообслуживание, - сказала она, придвинув кофейник так, чтобы гость мог достать его. - Отдыхаю по методу контраста и потому дома не делаю ничего из того, что приходится на работе.
- А наоборот? - спросил Мурьян, наливая себе кофе. В действительности он любил только чай, но не хотелось обижать Джозефину. - Если бы ты попробовала быть на работе такой, как сейчас? Естественной, свободной, без всяких штучек…
- А мне казалось, что вам как раз и нравятся всякие дешевые выходки, - серьезно ответила Джозефина. - Что мужчины на отдыхе хотят почувствовать себя словно в каком-то другом мире. В рижском ночном баре я была совсем другой, там я старалась создать атмосферу уюта - чтобы клиенты помнили о своих женах и не очень перебирали.
- Чего же ты перебралась в этот богом забытый угол? Земля под ногами горела, что ли?
- Когда-то надо ведь и успокоиться, все барахло в мире так или иначе не захватишь. Да еще подвернулся дружок с серьезными намерениями.
- Этот самый моряк?
- Когда я с ним спуталась, то и не думала, что Эльдар вдруг почувствует зов предков. Он в жизни никогда не удалялся от моря дальше, чем до Сигулды, и на тебе - захотел рыться в земле, выращивать огурцы, помидоры… В общем, готовит почву для счастливых пенсионных лет, - она допила чашку и сразу же налила себе вторую. - Теперь перестал даже привозить мне подарки из-за границы - ни флакончика духов, ни красивой тряпки. Все до последней копейки вкладывает в стройматериалы, а когда хочет принять рюмку - выпрашивает у меня. И в рейс берет нашу выпивку, чтобы там обменять на ходовой товар, который мне потом приходится реализовать. Но при всем при том денег как не было, так и нет, ты не поверишь, если сказать, сколько этот дом съедает!..
- Сколько же ему лет? - после краткой паузы поинтересовался Мурьян, окинув взглядом стройную фигурку Джозефины. Может быть, тут и крылась загадка ее поведения?
- Он такой мужчина, что дай бог вам всем. Но на берег сходит раз в четыре месяца. И тогда вкалывает здесь до седьмого пота. Разъезжает вокруг, ищет вагонку, стекло, мало ли еще что… В марте, в последнюю ночь перед тем, как уйти в рейс, он возил чернозем. Шесть машин, а когда снег стаял, осталась хорошо если половина. Когда вернется - станет упрекать, что не уберегла. Я для него что-то вроде бесплатной сторожихи, - Джозефина сделала забавную гримасу, и все же в голосе ее чувствовалось скорее тепло, чем обида.
- А что же в этом плохого? - рассудительно произнес Мурьян. - Человек мечтает о нормальной жене, а не о бардаке. Вы хоть зарегистрировались?
- Да что ты! У нас и так несогласий хватает. Я хочу прежде всего ребенка, а он - достроить дом, что уж тут говорить о семейном согласии… Я ему прямо сказала, что не стану сидеть в одиночестве в этой проклятой конуре, пока он шатается по морям. Пускай расстарается на младенца, тогда буду ждать его. А белокурую Эмми пусть играет кто-нибудь другой, роль ревнивой жены моряка - не для меня…
- Если только в этом беда! В конце концов, я должностное лицо, - напомнил Мурьян. - Знала бы ты, Жозите, милая…
- Знаю, знаю, - небрежно отмахнулась она. - Пример не совсем удачный, ты уж не обижайся. Вот ночью забрел сюда Олег, ну, длинный такой киномеханик, может, ты знаешь… Битых два часа возился с моей машиной, потом еще полчаса отмывался. Что прикажешь делать, не выгонишь же среди ночи на улицу?.. Ну, пригласила переночевать. Был бы у меня нормальный муж - так, кажется, ты выразился? - а не такой морской бродяга, как у меня, он бы знал, что постелила я Олегу в гостиной. А так об этом знаем только он да я.
- Ну, а как же было на самом деле?
Об этом, наверное, не следовало спрашивать так прямо. Лицо Джозефины омрачилось, глаза закрылись, словно захлопнувшиеся от внезапного порыва ветра ставни, пальцы сжали пустую чашку.
