И тут чуть не прикусил свой глупый язык, едва не выпалив с издевкой, что она, пани, эти времена должна бы помнить лучше его. Не иначе как ему одному слышимый "стон" Гурского ударил его по мозгам. Опомнился: свидетеля нельзя настраивать против следствия, тут не важно, она или не она прикончила садовника, но бросать камни себе же под ноги только один недоумок может.
К его неимоверному удивлению, хозяйка вдруг расцвела и похорошела, помолодев сразу лет на десять. Так что замечание о том, что в ее-то годы она должна лучше помнить, было бы совсем некстати.
- Я точно такого же мнения, - радостно заявила она. - И очень вам благодарна. Как хорошо, что не только я, но и вы не любите техники. А так, в принципе, вы предпочитаете записывать своею собственной рукой или заносить на пленку?
- Пока только услышать.
- Ну так слушайте. Малгося и Витек Гловацкие, моя племянница с мужем. Ришард Гвяздовский, о котором вы уже всё знаете, раз сюда пришли за ним. Юлита Битте, племянница моей приятельницы, мы с ней сотрудничаем по службе. Тадеуш Квятковский, сын моего старого друга еще с молодых лет. Знаю его с рождения. Тадеуша, не его отца. Но Тадик присоединился немного позже. Это все.
Комиссару общество показалось каким-то разномастным, то родичи, то связи по службе, а то и частные знакомства, не клика ли? Хотя, кто их там знает…
Он вынул записную книжку.
- Пани была права… - начал было он, как тут вошел столь долго ожидаемый Гвяздовский, о котором следователь уже почти забыл.
- Остальное они сделают сами, - сказал вошедший следователю. - Теперь я к вашим услугам. Пани Иоанна, вы разрешите, я бы приготовил себе чай?
Хозяйка опять сорвалась с дивана:
- Нет, нет, вы садитесь, я хочу наконец узнать, почему полиция интересуется вами. А чай я сделаю сама. Только прошу допрашивать громко, чтобы я в кухне слышала. Может, кто-нибудь еще чего выпьет?
- Нет, нет, спасибо.
Гвяздовский уселся на втором диване, рядом с сержантом, который предупредительно отодвинулся, освобождая больше места. Вольницкий почувствовал себя в седле. Наконец перед ним лицо, которому предъявлены вполне определенные обвинения, лицо, видно, не простое, раз не сбежало, хотя по всем уголовным правилам должно было это сделать. Внимательно рассмотрел обвиняемого. На ирода тот походил мало, хотя и в самом деле мужчина высокий, плотный, крепкий. А ведь описан был сестрой погибшего - хуже некуда! Ростом два метра, весом сто пятьдесят кило, патлатый, лохматый, вид - ну сущий изверг, а главное, по нему видно: готов все разнести в пух и прах. Да ничего подобного. Нормальный человек, спокойный, уравновешенный. Не подходит, холера ее побери!
При мысли, что все, которых удалось допросить, могли оказаться невиновными, следователю стало не по себе. Но он взял себя в руки.
- Очень приятно, что я наконец имею возможность побеседовать с вами, - язвительно произнес Вольницкий. - Где вы находились вчера между восемнадцатью тридцатью и двадцатью?
Гвяздовский не проявил никаких эмоций.
- Да здесь и находился, где ж еще? Мы ожидали приезда пани Иоанны, кажется, с пяти. Я, во всяком случае, был с пяти - из-за телефонщиков. И пани Малгося была.
- До скольки?
- О, долго. До восьми… что я говорю! Наверное, до девяти. Меня жена отругала, что я должен был вернуться к девяти. Я имею в виду двадцать один час. А отсюда до моего дома езды около пятнадцати минут. Ничто не мешало, так что я наверняка выехал отсюда минут через пять после девяти вечера.
- А кто это может подтвердить?
Кошмарно подозрительный Гвяздовский перечислил тех самых людей, но запнулся на фамилии Тадеуша Квятковского. Короткая заминка, пан Ришард знал его как Тадика, ничего строительного в его доме не производил, так что фамилия Тадика нужна ему как дыра мосту. Правда, он ее слышал, да вот не сразу вспомнил.
