В это время послышались какие-то крики, и я поспешно отпрянула от Ольги Ивановны, вытирая лицо.
Я подняла глаза и смутно увидела, что ко мне бегут какие-то бритоголовые мужики с оружием и золотыми цепями. Впереди был двухметровый гигант с кольтом в руке.
Я удивленно и растеряно посмотрела на них. А гигант прямо на ходу как-то равнодушно выстрелил в стоящую слева от меня Ольгу Ивановну... Ее маленькое тельце словно сложилось полам, рухнув как-то безвольно и удивленно...
Я недоуменно смотрела на это, а потом словно снова сквозь слезы увидела, как расплылось пятно у нее на одежде и как осталось недоуменным ее доброе и наивное лицо...
Во мне все словно перевернулось.
Я увидела в голове гиганта и падающую Ольгу Ивановну вместе, и в голове что-то сместилось.
Как-то злобно я прыгнула в работающую машину рядом, так что никто ничего не понял, и ударила по газу, резко вывернув руль.
Он так не успел увернуться. Рванувшаяся машина ударила его, и, протащив несколько метров, расплющила бампером о стену. Так, что у него внутри что-то хрустнуло.
А я уже дала задний ход и углом жигуленка все же попала в живот другому бандиту. Так, что когда его ударило вместе с моей машиной углом о стенку противоположного дома, кишки полезли у него через рот.
Лениво жующий жвачку парень с автоматом, так же лениво поднимавший его на меня посреди двора, так и не понял, что произошло – я сбила его "жигулем", так что очередь прошла надо мной. И четыре раза проехалась по нему туда сюда, пока он не затих.
И оглянулась – слева выскочивший из школы физрук методично бил по голове бейсбольной битой четвертого падающего бандита.
И тут от стены дома отделилась черная фигура. Хладнокровно, беспощадно, без спешки... От нее просто страшно повеяло смертью. Это был профессионал. Он хладнокровно вскинул пистолет с глушителем на меня, и ни я, ни физрук к нему уже не успевали.
Но вместо того, чтобы выстрелить, он вдруг упал. И в голове его зияла дырка. Он словно как-то даже не мог поверить, что это его убили – такое у него было дурацкое мертвое лицо. Я тоже не могла поверить. Пока из дверей школы не выбежал наш военрук с личным, подаренным еще Жуковым, именным револьвером в дрожащей руке. Ствол револьвера дымился.
Но мне было все равно. Я распахнула дверь машины и теперь смотрела на Ольгу Ивановну как тупая и замороженная, не в силах ни встать, ни поверить, что это случилось. Я не могла вообще мыслить – внутри все как отнялось. Это была последняя нить любви, которую подарило мне детство.
А потом заметила военрука. Который, вместо того, чтоб броситься к убитой, бросился с пистолетом ко мне.
- Брось оружие, чеченская террористка! – заорал он. – Застрелю, шахидка, бросай пулемет!
- Это же Пуля! – укоризненно сказал ему как-то очень посерьезневший физрук.
- У нее мама чеченская террористка! – заорал тот.
- Придурок, у нее мама твоя двоюродная сестра! – проговорил физрук.
Тот замер, а потом уже более спокойным голосом сказал:
- А ну признавайся Пуля, когда ты вернулась из Афганистана из лагеря боевиков?!
- Не помню, – сказала я. – Афганистан это магазин женской одежды на Невском, да?
Тот застонал и убрал пистолет.
- Ты бы хоть сама ему сказала, Пульхерия, что он дурак... – проговорил физрук, наклоняясь над Ольгой Ивановной. – Он же мог тебя убить...
- Какая разница, если Ольгу Ивановну убили... – безжизненно сказала я, уткнувшись головой в машину и тихо стоня и раскачиваясь. Я дергала машину руками и раскачивалась.
- А разница в том, что она жива! – рявкнул физрук. – Немедленно прекрати сопли и вой! Развезло! И ее надо живо в больницу, а без тебя и твоей машины этого никто не сможет сделать...