- А это никого не касается, а уж тебя - в последнюю очередь! - почти крикнула она. - И вообще - что тебе от меня нужно? Пить ты не пьешь… стараешься только в душу влезть, словно баптистский проповедник…
- Я же тебе сказал, что пришел как должностное лицо, - решил Мурьян действовать без обиняков. - Разве Апситис не говорил тебе по телефону, что пропал документ, из-за которого у всех могут быть немалые неприятности? Никто толком не знает, какие секреты там у Кундзиньша в его диссертации. Но иначе не написал бы на ней "секретно". И не уберег. А теперь нам с тобой надо постараться выяснить, куда она девалась.
- Допрос? - усмехнулась Джозефина, с негромким свистом втягивая воздух. - С подписью на каждой странице протокола…
- Обойдемся и так, - успокоил ее Мурьян. - Ты ведь сказала заместителю директора, что не брала ее. Но может быть, сможешь вспомнить, как вчера все было в баре. Рассказывай по порядку, я сам разберусь, что важно, что нет.
Джозефина была хорошей рассказчицей - не зря утверждают, что на такой работе, как у нее, человек должен быть внимательным наблюдателем и хорошим знатоком людей. Так что Мурьяну удалось увидеть вчерашний вечер ее глазами.
Он начался как обычно, и ничто не указывало на то, что продолжаться он будет так бестолково. Первыми в бар заглянули те, кому лень было подниматься в свои номера между ужином и кино. Заказывали мороженое или просто присаживались за столики, чтобы провести оставшееся до сеанса время. Среди них был и эстонский академик с женой, которая неизвестно почему стремилась посмотреть именно египетскую мелодраму. Затем Мурьян увидел у стойки самого себя и своих товарищей по выпуску, услышал голос Гунты, высказавший, в форме просьбы, приказание ограничиться молочным коктейлем… "Две серии, - прикинула про себя Джозефина, - значит, наплыва гостей ждать не приходится. На всякий случай убрать несколько бутылок в сторонку и приготовиться к сдаче смены. Пораньше попаду домой и успею еще замочить постельное белье."
Но не прошло и получаса, как из зала стали появляться зрители. Сперва поодиночке, потом, словно спасаясь от пожара, целыми группами. И кое-кто из них решил поправить испорченное в кино настроение теми средствами, какие были в баре.
- Знаешь, есть такие, - рассказывала Джозефина, - кто вместо снотворного пьет кофе. А когда хочет взбодриться - берет крепкий чай. Это правда, что мы из кофейных бобов извлекаем часть кофеина для лекарств?
Этого Мурьян не знал. Зато хорошо помнил, сколько, по расчетам Войткуса, Джозефина ежедневно клала в карман, манипулируя с дозами отпускаемого кофе. Выходило, что сэкономить можно чуть ли не полкилограмма, и без того риска, который неизбежно связан с алкогольными махинациями, потому что разбавления напитка водой не простит ни один клиент.
- После твоего кофе я тоже быстро засыпаю, - съязвил Мурьян. - Но вскоре просыпаюсь и начинаю думать - за что же платил деньги.
- Забочусь о твоем драгоценном здоровье, - ничуть не обиделась Джозефина. - Слушай дальше, если уж разговорил меня… Вчера немало всякого народа было настроено на умеренную выпивку. Может, из-за перемены погоды, уж не знаю, но только даже твой Кундзиньш заказал бутылку сухого.
- А папка была при нем, не помнишь?
- А как же! Он все время ею хвалился…
- Стой, не так быстро! Ты можешь поручиться, что видела в баре его диссертацию?
- Не только видела, но и сама в руках держала! - категорически уверила Джозефина. - Он собирался оставить ее мне в залог, когда я не могла дать ему сдачу со сторублевки. Чуть ли не силой мне навязывал и даже обиделся, когда я сказала, что его честное слово мне дороже всяких бумажек. "На эти бумажки, как вы изволили их назвать, можно купить весь ваш буфетишко и еще множество импортного питья в придачу!" - ну надулся как индюк, ей-богу. Я просто не знала, как от него избавиться. Но потом догадалась сказать, что боюсь залить его драгоценность бальзамом, тогда он взял папку обратно. Положил на стул и сел на нее, как наседка на яйца.
- А когда это было? Ну хоть примерно: до того, как пришел Талимов, или потом?
