- Я, как Исав, охотно продала бы право первородства за тарелку чечевичной похлебки, мадам Пиньо, - хихикнула Хельга Беккер.
- Я думала, у вас нет ни братьев, ни сестер.
- Я выразилась фигурально. Сегодня утром я ощущаю такую легкость! Мой соотечественник доктор Отто Лилиенталь сделал новую попытку и одержал победу! В октябре прошлого года ему удалось подняться в воздух и спуститься вдоль склона одного из холмов Риноу. Теперь он прыгнул с платформы в Штиглице - это недалеко от Берлина - и приземлился в двухстах пятидесяти метрах!
- Этот ваш Отто вообразил себя птицей?
- Именно так! Он десять лет изучал пернатых, в том числе аистов, и твердо уверен, что мы научимся летать, как они. Аисты - птицы крупные и тяжелые, но это не мешает им лететь, планируя. Все дело в том, что крылья у них вогнутые. Когда они полностью развернуты, ветер толкает их вверх, а хвост служит рулем!
Хельга Беккер раскинула руки, рискуя смахнуть на пол книги, и Эфросинья преградила ей дорогу.
- Значит, если привязать к слону двух жирных гусей и выпустить их, задав направление на юг, они перелетят через Пиренеи? Чушь собачья!
- Да как вы можете высмеивать технический прогресс! Unverstӓndig!
Кэндзи не смог не вмешаться.
- Я сторонник прогресса, но согласен с госпожой Пиньо. Того, что мы уже имеем в области воздухоплавания, более чем достаточно: монгольфьеры, воздушные шары, дирижабли…
Ноздри Хельги Беккер раздулись, она встала на цыпочки и устремила гневный взгляд на верхнюю ступеньку лестницы.
- А я утверждаю: сегодня - ведущее колесо, а завтра - полет!
- Что случилось? - воскликнул Жозеф, который, разрумянившись от холода и спешки, в этот момент вошел в лавку.
- О чем вы? У нас разве что-то украли? - Кэндзи недоуменно поднял брови.
- О нет, видите ли…
Эфросинья бросилась сыну на помощь:
- Вообрази, цыпленочек, что предсказывает госпожа Беккер: нам приделают крылья и заставят махать ими до тех пор, пока мы не оторвемся от грешной земли!
- Раз так, я ухожу, - объявила Хельга Беккер и, повернувшись, столкнулась с Виктором и его велосипедом.
Удар металла о металл, натянутые улыбки, извинения и наконец - блаженное затишье.
- Тевтонка ретировалась, а меня ждет плита, - буркнула Эфросинья и скрылась на кухне.
Жозеф нашел Виктора в задней комнате, где тот полировал замшевой тряпочкой руль своего велосипеда.
- Нужно было взять фиакр, мостовая превратилась настоящий в каток. Но дело того стоило: Гамаш подтвердил, что видел хромого на месте преступления. Ну, а что у вас, почему так рано вернулись?
- Задание выполнено, шеф. А вернулся я потому, что Софи Клерсанж доставили ее вещи, следовательно, она твердо решила остаться в "Отель де л’Ариве". Насчет хромого - никаких следов. Но не беспокойтесь, у меня есть его адрес. А еще я…
- Притормозите, Жозеф! Я вами горжусь, отличная работа, вы - первоклассная ищейка.
Жозеф скромно перевел взгляд на застекленный шкаф с колчанами и духовыми ружьями, но его лицо сияло гордостью.
- Теперь нам нужно сходить на улицу Варенн и выразить соболезнования мадам де Лагурне, а еще я хочу попытаться выяснить личность мордатого, - пробормотал себе под нос Виктор.
- Не забудьте, что у этого чудака был ключ с единорогом и он хотел получить доступ к коллекции барона, чтобы проверить, не залили ли ее кровью, как его собственных кукол. Надо же - куклы, и это в его-то возрасте! Хотите, я все запишу?
- Это ни к чему, Жозеф, я все запомнил. - Виктор постучал пальцем по виску.
- Когда мы отправляемся?
