Вопрос повис в воздухе. Вон в чем дело, оказывается, у Михалыча ночью угнали новый джип. Данила, давший водителю указание ехать, благоразумно спрятался за спинами милиционеров, надеясь на их профессиональную взаимовыручку и спаянность. Он правильно рассчитал, никто его выдавать не собирался. Только веселый лейтенант пошутил:
– Не тебя ли спрашивают княже? Порка публичная предстоит.
– Я как князь, неприкасаемый, – вызывая смех, огрызнулся Данила. И шепнул мне: – Надо бы уластить чем-нибудь главного режиссера, а то еще выгонит чего доброго, желающих на наше место знаешь сколько?
Здесь он был прав. Мы видели, как начали подтягиваться обутые в лапти бабки Меланьи мальчишки и девчонки. Но дальше ленточного ограждения их никто не пускал. Молодец Михалыч, у него милиционеры тоже выступали в двух ипостасях, и стражами порядка и массовкой.
Данила вытащил из кармана записную книжку в кожаном, тисненом золотом переплете, подарок мой, на его день рождения и направил стопы к Михалычу.
– Дайте пожалуйста мне автограф, – подъехал он к нему с восторженно-подобострастной улыбкой. С той стороны он подъехал, именно там была натянута струна обычного человеческого тщеславия. По ней и вжикнул Данила.
– По наследству передам автограф, может быть мои дети или внуки, в ваш музей его передадут.
С музеем мой дружок, конечно, здорово придумал, от души что называется, не скупясь плеснул ведро лести на впечатлительное сердце кинорежиссера. Судя, по тому, какая самодовольная улыбка растеклась по лицу продюсера фильма, я понял, что мой приятель попал в цель.
Данилины внуки должны были бы отнести, как минимум, этот автограф не в местный краеведческий мужей, и даже не в музей кинематографии, а в персональный, в свой собственный музей кинорежиссера. Так или иначе, но, несмотря на утреннюю накладку, Данила мог теперь рассчитывать на непременную поддержку во многих вопросах главного человека на съемочной площадке.
Мой дружок развил кипучую деятельность, со всеми перезнакомился, все потрогал собственными руками, помогал устанавливать осветительную аппаратуру. А от главного героя – Князя вообще не отходил и вел с ним долгие беседы.
А нас всех прибывших, по указанию Натальи Сергеевны разделили на две части и стали одевать и гримировать. Одну часть под дружину князя, а вторую под свиту татаро-монгольского посла. Дружина князя еще оделась с горем пополам, а вот в одежду маленьких ростом степняков накачанные плечи милиционеров не хотели влезать.
Взор Натальи Сергеевны обратился в нашу сторону. По росту мы подходили. Нас быстро загримировали и приклеили нам усы, дали красивые шальвары и цветные рубашки. Так мы попали в сопровождающие дипломатического представителя монгольского хана. Данила был на седьмом небе. А Настя сама себе строила роль. Где-то там, на далеком заднем плане, у самой воды, стояла девчушка с корзинкой белья. За утренним туманом – дымом от шашек, ее практически не было видно. Она и бегала туда-сюда, стараясь попасть в разрывы тумана и объектив кинокамеры. Честное слово, мне кажется, что про нее просто забыли.
А выше, на берегу озера живописно раскинулась стоянка русского князя, один большой шатер. На всем экономил деньги Михалыч, дыма правда не жалел. По сценарию именно здесь, а не в Кремле, Великий Князь должен был принять татаро-монгольское посольство и дары хана. Играл посла наш вчерашний, злоязычный знакомец, каскадер Андрей. Везде сплошное совместительство.
Наталья Сергеевна пояснила нам нашу бессловесную роль в эпизоде – "подношение даров князю". Впереди, сразу за послом, два воина вели под уздцы красивого коня, а следом за ним с подарками двигались мы – остальная немногочисленная свита, я да Данила. Первым нес шкатулку с драгоценностями мой дружок, за ним шел с блестящей штукой материи я. Репетиция прошла удачно. Нас даже похвалили. Но когда началась съемка, и кинорежиссер крикнул; "мотор" и все пошли – по ходу движения Данила залез одной рукой в шкатулку. Сапфир крупный ему понравился.