- Толстый Мехти как уселся после полдника, так никуда и не выходил. Праздновал свою победу и угощал всех, кто оказывался вблизи… На часы я не смотрела, но было еще светло. Во всяком случае - еще до того, как ушла та дамочка с манерами… Представляешь - подходит она и предлагает заплатить вместо Кундзиньша, а рожа у нее такая, словно только что хватила уксусу… Но у меня в кассе к тому времени было уже достаточно, чтобы от ее предложения отказаться - Вецмейстарс заказал виски, разлил по стаканам и разнес посетителям. Таким сердитым я старика Вобликова никогда раньше не видала, он прямо-таки был готов задушить своего аспиранта. И не только по врожденной скупости, а из боязни, что тот в конце концов провалится с треском.
Буфетчица умела образно рассказывать, а инспектор - слушать и вживаться в чужое настроение. Когда товарищей спрашивали, что же в конце концов за человек Мурьян, они обычно, пожав плечами, отвечали: "Да никакой. Не вареный, не жареный. Всегда попадает под влияние очередного собеседника и лишь впоследствии испытывает угрызения совести - не надо-ли было все-таки возразить". Это стремление приноравливаться не вызывалось интересами карьеры, но проистекало из слабости характера, из желания понравиться, все равно кому - начальнику, случайному свидетелю, подозреваемому… К сожалению, на его выводы нельзя было безоговорочно полагаться, и потому и в тридцать лет Язеп Мурьян все еще ходил в лейтенантах.
- Ну ладно, - прервал он слишком уж пространный рассказ Джозефины. - Скажи лучше - где была диссертация, когда эта самая Рута удалилась в свою норку?
- Перекочевала на стол, лежала в самой середине. Так потребовал Талимов - чтобы все видели, по какому поводу пьют. Он даже хотел каждую страничку обмыть в отдельности. Кундзиньш был уже под градусом, хорошо, что у Вобликова хватило ума удержать их.
- А как профессор оказался за их столиком?
- Ты что, не знаешь, что старики уже после пары рюмок только одного и хотят: говорить. О девочках или о своей работе. И ищут компанию по профессиональному признаку. А те все были уже в том состоянии, когда не различают, чего еще недостает и чего уже слишком много… Ты даже представить не можешь, что сказал профессор, например, о своем аспиранте. Сказал, что это - перепутанный словарь.
- Точнее и не скажешь. А тот что?
- Обещал исправиться и попросил Кундзиньша взять над ним шефство. Он, мол, в долгу не останется. И в виде аванса выставил еще одну бутылку. Но тут даже Талимов забастовал.
- А потом что было?
- Ушли, понятно, - развела руками Джозефина. - Что делать в баре, если не пить?
- А рукопись?
Мурьян намеренно начинал каждый вопрос таким образом, чтобы возникало впечатление непрерывного, естественно развивающегося разговора.
- Там и осталась, под бутылкой.
- Что же ты ее не прибрала, раз она такая ценная?
- Собиралась, ей-богу, думала припрятать. Да у меня только две руки. А тут как раз возник этот наш "блудный сын", не иначе, как прибыл с последним автобусом. Присосался к стойке, словно тонущий к спасательному кругу, и заказал кофе с коньяком.
- А ты?
- Плеснула чистого коньяку. Кофе возбуждает, он воспрянул бы и стал чудить. Это я вычитала в одном американском романе: пьяному надо позволить спокойно уснуть. И этот тоже быстро сник за столиком Кундзиньша, даже не допил стопку.
- Уснул с диссертацией под головой, - ядовито усмехнулся Мурьян. - Картина для богов.
- Не знаю, не посмотрела. Тем временем вся академическая команда вернулась за аспирантским портфелем. Может быть, заодно прихватили и твою драгоценную папку… Я в тот миг обслуживала вашего дорогого Березинера и даже не смотрела в ту сторону. С ним надо держать ухо востро. Принес термос и попросил влить туда восемь чашек черного кофе - чтобы взять с собой на рыбалку. Сам понимаешь - профессору уголовного права надо отмерить точно, как в аптеке. Тогда оставит рубль на чай, а если решит, что его обмерили, - поднимет скандал. Уж не работал ли он раньше в торговле?
- И он был последним клиентом?
- Куда там! Зашел администратор за сигаретами, потом завернул дядюшка Ян, потом еще двое шахтеров перед сном заправились минералкой…
- И все?
- Разве мало для одного вечера? И так уже Калниетис нервничал, словно опаздывал на поезд.
- А может, он и правда спешил?
