Он требовал ответа, и я засомневалась. Попыталась поставить себя на его место, что бы я чувствовала и как действовала, застав на месте преступления в своем доме каких-то подозрительных людей. И богатое воображение мне подсказало - да, я вела бы себя точно так же, как он. Если бы мне честно и откровенно сказали правду - поверила бы этим совсем незнакомым людям, а если бы они с ходу принялись выкручиваться и вешать лапшу на уши, сразу бы почувствовала - лгут. Эти не хотели лгать и попросили его приехать ко мне, ведь только я решаю, сказать ему все или нет.
- Пан Ришард, а вы что об этом думаете? - обратилась я за помощью к спокойному и рассудительному другу.
- Я считаю - сумею доказать свою невиновность. Ну, если придется доказывать. Думаю, пани Юлита тоже. Все равно рискуем. Я бы сказал правду.
- Тогда пошли, присядем хоть где-нибудь.
- В гостиной, - подхватила Малгося. - С видом на кошек. Ведь они действуют умиротворяюще…
В гостиной одиноко сидела Марта, ведь Малгося с Витеком тоже выскочили в переднюю, где сразу стало тесно. Скоро так же тесно стало и за столом в гостиной. Вся надежда была на кошек, возившихся на террасе за большим окном.
Собеслав очень отличался от Мирослава. Тот сразу распушил бы перья, принялся очаровывать дам и засыпать нас бесконечными комплиментами, особенно Юлиту и Марту, а возможно, и меня, не говоря уже о Малгосе, делал бы вид, что чувствует себя прекрасно, вообще счастлив оказаться в нашем обществе, и постарался бы понравиться всем вместе и каждому в отдельности. Собеслав сидел молча и ждал сосредоточенно и напряженно.
Я пошла в кабинет и вернулась с проклятой зажигалкой. Шмякнула ее на стол.
- Вот она, причина всех наших несчастий и глупостей, которые приходится вытворять ради того, чтобы ее найти. Можно сказать, солитер в нашем общем теле.
Очень понятно, правда?
Собеслав смотрел на общего солитера, уже окончательно отказываясь что-либо понимать. И как-то совсем уж безнадежно произнес:
- Если б я хоть что-то понял…
Малгося призвала меня к порядку:
- Тетя, опомнитесь! Ведь еще немного - и человек всех нас примет за ненормальных.
- Чему я вовсе не удивлюсь, - пробурчал Витек.
- Но с нее же все началось, - попыталась я оправдаться. - А рассказывать человеку надо с начала, с конца не получится, в конце он застал взломщиков в своем доме. В начале же мы были не преступниками, а пострадавшими, то есть пострадала, собственно, одна я, а вы как хотите.
Тут меня уже без оговорок попросили заткнуться и помолчать. И правильно сделали. Всю тяжесть объяснений взяла на себя Малгося, потом подключилась с робкими дополнениями Юлита, потом пан Ришард со свойственной ему основательностью и любовью к порядку И в результате, когда мне вернули право голоса, пан Собеслав выглядел совсем другим человеком. Слушал он с интересом, хотя создавалось впечатление, что порой не верит своим ушам.
Художник взял в руки причину всех недоразумений и принялся внимательно разглядывать зажигалку.
- Значит, вы ее все же нашли в нашем доме, - обратился он почему-то к Юлите. Он вообще почти не сводил с девушки глаз, и теперь уже спросил то, что, похоже, давно собирался. - Сестра описывала вас совсем другой, и я опять не очень понимаю… Но не стоит об этом. Вот, значит, какой предмет вызвал всю эту заваруху?
Я раздраженно перебила гостя:
- Да в том-то и дело, что вовсе не этот предмет! Ну вот, опять не позволите мне говорить? Я попытаюсь нормально пояснить. Украдена моя зажигалка, точно такая же, как вот эта. А эту пан Ришард с Юлитой нашли на месте преступления и забрали, были уверены, что это моя. Они ее много раз видели в моем доме в этой комнате. Но я разглядела ее и пришла к выводу - не моя. Откуда такое могло взяться у вашего брата? Это очень редкая вещь.
