Изучив телефонный справочник и установив, что в городе девяносто три отеля, я вздохнул и принялся обзванивать их по алфавиту. Только бы Эванс не поселился в каком-нибудь "Циммерман-армз"! Мне повезло - он снял номер в "Фрейдли-хаус". Оставалось сесть за руль и предпринять дальнейшее расследование.
Отель оказался захудалой ночлежкой в самом центре трущоб. Стало быть, Эванс. Ни один нормальный человек, имеющий хоть какие-то деньги, к такой развалюхе и близко не подойдёт.
Я уже собирался завести мотор, как вдруг дверь отеля открылась и на пороге показался Джеральд Эванс собственной персоной. Оглядевшись по сторонам, он поднял воротник пальто и торопливо направился к перекрёстку. Багажа у него не было, из чего я сделал вывод, что возвращаться к себе в Миннеаполис он пока что не собирается. Может быть, решил навестить Флориана?
Эванс сел в такси. Естественно, я поехал за ним. Вскоре такси свернуло на улицу, тянувшуюся вдоль берега озера, и мили через четыре мы оказались в пригороде, застроенном двухэтажными особняками. Здесь жил Флориан. Что ж, подумал я, мне только меньше работы.
Такси остановилось прямо перед домом Флориана, что со стороны Эванса было крайне неосмотрительно. Расплатившись с водителем, он вышел из машины, а я, проехав ещё ярдов сто, развернулся и притормозил. Как говорится, доверяй, но проверяй. Судя по почерку этого горе-художника, он и здесь действовал как дилетант, а значит, запросто мог наломать дров.
Мне доводилось бывать у Флориана в гостях, и я хорошо помнил обстановку этого большого дома с комнатами для слуг - лакея, шофёра, повара и горничной, - расположенными над гаражом. Однако сегодня, несмотря на ранний час - было всего десять вечера, - свет горел только в его кабинете на первом этаже.
Аккуратно прикрыв дверцу своего потрёпанного "форда" и убедившись, что вокруг никого, я перелез через невысокую оградку, отделявшую участок от улицы, и побежал к дому.
Одна из створок высокого - от пола до потолка - французского окна была приоткрыта, и, заглянув внутрь, я похвалил себя за предусмотрительность. Флориан лежал на диване, вытянув ноги к стоявшему на полу портативному газовому обогревателю, и громко храпел. Полупустая бутылка виски, словно градусник, торчала у него из-под мышки. А над ним, зажмурившись и неуклюже занеся руку с зажатой в ней каминной кочергой, нависал Эванс.
Я быстро шагнул в комнату:
- Стой!
Эванс вздрогнул и опустил кочергу.
- Генри?! Ты?!
- Нет, Микки Маус! - раздражённо прошептал я. - Чего разорался? Хочешь, чтобы он проснулся? Что тут происходит?
- Угадай с трёх раз.
- И ты думаешь, это примут за несчастный случай?
- Ну… я собирался инсценировать ограбление: забрать его бумажник, часы и так далее.
- Чтобы этим делом занялась полиция?
- Нет. Просто не мог придумать ничего получше.
Я осмотрел Флориана - он был пьян, причём до такой степени, что разбудить его могло разве что землетрясение.
- Пошевели мозгами, - сказал я. - Вот же, прямо у тебя под носом инструмент для идеального несчастного случая.
Эванс огляделся и беспомощно развёл руками:
- Что ты имеешь в виду?
- Газовый обогреватель, дубина. Если огонь погасить, а газ оставить, через пару часов Флориану крышка. Полиция решит, что либо он забыл его зажечь, либо огонь погас сам по себе.
- Да, старик, котелок у тебя варит. - Эванс восхищённо покачал головой. - Значит, ты и есть второй убийца?
- А ты не знал? Чего же ты решил начать с Флориана?
- Я просто подбросил монетку. Мне всегда везло.
Ну и кретин, прости Господи!
- А меня ты как раскусил? - с любопытством спросил он.
- Достаточно было взглянуть на твой "Фрейдли-хаус".
Эванс озадаченно нахмурился:
- Да нет, деньги у меня есть. Тысяч четыреста, не меньше.
