– А с онучами вы здорово придумали. За смекалку и беру на эпизод. Если смогли Наталью Сергеевну провести, значит, настоящие артисты из вас вырастут. Это ж надо придумать, они из "Больших Кабанов". Хвалю… Хвалю… И скит говорите до сих пор остался? И даже метеорит упал! Ха!.. Ха!.. Значит вы из "Больших Кабанов" говорите?
– Бе!
– Ме!
– Оттудова! – подвел итог Данила.
Помощник главного режиссера записала наши адреса, фамилии и имена, ознакомила с расценками и напутствовала на дорожку.
– Съемки начнутся завтра. Сбор в семь здесь, и не опаздывать. А пока свободны, артисты. Поздравляю вас.
Когда мы выходили из зала, я слышал, как Наталья Сергеевна спрашивала у главного режиссера:
– А что с остальными делать, объявление ведь давали, что набираем массовку. Сейчас сюда пол города их сверстников набежит?
Михалыч небрежно махнул рукой:
– Пропусти через себя для виду несколько человек, и баста. И объяви, что дополнительный набор будет через несколько дней, а к тому времени мы уедем.
Последнюю информацию нам бы лучше не слышать. Мир кино оказывается не такой уж красивый и честный, каким видится с экрана.
Глава 5. В очередь за лаптями
Когда мы выходили из гостиницы, настенные часы показывали еще только десять минут девятого. Счастью нашему не было предела. Настя бросилась на шею моему дружку и даже чмокнула его в щеку. Вовремя он вчера оказался в нужном месте.
– Что я говорил? – как заяц расхвастался наш дружок. Он уже усвоил разницу между массовыми сценами и эпизодом. – Если бы не моя идея насчет "Кабанов", так в безвестности, в массовке и сгинули, а теперь наши фамилии прозвучат на всю страну.
– Прозвучат в титрах, мелким шрифтом, а их никто не читает, – подковырнул я его. – Насте скажи спасибо.
– Мне скажите спасибо, – бил себя в грудь Данила, – подождите, чего еще будет?
– В Голливуд поедем? – мечтательно закатила глаза Настя.
– Что твой Голливуд, – Данила презрительно сжал губы, – мы переплюнем всех знаменитых артистов вместе взятых, за один раз!
– Как?
– О…о…о! Элементарно! – Настя собиралась услышать откровения нового пророка, и услышала их. Данила выдал на гора свою хрустальную мечту, то, чем он считал должен заканчиваться любой триумф. Облизав губы, он заявил: – Если у нас будет праздник или юбилей, то мы закажем на стол не жареных поросят, как эти знаменитые артисты, а…
Настя благодарно посмотрела на будущего кинотриумфатора. Первый раз он переборол плотские желания, поднял голову от корыта и зовет ее куда-то вдаль, в возвышенное. Обрадованная, она спросила:
– А что закажем, бальные платья?
– Дура! Мы закажем не маленьких, дохлых поросят, а больших, пребольших кабанов! Пусть жарят! Если праздник, так уж праздник!
Я рассмеялся. Помечтали, вслух, называется. Настя презрительно сжала губы и отвернулась от Данилы.
– Обжора! Когда ты только натрескаешься?
Спешить нам было некуда. Мы уселись на скамейку перед гостиницей. Интересно было посмотреть, как выгорит дело у остальных. Через пять минут начал подтягиваться припозднившийся народ.
– Глянь!
В окружении стайки мальчишек неторопливо вышагивал наш заклятый враг – Колька с параллельной улицы. Поравнявшись с нами, он скептически оглядел нас с ног до головы. Лапти, обвязанные веревками, особенно колоритно смотрелись на наших ногах. Данила, вообще, был похож на сбежавшего Иванушку-дурачка, то ли из народной сказки, то ли из дурдома.
– Вы чего это так вырядились?
– По сценарию положено! – ухмыльнулся мой дружок.
– А вы уже…?
– Ну тебя же дожидаться, пока выспишься.
– И вам эту одежду дали?
– Зачем? Своя! Надо же было показать, что ты умеешь?
– И что вы показывали?
