– Верно, дарлинг… Извините, что так глупо вас перебила. "Из-за этих полицейских тиранов мы с Люси едва не попали в тюрьму, но во имя Великобритании дали им достойный отпор, и должен выразить свое непредвзятое, несмотря на то, что Люси – моя жена, мнение о том, что в трудную минуту она держалась с большим достоинством. Вы же знаете, Дэвид, и вы, Гарриет, что я не тот человек, который станет терпеть несправедливость! Итак, я принял решение взять дело в свои руки, как и тогда, в Дюнкерке, благодаря моей тактической хитрости мне удалось спасти целую группу растерявшихся солдат из Хайленда, за что мне должны были бы дать "Милитари Кросс", но я не из тех, кто станет унижаться и выпрашивать то, что ему положено. Отныне все три девушки находятся под моей защитой, и вместе мы будем бороться до конца за освобождение жениха Сьюзэн, оказавшегося человеком, достойным жить на нашей земле, поскольку для этого он говорит достаточно хорошо по-английски. Если же с нами случится какая-то беда, помните: мы всегда были вашими искренними друзьями. Генри и Люси Рэдстоки.
П.С. Люси хотелось написать вам о климате, море и солнце, но нас ждут другие дела. Кроме того, Дэвид, если вам будет не очень трудно, проявите гуманность и побывайте в Лондоне у родителей Тэсс Джиллингхем, которые живут на Джексонс-лайн, 239 (Хайгейт), и у матери Мери Джейн, проживающей в Кенсингтоне, по улице Ройял Крисент, 222. Передайте им, что им нечего бояться: их дочери находятся под моей опекой".
Гарриет плакала так, что не могла вымолвить ни слова, а Дэвид с увлажненными глазами и пересохшим горлом произнес:
– Думаю, дарлинг, мы можем гордиться тем, что считаемся лучшими друзьями Рэдстоков.
Миссис Тетбери попыталась было что-то ответить, но в ее голосе было столько слез, что слова были похожи на звон колоколов города Ис, заливаемых водой.
Дэвид не счел себя вправе эгоистично читать сам это послание, подтверждавшее жизнестойкость и моральное благородство Велокобритании, несмотря на разгуливавших по ней хиппи, поп-музыку и мини-юбки. Он решил пойти в любимый паб "Безвременник и василек" и зачитать его там.
В пабе собрались только его завсегдатаи. Все они слушали Тетбери. Облокотившись о стойку, хозяин паба Реджинальд и его жена Феб не пропускали ни единого слова. Когда Дэвид окончил чтение, наступила глубокая торжественная тишина, в которой было слышно, как бьются в унисон благородные сердца истинных англичан. Это почти что набожное молчание было нарушено несвоевременным появлением Джона Эмблисайда, субъекта, для которого не существовало ничего святого и который – увы! – хорошо зарабатывал себе на жизнь, подвизаясь в качестве букмекера. Он приветствовал собравшихся, но поскольку никто ему не ответил, то спросил хозяина:
– Случилось что-то?
– Да, с нашим другом Рэдстоком.
– Он что, умер?
Развязный тон заданного вопроса возмутил Тетбери.
– Нет, он не умер! Он сражается!
– Да? И с кем же?
– С итальянцами!
– Надо же! А разве, как мне казалось, война с ними не закончилась четверть века тому назад? Впрочем, этот старый Рэдсток всегда отстает на несколько десятилетий!
Мясник выкрикнул ему в ответ:
– Вам должно быть стыдно насмехаться над человеком, который в сто раз лучше вас!
– Да ладно вам, Шиптон! Вы не хуже меня знаете, что ваш Рэдсток – старая галоша с большими претензиями!
Подобное суждение было совершеннейшим святотатством в глазах всей собравшейся порядочной публики. За всех еретику дал отпор хозяин паба.
– Мистер Эмблисайд, можете не платить за ваш бокал, поскольку, после того, что вы сказали, я сочту себя Иудой, если приму от вас деньги. Но больше никогда не приходите сюда, так как ваше присутствие нежелательно для джентльменов, которых я имею честь считать своими клиентами.