- Я пообедаю с Таша - постараюсь управиться побыстрее - и побегу.
- Где встречаемся?
- Я пойду один и потом позвоню вам.
Жозеф застыл, словно не понял смысла сказанного, глаза у него округлились, дыхание перехватило от возмущения.
- Чем я провинился? - прошептал он, морща лоб.
- О, ничем, - язвительно-приторным тоном ответил Виктор. - Всего лишь оставили свой пост, хотя должны были следовать за Софи Клерсанж по пятам, и выставили меня дураком перед мсье Мори, которому я сказал, что послал вас на выставку в Друо и вы пробудете там целый день. Знаете, Жозеф, вы меня огорчаете. Засим позвольте откланяться.
Виктор толкнул дверь, ведущую в лавку, поскользнулся на паркете, с трудом удержался на ногах и вошел внутрь.
Жозеф был вне себя.
- Он вконец обнаглел! Что ж, тем хуже для него: не узнает, что наболтал мне Брикар. Ничего не узнает, ни единого словца, я все приберегу для себя! Рожь со спорыньей, губка, свеча, процесс и все-все-все! Катитесь к черту, дядюшка Легри!
- Заткнись! - взревела Эфросинья.
Виктор мял в руках шляпу, уставясь на носки своих ботинок: он был смущен ничуть не меньше, чем при встрече с Моминеттой. Служанка с усыпанным бородавками лицом провела его в гостиную, задрапированную темными, поглощающими свет гардинами. На стоящих полукругом козетках полулежали дамы, на их бледных, с темными кругами под глазами, отрешенных лицах лежала печать вселенской усталости. В трепещущем пламени свечей Виктор разглядел туалетные столики между диванами: среди флаконов с духами и пудрениц валялись золотые и серебряные шприцы в кожаных, инкрустированных драгоценными камнями чехлах.
Одна из дам протяжно вздохнула и тут же расхохоталась как безумная.
- Клотильда, к вам прекрасный незнакомец. Не знала, что вы снова интересуетесь сильным полом!
Она села, нисколько не смущаясь, задрала юбки, спустила черный чулок и сделала себе укол в бедро. Мадам де Лагурне медленно встала, поправила вдовий чепец и разгладила гренадиновое платье и мантилью. Баронесса была одного роста с Виктором. На ее бледном как мел лице выделялись глаза с расширенными зрачками, выдававшими пагубное пристрастие.
- Дорогая мадам, я глубоко опечален вашей утратой. Какая несправедливость! Прошу вас…
- Это плеоназм, мсье: смерть - всегда несправедливость, - ровным тоном ответила она, и Виктор понял, что действие морфина уже проходит. - Вы меня удивили: оказывается, у Эдмона, несмотря на все его выходки, еще оставались друзья. Вы ведь его друг, я не ошиблась?
- Конечно, мадам, я доставал для него книги по алхимии, мы познакомились…
Она подняла руку, не дав ему договорить.
- Не трудитесь, мсье, меня совершенно не интересуют дела покойного мужа. Если хотите с ним проститься, Оливия проводит вас на второй этаж.
Она позвонила в колокольчик. Шаркая стоптанными туфлями по паркету, появилась горничная. Очнувшиеся от дурмана гостьи баронессы встретили ее веселыми смешками.
Они миновали длинный коридор и оказались в знакомой Виктору по описанию Жозефа прихожей. Оливия застыла на месте и подняла взгляд на Виктора. Черная траурная лента, приколотая к воротничку, придавала ей еще более суровый, неприветливый вид.
- Мадам слишком увлекается этим снадобьем. Уверяет, что оно помогает от нервов, но если будет продолжать, скоро превратится в развалину. Она то спит часами, то бродит всю ночь по дому, ничего не ест и все забывает!
- Мне показалось, что смерть супруга ее совсем не расстроила.
