Вскоре послышалась сирена полицейской машины. Бармен подошёл к окну.
- Кажется, на нашей улице, - сказал он, застёгивая пиджак, - Схожу посмотрю, что там случилось. Если кто-нибудь зайдёт, скажите, что скоро вернусь.
Он поставил на стойку бутылку коньяка.
- Угощайтесь, а потом скажете, сколько выпили.
Пока я безмятежно потягивал коньяк, мимо пронеслись ещё две полицейские машины, а потом скорая помощь.
Бармен вернулся минут через десять в сопровождении клиента.
- Дай пива, Джо, - сказал тот.
- С меня за две рюмки, - сообщил я бармену.
Джо взял мои деньги.
- Убили хозяина аптеки. Говорят, дело рук того парня, который убивает всех, кто ему хамит.
- Откуда известно? - спросил клиент. - Может быть, просто ограбление?
- Ну нет. Фред Мастерс, хозяин телевизионной мастерской, что напротив, обнаружил труп и записку на нём.
Клиент положил на стойку монету.
- Я о нём и слезы не пролью. Всегда обходил его аптеку стороной. Он так обслуживал, будто делал тебе одолжение.
- Да, в нашем квартале о нём мало кто пожалеет, - подтвердил Джо. - Изрядный был скандалист.
Я хотел было вернуться в аптеку и сдаться полиции, но вместо этого заказал ещё коньяку и раскрыл записную книжку. Я начал составлять список.
Удивительно, как они, один за другим, всплывали в память. Набралось немало всяких случаев и историй: одни были делом принципа, другие - память об оскорблении, в третьих я участвовал как свидетель, но чувствовал себя не менее задетым, чем жертва.
Когда полчаса спустя я покинул бар, я понял, что мне есть ещё над чем поработать. Последующие дни будут наполнены бурной деятельностью. Между прочим, я буду особо внимателен к тем, кто даже не помнит, что натворил.
Я заглянул в ресторанчик поблизости.
Официантка прервала разговор с кассиршей и подошла ко мне:
- Что вам угодно?
Я заказал жаркое с помидорами.
Жаркое было таким, какое и в нашем убогом квартале найти было трудно. Протянув руку за чайной ложкой, я нечаянно уронил её на пол.
- Извините, вас не затруднило бы принести другую? - обратился я к официантке, подняв ложку.
Она гневно подошла к столику и буквально вырвала у меня ложку:
- У вас что, паралич, что ли?
Скоро она вернулась и с прежним гневом направилась к моему столику.
Внезапная мысль резко изменила выражение на её лице. Даже походка изменилась, и когда она, наконец, дошла, ложка мягко, я бы даже сказал нежно, опустилась на скатерть.
- Прошу прощения, если я показалась недостаточно любезной, - сказала она с нервным смешком.
Я принял её извинение и ответил:
- Ну, что вы…
- Вы можете ронять ложки сколько вашей душе угодно: я с удовольствием принесу новые.
- Спасибо.
Я занялся своим кофе.
- Вы действительно не рассердились? - настойчиво спросила официантка.
- Ну что вы, что вы! Ничуть.
Она взяла газету, что лежала на соседнем пустом столике.
- Прошу вас! Можете почитать за кофе. Бесплатный подарок от нашего ресторана…
Когда официантка отошла от меня, я заметил, что кассирша смотрит на неё округлившимися глазами.
- Что с тобой, Мейбл?
Мейбл с опаской оглянулась:
- Никогда не знаешь, с кем имеешь дело. В нынешние времена лучше быть вежливым.
Я читал, прихлёбывая кофе. Одна заметка меня особенно заинтересовала. Некий мужчина накалил на плите горсть монет и бросил их детям, обходившим дома в канун Праздника всех святых. Суд приговорил его к жалкому штрафу в двадцать долларов.
Я записал его имя и адрес.
Доктор Бриллер закончил осмотр.
- Можете одеваться, мистер Тернер.
Я взял рубашку.
- Не появилось ли со времени моего последнего визита какое-нибудь чудодейственное лекарство?
Он добродушно рассмеялся.
- Кажется, ещё нет…
Он посмотрел на меня, что-то вспоминая:
- Кстати, вы решили, как проведёте оставшееся вам время?
Решение было принято, но я предпочёл ответить:
- Ещё нет.
Казалось, он встревожился.
- Лучше было бы что-нибудь решить… Вам остаётся всего три месяца. Обязательно сообщите мне, как только надумаете.