- И поэтому ты поселился в этой дыре?
- Там живёт много художников. Приятно, когда тебя окружают родственные души.
- Тогда зачем ты в это ввязался?
- Из-за денег, разумеется.
- Но у тебя целых четыреста тысяч!
- Понимаешь, я задумал построить в Миннеаполисе новый культурный центр. Имени Эванса. Это влетит как минимум в миллион.
Я вздохнул - мне бы его заботы.
- Ладно, займёмся делом. Сотри свои отпечатки с кочерги и поставь её на место. Вспомни, к чему ещё ты прикасался.
Устраняя следы своего пребывания в доме, Эванс поднял такое облако пыли, что я чуть не расчихался. Когда он закончил, я задул огонь в обогревателе. Зашипел газ.
- Пошли.
- Сейчас. - Обмотав ладонь носовым платком, Эванс потянулся к телефону. - Только вызову такси.
Я тихо застонал. Объяснять ему что-либо было пустой тратой времени.
- Я на машине. Куда скажешь, туда и отвезу.
- Как ты разобрался с Шеллером? - спросил я Эванса, когда впереди показались огни городских небоскрёбов.
- Явился к нему поздно вечером и угостил виски со снотворным. А когда он заснул, раздел, положил в ванну, ну и…
Примерно так я это себе и представлял.
- Молодец. Но зато с Винтером ты сглупил. Надо же, пистолет! Если бы полиция знала, как он боится оружия…
- Прости, - сокрушённо вздохнул он. - У меня нет опыта в таких вещах.
- А с Найсоном как было? Уж, наверное, ты не полез на леса…
- Ещё чего! Подбросил бумажник на тротуар, а когда он нагнулся, чтобы его подобрать, стукнул по башке кирпичом.
Ловко придумано, ничего не скажешь.
- Тормоза в машине Томпкинса - тоже твоя работа?
Эванс вскинул голову и растерянно посмотрел на меня.
- Нет.
- Что ж, может быть, это и в самом деле был несчастный случай. Но Льюиса-то на рельсы ты положил?
Растерянность в глазах Эванса сменилась изумлением.
- Не-ет. Но… ведь это ты столкнул Додсуорта с причала?
- Не я.
- Додсуорт был последним. Не считая Флориана. И если это не ты и не я…
Я вспомнил, какую он поднял пыль, когда стирал свои отпечатки.
- У человека четверо слуг, а в доме столько пыли…
- Если они вообще у него есть.
Свет в комнатах слуг не горел. И газовый обогреватель! Где это видано, чтобы богатый человек пользовался таким барахлом?
- Стало быть, Томпкинса, Льюиса и Додсуорта убрал Флориан, - подытожил Эванс.
"И что теперь?" - подумал я.
По-видимому, точно такая же мысль пришла в голову и Эвансу.
- Боюсь, теперь придётся устроить "несчастный случай" и тебе, - виновато пробормотал он. - Честное слово, Генри, мне очень жаль, но я считаю, что Миннеаполису новый культурный центр просто необходим.
Я промолчал, прикидывая, как мне разделаться с ним прямо сейчас, но внезапно сообразил, что как раз этого делать не следует. Сама судьба предоставляла мне шанс стать ещё богаче, чем я предполагал. Если Эванс такой лопух, то, как знать, вдруг получится.
- Слушай, старина, - сказал я, - а по-моему, всё можно решить мирным путём.
- Правда?! - Эванс радостно заулыбался.
Я кивнул:
- Мы поделим деньги пополам.
- Но это невозможно! Ведь Флориан говорил, что по уставу…
- Есть способ. Я вернусь в Нью-Йорк, напишу прощальную записку и положу её в карман пальто, которое оставлю на парапете Бруклинского моста. Любимое место самоубийц. Все решат, что я утонул, а труп унесло в океан.
- А я получу деньги и поделюсь с тобой! Так?
- Не совсем. Видишь ли, мне придётся уехать из страны. Я не смогу явиться за своей долей. У меня есть идея получше. Ты снимаешь свои четыреста тысяч со счёта и отдаёшь их мне. Я исчезаю, а ты получаешь миллион.