- Да плевать она на него хотела. В этом доме только я одна о нем и заботилась. Но не решилась позвать священника, чтобы он соборовал барона и отпустил ему грехи. Благодарение Господу, наш добрый кюре в последний момент прислал своего кузена, и он помолился, так что хозяин, может, и попадет в рай, несмотря на все свои прегрешения. На мадам и ее болвана-сына нечего рассчитывать… Нечестивцы! Они его бросили. Заниматься музыкой в день траура! У этого юноши нет сердца.
Где-то в дальних комнатах горе-пианист терзал полонез Шопена.
- Барон оставил большое наследство?
- Сущие пустяки! Состояние растрачено, а долгов - вовек не расплатиться. Дом заложен и перезаложен. Хорошо еще, что семья хозяина - они живут в Орлеане - согласилась приютить мадам с сынком. А вот я уже в таком возрасте, что на мои рекомендации никто и не взглянет… - Служанка замолчала, не договорив, но намек был вполне прозрачен, и Виктор сказал:
- Я всего лишь скромный книготорговец, но попробую…
- О, мсье, благодарю вас, благодарю! - воскликнула Оливия и провела его в помещение, где лежал покойник.
Виктору стало не по себе: атмосфера в комнате с закрытыми ставнями была мрачная. Усопший лежал на кровати в костюме для верховой езды и казался огромным. Его руки были сложены на крупном распятии из слоновой кости. Горящие свечи отбрасывали на стены причудливые тени.
- Это правда, что ему проломили череп? - спросил Виктор у Оливии, которой явно не терпелось поскорее уйти.
- Врачи в конце концов согласились с тем, что с самого начала говорила сиделка: кто-то столкнул несчастного с Приама. Целились не в лицо, а в затылок. И ведь даже бумажник не взяли!
И Оливия удалилась, бормоча что-то о предателях и трусости.
Оставшись наедине с Эдмоном де Лагурне, Виктор зажег керосиновую лампу. Труп приобрел нормальные пропорции, а костюм стал выглядеть почти гротескно: шелковая шляпа, куртка, брюки со штрипками. Сапоги и стек лежали на коврике. Неужели и лошадь тихонько пофыркивает в коридоре?
Виктор обескуражено обвел взглядом комнату, загроможденную мебелью в стиле Людовика XVI. Где искать ключи? Он начал с секретера, из которого на пол вывалилась гора писем и счетов, потом присел на корточки перед книжным шкафом, почувствовал судорогу в правой икре и подумал: "Неужели старею?". Не без труда распрямившись, он стоял, сдвинул шляпу на затылок, и задумчиво чесал висок. Тут и за три дня не управиться.
Он попытался сосредоточиться.
"Загляни в глубины памяти", - всегда советовал Кэндзи. Ладно, заглянем. Куда его отец обычно прятал ключ от кладовой, чтобы сын не воровал сахар и яблоки? Виктор нахмурился, и перед его мысленным взором возникла большая ваза в узорах-завитушках, стоявшая на углу каминной полки в столовой. Батюшка явно недооценивал его сметливость. Виктор почти сразу вычислил тайник, но не воспользовался находкой: слишком силен был страх перед наказанием.
В комнате было три китайских вазы: ключ оказался во второй. На крученом кольце висел крошечный золоченый единорог. Виктор преисполнился почти детской радости, но тут же задался вопросом: ключ у него есть, но к какому замку он подходит?
Мебель обступала его враждебной стеной. Неужели придется-таки обшарить все углы и закоулки? Виктор уныло кружил по последнему обиталищу покойного барона. Какая бы участь ни ожидала того, кто носил в этом мире имя де Лагурне, пережитые им муки, пристрастие к эфиру, оккультизму и деньгам и даже побудительные мотивы преступления, положившего предел его дням, вместе с последним вздохом стали достоянием потустороннего мира. А что, если насмешливый призрак наблюдает сейчас за Виктором, который, как белка в колесе, мечется по комнате?