Эмблисайд посмотрел на владельца паба, потом – на друзей Рэдстока, захотел было попробовать в чем-то убедить их, но сдержался и, лишь выходя, сказал:
– Однако же вы – небывалое сборище дураков!
После ухода этого вандала портной Хелмсли предложил:
– Чтобы воздать честь отсутствующему здесь нашему великому сотоварищу и нам самим, предлагаю спеть'Боже, храни королеву!".
Предложение было воспринято с воодушевлением. Прохожие, которые в это время находились недалеко от "Безвременника и василька", услышав национальный гимн, подумали, не объявил ли премьер-министр по телевидению о новом бедствии, и заторопились домой.
Семья Джиллингхем как раз заканчивала обедать в своей небольшой квартирке на Хайленде. Роберт был огромного роста рыжеволосый весельчак с большими добрыми глазами. От него исходила спокойная сила, давно замеченная начальством его полицейского участка, в котором он служил. Его жена Розмари была ему под стать, и, казалось, она послана на свет для того, чтобы создать новую расу физически безупречных людей, которые славили бы Господа и могли бы стать его десницей в установлении справедливости на земле. Розмари обладала таким же спокойным, как и у мужа, характером. Если бы кто-нибудь мог видеть, как они в полном молчании обедают, то ему на ум обязательно пришло бы сравнение с большими красивыми животными, жующими в состоянии полусна. Комната, в которой они жили, была обставлена без претензий, но и безвкусица в ней тоже отсутствовала. Здесь каждый предмет имел свое практическое назначение, был тяжеловесным, удобным ширпотребом. Звонок Тетбери в дверь не вывел их из состояния полною спокойствия. Розмари медленно поднялась, открыла дверь и провела посетителя в комнату.
– Надеюсь, я имею честь видеть мистера и миссис Джиллингхем?
Полисмен посмотрел на него с удивлением.
– Разве вы заходите к людям, не зная к кому вы идете, мистер?
– Нет, нет, конечно нет. Меня зовут Тетбери, Дэвид Тетбери… Хау ду ю ду?
– Хау ду ю ду?
– Я один из близких друзей Генри Рэдстока, живущего в Вилтоне, где я тоже проживаю с ним по соседству.
Джиллингхемы недоумевающе посмотрели на этого человека, который пришел к ним затем, чтобы поговорить о своей жизни.
– Дочь Рэдстоков, Сьюзэн,– близкая подруга вашей дочери Тэсс…
Услышав эти слова, Джиллингхемы начали понемногу оживать.
– … с которой они вместе поехали в Италию, в Сан-Ремо.
– Может быть, мистер Тетбери, вы подумали, что мы не знаем об этом?– спросил Роберт
– Нет, что вы, конечно, знаете… Но, кажется, у девушек возникли проблемы с… с туземцами. Мистер Рэдсток с присущей ему храбростью поспешил им на выручку вместе со своей женой Люси; оттуда он написал мне и попросил передать вам, чтобы вы не беспокоились и ничего не опасались: ваша дочь находится под его защитой!
Джиллингхемы принялись вдруг неожиданно смеяться веселым, беззаботным смехом, в котором звучали снисходительножалостливые нотки, что смутило ничего не понимавшего Тетбери. Наконец Роберт объяснил причину этого смеха:
– Мы ничуть не боимся за Тэсс, мистер Тетбери. Никто и никогда не посмеет грубо обойтись с ней, будь то англичанин, итальянец, турок или китаец, без риска оказаться в больнице или на всю жизнь остаться калекой. Не сомневаюсь, что вы пришли из наилучших побуждений, но, чтобы пожилой джентльмен смог взять под свою защиту Тэсс,– весь Хайтон лопнул бы от смеха!