- Значит, так, - произнес комиссар, помолчав минуту. - А машина, на которой вы сейчас ездите, не ваша, я знаю. Вы взяли ее в автомастерской Гваша, в названное мною время она находилась на улице Пахоцкой у дома номер сорок четыре. Что она там делала?
В сказанном только половина была правдой. Учительница математики спасала свою кошку не из-под стоящей неподвижно у дома 44 машины, а намного дальше, на самом конце узкой улички, почти на выезде из нее, и если честно, то точно установить место, откуда ехала машина, пока не удалось. Следователь малость приврал. Ничего страшного, подозреваемого иногда полезно припугнуть.
Оба, и подозреваемый, и хозяйка дома, вернувшаяся с чаем, пялились на полицейского как бараны на новые ворота.
- Стояла, наверное, - сказала эта ужасная баба.
Ответ Ришарда Гвяздовского был гораздо осмысленнее.
- На этот счет ничего не знаю, - спокойно ответил он. - Насколько мне известно, машина стояла здесь. Точнее - у Иоанниной помойки.
Какое-то очень неприятное чувство пронзило в этот момент следователя. То ли он что-то упустил, то ли прозевал, то ли вообще пошел не тем путем, потому и не может сообразить, что именно прозевал. С трудом подавив в себе неприятное чувство, успокоился на том, что в данный момент делает то, что нужно, а именно - допрашивает тех свидетелей, которых и положено допросить, поскольку они оба знали покойного. Ведь заняться изучением следов на месте преступления он пока не может. Копаться в документах? Благодаря им можно получить дополнительные сведения и о погибшем, и о людях из его окружения. Пока же занимается людьми. Откуда же чувство чего-то упущенного?
- У помойки, - повторил он. - Так, значит. А Мирослава Кшевца вы знали? Садовника?
Подозреваемый продолжал упорно сохранять спокойствие.
- Знал немного. Раза два видел, но больше слышал о нем…
- Минутку! - опять перебила плавное течение допроса вредная баба. - Вот уже второй раз вы употребляете прошедшее время. Что происходит? Умер Кшевец, что ли? Под машину попал?
- Почему именно под машину? - сразу ухватился Вольницкий за ее слова.
- Я вовсе не настаиваю на машине, мог попасть и под поезд, - пожала плечами хозяйка. - Машина сама вырвалась, вы только что расспрашивали Ришарда о машине. Так что же произошло с Кшевцем?
Вольницкий пришел не в салон на званый вечер, он был при исполнении. И не позволил сбить себя с толку.
- Вы начали говорить - слышали, - продолжал он разговор с подозреваемым. - Что именно вы слышали?
- Слышал, что очень не угодил хозяйке, подвел ее. И пани Иоанна жаловалась, и сам я видел. Вместе с ней мы осматривали деревья. Что тут говорить - испортачил все, хуже некуда. Должно быть, эти деревья плохо хранились, и елки, и кусты сирени, и орех неудачный. Больше ничего особенного не слышал.
- Корни пересушены, и сажал слишком мелко, - вырвалось у сержанта.
- А глубже - глина! - крикнула хозяйка. - Сплошная глина!
- Напрасно пани так этой глиной меня корит! - сморщился Гвяздовский, тоже, видно, в чем-то садово-огородном виноватый. - Но я ведь во всем положился на специалиста, садовода, а то, что касается меня, сделал как положено. Всю глину из-под выкопа вывез, слово даю, да вы меня знаете, пани Иоанна, свою работу я исполняю честно.
Подозреваемая махнула рукой:
- Бог с ней. Досыплю сверху. Так вот, говорю вам с паном Миречеком наверняка что-то случилось, иначе пан комиссар не морочил бы нам голову. Можете считать нас преступниками, пан комиссар, но не имеете права считать идиотами, если упоминаете о нем - упорно упоминаете! - только в прошедшем времени. Его кто-то убил?
- Зачем же так сразу и убивать, - ляпнул растерявшийся следователь и сообразил, что вот он - полный идиот, лучше бы откусил себе язык.