Данила залаял, захрюкал свиньей, скорчил идиотскую рожу и в конце дурашливо замычал.
Никто Даниле особенно не поверил, но зависть, обыкновенная человеческая зависть, разлилась по напрягшемуся лицу Кольки. Мало того, что мы как всегда опередили остальных, но еще и придумали себе соответствующий имидж.
– Да врете вы все!
Именно этого торжественного момента мои друзья, Данила и Настя, ждали. Когда мы выходили, Наталья Сергеевна вручила каждому из нас жетон, на котором было написано название фильма "Тохтамыш" и стоял номер. Нам достались первые три номера. Откуда было Кольке знать, что это были всего лишь жетоны на завтрашний обед? Окружившая нас Колькина кампания молча сглатывала слюни.
– А вы не могли бы нам на время одежду уступить?
– Ты чё, – обиделся Данила, – мы ее за деньги покупали. Купи лапти вот, продадим! – и он снял связку лаптей с моего плеча.
– Мы как-нибудь так! – Колька подозрительно щурился, не веря прохиндею Даниле.
– А без лаптей там делать вообще нечего, – убеждал его Данила. – Фильм-то, исторический. Не верите?
Переиграл он, перестарался. Не удалось ему втюхать туфту заколебавшемуся было претенденту на крестьянское сословие. А остальных отговорил самый маленький шкет.
– Я знаю, где их продают. На рынке, – и чтобы хоть чем-нибудь досадить имениннику Даниле, воскликнул: – без тебя толстопузый, как-нибудь обойдемся.
– Посмотрим… Если что, я дома… Приходите… – ответил Данила и запел: – Лапти, да лапти, да лапти мои.
Мы с Данилой поспешили к бабе Меланье, а Настя улетела домой радовать родителей. Когда бабка Меланья, возившаяся в сарае, увидала, что мой дружок вытаскивает из кармана пятьсот рублей, у нее старенькой аж руки задрожали.
– Продал?… Все?
– Нет, только корзинки. Лапти не взяли.
– Вижу. Пойдем, чайком с медком угощу, – засуетилась обрадованная донельзя старушка.
Данила властным жестом остановил ее.
– Некогда, лапти остальные давай.
Бабка Меланья нырнула в сарай и вынесла огромную гору недавно сплетенных корзинок. Данила зашипел:
– Ты что плохо слышишь? Русским языком сказал, лапти неси.
Бабка непонимающе уставилась на него.
– Так ты чё продал?
– Корзинки!
Бабка с корзинками снова скрылась в сарае, но через минуту вышла с той же горой. Она виновато спросила Данилу:
– Али плохо слышу? Ты чё продал?
– Корзинки! – зарычал мой дружок.
– А лапти тебе зачем, если корзинки берут.
Я с интересом смотрел на Данилу. С формальной логикой у бабки было все в порядке, не придерешься, а вот что ответит он? Данила оказался диалектиком.
– У…у… бестолковая! То, что легко продать, я оставляю тебе, а что тяжело – забираю себе, поняла?
Бабка снова скрылась в сарае. Через несколько долгих минут оттуда послышался ее дребезжащий, старческий голосок:
– Данилко!
– Если сейчас с корзинками выйдет, убью, – пообещал мой дружок.
Но он ошибся. Бабка толкала к выходу большую телевизионную коробку с лаптями.
– В Москву поедешь торговать?
Данила осклабился в насмешливой улыбке.
– Нет. Мэр хочет быть ближе к народу, может столкуемся, обуем его администрацию.
– Тогда подожди, – предложила сердобольная старушка.
– За копытцами пошла, – пошутил Данила.
Не угадал он. Бабушка Меланья вынесла грушеобразное чудище – насаженное на деревянную рукоять железное навершие.
– Что это?
– Атаманская булава. Пусть достойно правит, как встарь.
Данила скукожился, как от зубной боли.
– Дождешься, придет он проверять рынок, а у тебя за место не заплачено. Он тебя на небо, ею и отправит, будешь знать тогда, мэр как правит.
Бабка перекрестилась.
– Возверни обратно.
Некогда нам было дальше разводить с нею тары, бары. Мы понесли коробку с лаптями Даниле домой.