Пока я одевался, Бриллер присел в кресло и развернул оставленную на столе газету.
- Занятный убийца, не правда ли?
Он перевернул страницу.
- Но больше всего, пожалуй, меня удивляет реакция публики. Вы читали письма, которые публикуют сейчас газеты?
- Нет.
- Его убийства пользуются почти всеобщим одобрением. Некоторые читатели готовы предоставить убийце необходимые фамилии и адреса.
Надо бы выписать эту газету, подумал я.
- Кроме того, - продолжал Бриллер, - волна вежливости, как цунами, затопила город.
Я застегнул пиджак.
- Мне прийти через две недели?
Он отложил газету.
- Да. И постарайтесь смириться со своей судьбой. Все мы когда-нибудь умрём.
Да, но день собственной смерти был ему неизвестен и располагался где-то за пределами обозримого будущего.
Доктор Бриллер принимал меня вечером: было около десяти, когда я вышел из автобуса и направился в сторону дома.
Не дойдя до угла, я услышал выстрел. Повернул на Милдинг-Лейн и увидел на пустом тротуаре невысокого мужчину с пистолетом, склонившегося над мёртвым телом.
Я подошёл ближе.
- Бог мой, да ведь это полицейский! - воскликнул я.
Мужчина поднял голову.
- Мой поступок может показаться чрезмерным, но он разговаривал со мной совершенно неприемлемым образом…
- Понятно, - сказал я.
- Я оставил машину поблизости. А фараон поджидал, когда я вернусь к ней. Оказалось, что я забыл взять водительские права. Я бы, конечно, не пошёл на эту крайнюю меру, если бы он ограничился обычным внушением. Ибо я виновен и полностью это признаю. Но он допустил оскорбительные выпады, в недопустимом тоне выразился о моих умственных способностях и внешнем виде, высказал нелепое предположение, не украл ли я этот автомобиль, а под конец, верите ли, позволил себе усомниться в том, законнорождённый ли я…
От волнения я прикрыл глаза.
"Как он смел! Поверьте мне, моя мать была просто ангел. Ангел!"
Я вспомнил, как тоже нарушил когда-то правила уличного движения, правда, при переходе дороги. Я бы согласился на выговор и даже на штраф, но полицейский счёл за лучшее произнести проповедь, сдобренную ругательствами и насмешками - и всё это на глазах у любопытствующих пешеходов. Да, это было унизительно.
Мужчина посмотрел на пистолет в своей руке.
- Я купил его сегодня: думал воспользоваться им после беседы с нашим водопроводчиком. Вот уж кто действительно хам.
- Водопроводчики неисправимы, - подтвердил я.
Мужчина вздохнул:
- Теперь, вероятно, мне следует сдаться полиции.
Он посмотрел на меня, потом кашлянул.
- Или лучше написать пару слов? Знаете, я читал в газете…
Я предложил ему листок из записной книжки.
Он написал несколько строк, подписался своими инициалами и заткнул бумажку между пуговицами на форме полицейского. Мужчина вернул мне записную книжку:
- Надо бы и мне обзавестись такой.
Он распахнул дверцу машины.
- Не позволите ли подбросить вас к дому?
- Благодарю вас. Сегодня изумительный вечер: я бы предпочёл прогуляться.
Какой милый и симпатичный человек! Когда он отъезжал, я не мог удержаться от доброй улыбки.
Жаль только, что в наше время таких мало.
Похититель-гурман
Нам сообщили о похищении лишь после того, как похитители получили выкуп, а жертва вернулась в родной дом, поэтому мы могли никуда не спешить.
- Сколько они запросили? - спросил Ральф.
- Пятьдесят тысяч долларов, - ответил Каннингхэм.
Я удивился. Всего пятьдесят тысяч? Довольно скромная сумма для наших дней, учитывая, что поместье Каннингхэма занимало сотни и сотни акров ухоженных лугов и лесов, а жил он в роскошном особняке.
Беседовали мы в гостиной, в которой без труда разместилась бы вся моя квартира, а потолки были в два раза выше. Каннингхэм и его дочь, Стефани, сидели бок о бок на диване, напротив нас.
Каннингхэм тем временем посвящал нас в детали.
- В понедельник вечером я вернулся из города примерно в восемь часов и остановил автомобиль перед цепью, которой мы перегораживаем подъездную дорожку. Когда я вышел из машины, чтобы отомкнуть замок, из-за кустов выступил незнакомый мне человек и наставил на меня пистолет.
