– Ма ке! Если ты любишь меня, это твое личное дело, верно? А я тебя не люблю! Так что не знаю, почему я не могу поискать в другом месте парня, который бы мне понравился?
– Фортунато Маринео, например?
– Хотя бы и он! До свидания, Пьетро!
– Смотри, Джозефина! Если я замечу, что ты крутишь любовь с другим, я тебя убью!
– Тебе нужно бы подлечиться, Пьетро! У тебя с мозгами не все в порядке!
Оставив обозленного лифтера, Джозефина подошла к Фортунато и проворковала:
– Здравствуй, любовь моя…
Фортунато сухо ответил:
– Здравствуй, Джозефина… Ты хорошо выспалась?
– Мне снились ты и наша свадьба.
– Странные у тебя сны… Может, тебе лучше сходить к доктору?
В глазах Джоэефины блеснули молнии.
– Смотри, Фортунато! Я порядочная девушка! Ма ке, существуют определенные границы! Или ты станешь моим мужем, или это плохо кончится для нас обоих!
Сын донны Империи пожал плечами.
– Не нужно так нервничать с самого утра, а то у тебя испортится цвет лица!
– Послушай, Фортунато, посмотри хорошенько на своих сослуживцев. Все они и даже твой дядя Ансельмо хотели бы, чтобы я стала их подружкой. Но я хочу быть только с тобой, понимаешь?
– Ма ке, Джозефина, я все понимаю! Но я не хочу быть с тобой!
– Это почему же, нахал ты этакий?
– Потому, что ты несерьезная девушка, Джозефина. А я хочу, чтобы моих детей родила женщина, которую я мог бы уважать!
– Значит, ты меня не уважаешь?
– А разве ты уважаешь сама себя?
– Мне наплевать на твои оскорбления, Фортунато, потому что я тебя люблю, и хочешь ты того или нет, но ты женишься на мне! А если у тебя появится другая, я убью ее, убью тебя и убью себя!
– Ма ке! Настоящая бойня, а?
Возмущенная Джозефина повернулась и, вместо того чтобы как всегда по утрам, подняться на этаж, где она работала, направилась на кухню, чтобы там выплакаться на маминой груди. Та терпела своего мужа только из-за любви к дочери. Она не могла видеть ее несчастной и была готова на все, лишь бы этого не случилось. В такие минуты она не испугалась бы даже Людовико.
– Что с тобой, Джозефина? Кто обидел мою перепелочку?
– Фортунато.
– Ах, этот?! Дай ему Бог хорошей болезни, чтобы она свела его через несколько дней на тот свет!
– О мама! Как ты можешь говорить такие вещи? Если он умрет, я тоже не смогу жить!
– Нет, не может быть! Что ты говоришь! Как же я останусь без тебя, моя бамбина?
Их слезы слились воедино, в один поток, при мысли о возможной смерти. Заметив это, Людовико приблизился к плачущим домочадцам.
– Случилось какое-то горе?
Альбертина, подняв голову, ответила:
– Твоя дочь не хочет больше жить на свете, Людовико!
– Вот как? Это правда, Джозефина?
– Правда, папа! Я не смогу жить после смерти Фортунато!
– А разве он умер?
– Ма ке!– возмутилась мама.– Разве ты ничего не понимаешь, Людовико? Это я пожелала, чтобы он умер!
– Да?
– И тогда Джозефина поклялась, что если он умрет, она умрет тоже!
– Можешь ты мне наконец объяснить, почему?
– Потому, что синьор Фортунато считает себя большой шишкой и не хочет обращать внимания на единственную дочь маэстро Пампарато!
Людовико недоверчиво улыбнулся.
– Этого не может быть!
Еще не придя в себя, они обе посмотрели на это воплощение самоуверенности, а Людовико, оставив их в таком состоянии, вернулся к своей плите.
Дон Паскуале предавался беззаботным мечтаниям, когда снизу позвонил администратор и сообщил, что к нему пришли двое полицейских.