– Стоп! Стоп! Стоп! – заорал даритель автографа, Михалыч, – кто этому идиоту дал нести шкатулку? Срочно поменять!
Пришлось срочно менять. Помощник режиссера, Наталья Сергеевна сунула в руки новоявленному, отечественному Бельмондо, моему приятелю Даниле, кусок материи, а мне отдала шкатулку. Мое лицо, в отличие от плутоватой рожицы Данилы ей показалось честным. Как бы не так. Мы вышли из доверия. Сам кинорежиссер вообще лишил нас соблазна, отобрал, и то и другое и заставила нас вести под уздцы коня.
Лучше бы он этого не делал. Когда вторично послышался крик; "мотор" и вся процессия во главе с послом двинулась, то на этот раз мы с Данилой вели под уздцы красавца коня, а сзади нас два монгола несли жидкие дары, шкатулку с каменьями и кусок материи. Застоявшийся красавец конь неожиданно взвился на дыбы. Данила повис на поводе и заставил коня снова стать на передние ноги. Мы услышали, как кинорежиссер похвалил нас в микрофон:
– Красиво! Замечательно!.. Пошли!.. Пошли!
Поторопился он хвалить. От излишнего усердия Данила решил совсем приструнить коня и стеганул его уздой по глазам.
– Ходи смирно, скотина!
На этот раз Данила героем не был. Конь оскалил зубы, взбрыкнулся и выбил у бедного монгола-милиционера идущего вслед за нами шкатулку с драгоценностями. В разные стороны брызнули перстни, кольца, бусы. Завидующая нам толпа мальчишек и девчонок до этого смирно стоявшая за ленточным ограждением, как сумасшедшая кинулась подбирать золото и алмазы – налетела, прямо, как стая воробьев на хлебную корку. Схватив добычу, каждый старался тут же упорхнуть.
– Стойте – это бижутерия! – лающим голосом кричала вслед исчезающей детворе помощник кинорежиссера.
Сам ханский посол, переодетый и загримированный каскадер Андрей, до этого торжественно вышагивающий впереди, перехватил повод у Данилы, успокаивая хрипящего коня.
– Тпру Орлик, стой, они шутят… Балбесы!
Съемку сцены отложили сначала на полчаса, пока не соберут драгоценности в шкатулку, потом еще на пол… А нас, вышедших из доверия, переодели так, как хотели с самого начала. Меня монастырским служкой, а Данилу молодым княжеским сынком.
В каждом деле бывают накладки. Что-то не заладилось на съемочной площадке. Я сходил к Насте, а Данила не отходил от главных героев и кинорежиссера. Вдруг мой дружок, прискакал, принес нам с Настей пакет с пирожками, мигнул мне, и ускакал к Князю. Я не придал этому никакого значения.
– Впитываю актерское мастерство. Слышал про систему Станиславского? – убегая, похвастался он.
– Слышал.
– Случайно, это не главный режиссер?
– Случайно, нет!
– Жаль! Я по его системе работаю!
Я поднялся на взгорок. Данила, увидев меня, снова мне многозначительно мигнул. О чем это он? Спрашивать я не захотел, глупость наверно очередная, тайны мадридского двора. В общем-то, как потом выяснилось, я был почти прав.
А на съемочной площадке шла дискуссия. Пока неизвестно куда пропал главный режиссер, Князь объяснял окружающей его дружине свое видение роли.
Он считал, что все посольство вместе с послом должно, как побитые собаки подползать к нему, а он их оттолкнет пыльным сапогом. Тут же рядом, посол, скрипел зубами и предлагал своей свите из четырех степняков блюсти элементарное человеческое достоинство, не шибко низко кланяться, держаться гордо, на коленях в пыли не валяться. Переодетые милиционеры сохраняли олимпийское спокойствие, никак не комментируя главных героев.
– Столкнулись две точки зрения на искусство, – прошептал мне Данила. – Ты только послушай их, как интересно.
Ханский посол, предлагая свой вариант "посольского обряда", втолковывал Князю.