- Вы можете описать его? - спросил Ральф.
- Обычный человек, никаких особых примет, за исключением окладистой бороды. Как я потом понял, при лучшем освещении, накладной.
Я счёл необходимым отметить бороду.
- Очевидно, он не хотел, чтобы потом вы его опознали.
Каннингхэм какое-то время смотрел на меня, потом продолжил.
- Он повёл меня по дороге к другому автомобилю, припаркованному на обочине в сотне ярдов от цепи.
- Вы не разглядели номерной знак? - в глазах Ральфа блеснула искорка надежды.
- К сожалению, нет. Уже стемнело. Он приказал мне лечь на пол у заднего сиденья, где связал мне руки и завязал глаза тёмной тряпкой.
- В кабине никого не было?
- Нет. Меня похитил один человек. Ехали мы больше часа.
Я сочувственно покивал.
- Время поездки нам ничем не поможет. Он мог возить вас кругами, чтобы вы никогда не догадались, куда он вас привёз.
Каннингхэм согласился.
- Когда автомобиль остановился, он развязал меня, но с глаз повязку не снял. Мы вошли в дом, спустились по лестнице. Тут он снял повязку, и я увидел, что мы в комнате размером десять на двенадцать футов. Стены из шлакоблоков, окон нет, дверь одна, тяжёлая, обитая металлом, и, естественно, запирающаяся снаружи.
- Обстановка? - спросил я.
- Кровать, стол, стул и маленький электрообогреватель.
- Чтиво? - спросил я.
- Нет, читать мне ничего не давали. Я проводил дни и ночи, лёжа на кровати.
- Жаль. Вам следовало попросить что-нибудь почитать. Лучше бы журналы.
Естественно, отец и дочь воззрились на меня.
Я хохотнул.
- Вполне возможно, что похититель подписывается на журналы, как и большинство из нас, непохитителей. Без задних мыслей он мог принести вам кипу старых журналов, забыв, что на обложке каждого печатается адрес получателя. Если б он это сделал, мы бы знали его фамилию и адрес.
Стефани Каннингхэм ослепительно улыбнулась.
- С другой стороны, если бы мой отец получил эти журналы, а похититель вспомнил, что на них имеется его фамилия и адрес, ему, скорее всего, пришлось бы убить отца, чтобы обезопасить себя.
Теперь она улыбалась отцу.
- Папа, ты понимаешь, что ты спас свою жизнь, не попросив у похитителя этих журналов?
Я откашлялся.
- Вы слышали какие-нибудь звуки? Которые позволили бы определить местоположение дома, в котором вас держали? Гудки железнодорожного локомотива? Рёв самолётов? Лай собак?
- Нет. Насколько я помню, ничего такого я не слышал.
- Сколь долго вас продержали в этой комнате? - спросил Ральф.
- Три дня и почти четыре ночи. Я вышел из неё только в пятницу, в пять утра. Меня отвезли в сельскую местность и оставили у дороги, связанным и с повязкой на глазах. Мне понадобилось пять минут, чтобы освободиться, я дошёл до ближайшей фермы и оттуда позвонил Стефани. Часом позже она приехала за мной.
Я отвёл Ральфа к дальней стене, откуда они не могли услышать наш разговор.
- Ральф, я не знаю, каков мотив, но мне представляется, что всё это лажа. Этого человека никто не похищал.
- Почему ты так думаешь, Генри?
- Описание комнаты.
- А что тебе не понравилось?
- Каннингхэм говорит, что просидел в ней три дня и четыре ночи. Заявляет, что ни разу не выходил из комнаты. Однако ничего не сказал о естественных надобностях. Не мог же он три дня и четыре ночи… - я сознательно оборвал фразу на полуслове.
Ральф задумался, посмотрел на меня.
- Я спрошу его, был ли там туалет.
- Ральф, - предупредил я, - если ты задашь прямой вопрос, он, разумеется, поймёт, что допустил ошибку и скоренько выдумает мифическую ванную, примыкавшую к его комнате. Нет, Ральф, спрашивать надо по-хитрому, чтобы загнать его в угол.
Мы вернулись к Каннингхэмам.
Каннингхэм заговорил первым.
- Между прочим, я забыл упомянуть о биотуалете, который стоял в углу. Из тех, что люди обычно приобретают для охотничьих или рыбацких домиков.