На переднем плане гобелена Жуи были изображены пастушки с бледно-голубыми овечками, из уходящей к горизонту рощи выезжали на опушку влюбленные мушкетеры. У Виктора закружилась голова, и он замер. Что-то тут было не так. Он вгляделся в стену напротив окна и наконец понял, что именно привлекло его внимание: одна из овечек отражала свет. Он подошел, не сводя глаз с блестящего предмета. Замочная скважина! Он поднял лампу, кончиками пальцев обвел прямоугольник размером метр пятьдесят на семьдесят сантиметров, простучал его и понял, что с другой стороны - пустое пространство.
Виктор повернул ключ, увидел перед собой коридор, взял свечу и головой вперед шагнул в темный проход. Метра через два он наткнулся на перегородку. Огонек свечи вздрогнул и погас. Виктор решил вернуться, но понял, что попал в ловушку. Чтобы снять напряжение, он соскользнул на пол и тут же почувствовал тошноту.
Ему тогда было семь лет. Отец стоял над ним - огромный и грозный. Приговор был вынесен и обжалованию не подлежал. За какое преступление его могли посадить в подвал? Подвал, темнота, одиночество. Он этого не вынесет, он умрет.
Виктор сидел, упираясь подбородком в колени, и судорожно шарил по карманам в поисках зажигалки. Фитиль свечи загорелся, закоптил, и пламя метнулось из стороны в сторону. Легкое дуновение воздуха коснулось лба Виктора.
- Боже, сделай так, чтобы…
Воздух проникал через щель в деревянных панелях. Виктор приложил руку к стене и услышал щелчок. Панель отъехала в сторону.
Пригнувшись, Виктор пересек тамбур и оказался в кабинете, заваленном грудой разнородных предметов. Свет проникал в это помещение через слуховое окно. Первым, что бросилось в глаза незваному гостю, были книги и бесчисленные единороги из бронзы, мрамора, аметиста, хризопраза и глины. Постепенно глаза Виктора привыкли к тусклому свету, и он заметил, что некоторые статуэтки разбиты. Его затошнило от какого-то странного запаха. Уж не попал ли он, часом, в брюхо переваривающего обед единорога? Тут он заметил коричневатые пятна: они были повсюду - как проказа, как оспины на лице. Виктор пригляделся и понял, что это запекшаяся кровь. Горло у него перехватило спазмом. Брызги были повсюду - на полу, на ковре, на стенах… Виктор посветил свечой на переплеты книг: "Основы алхимии" Бертело, трактаты Николя Фламеля, Альберт Великий, Элифас Леви, Роджер Бэкон, Бэзил Валентайн, Парацельс, Гельвеций - все в омерзительных бурых пятнах.
- Какая жалость, это оригиналы, и они погибли, - пробормотал Виктор.
Пламя свечи отразилось от поверхности овального зеркала в раме, украшенной листьями аканта, и на миг ослепило Виктора. Он моргнул и прочел написанные печатными буквами слова:
В память о брюмере и ночи мертвых
Луиза
Он случайно задел столик, и единороги посыпались на пол. Виктор поймал несколько медальонов: все они были точной копией талисмана Мартена Лорсона. Зловещая тайна, которую они с Жозефом никак не могли разгадать, начинала проясняться: медальон из Ла Виллетт - явно из коллекции убитого Эдмона де Лагурне, а вот Луиза… Нет, она не могла оставить это непонятное послание. Так кто же написал слова на зеркале? Загадочная мстительница Софи Клерсанж? Эрманс Герен? Хромой? Миллионер? Человек с квадратным лицом? Виктор взглянул на ключ от кабинета, словно опасался, что и на нем окажется пятно крови, как в сказке о Синей Бороде, потом сунул его в карман и попытался открыть слуховое окошко, чтобы глотнуть свежего воздуха. Шпингалет заело, он отступил назад, наткнулся спиной на дверь, через которую вошел, и она захлопнулась, прежде чем он успел ее придержать. Виктор собрался с духом и начал методично обыскивать комнату в поисках скрытого механизма. Задев ногой кочергу, он нагнулся и увидел под одной из полок деревянные стружки. Там оказалась вторая дверь, замаскированная фальшь-переплетом. Он надавил ладонью, и она сразу поддалась.