Выходя из дома Джиллингхемов, Тетбери, понимая, что оказался в смешном положении, хотел уже было вернуться в Вилтон. Он так бы и поступил, поддавшись этому желанию, если бы не полез за сигаретами в карман и не нащупал там письмо Генри. Краска стыда залила его лицо. Как он мог только подумать отказаться от порученной ему миссии, тогда как там… И Дэвид поспешил в направлении Кенсингтона.
Нажав на кнопку звонка квартиры миссис Мачелни, он уловил дребезжащий, приглушенный звук, раздавшийся словно в потустороннем мире. За дверью он не услышал никакого шума шагов, но она неожиданно распахнулась, и перед Дэвидом предстала седоволосая, хрупкая, с бледным лицом и ярким светом добрых глаз дама, похожая на сказочную фею. Даже ее голос был не похож на голос простого смертного…
– Что вам угодно?
– Мое имя – Тетбери, миссис Мачелни.
– Очень приятно.
– С вашего позволения, я пришел поговорить о вашей дочери Мери Джейн.
– Проходите, пожалуйста.
Оказавшись в гостиной, Дэвид подумал, не снится ли ему все это. Отовсюду свисали прозрачные ткани, и не было ни одного предмета мебели, контуры которого не скрывались бы под ними. Тетбери показалось, что он находится в морском гроте, опутанном водорослями. Миссис Мачелни объяснила:
– Я не переношу слишком угловатых очертаний… Они причиняют мне настоящую физическую боль… Что вам известно о Мери Джейн, мистер Тетбери?
– Меня направил к вам мистер Рэдсток, великий Рэдсток из Вилтона, дочь которого очень дружна с вашей…
– Знаю… Сейчас они вместе находятся в Италии.
– Верно… Похоже, у этих мисс появились там некоторые неприятности…
– Почему?
– Простите?
– Я спросила, почему у Мери Джейн должны быть неприятности?
– Мир довольно жесток и…
– Нет, мистер Тетбери… С сожалением должна отметить, что вы ничем не отличаетесь от других… Вы верите в зло, смерть, страдания, во все то гадкое, подлое и отвратительное, что люди придумали в своем нездоровом воображении. Мистер Тетбери, моя дочь светла, как хрусталь… Как можно причинить ей какое-то зло? Вы так же слепы, как и те, кто носится по улицам и кого я вижу из своего окна, мистер Тетбери. Мне очень вас жаль, мистер Тетбери, и я благодарю вас за ваш визит.
Прежде чем Дэвид успел опомниться, он оказался в крошечной прихожей, с потолка которой свисали разноцветные стеклянные шары. Он ничего не мог понять и, выходя, спросил:
– Миссис Мачелни… Похоже, у Мери Джейн нет отца?
В ответ хрупкая женщина широко раскрыла глаза.
– Что за мысль у вас?!
– Вы… Разве вы не вдова?
– А, теперь попятно… Так меня называют с того дня, как уехал Ричард.
– А куда он уехал?
– Он не захотел мне сказать. Это – сюрприз. Ричард очень любит сюрпризы. В один прекрасный день он напишет мне письмо и попросит приехать к нему… И мы опять будем очень счастливы…
– Но как же…
– До свидания, мистер Тетбери.
На улице пораженный Тетбери едва не угодил под колеса такси, шофер которого грубо обругал его, и только таким образом он смог убедиться в том, что это был не сон. Он сел в поезд и отправился домой.
Вечером, ужиная сухим сыром и не менее сухим печеньем, запивая вдобавок все это чаем, чтобы подобная еда не застряла в горле, Дэвид рассказывал о постигшей его в Лондоне двойной неудаче. Его впечатлительная жена была склонна скорее простить миссис Мачелни, ушедшую в свои приятные мечтания, нежели слишком уж самоуверенных Джиллингхемов. Тетбери не знал, стоит ли ему посвящать завсегдатаев паба в результат своей бесполезной поездки в Лондон. Наконец он решил, что этим джентльменам не обязательно все знать, и, усталый, отправился в спальню, где Гарриет перед сном дала ему выпить чашку липового отвара.