Я вновь откашлялся.
- Вот что меня смущает. Вы сказали, что вас высадили из машины в сельской местности в шестом часу. Вы добрались до ближайшей фермы и позвонили. Ваша дочь забрала вас часом позже, то есть примерно час потребовался ей и на обратную дорогу. Другими словами, вы вернулись домой раньше восьми, однако позвонили в полицию лишь после одиннадцати.
Каннингхэм какое-то время молчал, потом вздохнул.
- Честно говоря, я долго колебался, звонить мне в полицию или нет. Похититель не такой уж плохой человек. Очень вежливый, постоянно заверял меня, что беспокоиться мне не о чем. Сказал, что в конце недели отпустит меня, даже если выкуп и не заплатят.
Я пожал плечами.
- Несомненно, только для того, чтобы исключить попытку побега.
- Возможно. Однако он убеждал меня считать эти пятьдесят тысяч долларов займом. Обещал вернуть их с процентами, - Каннингхэм вновь вздохнул. - Вернувшись домой, я долго думал о случившемся. Надо ли мне создавать этому человеку дополнительные трудности? Судя по всему, он отчаянно нуждался в деньгах. А что такое, в конце концов, пятьдесят тысяч долларов?
Мы с Ральфом переглянулись.
- Для меня, - добавил Каннингхэм.
Стефани улыбнулась.
- В конце концов, мы решили, что наш долг, как законопослушных граждан, заявить в полицию, исходя из того, что похищение людей - антисоциальное деяние, какие бы благие мотивы за ним ни стояли, - она взглянула на часы. - Пора перекусить. Не составите нам компанию?
- Ну, разве что выпьем кофе, - ответил Ральф.
В столовой, однако, стол уже накрыли на четверых. Мы возражать не стали.
Я намазал маслом тонкий ломтик белого хлеба.
- Вы говорите, у этого мужчины была накладная борода. А без неё вы его не видели?
- Ни разу. Без бороды я бы его не опознал. Хотя…
Я тут же подобрался.
- Хотя что?
- Что-то в нём мне показалось знакомым. Глаза и лоб. Однако я уверен, что никогда раньше не видел его.
- Вы уверены, что ваш похититель мужчина? - спросил я. - В конце концов, бороду может нацепить кто угодно.
Каннингхэм взял ломтик ржаного хлеба.
- Иногда он приходил ко мне в футболке.
Ральф намазал мармелад на белый хлеб.
- Он всегда был один? Никаких сообщников?
- Я их, во всяком случае, не видел.
Стефани тоже остановила выбор на белом хлебе, хотя и обошлась без масла и мармелада.
Три куска белого - один ржаного. Почему я заострил на этом внимание? Что меня насторожило?
Новую порцию информации мы получили от Стефани.
- Мне позвонили около полуночи. Мужчина сказал, что он похитил моего отца и хочет получить за его возвращение пятьдесят тысяч долларов. Естественно, в мелких купюрах. Сказал, что даёт мне три дня на сбор указанной суммы. Обещал перезвонить ещё раз и сказать, куда я должна отвезти эти деньги. В полицию звонить запретил. Предупредил, что в противном случае ему придётся убить отца.
- Он извинился передо мной за эту угрозу, - добавил Каннингхэм, - поскольку в сложившейся ситуации не мог без неё обойтись.
Стефани согласилась.
- Я собрала деньги, и он позвонил в четверг вечером, то есть вчера. Велел сложить деньги в "дипломат" и ехать на запад по шоссе 94 до съезда на Ионию. На выезде из транспортной развязки найти знак "Стоп". Оставить "дипломат" в густой траве у знака. Что я и сделала. Потом нашла въезд на шоссе 94. Честно говоря, я видела, как похититель брал деньги. Он, должно быть, ждал моего приезда.
Я нахмурился.
- Вы видели, как он забирал "дипломат"?
- Да. С шоссе. Я огляделась, а съезд там освещён. И я увидена бородатого мужчину, который подхватил "дипломат" и направился к стоящему на обочине автомобилю.
- А вы не последовали за ним? Не запомнили номерной знак?
- Нет. Я не хотела пугать его. Всё-таки мой отец всё ещё находился у него в руках.
Я повернулся к Каннингхэму.
- Этот похититель произвёл на вас впечатление интеллигентного человека?
Он мигнул.
- Разумеется, ай-кью я у него не проверял, но я бы сказал, что изъяснялся он вполне грамотно.