– Полиция? Но что могло случиться? Неужели какая-то жалоба от клиентов?
– Не знаю, дон Паскуале.
– Хорошо! Проводите их в мой кабинет.
Через несколько минут Ансельмо открыл дверь директорского кабинета и скрылся за ней, пропустив вперед двух посетителей.
Старший из них поздоровался с доном Паскуале и представился:
– Комиссар Массимо Прицци… Мой заместитель, инспектор Паоло Кони. Мы имеем честь говорить с синьором директором?
– Да, господа, да… признаюсь, я даже немного растерялся… Ваш неожиданный визит…
Комиссар заметил:
– Очень редко бывает, чтобы нас ожидали… до прихода.
– Конечно… Чем могу быть вам полезен, господа?
– Вашего заместителя зовут синьор Маргоне? Луиджи Маргоне?
– Это так, но…
– Он сейчас в гостинице?
– Думаю, да.
– Только думаете?
– Боже мой… Представьте себе, что сегодня утром его никто еще не видел, а это противоречит его привычкам… Когда вы приехали, господа, я как раз закончил утреннюю проверку и собирался подняться к нему в номер.
– В таком случае, с вашего разрешения, мы пройдем туда вместе с вами.
– Со мной… Хорошо, как вам угодно.
– Совершенно верно, синьор директор.
Они вышли из кабинета, поднялись на лифте на восьмой этаж, и как раз в тот момент, когда полицейские, следуя за доном Паскуале, направлялись к номеру заместителя директора, в коридоре раздался громкий крик, в котором слышался безграничный ужас. Все трое бросились бежать в том направлении и за поворотом коридора увидели горничную. Прикрывая себе рот ладонью, другой рукой она указывала на комнату, дверь которой была открыта. Директор и двое его спутников ворвались в комнату и увидели человека в пижаме, висевшего на веревке, конец которой был привязан к крюку крепления оконного карниза. Полицейские обернулись к дону Паскуале, тот опустил голову.
– Луиджи Маргоне…
ГЛАВА 2
С опущенным взглядом, изменившимся выражением внезапно пожелтевшего лица, дон Паскуале уже ничем не напоминал собой прежнего самодовольного директора. Он был похож на человека, который понял, что потерпел поражение и решил отказаться от дальнейшей борьбы. Его вид поразил донну Империю, когда утром он, как обычно, зашел к ней.
– Дон Паскуале!… Возьмите себя в руки! Вспомните: на вас лежит ответственность за работу гостиницы!
Директор сокрушенно покачал головой.
– Я конченый человек, донна Империя… Мне остается только подать заявление об уходе.
– Перестаньте! Вы ведь не виноваты в том, что Луиджи Маргоне впутался в эту историю с наркотиками.
– Одна мысль о том, что "Ла Каза Гранде" могла служить пунктом передачи этой дряни, приводит меня в ужас, донна Империя… Я не оправдал доверия административного совета, моя честь запятнана!
– Вы видите все в таком мрачном свете, потому что слишком долго оставались с этими полицейскими!
– Нужно признать, они воспитанные люди… Кажется, они уже довольно давно подозревали Маргоне. Чтобы не вызывать скандала здесь, они прислали ему повестку… Им удалось взять человека, который брал у него наркотики и перевозил их, и тот, кажется, признался… Эту повестку мы нашли у него в комнате…
– Возможно, он понял, что для него все было потеряно, и предпочел таким образом избежать суда человеческого. дабы предстать перед Судом Господним?
Наступило короткое молчание, после которого дон Паскуале прошептал:
– Обязанности, которые вы выполняете в гостинице, дают вам право знать все, донна Империя.
Она удивленно посмотрела на него.
– Лиуджи не повесился…
– Однако…
– … а был повешен!
– Господи милостивый! Тогда зачем же вся эта жуткая инсценировка?