Посреди ночи Дэвид разбудил жену и спросил, что она помнит о битве при Ватерлоо. Несвоевременно заданный вопрос погрузил Гарриет в такую прострацию, что она опять уснула еще до того, как супругу удалось объяснить ей ход своих мыслей. Он опять растормошил ее, и она простонала:
– Что вы хотите, Дэйв?
– Поговорить с вами о Ватерлоо.
– Вы считаете, что сейчас для этого самое подходящее время?
– Скажите, Гарриет, что вам известно о Ватерлоо?
– Было такое сражение. В нем мы победили французов.
– А как?
– Ну, обычным способом: при помощи ружей, пушек и разного другого оружия, дарлннг. Спокойной ночи, Дэйв… Мне так хочется спать…
И она уснула, еще не успев закончить своей фразы, а Тетбери, ворочаясь в кровати, думал о том, что в жизни существуют такие моменты, когда даже женатый на лучшей из женщин мужчина чувствует себя совершенно одиноким. На следующее утро, во время брэкфэста, Гарриет поинтересовалась, что побудило ее дорогого мужа среди ночи вспоминать историю. На это Дейв ответил, что недавно принял очень важное решение и для того, чтобы объявить ей о нем, требовалось, чтобы она вспомнила о сражении при Ватерлоо. В ответ она призналась, что ее никогда особенно не интересовали битвы солдат Ее Величества и что, кроме того, она не видит, каким образом сражение, происшедшее сто пятьдесят лет тому назад, может повлиять на решение, принятое ее дорогим супругом.
– Прошу вас, Гарриет, будьте внимательны: кто выиграл бой при Ватерлоо?
– Сэр Веллингтон.
– Отлично! А известно ли вам то, что он едва не потерпел поражение от этих чертовых французов, которыми командовал такой гениальный полководец, как Наполеон?
Эти слова вызвали протест патриотических чувств Гарриет, убежденной в превосходстве британской расы, и она, не без резона, возразила:
– Во всяком случае, эту битву выиграл он!
– Потому, что вовремя подоспел Блюхер.
– А это кто?
– Один немец, который в то время был нашим союзником. Несмотря на упорное сопротивление и храбрость своих солдат, Веллингтон вынужден был начать отступление, но пруссаки, которые пришли ему на помощь, склонили чашу весов боя в нашу пользу.
– Ну и при чем здесь это?
– По-моему, этот пример еще раз доказывает то, что даже у сильных людей могут возникать такие чрезвычайно сложные обстоятельства, одержать победу в которых можно только при помощи друга. Так и там, в Сан-Ремо, Генри сейчас кажется, что он полностью контролирует положение, но кто сможет утверждать, что он не подвергнется неожиданному нападению и не потерпит поражения, от которого никогда не сможет оправиться без помощи друга, вроде этого Блюхера?
Гарриет все еще не могла понять, к чему клонил муж с этим риторическим вопросом.
– Вот почему я обязан попросить вас, Гарриет, собрать наши вещи! Мы едем в Сан-Ремо!
– Вы хотите сказать, что… вы и я?
– Да, вдвоем.
– Но…
– Никаких "но", Гарриет! Разве мы – не лучшие друзья Рэдстоков?
– Конечно, да, дарлинг.
– В таком случае, мы не имеем права оставлять их сражаться в одиночку в такой дикой стране, где люди не ведают даже, что такое порридж…
– Не может этого быть!
– Увы! Это так!…
– Но как же они тогда растят детей?
– Не знаю. Но я уверен в одном: братская дружба, которая нас связывает с Рэдстоками, обязывает нас разделить с ними все опасности. Кроме того, представьте себе, Гарриет, как они, должно быть, страдают от этого ужасного климата! А теперь, дорогая, ни слова больше! Мы едем в Италию!
– Дэвид… А где находится эта Италия?
Тетбери посмотрел вокруг себя и после непродолжительных колебаний ткнул указательным пальцем в ту сторону, где у них на стене висела фотография Уинстона Черчилля.
– Там!
То, что сигара покойного премьер-министра указывала в том направлении, показалось миссис Тетбери добрым предзнаменованием.