Хозяйка была начеку.
- Так ведь вы из отдела убийств, услышал полицейский холодный ответ. - Вряд ли вас волнует неуплата налогов, сильно сомневаюсь в этом. И догадываюсь, что прискорбное событие имело место вчера вечером… минутку, какое время он называл?…А, между восемнадцатью и двадцатью. Пять человек здесь сидели…
- Четыре, - уточнил подозреваемый. - Квятковский… присоединился к нам позже.
- Правильно, позже, около половины седьмого. Из Окенче ехал, Пан Кшевец был ему по дороге… Да успокойтесь, сейчас сама скажу, откуда мне это известно, знаю же, что вы непременно спросите.
Вспыхнувшая вдруг в душе следователя прямо-таки нуклеарная надежда - ага, проговорилась-таки баба - лопнула раньше мыльного пузыря.
- Никогда в жизни дома у него я не была, но на той же улице проживает мой дантист, так что я приблизительно знаю, где это. А из аэропорта Окенче той дорогой наверняка ближе, чем какой другой, - скажем, через Гоцлавек. Но Тадик этого садовода вовсе не знает, никогда не знал, а если я при нем плакалась на свои садовые неудачи, старался не слушать. Если бы выяснилось, что его пришил Тадик, я бы от любопытства спятила, какой же у него был мотив? Так что прошу, очень прошу, сказать, не то буду все время ломать голову. Хотя… сомневаюсь, успел бы… он сюда во сколько приехал?
Оба подозреваемых, сидя носом к носу, наморщив брови старались припомнить, во сколько же Тадик, возможный подозреваемый, явился в дом пани Иоанны.
- Я, значит… я во сколько приехала? После пяти, так? Четверть часа прошло… - Минутку… Шесть… Вы звонили, пани Иоанна, что уже приехали. Минут пять прошло… Так получается - без двадцати семь.
- Пусть даже и без четверти семь. Ему пришлось бы действовать раньше. До половины шестого подходит?
Жадный, пронзительный взгляд теперь вонзился в Вольницкого. Тот почувствовал себя… так, как никогда в жизни еще не чувствовал. О чем толкуют эти люди, кто такой Квятковский, лишенный мотива, почему он должен был убить Кшевца в половине седьмого? Судя по заявлению медэксперта, и речи быть не может!
- Нет, - вырвалось у него. - Позже.
- Позже исключается. Позже он был уже здесь. Значит, это не Тадик.
- А почему его обязательно должен был убить кто-то из находившихся здесь людей? - вдруг заинтересовался Гвяздовский. - Пани Иоанна такого распоряжения не оставляла. Может, кто-нибудь другой?
- Потому что вашу машину в нужное время видели перед нужным домом, - ответил комиссар, с трудом ответил правду, что чрезвычайно удивительно при том хаосе в его голове, до которого довели эти двое. И опять немного искажая истину. - И мне бы очень хотелось знать, каким образом она там оказалась? Не сама же поехала?
***
- Ну и как, арестуют нас, пан Ришард? - спросила я.
- Надо же, обо всем говорили, а пани так и не спросила его, кто же назвал номер машины! - укорил меня пан Ришард. - Ведь это, собственно, единственный наш провал. А если бы это был какой-нибудь склеротик или вообще подслеповатый, и мы смогли бы от всего отвертеться?
- Так бы он мне и ответил! Сейчас, полагаю, он вцепится в этого вашего Гваша - из-за запасных ключей. Не мешало бы предупредить человека.
- Какой смысл его предупреждать, ведь следователь и начал с Гваша. Нет, я не думаю, что этот мент вцепится в мастерскую Гваша, слишком уж все это сложно. Ключики, рассчитать множество моментов, тут пани приезжает, а откуда бы в мастерской Гваша знали, что вы приезжаете? Я и сам, когда оставлял ему машину, что вы приедете и во сколько, не знал, вы позвонили позже. Следить, все рассчитать, кокнуть этого несчастного садовника и потом на меня свалить. Это была бы уже, как ее… премидитация, предумышленное убийство, а раз так, то пусть они и поймают негодяя, который все это провернул. Гвашу придется попотеть, но ему ничего не сделают, ведь его не было. Хуже с пани Юлитой. Я-то головой ручаюсь - не она, ни в жизнь бы не успела, но ведь им на мою голову…
Сидели мы вдвоем за столиком в гостиной, и черная тоска все сильнее охватывала нас.