Директор развел руками, давая понять, что сам не может этого понять, и тихо добавил:
– Я прежде не хотел этого говорить, чтобы не испугать вас… Но все выглядит намного страшнее…
– Не может этого быть?
– И все же, это именно так!… Когда его повесили, он крепко спал…
– Спал?
– Он выпил сам или его заставили выпить такое количество снотворного, что он находился почти что в бессознательном состоянии, и тогда…
– Ма ке! И откуда только берутся такие чудовища! А кто же преступник?
– Кому это известно? Вы ведь знаете, полицейские обыскали все…
– Они даже в моей комнате сделали обыск! Как они только посмели!
– И они ничего не нашли… Вся эта кутерьма была напрасной… Мне остается только радоваться, что у этих господ хватило такта и они обыскивали комнаты наших клиентов только в их отсутствие… Видите ли, донна Империя, после всего этого во мне как-будто что-то сломалось… "Ла Каза Гранде" была как бы моей семьей, моим домашним очагом… Я чувствую себя как отец, которому сообщили о том, что сын, которым он так гордился, оказался вором… Я так устал и не знаю, как мне жить дальше… А ведь я уже немолод, чтобы начинать жизнь сначала. Честное слово, если бы я не верил в Бога, то, думаю, покончил бы с собой…
– Замолчите! И вам не стыдно? Разве забивают все стадо только потому, что среди овец затесался один черный баран? Луиджи Маргоне обманывал нас и поплатился за это, да простит его Господь… Так что не будем больше об этом говорить, дон Паскуале…
Благодаря хорошему отношению со стороны полиции Сан-Ремо, большого скандала удалось избежать. Луиджи Маргоне был назван "служащим" гостиницы "Ла Каза Гранде", что еще ни о чем не говорило широкой публике. Просто какой-то обыкновенный служащий…
После того, как волнения улеглись, гостиница вернулась к нормальной размеренной жизни, в которой больше всего забот уделялось хорошей клиентуре. Энрико опять стал мечтать о Джозефине, Фортунато – раздумывать над тем, удастся ли ему встретить в один прекрасный день ту, которая с первого взгляда сможет завладеть его сердцем, а Ансельмо – наблюдать за ними с ироничной и беспристрастной улыбкой, игравшей на его лице, когда Джозефина кружила головы всем этим молодцам и заставляла их забывать обо всем на свете. На кухне синьор Пампарато изобретал в предвкушении своей скорой блестящей победы. Одна лишь горничная Луиза Дуэлло, которая первой обнаружила тело Маргоне, получила действительно серьезную душевную травму. С этого дня она никогда не входила ни в один номер, не соблюдая самых больших предосторожностей, и никогда не торопилась открывать двери.
Жизнерадостный инспектор Паоло Кони целыми часами просиживал в холле "Ла Каза Гранде", при этом объясняя администратору:
– Думаете, то, что я верчусь здесь, хоть что-нибудь даст? Дружки этого Маргоне после его убийства стали намного осторожнее, ма ке! Но у меня есть приказ, и я обязан его выполнять, так ведь? Лучше уж быть здесь, чем гоняться за каким-то типом, который готов любым способом отделаться от вас! О! А кто эта богиня?
– Наша горничная.
– Святая мадонна! Только в нашей стране горничные могут быть похожи на маркиз, герцогинь или княгинь!
Ансельмо весело хлопнул полицейского по плечу.
– Умерьте ваш пыл, дружище! Даже не думайте участвовать в гонке, где все места уже давно распределены!
– Вот как?
– Никаких шансов.
– Думаете?
– Смотрите сами!
Администратор кивнул в сторону бюро обслуживания, где Джозефина, перегнувшись через стойку, опять наседала на Фортунато. Полицейский не мог слышать, о чем они говорили, но, будучи настоящим веронцем, с восхищением смотрел на них, как смотрел бы на Ромео и Джульетту, если бы те вышли из могилы и стали прогуливаться по виа Маццини. Инспектор уже успел стать жертвой очарования Сан-Ремо с его душистым запахом цветов, его солнцем, освещавшим крыши зданий так, что лачуги казались дворцами, и морем, мягкий прибой которого напоминал звук поцелуя.