- Понятия не имею, - ответил Собеслав, поставив зажигалку на стол. - Она стояла на полке в гостиной нашего дома уже несколько лет, пять или шесть, я обратил на нее внимание, еще когда брат показывал мне наш новый дом и хвастался. А я, как всегда при встрече с братом, был злой и раздраженный, мне ни на что не хотелось смотреть, я просто тогда на нее глянул, но не рассматривал. Может, он ее купил?
Я горячо возразила:
- И речи, быть не может! Вы оба, и вы, пан Собеслав, и ваш покойный брат, слишком молоды, а вот я помню, что тогда, когда она мне досталась - лет тридцать назад, и я тоже была молода, ее купили в Копенгагене, в магазине художественных изделий "Иллум". И нельзя сказать, что их там продавали, всего один раз и продали. И вообще там продавали вещи или только в нескольких экземплярах, или и вовсе в одном, как, допустим, мебельный гарнитур работы Якобсона. Это самый дорогой магазин в Дании. Мода на настольные зажигалки держалась недолго, а таких, как эта, я нигде не встречала.
- Может, ему кто-нибудь ее подарил?
- Вполне возможно. Ведь и свою я получила в подарок, даже с дарственной надписью. А тут, глядите, никаких надписей.
Собеслав вертел в руках зажигалку, внимательно осматривая, а мы все, затаив дыхание, ждали, что он скажет. Собеслав попытался высечь из нее огонь, но ничего не получилось.
Поставив ее на стол, он заявил, что ничего не может сказать об этой вещи. Не знает, откуда она у брата появилась. И спросил: она что же, не работает?
- Думаю, в ней просто нет газа, - предположила я. - Наполнить ее газом я не пыталась, хотя свою наполняла много раз, правда редко, газа хватало надолго. Заправляла я ее в одном и том же магазине, очень дорогом и хорошем, была у них постоянной клиенткой. А эту можете забрать.
Собеслав покачал головой.
- Честно скажу - не хочу Как-то не лежит у меня к ней душа, к тому же она исчезла из дома брата после его смерти. Сестра наверняка уже заметила пропажу, и сразу прицепится - откуда она у меня. Я ведь временно остановился у сестры, где я ее спрячу?
Робко, запинаясь, Юлита обратилась к молодому человеку:
- Означает ли это… что вы… в полицию…
- Что в полицию?
- Вы не пойдете?
- Нет, обязательно пойду. Они сами меня вызовут.
- Но… вы ведь… не скажете…
Малгося потеряла терпение:
- Скажите прямо, вы намерены известить полицию, что застали в вашем с братом доме подозрительных лиц? Мы все хотим знать это.
Собеслав с большим трудом заставил себя перевести взгляд с Юлиты на нее.
- И признаться, что я тоже там был? Так ведь? Я своего брата не убивал, могу доказать, что в тот день меня вообще не было в Польше. Что я, дурак, сам же информирую их, что был незаконно на месте преступления, а потом занимался неизвестно чем, я говорю сейчас вот об этом нашем разговоре. Общении с вами. И об этом не собираюсь ставить их в известность.
- А почему, собственно, вы согласились поехать с нами к пани Иоанне? - вежливо и ненавязчиво поинтересовался пан Ришард.
- Да потому, что я ничего не понимал! Вы мне совсем задурили голову. И опять же, если честно, вы мне как-то показались… не сердитесь, но показались все же причастными к преступлению. А он мне как-никак родной брат. И я подумал: а вдруг я чего разузнаю? Любил я брата или нет, неважно, но попытайтесь оказаться на моем месте. Приезжаете на родину, и узнаете о насильственной смерти близкого человека. И что, сядете на полати и станете плести косички?
Невероятная картина плетущего какие-то косички на полатях пана Ришарда нас всех так поразила, что дара речи лишились все поголовно. При чем здесь полати и откуда пан Ришард возьмет косички? Разве что окажется в дурдоме и в своем воображении…
И все же именно Ришард, человек уравновешенный и не склонный к паранойе, первым пришел в себя:
- Пожалуй, я вас понимаю. Возможно, на вашем месте тоже попытался бы что-то предпринять. Но вы не с тех начали.