– Неся дары, мы подходим к тебе Князь гордо, не опуская головы, а ты должен встать с трона и стоя приветствовать меня, а потом усадить рядом с собою, как равного. Русь под монголами была, а не наоборот, и другой ритуал здесь не уместен.
– А я считаю, – неожиданно вспылил Князь, – мне честь ронять нельзя. Вы, степные собаки, пардон, все по очереди, подползаете и сапог мне целуете! Тем самым, можете считать, вам будет оказана "великая честь".
На тот далекий век, о котором они спорили, определенного церемониала еще не существовало и каждый из актеров участвующих в картине, предлагал свой вариант дипломатического этикета. Андрей, играющий роль ханского посла в силу своей основной каскадерской профессии, наверно, часто видел не самые лучшие качества великих артистов и поэтому сейчас через губу разговаривал с главным героем. А Князь в пику ему, вообще развил целую теорию, встретив наконец-то в лице Данилы, хоть одного благодарного слушателя. Где только он набрался этих сведений? Он вещал:
– В основе дипломатического этикета, несомненно, лежат западноевропейские образцы, но наш, русский резко отличался и от восточного, и от византийского. Наши царские послы всегда заявляли, что они будут править посольством не так, как от них требуют, а "как в посольских обычаях ведетца", а "иных государств послы и посланники нам не образец". Мой молодой друг, знай и запоминай, в представлении московских дипломатов все государства делились на ранги в зависимости от их политического значения. Так, прежде чем вступить в дипломатические сношения с тем или иным государем, в Москве старались узнать, действительно ли он независимый правитель или "урядник" (вассал).
А тут вообще какое-то посольство, непонятно какого хана. Да он вполне может быть степным бродягой, волею случая, оказавшись во главе рода. Хан – шархан! Пусть сапог мне целуют, все без разбора.
– Да пусть целуют, – согласился Данила, которому теперь не грозило это унижение, поскольку он был отлучен от посольской свиты. А Князь вовсю разорялся, найдя благодарного слушателя.
– Мой молодой друг, – повторился он, обращаясь к Даниле, – запомните на всю жизнь, одно правило. Вне зависимости от ранга того или иного государства все сношения с иностранными державами всегда строились на принципе охранения государственной "чести". А "честь" в первую очередь именовалась в "именовании", то есть в титуле. Правда, – Князь состроил кислую мину и пригладил свою роскошную бороду. – настойчивость русских в этом вопросе часто раздражала иностранцев. Иностранный посол не должен был упустить ни одно название "малыя и белыя, и великыя…". Вот как, по-твоему, назывался великий государь Иоанн Грозный, муж непреклонный и властный?
– Да, как? – поддакнул Данила.
– В чем было его царское величие?
– Да, в чем?
– В имени! Мы великий государь, царь и великий князь всеа Русии, Владимерской, Московский, Ноугородцкий, царь Казанский и Царь Астороханский, государь Псковский и великий князь Смоленский, Тверской, Югорский, Пермский, Вятцкий, Болгарский и иных, государь и великий князь Новагорода Низовские земли, Черниговский, Резанский, Полотцкий, Ростовский. Ярославский, Белозерский и государь отчинные и обладатель земли Лифлядския Неметцкого чину, Удорский, Обдорский, Кондинский и всея Сибирский земли и Северныя страны повелитель.
– Круто, – согласился Данила.
Князь продолжал:
– А следующим камнем преткновения всегда был вопрос о том, как будет спрашивать иностранный государь о царском здоровье и снимет ли шляпу при произнесении царского титула. А тут какой-то бритый посол не хочет кланяться мне, как Великому Князю. Бред какой-то.
– Сапог должен целовать, – снова поддакнул Данила.
– Правильно сапог…А ты видал, что мне за Княгиню подсунули. Она всегда была на вторых ролях даже у самых бесталанных режиссеров, а тут вдруг Великая Княгиня и рядом с кем, со мною. А если этот каскадеришка, который благодаря мне попал на эту роль, мне княжеский сапог не будет…
– Руби ему голову! – взорвался Данила.