- Да, но…
- Меня это вполне устроит. Считай, что недостающие сто я пожертвовал на твой центр.
- Спасибо, дружище! Я назову в твою честь какую-нибудь галерею.
- В мелких банкнотах, пожалуйста. И запомни: это наша тайна. Не вздумай проболтаться своему адвокату, на кой чёрт тебе столько наличных.
- За кого ты меня принимаешь? - обиделся Эванс. - Что же я, по-твоему, совсем дурак?
На то, чтобы собрать всю необходимую сумму, ему потребовалось два месяца. Получив деньги, я устроил своё "самоубийство" и уехал в Мексику.
Что же касается Эванса, то, боюсь, бедняга испытал настоящий шок. Неудивительно, если учесть, как мало оставило ему правительство после вычета всех налогов. Наверное, тысяч двести, не больше. То есть примерно столько, сколько, по моим расчётам, и причиталось Последнему.
Мне его даже немного жаль.
Когда не стало Эмили
Зазвонил телефон, и я снял трубку.
- Алло?
- Здравствуй, дорогой, это Эмили.
Я замялся.
- Что ещё за Эмили?
Моя собеседница негромко рассмеялась.
- Очнись, милый. Эмили - твоя жена.
- Извините, должно быть, вы ошиблись номером. - Я повесил трубку, не сразу попав на рычаг.
Миллисент, двоюродная сестра Эмили, пристально посмотрела на меня.
- Альберт, вы побелели, как простыня! - Я украдкой взглянул на себя в зеркало, а Миллисент добавила: - Конечно, я выражаюсь фигурально, и на самом деле вы другого цвета. Но мне кажется, вы чего-то испугались. Даже сказала бы, что пережили потрясение.
- Вздор!
- Кто звонил?
- Номер спутали.
Миллисент отпила глоток кофе.
- Да, Альберт! Между прочим, мне показалось, что вчера я видела в городке Эмили. Но, конечно, я понимаю, это невозможно.
- Конечно, невозможно Эмили - в Сан-Франциско.
- Да, но где именно?
- Она не сказала. У кого-то из подруг.
- Я знаю Эмили всю жизнь, у неё от меня почти нет секретов. В Сан-Франциско у сестры нет ни одного знакомого. И когда же она вернётся?
- Может, нескоро.
- Так когда же?
- Она не сказала.
Кузина улыбнулась.
- Вы ведь уже были женаты, Альберт?
- Да, был.
- Кажется, вы вдовствовали, когда повстречали Эмили?
- А я и не пытался этого скрывать.
- Я слышала, ваша первая супруга трагически погибла пять лет назад, катаясь на лодке. Упала за борт и утонула.
- Увы, да. Она плавала, как кирпич.
- Был ли на ней спасательный круг?
- Нет, она говорила, что он стесняет её движения.
- Получается, вы - единственный свидетель того несчастного случая?
- Выходит, так. По крайней мере, больше никого не нашлось.
- Она оставила вам какие-то средства?
- Миллисент, это не вашего ума дело! - взорвался я.
Имущество Синтии состояло из страхового полиса на пятьдесят тысяч долларов, согласно которому, единственным наследником был я, сорока тысяч в акциях и ценных бумагах и небольшого парусного судёнышка.
Медленно помешивая свой кофе и слегка успокоившись, я снова обратился к Миллисент.
- Послушайте, Миллисент, я подумал, что мог бы предоставить первый шанс вам.
- Первый шанс? О чём вы?
- Дело в том, что мы с Эмили решили продать этот дом. Он слишком большой для двоих. Найдём себе что-нибудь поменьше, может, даже квартиру, Я подумал, может, вы захотите купить по дешёвке. Уверен, мы могли бы с вами договориться.
Миллисент захлопала глазами.
- Эмили ни за что не продаст его. Это её дом. Мне хотелось бы услышать это предложение из её собственных уст.
- В этом нет необходимости. У меня есть её доверенность. Вы знаете, что в деловом отношении она бездарна и безоговорочно доверяет мне. Всё законно.