- Теперь-то я понимаю.
- А мы остаємся со своей дурацкой проблемой. Возможно, мы кажемся смешными со своей дурацкой зажигалкой. Убит человек, подозреваемых и мотивов убийства хоть отбавляй, видимо, какая-то крупная афера, а наша мелочь, как клещ, впилась в нас, и не выковырять его. Пани Иоанна права, это как болезнь, не обязательно солитер, но мучает всех нас.
Я слушала, и во мне нарастало возмущение. Что же, в конце концов, приключилось с моей зажигалкой? Не понравилось ей у меня и она пошла себе куда глаза глядят? А мы из себя идиотов делаем, глупостями занимаемся, люди покой потеряли…
- Черт бы побрал такое правосудие! - разразилась я гневной речью. - О чем тут говорить? Убили мы кого? Обокрали?
- Вон, зажигалку украли…
- Вовсе нет! Вы просто взяли мою. В нормальной стране мы бы просто рассказали о своей проблеме полиции, не пришлось бы идти на нарушение, взрезать дурацкие бумажки с печатями. У нас же полиция хватает невиновных, жизнь нам отравили, сколько времени мы потратили на никому не нужную дачу показаний, свидетель теряет неделю, чтобы сказать лишь одно - он ничего не знает. А еще если вдруг кто-то надавит сверху, нам не миновать ареста, как минимум сорок восемь часов, ваша сестра опознает Юлиту… да не только ее, и Малгосю, и Марту, и Аню, и меня. Прокурор обрадуется любому, кого ему подсунет следователь… Еще не известно, к кому попадут наши показания.
- Да вроде бы комиссар не похож на круглого идиота, - осторожно вставила словечко до сих пор молчавшая Марта.
- Не похож, но какой-то уж слишком настойчивый, даже ожесточенный. Карьеру делает, выделиться хочет?
- Иоанна, ты ведь сама говорила, что у тебя есть знакомый, очень умный И хороший полицейский.
- Но сейчас его не видно! А я даже не спросила, куда он подевался.
- А почему ты не спросила?
- Чтобы не вызывать подозрений, - ответила я, подумав. - Невинный не ищет протекций. Гурскому я бы сказала правду… Решено, расспрошу о нем полицейских при первой же возможности, а пока сидим тихо.
Ничего себе тихо! Высказывались все, тихо сидел лишь Собеслав. Внимательно всех слушал, поглядывал на Юлиту и молчал. В конце концов и Юлиту проняло, действовали, должно быть, невидимые флюиды. Летал такой флюид от него к ней и обратно и делал свое дело. Юлита вскочила и с не свойственной ей энергией предложила подать какие-нибудь напитки: кофе, чай, вино, пиво, коньяк, а к ним, может, сырки, оливки…
Я с невольным изумлением взирала на такое проявление энергии девушки в моем доме. До сих пор она сидела тише мыши, лишь помогая другим в хозяйственных хлопотах. У меня так уж было заведено, что постоянные мои посетительницы помоложе меня занимались этим, прекрасно зная, где что лежит и как что подать. Одна Юлита долгие годы сохраняла совершенно ненужные тактичность и скромность. Иногда осмеливалась лишь деликатно подать хозяйке идею относительно угощения, а тут вдруг… Не только я, и другие удивились такой не свойственной ей решительности в проявлении гостеприимства.
Малгося всецело ее поддержала. Крекеры я заранее высыпала в вазу, сыром была переполнена морозилка, а к этому добавилась недавно приготовленная мною селедочка в оливковом масле. Нашелся и черный хлеб, и два яйца вкрутую, которые я неизвестно зачем сварила утром. Маслины, корнишончики, майонез и хрен у меня не переводились. И теперь я с интересом наблюдала, как за десять минут ловкие помощницы устроили настоящий прием. Все переместились из гостиной в столовую и уселись вокруг обеденного стола.