– Всю Россию обуть в них можно, и куда столько наплела, кто их купит? – бухтел всю дорогу мой дружок.
Когда мы свернули на свою улицу, нам снова повстречался Колька со своей кампанией. По их лицам было видно, что им ничего не обломилось. Колька остановил нас и, не зная как продолжить давешний разговор, чтобы не уронить в присутствии своих дружков собственного достоинства, спросил:
– Что это вы несете?
– Да вот, на гонорар бабке телевизор справил, – небрежно ответил Данила, показывая на телевизионную коробку. – Ты если чего заходи, наш уговор в силе.
Большего унижения и обиды нанести своему врагу он не мог. Сколько же платят на фильме, если сразу телевизор? В глазах Колькиной свиты ревностно относящейся к нашей неразлучной троице, мы теперь выглядели не только, как самые продвинутые в области причесок, но и как гиганты мысли. А как картинно одеты? Дерюжная, длинная рубаха, лапти с ноговицами. Широкий пояс из свиной кожи. За поясом у Данилы атаманская булава. Мрак! Андеграунд! Полный отпад. Колькина ватага смотрела на нас с нескрываемой завистью.
То, что фильм был не про лапотников, и такая обувка никому не нужна, Кольке и остальным не положено было знать. Мы не собирались протирать им очки. Михалыч хоть и скупердяй, но одеть всю киногруппу старыми сапогами как-нибудь сможет. Пока та же мысль, не дай бог, случайно не пришла в голову Кольке с кампанией, я, обратившись к Даниле, оригинально попрощался с ними:
– А может, старый телевизор ребятам отдадим, пусть про нас кино смотрят.
Колька должен был не один раз пожалеть, что остановился с нами поболтать. Его ореол вожака значительно поблек за сегодняшний день. Но это было еще не все. Когда мы принесли коробку с лаптями домой к Даниле, минут через десять с тыльной стороны дома, с огорода раздался чей-то крик.
– Данила. Данила. Выйди на минутку.
За забором стоял лучший Колькин дружок – Вадька Дуст, сынок управляющего местным отделением коммерческого банка.
– Чего тебе? – неласково спросил его мой приятель. Если он Кольку еще как-то терпел, то этого сытого барчука, который как сыр в масле катался, вообще на дух не переносил.
– Почем свой прикид продашь?
– Смотря что?
– Все!
– На все у тебя денег не хватит.
– Хватит!
– Извини! Могу лапти и рубаху продать.
Данила промолчал о том, что его рубаха, вчера вечером была еще обычным дерюжным мешком. И только усилиями Насти проявившей недюжинные портновские способности, мешок превратился в подобие рубахи. Правда, сделано было все тяп-ляп. Но знать об этом Вадьке раньше времени не надо было. Покупатель, нацелившийся на всю справу, теперь стоял в раздумье.
– Берешь или нет, а то мне телевизор настраивать надо, – подпихнул его к принятию решения Данила.
– Беру!
– С тебя тысяча рублей.
Загнул, конечно, цену мой дружок. Такие суммы в нашем городке у многих взрослых мужиков в кармане редко встретишь. Он уже хотел, было ее ополовинить, когда Вадька Дуст удивился:
– Всего?
Я видел, как Данила расстроился из-за того, что продешевил, но птичка вылетела, не воротишь ее назад. Мой дружок стянул с себя лапти и рубаху, а Вадька взамен отдал ему две пятисотрублевые купюры. Когда Данила увидел, какую пачку денег приготовил богатенький Буратино, в его глазах появился нехороший блеск.
– Вадь, – вкрадчиво позвал он нового обладателя бесценной хламиды. – Одежда не самое главное. Нас не за это приняли.
Таким нахальством может обладать только мой дружок, Данила. Всучить покупателю за деньги товар, и тут же в лицо ему объявить, что он ничего не стоит, смелость надо иметь. Вернуть ведь могут. Однако у Вадьки была психология игрока на автоматах, одноруких бандитах. Он уже втянулся в игру под названием "великие артисты" и готов был спустить все наличные деньги.
– А за что вас приняли?