Виктор оказался у винтовой лестницы в коридоре, провонявшем цветной капустой. При мысли о еде его снова затошнило. В полубессознательном состоянии он спустился по ступеням и вышел к кухне, где возилась служанка. Девушка схватилась за сердце.
- Как вы меня напугали…
- Предупредите вашу госпожу, что я ухожу.
Баронесса де Лагурне не захотела беседовать с гостем в присутствии подруг и увлекла его на лестничную площадку. Она припудрила лицо и выглядела почти нормально: только вялые интонации выдавали ее нездоровое пристрастие к наркотику.
- В то утро у вашего мужа было много посетителей?
- Три или четыре человека, - уклончиво ответила она.
- Я прочел в газетах, что вы отказались от вскрытия. И правильно сделали.
- Я также не желаю, чтобы полиция обыскивала дом.
- Вот это я нашел рядом с кроватью, - сказал Виктор, протягивая ей ключ. - Пожалуй, будет разумно закрыть доступ в комнату.
- Тайный кабинет… Спасибо, - прошептала она.
- Я бы хотел прийти на похороны.
- Погребение состоится завтра, в десять утра, на кладбище Монпарнас, в семейном склепе. Соберутся все верные соратники мужа, будут плакать, произносить высокопарные речи, хотя ни один не питал к нему искренне дружеских чувств. Все они безумцы, и худший из всех - Гаэтан.
- Я приду с Софи… Софи Клерсанж.
- Софи? Одна из ваших побед? Или ее сердце покорил Эдмон?
Виктору показалось, что баронесса искренне удивлена, и он откланялся, но прежде все же счел нужным уточнить:
- Это молодая дама, она интересуется "Черным единорогом".
- Буду рада снова вас увидеть, мсье. Вы не похожи на… других.
Виктор направился к стоянке фиакров. "Печально, - думал он, - что морфий оказывает на европейцев, особенно на женщин, влияние столь же пагубное, как опиум на китайцев". Неожиданно он заметил толстяка в старом коричневом костюме и потертом котелке, который неторопливо шел по тротуару, переваливаясь с ноги на ногу. Это был Исидор Гувье, флегматичный, но проницательный репортер "Пасс-парту".
- Мсье Гувье! - крикнул Виктор.
- Мсье Легри! Вот так встреча! Сколько же мы не виделись, года два? Как я рад! Что поделываете? Все сочиняете детективные истории?
- Это не я, а Жозеф Пиньо, мой приказчик.
- Он, кажется, женился, а его счастливая супруга - ваша сводная сестра.
- Как вы узнали?
- У меня есть привычка заглядывать в раздел свадебных объявлений и некрологов газеты, где я имею честь служить. А как насчет вас?
- Я вполне доволен жизнью. Выпьете со мной?
- Благодарю, но у меня свидание с дамой. Не подумайте чего такого, это задание редакции, - пояснил Гувье, кивнув на обшарпанный особняк барона де Лагурне.
Виктор принял молниеносное решение сказать полуправду.
- Какое совпадение! Я только что навестил вдову. Усопший был нашим клиентом. Кажется, он упал с лошади и ударился затылком.
- Так говорят… Хотя врачи уверены в обратном. Поговорите с ними, если не боитесь получить головную боль от их ученой тарабарщины! Я в недоумении - барон считался одним из лучших наездников… Попытайтесь что-нибудь разнюхать. Вам хорошо известен мой патрон. Когда Антонен Клюзель чует скандал, он желает получить пикантные детали. Упоминание тайного общества "Черный единорог" мгновенно повысит тираж газеты.
- Я что-то об этом слышал, но детали мне неизвестны.
- Сборище чокнутых последователей Николя Фламеля. Ищут философский камень, будь он неладен!
- Госпожа де Лагурне та еще штучка. Думаете, полиция захочет вмешаться?
- Кто знает? Судя по моим источникам, в префектуре пока не приняли никакого решения. В этом оккультном обществе состоит много влиятельных особ, так что нужно проявить деликатность. Барон был одним из трех основателей "Единорога".
- Не знал…