Расположившаяся неподалеку княжеская дружина захохотала.
Так мой приятель входил в роль, вживался и вникал в сценарные недоработки.
Из-за этой разгоревшейся творческой дискуссии никто из артистов, приехавших из Москвы, ни Князь, ни Андрей каскадер, не желал на условиях противной стороны, участвовать в съемке эпизода с подношением даров. Ордынский посол обиделся и уперся рогом. Он объяснял своему посольству, возлежащему тут же неподалеку на траве.
– Это тут Князь хамит. А когда приедет в орду за ярлыком на княжение, сам будет хуже побитой собаки. Нет нам, подползать нельзя. Нам хан бачку отрубить, когдя узнаеть. – и вдруг, войдя в роль, тоже вспылил, и заорал, – Данилка, тонгуз оглы, гял бурда!
Данила, покинув Князя, отошел к своему бывшему начальнику – послу монгольского хана.
– Чего тебе ханский пес, я у тебя больше не служу!
– Еще раз про сапог вякнешь, пожалеешь.
Каскадер Андрей, бледно смотрящийся на фоне исторического экскурса Князя, тоже решил показать свои знания переодетым милиционерам, картинно расположившимся вокруг него.
– Беспамятство и гордыня – страшный грех. Ею страдает Князь.
Глаза у него горели неистовым огнем, он, как пьяный размахивал руками и вещал:
– Мы степняки являемся прародителями всех цивилизаций на земле. Звезда Руси зажглась на Востоке, а не на Западе. Вы, здесь, все сидящие – кипчаки!
– Чего?
– Белены объелся?
– Ну, дает!
– Не похмелился, что ль?
– Орел!
Каскадер Андрей, как будто никого и не слышал. Изумленный Данила слушал его, открывши рот. Не в пример ему милиционеры перемигнулись между собою. По своей службе им еще и не такое видно приходилось слышать. А ордынский посол брал реванш у Князя, фантазия у него была побогаче. Он, как горохом сыпал непонятно где почерпнутыми сведениями.
– Если обратиться к родословной книге российского дворянства, по шутке Салтыкова-Щедрина, "Урус-Кугуш-Кильдыбаевых", то половина дворян – выходцы из степи.
– Ну, ты брешешь, почище нашего Князя, – сказал кто-то из княжеской дружины. А ханский посол, как и не слышал ехидной реплики. Он гнал своего ишака, по пыльным дорогам канувшего в лету кипчакского государства:
– А вера у них, у степняков была древлеправославная.
– У тебя винегрет какой-то получается, – прервал рассказ каскадера улыбчивый лейтенант Кольцов. – Ты еще себя воткни туда как-нибудь.
– Себя, пожалуйста! – Андрей видно провоцировал этот вопрос, потому что посмотрел по сторонам, и убедившись, что его слышит Князь, громко заявил, – А сам я славный продолжатель рода князей Куракиных.
– Ты? – захлопал глазами Данила.
– Да, я из рода настоящих князей Куракиных, которые появились на Руси при Иване III. А род наш идет от Ондрея Курака, который был отпрыском ордынского хана Булгака, признанного родоначальника великорусских князей Куракиных и Голициных, а также дворянской фамилии Булгаковых.
– Ты? Не может быть! – не поверил Данила. Андрею каскадеру, только это и надо было, чтобы кто-нибудь подбросил сучья в костер его рассказа.
– Еще как может. Вот, у дворян Ермоловых, предок – Арслан-Мурза-Ермола… Выходцы из орды, – начал он перечислять, – Дашковы, Сабуровы, Мансуровы, Тарбеевы. Годуновы (от мурзы Чета), Глинские (от Мамая), Талызины (от мурзы Кучюма Тагалдызина), Кочубеи, Азматовы, Бакаевы, Бердяевы, Тургеневы. Карамзины – все оттуда.
Потомок славного рода Куракиных, каскадер Андрей перевел дух и сказал:
– Так что если поскрести хорошенько любого русского, даже самозванного и в погонах, у него проглянет обязательно морда татарина.