- Надо сказать, врал пан просто отлично, - попыталась я найти хоть что-то приятное в нашем положении.
- Вы тоже! - не остался в долгу Ришард. - Мариана я предупреждать не буду, а вот вам стоит остальным позвонить.
Я покачала головой, поскольку какая-то часть моего мозга очнулась наконец от летаргии и приступила к работе. Вяло, неохотно, но все же приступила.
- Ни к чему. Вы же видите, пан Ришард, какие страшные времена настали. Если уже к нам цепляются, проверяют телефонные разговоры, эти холерные билинги, даже сотовые отлавливают, - тут уж человеку очень трудно сориентироваться. Вся надежда на то, что Витек успел их предупредить и Юлита начала преображаться. Холера, забыла отобрать у нее ее чертов красный жакетик!
Брякнул гонг у калитки.
- Я открою, - вызвался пан Ришард.
Я пошла за ним из любопытства. Оказывается, господа следователи вернулись. Наверняка рассчитывали на то, что застанут нас за лихорадочными попытками скрыть вещественные доказательства. Так и видели: мы в садочке закапываем орудие убийства или еще что-то в этом роде. Или подрались, обвиняя друг друга, как часто бывает между сообщниками.
- У вас есть секатор? - спросил следователь еще в дверях.
Я даже не очень удивилась, секатор как-то подходит к садоводу. Надеюсь, он его у меня не отберет? Да ладно, куплю новый.
- Есть. Желаете его осмотреть?
- Да, пожалуйста.
Ну и началось. Вернулась я вчера под вечер, в сад даже не успела заглянуть, не говоря уже о каких-либо садово-огородных работах. Откуда мне знать, где в данный момент находится проклятый секатор или другой какой сельскохозяйственный инструмент? Пытаясь прибегнуть к своему любимому дедуктивному методу, чтобы вспомнить, куда я могла сунуть секатор, я пялилась на следователя наверняка с самым неподходящим выражением лица - огорченным и напряженным. Ну и как при всем этом я могла не выглядеть в его глазах подозреваемой?
Дедукция велела мне отвалить и не беспокоить ее. Пришлось пойти практическим путем. Глянула на шкафчик в прихожей - на нем лежали только старые резиновые перчатки, полторы штуки. Перейдя в гостиную, первым делом подошла к камину, на его выступе лежали ножницы, гаситель для свечей, длинные спички, пепельница, три подсвечника, ножницы для срезания травы - очень нехорошие, вазон с засохшим букетом. Секатора там не было, а я и сама сомневалась, что его там обнаружу. Вышла на террасу перед домом. Сержант упорно шел по пятам и видел то же, что и я.
На терраске я обследовала два легких столика, и на одном из них рядом с одной перчаткой, узкой лопаткой и пепельницей обнаружила секатор, но с длинными ручками.
- Такой вам подойдет? - не очень уверенно спросила я.
- Сойдет, - согласился сержант. - А меньшего у вас нет?
- Есть. Только не знаю где. Возможно, разыщу.
Проверила содержимое двух пластмассовых ведер, напрасно, обошла дом и очень расстроилась при виде вьющегося горца, опоясавшего мою декоративную траву, рука сама потянулась выдернуть его - с трудом удержалась. Внимательно осмотрела все подоконники, осмотрела поленницу дров, влезла под вербу и наконец нашла секатор. Лежал себе на мешках с огородной землей.
- Вот! Пожалуйста.
В дом мы вошли через главную дверь, сержант нес два секатора, один большой, другой поменьше.
А комиссару все было мало.
- Только один? - спросил он, потрясая тем секатором, что поменьше. - Другого такого у вас нет?