У стойки бюро обслуживания разговор был не таким уж романтичным
– Меня любят все, Фортунато, и не может быть, чтобы ты меня не любил!
– Я люблю тебя как свою сестру.
– Ма ке! До сих пор я обходилась без брата и обойдусь еще! Мне нужен не брат, а жених!
– В таком случае, подыщи себе кого-нибудь другого!
– Мне нужен ты, а не другой!
– Ничем не могу тебе помочь.
– Но почему?
– Потому, что ты не в моем вкусе!
– Разве я некрасива, а?
– Ты очень красива, Джозефина.
– А какие у меня глаза? Что ты скажешь о моих глазах, Фортунато?
– Думаю, ни у кого нет таких красивых глаз.
– Вот видишь! А моя фигура? Посмотри, какая у меня грудь, какие ноги! Где еще ты найдешь девушку с такой фигурой?
– Нигде, но все равно ты не мой тип девушки.
– Пер ла мадонна, как ты меня злишь! Какую еще девушку тебе нужно?
– С такими же темными волосами, как у тебя, с глазами, которые могут быть не такими красивыми, но зато добрее, и особенно для меня важно, Джозефина, чтобы она держалась не так, как ты, и чтобы ее, как тебя, не принимали за особу, каковой ты не являешься на самом деле.
– И где же скрывается это чудо?
– Еще не знаю.
– Ма ке! Сейчас я скажу, кто эта твоя ходячая мечта! Это дочь той толстой шлюхи Монтерони, которая работает в бакалейном магазине на улице Виняле! Эта недотрога Анджела, которую можно причащать даже без исповеди! Да если это так, это же самая отвратительная девица во всем Сан-Ремо!
– Речь идет не об Анджеле.
– Тогда о ком же? Или ты мне скажешь ее имя, или я выцарапаю тебе глаза!
– Я еще сам его не знаю.
– Может, ты решил поиздеваться надо мной, а?
Не дожидаясь ответа, Джозефина бросилась на упрямящийся предмет своей любви. Ансельмо пришлось поторопиться и разнять их на глазах у целой автобусной группы иностранных туристов, входивших в холл "Ла Каза Гранде".
Администратор грубо схватил Джозефину и оттащил в сторону.
– Ты что, с ума сошла?
– Отпусти меня!
– Сейчас же успокойся!
– Ты мне не указ!
Ансельмо посмотрел ей в глаза и медленно процедил:
– Еще никто не разговаривал со мной таким тоном. Предупреждаю, что от тебя я этого не потерплю, Джозефина!
Он произнес это без крика. Казалось, он даже не рассердился, и все же девушка, сама не зная почему, вдруг испугалась и отступила. Администратор обернулся к племяннику.
– Она станет с тобой как шелковая, и очень быстро!
Пьетро был поражен при виде заплаканной Джозефины.
– Джозефина мио, что с тобой?
– Оставь хоть ты меня в покое! Вы, мужчины, все отвратительные!
– Ма ке! Неужели кто-то посмел к тебе полезть?
– Да нет же, наоборот! Этот Фортунато хуже сухого пня! Иногда мне даже кажется, что он совсем не мужчина! Он меня ни разу не захотел поцеловать!
– Тогда он просто больной! Не обращай внимания, вся семья этих Маринео гроша ломаного не стоит! Фортунато – ничтожество! Хуже чем ничтожество! Несчастный человечек, который мечтает только о том, как бы ему подцепить богатую клиентку и жить на ее денежки! Мерзавец, вот он кто, твой Фортунато!
– И тебе не стыдно, Пьетро, так говорить о парне, который лучше тебя в тысячу раз?