– Вадь, ты же понимаешь, – продолжал мягко стелить Данила, – любая информация стоит денег. А такая…
– Сколько?!
Данила пожевал губами, посмотрел на небо, изображая раздумье и открыл рот:
– Боюсь продешевить!
– Две тысячи хватит?
– Вадь…, – в голосе искусителя появились завораживающие, мурлыкающие нотки.
– Три! – Стал набавлять Вадька.
И в это время с другой стороны дома, в калитку раздался стук и послышался голос Кольки.
– Данила…а!
– Черт с тобой еще тыщу и по рукам.
Когда деньги перекочевали в карман к моему приятелю, он повесил развесистую клюкву на ушах Вадьки Дуста.
– Скажешь Наталье Сергеевне, что вы с нею родом из одного места… Ох, дай бог памяти откуда… Во, вспомнил, из "Больших жеребцов".
Больше таких дурных покупателей у нас с Данилой не было. Кольке достались лапти уже за сто рублей. К концу дня мой дружок сумел распродать почти всю коробку, а поток покупателей и не думал иссякать. Мы с ним никак не могли уяснить причину столь прибыльного для нас, лихорадочного ажиотажа. И только когда месяц зацепился острым рогом за трубу на крыше, прояснились невидимые глазу обстоятельства. Оказывается, весь день Настя не слезала с телефона, расписывая подружкам, в новых и новых тонах, и ярких красках, рутинную запись на рядовой эпизод.
Правильно гласит народная мудрость, медные трубы не каждому дано достойно пройти. То ли еще будет. Подумать о чем-либо другом у нас времени не было. Смутные подозрения, вызванные легкой записью на эпизод, никак не могли обрести четкие контуры. На бессознательном уровне, что-то меня беспокоило, а что, я понять не мог.
– Не засоряй мозги, – успокоил меня Данила, – у нас завтра трудный день, надо еще выспаться. Мнительный, ты какой-то стал!
Глава 6. Лижи сапог – посол
Без пяти минут семь, как штык, мы втроем; Настя, Данила и я, были у подъезда гостиницы и обеспокоено крутили по сторонам головами. Никого. Может быть, мы что-то перепутали? Настя с Данилой остались ждать, а я заглянул в вестибюль. Наши киношники обменивались репликами у стойки портье. Хмурые лица были у них. Какие-то неприятности точно случились. Я слышал, как Князь успокаивал главного режиссера – Михалыча.
– Ничего теперь не поделаешь. Надо было на охраняемую стоянку загонять, а не перед гостиницей ставить.
– Кто же знал, что тут такие умельцы? – рядом, оправдывался каскадер Андрей. – И сигнализация не сработала. Может быть, милиция найдет?
– Хорошо, что хоть застрахован, был, – сказал Князь. – Правда, когда еще ее страховку получишь.
Чужие проблемы, не проблемы. Я не вслушивался, и не понял, о чем идет разговор, своих забот – полон рот и вышел на улицу.
Ровно в семь, из вестибюля гостиницы появилась, помощник режиссера Наталья Сергеевна и похвалила нас троих за пунктуальность:
– Не волнуйтесь, мы скоро. Артисты, в отличие от вас, народ не собранный, всегда опаздывают. Вы хоть и не артисты, но молодцы! Сейчас подойдет автобус, садитесь в него. Реквизитная и операторская группа уже выехали.
– Выходит мы не артисты, а кто же мы? – задала вопрос Настя, когда Наталья Сергеевна покинула нас.
– Молодцы!
– Ты не тот вопрос задаешь! – перебил ее Данила.
– А какой надо?
– Почему нас только обедом будут кормить, а где завтрак и ужин? Зажилили! – возмутился он.
– Фи! – брезгливо отвернулось от него Настя, – Люди искусства, о жратве не упоминают, это моветон.
– Будет тебе сейчас моветон, – съехидничал Данила, – посадят тебя с кружкой на паперти милостыню собирать, посмотрю я, как ты запоешь, что будешь просить?
– Как просить?