Не проглянет! – заявил лейтенант Кольцов. – Ты переврал всю историю. Даже в степной части Золотой Орды две трети населения было русским народом. А управлял русскими княжествами, ставленник хана, свой русский – "дерюга". Да, было такое, никуда не денешься, приходится признать, что почти вся легкая конница в составе монгольских войск составляли "казачьи" войска, что они обслуживали почтовые линии с Ямами, через каждые 25 км, что лодочные и паромные переправы тоже держали они. Ну и что? Ты дорогой, не знаешь элементарной вещи, самой главной!
– Какой?
– В Золотой Орде все поселения были устроены по национальному признаку, и по существующим у монгол порядкам, общение между поселениями, различными по национальности было категорически запрещено. Так что у кого какое "мурло" было, такое оно и в истории сохранилось. А Русь, согласен, была обложена данью, "тагмою" по которой должна была платить дань крови, 1/10 часть своего населения. Ее уводили в степь. Вот поэтому и было в составе Золотой Орды 2/3 части русских по крови и языку. А вот когда Золотая Орда распалась, и никакого порядка там не стало, то все те ханы о которых ты упоминал, а их было не так уж и много, попросились на службу к русскому царю. Вот отсюда и некоторые татарские фамилии. Так что истории ты браток не знаешь, хоть и хорошо сидишь на коне.
Милиционеры рассмеялись. И их голос в этой дискуссии прозвучал. Один каскадер Андрей остался недоволен. Он проворчал:
– Все равно, какая-то однобокая история у вас получается, никто не хочет сознаться, что он кы…кы…кыпчак. – Он снова стал цепляться к Князю. – И вообще, все эти киноактеры, мнящие себя великими – скучные люди. Одно у них достоинство – смазливая внешность для обложки дамского журнала.
Андрей все задирался и задирался. Не сумев зацепить Князя с этой стороны, он совершил обходной маневр, и снова обратился к своей свите:
– Вы знаете, как на самом деле происходила передачи дани в Москве во времена Ивана Калиты?
– Как?
– А так. В назначенный день московский князь выходил встречать Великого хана – царя всея Руси! – приезжавшего за данью в Москву. Русский царь, стоя подле ханской лошади, на которой тот сидел, должен был кормить ее овсом из собственной шапки, и это происходило в самом Кремле Московском.
– Было такое? – милиционеры спросили лейтенанта Кольцова.
– И хуже было.
– Тьфу!
Довольный каскадер Андрей взъерошил волосы на голове у Данилы и спросил его:
– Вот и спрашивается теперь уважаемые, мне ли настоящему князю, целовать сапог самозванцу, или ему, получившему за взятки в Орде ярлык на княжение, кормить овсом из шапки моего коня? Где историческая правда? Кто рассудит? Вот Данила, у тебя, у молодого, разум не замутнен предрассудками, ответь нам пожалуйста, как снимать кино надо?
Все с интересом ждали ответа Данилы, который до этого вел себя, как затычка к каждой бочке.
Милиционеры, привыкшие общаться с примитивными пьяницами, отдыхали, откровенно наслаждаясь словесным поединком. Лейтенант Кольцов подмигнул моему дружку, не подкачай, мол. А Данила басовито прокашлялся и одновременно ободряюще посмотрел на Князя и каскадера Андрея.
– Что ж, вы правильно сделали, что обратились, ко мне, – снизошел он с ответом. – Здесь, только мы трое, высокопородные князья! Остальные, – он обвел вокруг рукой, – наши холопы!
– Высокородные!
– Во, дает самозванец!
– Молодец!
– Наглец!
– Кольцов, твое протеже!
– Яблоко – от яблоньки…
Княжеская дружина и сопровождение посла, четыре монгола весело рассмеялись. Данила первыми же словами поставил себя на один уровень с этими претендентами на княжеские привилегии и знаки отличия. Князь и каскадер молча ждали, что скажет дальше мой дружок. Он ведь пока не объявил, на чьей он стороне. И один, и второй кивком подтвердили его право на княжеский титул. А лейтенант Кольцов, дружинник, так тот вообще заявил:
– Не боись молодой княже, не допустым лыхо и враже!