– Но ты же только что говорила, что…
– О Фортунато я могу говорить все что захочу, а у тебя нет такого права!
– Но ведь я люблю тебя, Джозефина, ты же знаешь!
– Ну и что? Да ты для меня самый последний из всех мужчин на свете, понял?
– Смотри у меня, Джозефина!
– На что мне смотреть, ничтожество?
– Я не позволю тебе любить другого!
– А что ты можешь сделать?
– А вот что!
Лифтер вынул из-за пояса нож. Джозефина посмотрела на его лезвие и почти что нежно прошептала:
– И ты сможешь меня убить, Пьетро?
– Я не смог бы смириться с мыслью, что ты можешь быть с другим…
– Тогда, может быть, лучше убить этого другого, а?
– Для тебя я сделаю и это, если попросишь!
– Обещаешь?
– Обещаю!
Рядом с ними вырос полицейский.
– Отдайте мне этот нож, я его изымаю!
– Ма ке! Имею я право…
– Отдайте мне этот нож, иначе я могу рассердиться по-настоящему!
Ворча, Пьетро подчинился, а Джозефина презрительно взглянула на него.
– И он еще считает себя мужчиной!
– Джозефина…
Он собирался ее догнать, но его задержал инспектор.
– Вы что, сошли с ума? Разве вы не видите, что она вас не любит? Сердце девушек нельзя завоевывать силой! Оставьте ее в покое! Ни одна девушка на свете не заслуживает того, чтобы из-за нее так теряли голову, и особенно того, чтобы из-за нее шли в тюрьму.
– Почему – в тюрьму?
– Я слышал, как вы только что говорили, что, если понадобится, вы убьете каждого, на кого она укажет. И я вам советую поостеречься!
– А знаете, что я могу вам посоветовать? '
– Ладно! И все же примите к сведению: вы находитесь у меня в поле зрения, так что постарайтесь ничего такого не совершать; один неверный шаг, и я вас заберу к себе!
Пока они говорили, Ансельмо догнал Джозефину.
– Чего ты так набросилась на этого несчастного Пьетро7
– Он мне надоел! Вы все мне надоели!
– И я тоже?
– И ты тоже!
– Что ты себе вообразила?
– Мне нечего воображать! Ты думаешь, я не могу понять того, что говорят твои глаза и что значат твои руки, которые ты суешь всюду, куда не следует? По ночам я слышу, как ты ходишь у моей двери. Но я никогда не забываю хорошенько ее запереть на ключ!
– Ладно же, Джозефина! Если ты продолжаешь разговаривать со мной таким тоном, я пойду к дону Паскуале и скажу ему, что ты начинаешь представлять собой опасность для спокойной жизни в "Ла Каза Гранде"!
Джозефина продемонстрировала вульгарный жест, чтобы показать, что она думает о директоре, и уточнила свою мысль вслух:
– Если дон Паскуале всегда бегает так же быстро, то тогда когда я его позову, он сможет выиграть на Олимпийских играх!
Дон Паскуале, которому администратор сообщил мнение горничной, пожаловался донне Империи, которая вызвала девушку к себе. Из всех, кто работал в "Ла Каза Гранде", лишь одной маме Фортунато удавалось укротить норовистую дочь Пампарато. Сидя перед кастеляншей и держа руки на коленях, та ожидала очередного выговора. Но Империя сбила ее с толку не имеющим отношения к делу замечанием.
– Никогда бы не подумала, что ты такая красавица… Только это еще не причина для того, чтобы так невыносимо себя вести!
– Но…
– Замолчи! Мой брат мне все рассказал.
– Ну, знаете, этот!…
– Поосторожнее, Джозефина, ведь он – мой брат!
– Ваш брат, донна Империя, такой же гусь, как и все остальные! Со мной он позволяет себе распускать руки, шепчет мне на ухо отвратительные предложения, а по ночам ходит у моей двери в надежде, что я ему ее открою!