- Не будем говорить об этом. Мне пора. - Миллисент поставила чашку. - Альберт! Что вы поделывали перед тем, как встретить Эмили? Или Синтию?
- Я работал управляющим.
Когда Миллисент ушла, я отправился на прогулку к дальней границе нашего владения. Пришёл к неглубокому овражку и уселся на поваленное дерево. Здесь было так спокойно, так мирно. Хорошее место для отдыха. За последние несколько дней я часто приходил сюда.
Миллисент и Эмили - двоюродные сёстры. Они занимали почти одинаково большие дома по соседству, стоявшие на обширном участке земли. И, учитывая это обстоятельство, можно было подумать, что они одинаково зажиточны. Однако это было не так, что я и обнаружил после женитьбы на Эмили.
Имущество Миллисент наверняка выражалось едва ли не восьмизначной цифрой, так как, вдобавок к управляющему Амосу Эберли, работавшему на полную ставку, оно ещё требовало личного адвоката и финансового советника. У Эмили же, кроме дома и участка земли, почти ничего не было, и ей приходилось одалживать деньги на содержание имения. Она даже сократила штат прислуги до двух человек - четы Брюстерc. Миссис Брюстерc, угрюмое неприветливое создание, стряпала и убиралась в доме. Её муж, формально - дворецкий, был понижен до "мастера на все руки" и следил ещё за земельным участком. Хотя, по существу, территория требовала заботы, по меньшей мере, двух садовников.
Миллисент и Эмили. Двоюродные сёстры. Трудно представить себе двух более непохожих созданий, сотворённых природой.
Миллисент - довольно рослая, поджарая, уверенная в себе, с претензией на интеллект, жаждущая управлять окружающими и, конечно, в первую очередь, Эмили. Для меня было очевидно, что Миллисент впала в бешенство, когда я выдернул Эмили из-под её башмака.
Эмили - ниже среднего роста, килограммов на двенадцать-тринадцать тяжелее, чем следовало бы. Никаких претензий на ум. Легко управляема, хотя может быть на удивление упрямой, если ей что-то втемяшится.
Когда я вернулся, то обнаружил, что меня ждёт Амос Эберли, мужчина лет пятидесяти с небольшим, в сероватом костюме.
- Где Эмили? - спросил он.
- В Окленде. Я имею в виду Сан-Франциско. Окленд - он ведь на другой стороне залива, не так ли? Я обычно думаю о них, как об одном целом, что, конечно, неверно по отношению и к тому, и к другому.
Эберли нахмурился.
- Сан-Франциско? Но я её видел сегодня утром в нашем городке. Она замечательно выглядит.
- Это невозможно.
- Что невозможно? Хорошо выглядеть?
- Невозможно, что вы её видели. Она всё ещё в Сан-Франциско.
Амос припал к бокалу.
- Уж мне ли не узнать Эмили! На ней было сиреневое платье с пояском и голубая косынка из газа.
- Вы обознались. Кроме того, в наши дни женщины не носят косынок из газа.
- На Эмили была именно такая. Могла она вернуться, не дав вам знать?
- Нет.
Эберли внимательно посмотрел на меня.
- Альберт, может, вам нездоровится? У вас руки дрожат.
- Так, загрипповал слегка, - поспешно ответил я. - А что привело вас сюда, Амос?
- Ничего особенного, был по соседству и решил проведать Эмили.
- Какого чёрта? Я же сказал, её здесь нет.
- Хорошо, хорошо, Альберт, - примирительно проговорил он. - У меня нет причин не верить вам. Если вы сказали, что её здесь нет, значит, её здесь нет.
У меня вошло в привычку по вторникам и четвергам после полудня отправляться за продуктами. Я перенял эту обязанность от миссис Брюстерc, когда начал подозревать, что она совсем не ладит с арифметикой. Как обычно, я загнал машину на стоянку у магазина и запер её. Оглядевшись по сторонам, я вдруг заметил маленькую пухленькую женщину, шагавшую по улице в конце квартала. На ней были сиреневое платье и голубая косынка. За последние десять дней я видел её уже четыре раза. Я поспешил через дорогу и был ещё на приличном расстоянии, когда она свернула за угол. Подавляя желание окликнуть её и остановить, я припустил бегом. Но, когда добрался до угла, женщина уже исчезла из виду. Она могла войти в любую из десятка местных лавчонок. Я остановился и перевёл дух. Вдруг к тротуару подкатила машина. За рулём сидела Миллисент.