И тут я окончательно убедилась в существовании невидимых флюидов. Собеслав оказался жутко голодным. Он сам не осознавал это, а понял лишь при виде аппетитно накрытого стола. Нет, он не набросился на еду, как оголодавший дикий зверь, все же человек культурный и хорошо воспитанный, но по нему было видно, как же бедняга проголодался.
А я подумала - будь на месте Собеслава его покойный братец, уж я бы показала Юлите с ее гостеприимством где раки зимуют! Сухую хлебную корку вырвала бы у нее из рук! Спрятала бы и селедочку, и яйца вкрутую! Ну да что об этом думать, сейчас общая трапеза сама собой окончательно стабилизировала сложившиеся положительные отношения.
Заморив червячка, Собеслав сам высказал предложение.
- Я понятия не имею, откуда у Мирослава эта зажигалка, - заговорил он о том, что волновало нас больше всего, - но, в конце концов, у нас были общие знакомые когда-то, может, и сейчас они обнаружатся. Я попробую порасспросить их, может, кто-нибудь из них и знает.
Хотелось все же иметь полную ясность, и я не постеснялась спросить:
- Вы имеете в виду… изъявляете желание предпринять двусторонние попытки? Кто мог подарить пану Мирославу эту зажигалку и кому он мог отдать мою, если он ее забрал?
- Но ведь я понял - вы все именно так и думаете? Что именно он вашу забрал?
- Других кандидатур у нас нет.
- Возможно, это глупо, но я чувствую, что несу за него ответственность. Буду искать. В нашем доме вы ее не нашли?
Тут опять вскочила Юлита.
- Ох, знаете, мы не все там обыскали. Осталось одно место… Наверху, возле вашей темной комнаты, в гостевой стоит тахта. Так вот, может, у нее внутри пустое место под постель? Я туда не могла заглянуть, потому что не под силу было открыть эту тахту. Я как раз собиралась попросить пана Ришарда помочь мне, когда неожиданно появились вы.
- Эта тахта не раскрывается, - пояснил пан Собеслав, - а раскладывается, и у нее нет внутри пустого места. Зато такое место есть в кресле.
- В каком кресле?
- Самом большом. Видели наверняка, старое, в кабинете брата занимает целый угол.
- Видела, темно-коричневое.
- Да, кожаное. А внутри его - пустое место, тайник. Туда помещается и подушка и плед.
- А нам и в голову не пришло заглянуть в него, - с горечью признался пан Ришард. - Не похоже оно на такие, с тайниками. Вот что значит, когда за серьезное дело берется профан. Не специалисты мы по обыскам…
- Да уж! - с готовностью подтвердил Витек. - В грабители не годитесь.
- Не годимся, - сокрушенно подтвердила и Юлита. - Так, может быть, теперь…
Собеслав ни минуты не колебался:
- Поедем и проверим. Вместе! И сегодня же, больше шансов, что пока еще никто не заметил разрезанных бумажек с печатями. Идиотская формулировка, никаких печатей там не было, просто полоски бумаги. К тому же так аккуратно разрезаны, что видно, только если подойти к двери вплотную.
Мы, естественно, поддержали его предложение, если проверять, то немедленно, пока не стемнело, чтобы никто не заметил свет в окнах опечатанного полицией дома. Витек, правда, позволил себе сделать дурацкое замечание, что всяким преступникам и бандитам всегда удобнее действовать под покровом ночной темноты, но мы не отреагировали на это.
И они уехали, остались мы с Витеком, Малгосей и Мартой, которой удалось убедить родителей, что пропустить один день занятий - не страшно. Малгося же вспомнила, зачем они вообще приехали.
- Ты оставила дома все свои документы, - упрекнула. она дочь. - И бумаги на машину, и права, и паспорт. Вот, получай! Это просто божеская милость, что тебя по дороге не загребли гаишники, нам только этого не хватало. Хорошо, что мы сразу поехали домой и увидели на столе твой бумажник.
А Витек перестал шутить и высказал озабоченность, напрасно, дескать, мы все вот так сразу взяли и выложили этому братцу всю правду, и о зажигалке, и вообще о его брате. А вдруг он проболтается ментам? Я не говорю - помчится доносить, но проболтаться может. Или сознательно донесет, ведь мы его не знаем. И тогда полиция разозлится, что мы ее за нос водим, и всерьез возьмется за нас.