– А так! – и он жалобным голоском заскулил, – "Подайте Христа ради, сиротинушке". А мы с Максом мимо тебя пройдем и кинем тебе… не думай не рубли и не гривенники, а остатки недоеденного пирога с…с…вязигой, а ты должна будешь нам низко кланяться, и пирог к груди прижимать, раз приперлась на съемки в одеянии побирушки. – Данила захохотал. – Нам скоро сапоги новые выдадут, вот, а ты в лаптях. О господи, сельпо-матушка!
Промолчал хитрец, мой дружок, что распродал дома все, что только мог, в том числе и какие-то допотопные порты доставшиеся ему от деда. Настя была во вчерашнем одеянии, а мы с Данилой как обычно, кроссовки, майка, шорты. К ночи мы распрощались абсолютно со всем, кроме булавы. Вот сейчас Данила и держал ее в руках. А в нашем, бредовом одеянии сегодня должна была щеголять Колькина кампания. Хотел бы я на них глянуть, когда они соберутся вместе – лаптежники. Коробку из-под телевизора, целую коробку лаптей мы вчера торганули.
Настя приняла на свой счет ухмылку Данилы и заявление насчет сельпо. Честное слово он бы с нею подрался, но в это время подъехал автобус с милиционерами. Из него вылез водитель и стал по сторонам крутить головой.
– Сказали, артисты нас ждут здесь, а никого нету.
– Мы тута, мы тута, – как петух тут же встрепенулся мой дружок и постучал по запястью с несуществующими часами. – Опаздываете, господа!
– Ах ты, какой строгий командир нашелся, – засмеялись в автобусе.
Однако Данила не поддержал их шутку и когда мы расселись на свободные сидения, серьезным тоном сказал:
– Не ожидал, не ожидал! Обещали мне охрану выделить, но чтобы такую большую… Это перебор.
В автобусе снова засмеялись. А мой дружок сохранял невозмутимый вид. – Дорогу знаете?
– Знаем! На дальний конец озера.
– Тогда поехали, чего ждете.
– Ты кто же будешь, чтобы тебя охранять? – белозубо улыбаясь, спросил веселый лейтенант.
Данила встал впереди, в проходе между сиденьями, повернувшись лицом к остальным, молодым и жизнерадостным блюстителям порядка.
– Я князь, а вот вы будете мои подданные. Счас приедем, кого куда захочу, того туда и определю. Кого, конюхом на конюшню, кого дружинником себе в охрану.
– А меня? – смеясь, спросил все тот же веселый лейтенант.
– А тебя в мужики, сено косить, разболтался много.
В автобусе снова засмеялись.
– А можно на поварню?
– Нельзя! Обед дело серьезное, а ты не ответственный человек, у тебя или подгорит, или пересолишь. – Раздался новый смех. Похоже было, что мой дружок Данила пришелся по душе молодому милицейскому коллективу. Он продолжал: – но если ты не хочешь косить сено, как приедем, я могу тебя испытать и повысить в звании, будешь старшим над всеми ними.
В автобусе не прерывался хохот.
– Ой, не надо!
– В генералы его сразу!
– В воеводы!
– А что для этого надо? – подмигнул ему лейтенант.
Данила обвел автобус долгим, плутоватым и одновременно заговорщическим взглядом.
– Совсем немного. Как приедем называй меня при всех "княже".
– Так я могу и здесь тебя начать называть.
– Тогда считай, что тебя повысили и ты старший над ними всеми.
В автобусе разнесся молодой, здоровый смех.
– Поздравляем Кольцов!
С шутками, прибаутками мы выехали на дальний конец озера, где сегодня по плану намечались съемки. Когда все вышли из автобуса, оператор спросил насчет остальных пассажиров, артистов и режиссера. Оказывается, они должны били ехать вместе с нами. Милиционеры непонимающе уставились на нас, а потом вытолкали вперед веселого лейтенанта.
– С ним разбирайтесь, он у нас, Кольцов, старший воевода.
Автобус вновь ушел в гостиницу. Через час приехали злые, как черти, уже загримированные и одетые Князь и Княгиня, сам Михалыч и его помощница Наталья Сергеевна.
– Почему нас не подождали?
– А вы не на джипе разве?