- Это вы, Альберт?
На что я без особого воодушевления ответил:
- Собственной персоной.
- Что вы здесь делаете? Я видела вас бегущим. Это для меня откровение.
- Я вовсе не бежал, просто занимался быстрой ходьбой, дабы разогнать кровь. Вы же знаете, бег трусцой очень полезен.
Я поспешно распрощался и затрусил обратно к магазину.
Наутро, вернувшись с прогулки к овражку, я застал в нашей рисовальной студии Миллисент, она наливала себе кофе и чувствовала себя здесь, как рыба в воде. Кузина вполне освоилась в студии за те трое суток, когда однажды делила кров с Эмили.
- Я была наверху, проверяла гардероб Эмили, - сообщила мне Миллисент. - Ничего не пропало.
- А почему что-то должно было пропасть? Разве у нас побывали воры? Подозреваю, вы знаете все её шмотки наперечёт, так?
- Ну, почти все. Не хватает самой малости. Только не говорите мне, что Эмили уехала в Сан-Франциско без пожитков.
- Прихватила немного. Она всегда ездит налегке.
- А в чём она была одета, когда уезжала?
Миллисент не впервые задавала мне этот вопрос. На сей раз я ответил, что не помню. Её брови взметнулись вверх. Она поставила чашку на стол.
- Альберт, вечером у меня назначен спиритический сеанс. Может, зайдёте?
- Не пойду я ни на какие чёртовы сеансы.
- Разве вы не хотите поговорить с умершими близкими?
- Полагаю, умерших надо оставить в покое. Нечего сдёргивать их сюда с небес.
- Вы не хотите пообщаться с вашей первой супругой?
- За каким чёртом мне общаться с Синтией? Мне ровным счётом нечего ей сказать.
- Но, быть может, она что-то скажет вам?
Я вытер испарину со лба.
- Я не намерен присутствовать на вашем дурацком сеансе. Точка.
Тем вечером, отправляясь спать, я дотошно проверил платяные шкафы Эмили. Как я распоряжусь её барахлом? Надо будет пожертвовать какой-нибудь благотворительной ораве.
В два ночи меня разбудили звуки музыки. Я прислушался. Внизу кто-то играл на пианино любимую сонату Эмили. Я влез в ночные туфли, натянул халат и включил свет в коридоре. Когда я преодолел половину лестницы, музыка стихла. Я продолжил спуск и остановился у дверей музыкального салона. Приник ухом к одной из створок - ничего. Тихонько открыл дверь и заглянул внутрь. За пианино никого не было, но на его крышке подрагивали две горящие свечи в подсвечниках. В комнате было довольно свежо. Отодвинув шторы, я нашёл источник сквозняка и закрыл двери на террасу. Потом задул свечи и покинул комнату. У подножия лестницы я столкнулся с Брюстерсом.
- Мне послышалось, кто-то музицирует. Это были вы, сэр? - спросил он.
Я вытер ладони о халат и ответил:
- Да, я.
- А я и не знал, что вы играете, сэр!
- Вы ещё многого обо мне не знаете, Брюстерc, и никогда не узнаете.
Я поднялся в свою спальню, выждал с полчаса и оделся. Затем при ярком лунном свете отправился к сараю, зажёг свет и осмотрел садовый инвентарь. Снял со стены лопату с длинной рукоятью и сбил с её лезвия грязь. Положив лопату на плечо, я зашагал к овражку. Почти у цели я остановился, огляделся, покачал головой и вернулся к сараю. Повесил лопату на место, выключил свет и пошёл в свою спальню.
Наутро я ещё завтракал, когда прикатила Миллисент.
- Как вы сегодня себя чувствуете, Альберт?
- Получше.