- Вчерашний день искать, что ли? - усмехнулась Джозефина. - Такого сухаря смерть - и та взять не захочет… Ну, закрыл бы буфет на полчаса позже, подумаешь, он тут поблизости снимает комнату, где переночевать после смены. Сесть на велосипед и доехать…
- А больше никого не было? - не отставал Мурьян.
- Правильно, чуть не забыла Олега, - Джозефина не очень убедительно сыграла забывчивость. - Просунул голову, когда я уже оделась, чтобы ехать. Он снаружи грел мотор и хотел сам обогреться. Сказал, что увидел свет в окне. Вместе вышли, а остальное ты уже знаешь…
- Стой, стой. Когда ты гасила свет, не заметила - была рукопись на столе или не было?
- Ты бы предупредил заранее, тогда я обязательно посмотрела бы, и не раз. - Джозефина напряглась, вспоминая. - Я ведь грязную посуду убирала, разве не заметила бы?
"Показание не весьма убедительное, суд его не признает - самый слабый адвокат и то не пройдет мимо", - грустно подумал Мурьян и собрался уже прощаться. Но тут удовлетворить свое любопытство захотела уже Джозефина.
- Да скажи же наконец - что в этой диссертации такого, что ты из-за нее отмахал такой конец?
В первое мгновение ему показалось, что лучше всего будет отделаться комплиментом - диссертация, мол, была лишь предлогом, чтобы навестить женщину, давно уже завладевшую его мыслями. Но потом Мурьян решил играть в открытую.
- Понятия не имею. Но на ней значилось "секретно". И уже одно это может смутить разных сомнительных типов… Кто, по-твоему, мог ее зацепить?
- Никто! - не задумываясь, ответила Джозефина. - Спереть ножик, который пригодится, когда пойдешь за грибами, унести в комнату стакан - это каждый может, даже ты. А обокрасть частное лицо - это же преступление.
- Вот об этом я и говорю. Если в рукописи содержатся государственные тайны, то это уже шпионаж.
- Ты думаешь? - Джозефина не скрыла удивления. Затем ее лицо омрачилось. - Может, ты думаешь, что я в это замешана? - В ее голосе слышалось возбуждение, не сулившее ничего хорошего. - Знаешь что, Язеп, давай сейчас же обыщи мой дом! Это ничего, что у тебя нет санкции, это моя личная просьба. Добровольная, ясно? Не желаю, чтобы на меня падало хоть малейшее подозрение! Знаю вашу примитивную логику: у сожителя связи за границей, сама неизвестного происхождения, недаром окрестили Джозефиной… - она все более повышала голос, но не вставала с места и не подавала никаких иных признаков того, что готова распахнуть все двери и провести лейтенанта по дому.
- Да успокойся, Жозите, я скорее отрублю себе руку, чем стану копаться в твоем барахле. Я перед тобой раскрыл сердце, а ты лезешь на стенку, - Мурьян, как умел, пытался отразить ее нападение. - И вообще - мой автобус уходит через пятнадцать минут. Почему я должен из-за чертовой диссертации лишаться обеда?
Этот последний аргумент, кажется, именно своей будничностью убедил буфетчицу. Так и не достигнув высшего уровня, истерия улеглась так же стремительно, как и началась, хотя голос женщины по-прежнему звучал враждебно:
- Если программа твоего посещения выполнена, то будь здоров. А я лягу досыпать - в первый выходной я всегда сплю до ужина. И одна, запомни!
Распрощаться таким образом? Нет, это никак не соответствовало бы стилю жизни Мурьяна. Выглянув в окно, он запротестовал:
- В такую погоду это было бы просто грешно. А почему бы тебе не подышать весной?
- Предложение принято! - Перемены настроения Джозефины не смог бы предусмотреть и опытный психолог. В этот миг она сияла как солнышко на картинке, сопровождающей наиоптимистический прогноз погоды. - Раскочегарим тележку и поедем навестить родные края!
- С тобой - хоть на край света! - подхватил Мурьян, все еще не веря, что Джозефина говорит серьезно.
- Так далеко не надо. Прокатимся до Риги и обратно. Там у меня кое-какие делишки. А ты подтолкнешь машину, если она опять начнет фордыбачить, как вчера. Давай посмотрим, захочет ли мотор вообще завестись.
- А переодеваться не будешь?
Джозефина отмахнулась, и Мурьяну не оставалось ничего другого, как последовать за ней.
Так получилось, что он пропустил не только обед, но опоздал и на ужин и вернулся в "Магнолию" еще позже, чем припозднившиеся любители финской бани.