- Есть, но он совсем разболтался.
- Можно посмотреть?
Разболтанный секатор я отыскала в гараже рядом с молотком, топором и двумя пилками, совсем уже затупившимися. Хоть какая-то польза для меня - вспомнила, что пилки можно заострить, Витек знает где, так я и их заодно прихватила.
Комиссар не слишком внимательно разглядывал секаторы.
- Это все? Больше у вас их не было?
- Слишком уж многого вы хотите от меня, - разозлилась я. - И так аж четыре секатора, а вам все мало. А ведь у меня этот садик появился только два года назад, так что я не все сельскохозяйственные принадлежности успела вывести из строя. Вы хотите отобрать у меня все секаторы?
- Нет, с чего вы взяли? Большое спасибо.
И ушли. Я осталась с тремя секаторами.
- А что касается первого секатора, так вы не признались, пани Иоанна, - напомнил мне пан Ришард, возвращаясь в гостиную.
- Как же, разбежалась! Еще чего! Он наверняка захотел бы на него тоже поглядеть, а я случайно знаю, где он лежит. В гараже, под досками, в самом низу. Мне пришлось бы выводить машину из гаража и подкопаться под дом, вам-то самому очень этого хочется?
- Вовсе не хочется. Но… где же телефонщики?
- Сделали свое дело и ушли. С вашим домом, надеюсь, покончили, теперь подключают другую сторону улицы.
- Они не вернутся?
- Обещали. Так я тоже, пожалуй, пойду.
- Минутку, пан Ришард, - попросила я и с его помощью одним махом освободилась от всех садовых инструментов, отнеся их на террасу и положив на второй столик. - Я вот иногда думаю… да-да, изредка такое со мной случается, и мне кое-что хочется с вами обсудить. Баба видела Юлиту и вас, с номерами мы пока разобраться не можем, черт знает, кто именно их заметил, эти двое ментов не производят впечатления полных кретинов, так вот - готова поспорить на что угодно, устроят непременно очную ставку! Это первое, что они должны сделать.
Пан Ришард посмотрел на меня, посмотрел в окно и принялся собирать со стола стаканы.
- Должны бы, - не возражал он. - И что?
- Вот именно. Да бросьте вы наводить порядок, это меня отвлекает, а мне надо как следует все обдумать. А кроме того, для этого существует поднос.
- Ничего, ничего, я уже кончаю.
А я подумала - ну почему я не могу быть нормальной женщиной, которая сама просто автоматически навела бы порядок, а не заносилась мысленно аж в какие-то очные ставки. Но ставка все равно победила.
- Баба была в нервах? - спросила я сурово.
- Еще в каких!
- Надеюсь, Господь не наделил ее фотографической памятью. Долго смотрела?
- Совсем мало. Глянула и давай психовать.
- А Юлита закрыла лицо ладонями?
- Да, когда я вошел, уже стояла с закрытым лицом.
- Так эта баба хреновый свидетель. Ничего не увидела. На очную же ставку вы должны пойти в костюме. Я не требую фрака…
- А у меня его и нет…
- Тем более. Но приличный костюм у вас имеется. Никаких там джинсов, курток, нормальный пиджак, не новый, белая рубашка, при галстучке…
Пан Ришард все же отыскал поднос, на котором я принесла чай, а затем заткнула его за диванную подушку. Составил на него всю посуду и выпрямился.
- И вы полагаете, что кто-нибудь поверит в такую мою рабочую одежду?
- При чем тут рабочая одежда? Светский раут по случаю моего приезда, вот вы и оделись нормально. Ведь меня так долго не было, хотели уважить, вырядились элегантно. Имеете право!
- Ну разве что ради встречи… Но ведь я же присобачивал шланг к крану!
- А по этому случаю вы разделись.
Пан Ришард бросил на меня странный взгляд:
- Да-да, все верно. Пиджачок, галстучек. И разве поверят, что никто не обратил внимание на голого мужика в исподнем, со шлангом в руках, который суетится во дворе? Соседи, по улице еще люди ходили, рабочие на стройке по ту сторону дороги…