* * *
Рэдстоки в своем номере "Ла Каза Гранде" пытались убедить Сьюзэн о бросить ее итальянские мечтания и вернуться вместе с ними в Англию. Дочь наотрез отказывалась от этого предложения, и поэтому у ее отца серьезно начало подниматься давление. В это время ее мать проклинала себя за то, что родила дочь, которая готова отказаться от своей страны, своего родного языка, своих родителей и от английской пищи. Подоспевшие на помощь своей подруге Тэсс и Мери Джейн поддерживали Сьюзэн в этом конфликте поколений. Великий человек из Вилтона набросился на Тэсс, обвиняя ее в том, что она не сдержала данного ею слова. Разве она не помнит, как обещала оберегать своих подруг?
– Данное при всех слово должно соблюдаться, мисс, иначе это грозит потерей доверия! В Дюнкерке, когда я…
Но мисс Джиллингхем была девушкой, которую оказалось не так-то просто переубедить. И она высказала без обиняков:
– Когда вы были в Дюнкерке, мистер Рэдсток, я еще не появилась на свет, гак что прошу вас больше не рассказывать нам о том, чего мы не понимаем! Сьюзэн влюблена, а против любви ничего не поделаешь. Честно говоря, мистер Рэдсток, можно подумать, что вам неизвестно, что такое любовь! А я хорошо знаю это!
Генри злобно бросил ей в ответ:
– Вам кажется, что вы любите этого типа, которого преследуете без всякого стыда, позабыв о собственном достоинстве, а он ненавидит вас! Такие поступки с вашей стороны только унижают корону!
– Смею вас заверить, мистер Рэдсток, в том, что Пьетро, по доброй воле или по принуждению, обязательно полюбит меня и в том, что я не собираюсь приглашать королеву провести с нами брачную ночь! Что бы вы там себе не думали, это не ее дело!
И она захлопнула за собой дверь с такой силой, что некоторые из тех, кто находился в эту минуту в гостинице, подумали, не произошел ли где-нибудь взрыв.
Мистер Рэдсток с горечью заметил:
– Меня не удивит, если в будущем она станет коммунисткой или начнет шпионить в пользу Советского Союза!
В конфликт вмешалась Мери Джейн и попыталась примирить враждующие стороны.
– Уверена, мистер Рэдсток, что вы сказали не совсем то. что думали. У вас очень богатый опыт, и вы не можете требовать от других жертв, которые могут их доконать. Не все обладают такой силой воли, как вы. мистер Рэдсток… Я бы утопилась, как Офелия, если бы oт меня потребовали, чтобы я покинула своего дорогого Энрико… До свидания, мистер Рэдсток, до свидания, миссис Рэдсток, желаю вам приятно провести время.
Легкой, воздушной походкой она вышла из комнаты, а Генри сказал жене:
– А она – очень порядочная… и так здраво рассуждает… Сразу же заметила, насколько я выше их… Я вовсе не чудовище, Сьюзэн, и не собираюсь заставить вас страдать… Если ваш Фортунато действительно не убийца и его отпустят, извинившись перед ним, приводите его к нам, и мы с вашей матерью составим о нем свое непредвзятое мнение.
Счастливая Сьюзэн заявила родителям о том, что они – самые лучшие на свете и что она уверена в том, что Фортунато им понравится, но для этого необходимо, чтобы комиссар Прицци признал свою ошибку, а этот полицейский отличается большим упрямством.
– Не беспокойтесь, Сьюзэн, в случае чего, я сумею приструнить его. В Дюнкерке у меня был один сержант…
– Не нравится мне этот Пьетро Лачи, инспектор… Чересчур уж он набрасывается на своего коллегу, которого мы держим у себя. Мне кажется, что один из них, даже если он невиновен, знает правду. Сходите в "Ла Каза Гранде" и приведите мне этого Пьетро Лачи, мне нужно с ним поболтать.
Пока Кони исполнял данное ему поручение, Массимо приказал привести к нему Фортунато.