Мы с Малгосей переглянулись.
- Не проговорится, - уверенно заявила я.
- А тем более не донесет специально, - поддержала меня Малгося.
- Почему вы в этом так уверены?
- Да потому, что попался на крючок Юлиты. Ты разве не заметил?
- Ничего я не заметил. С чего ты это взяла?
- Да он просто загорелся, аж дым идет, - рассмеялась его жена. - Только слепой бы не заметил. И она, похоже, тоже втюрилась в него по уши. А ты что скажешь?
Я горячо поддержала Малгосю:
- Целиком и полностью согласна с тобой. Она еще покойным садоводом увлеклась. А его братец не только еще красивее внешне, но, похоже, и человек неплохой.
* * *
Вольницкому и в самом деле пришла в голову светлая мысль. Права эта зазнавшаяся баба - ему следует искать убийцу сразу в двух направлениях, а не так, как он действовал до сих пор - лихорадочно нахватал подозреваемых и уже между ними пытается вычислить убийцу. Возможно, и в самом деле надо тщательнее изучить растительное направление, возможно, там серьезная афера, но это один путь. Второй же - вещественные доказательства, следы и микроследы на месте преступления, а также бумаги, которые всучили бедной беременной Касе Сажницкой, если та, нагруженная документацией со всей полицейской комендатуры, сумела заняться и его делом. Или хотя бы заглянула в его документацию. А к какому направлению отнести все еще недоступного Шрапнеля? Не к обманутым же девушкам, скорее уж к преступной афере…
Нагрузив своих подчиненных сверх меры заданиями и придавив их напоследок Шрапнелем, он помчался в комендатуру, на свое рабочее место. Почему-то мчался с включенной сиреной. Как чувствовал, что там его что-то ждет.
И действительно ждало. Заключение экспертов о керамическом сосуде цилиндрической формы, из довольно плотного, не пористого материала. На нем опытным экспертам удалось обнаружить расплывчатые отпечатки пальцев как минимум двух человек. Из всех сомнительных отпечатков только один отпечаток одного пальца был четким и поддающимся идентификации. На секаторе следы оставлены фрагментарные и расплывчатые, но по ним можно было судить о том, каким образом убийца держал секатор. Как пальцы, так и кусок ладони свидетельствовали о том, что секатором не резали, а кололи, пыряли.
Теперь оставалось лишь найти владельца единственного хорошо отпечатавшегося пальчика.
Проклиная сам себя, что начал не с этого, он попытался сосредоточиться и решить, как лучше действовать теперь. Сообразил - нет смысла вызывать в полицию всех подозреваемых, уж он-то слишком хорошо представлял, что из этого получится. Один опоздает, Другой не придет вовсе, третий не получит повестки, четвертый пришлет справку от врача… И обычная дактилоскопия займет у него три недели, за которые разыскиваемый владелец отпечатка успеет выехать в Австралию. Или еще в какую-нибудь Гваделупу, с которой у нас нет договора об экстрадиции. Нет, надо поступить по-другому.
И он поручил одному из самых способных сотрудников-техников лично объехать подозреваемых, собрать с них столько отпечатков пальцев, сколько сумеет. А начать с Гвяздовского, который отпирается от машины с замеченным номером, затем у всей его компании, затем у всего персонала мастерской Мариана Гваша и закончить последней девицей, числившейся среди знакомых покойника. В том числе и у его бывшей жены. И у мужа жены. И у жениха девицы. И вообще охватить всех, так или иначе связанных с убитым садоводом. А начинать надо немедленно, ведь число подозреваемых будет все увеличиваться.
Техник подумал: а не лучше просто вот сейчас выйти из комендатуры, встать посередине улицы и брать отпечатки пальцев у всех встречных и поперечных? А что? Выстроит их в очередь к себе и начнет… Однако с начальством не спорят, и он отправился в путь со своим следственным чемоданчиком в руке.