Я мигом бросила машину к нему двумя нажатиями газа, развернувшись буквально на крохотном клочке, откуда только и мастерство взялось. Впрочем, я сегодня часа два ездила по переулкам, и это не могло не оставить следа.
Из школьных дверей, запыхавшись, выбежала медсестра с аптечкой.
Секунда – и я уже неслась переулками с набитой машиной, а все внутри гудели как шмели.
Я не помню, как добралась до больницы, направляемая физруком и военруком их указами под правую и под левую руку. Я была как больная. Меня тоже поддерживали, даже когда я вышла из машины.
Когда Ольгу Ивановну вынесли и покатили на качалке, я была как пьяная. Ничего не соображала!
- Вам туда нельзя... – остановила меня медсестра. – Двоих достаточно...
- Но это моя родная учительница... – тихо прошептала я, заливаясь слезами.
Вздохнувшая местная медсестра успокаивающе ласково прижала меня к себе. Она была странная.
- Ах, дитя, дитя... Какое ты ласковое... Были б все такие как ты, так может и страна была б иной...
Я разрыдалась просто отчаянно. Не знаю, почему на сердце стало спокойнее и теплее. Я чувствовала – она была добрая, странная, хорошая. Она быстро ушла за каталкой, успокоив меня взглядом. На меня так пахнуло любовью из ее глаз!
Я зачаровано застыла, смотря ей вслед. А потом двинула за ней, будто загипнотизированная.
Как зачарованная, я механически протопала, высоко поднимая ноги, несколько шагов ей вслед, пока не вошла в холл. А потом одумалась и горестно уставилась на стенку. Меня тянуло туда, я хотела побежать туда, но почему-то не решилась нарушить приказание медсестры.
Я оглядела стенки холла больницы. Какой-то идиот устроил в нем выставку фотографий царской семьи, наверное, чтобы привлечь сюда людей. Особенно впечатляли надписи – "Последний путь", "Останки царской семьи"... Очевидно, эти фотографии поместили тут для напоминания, о том, что все мы смертны... Я быстрей перевела взгляд на фотографии с живыми лицами. "Вот какими они были живыми!" – гласила патетическая подпись.
Я отчаянно заревела.
Дальше были кости.
Какой-то садюга делал! – негодующе подумала я сквозь слезы, рассердившись. Словно этого мало, он еще и написал над костями несчастных мертвецов – "Помните, люди, и не забывайте!"
Садист! – подумала я, быстрей рассматривая семейную фотографию живого царя, чтоб избавиться от навязчивых маниакальных мыслей, что твои родные, Ольга Ивановна, превращаются в такое на операционном столе. И что под простынями возят на каталках кости. Картины вызывали навязчивые идеи, что такой ты будешь сама, когда тебя убьют.
Николай, Алиса, Алиса, дочери Мария, Татьяна, Оля, Анастасия... – читала я.
На дочерях я запнулась – одно из лиц показалось мне подозрительно знакомым.
Я напряглась, не в силах вспомнить, где я его видела. А потом обернулась, и мой взгляд упал на отдельные фотографии дочерей царской семьи. И тут же ужас пронзил меня, на меня смотрела моя фотография, – значит, разыскивается! Они так спешили, что, наверное, залепили мною фотографию одной из царских дочерей.
- О Боже... – прошептала я в отчаянии. – Я ведь ничего не сделала, просто забыла заплатить, а они уже объявили розыск...
Я чуть не заревела вслух.
- Всю жизнь изучаю царскую семью, – услышала я приятный мужской голос сзади, твердивший что-то женщине с девочками рядом. – Тут интересные фотографии, они так веселы... Вот тут, давайте вам покажу, девочки...
- А ты представляешь папа, если одна из них оживет и сейчас нападет на тебя... Уууу... – смешливо сказала одна двойняшка в больничной пижаме, обнимая другую прямо за спиной у меня.
Я их увидела отраженными в стекле фотографии и недоуменно обернулась к ним.
- Ах! – девчонки отшатнулись в ужасе, закрываясь от меня руками, их отец в роскошном деловом костюме отчего-то побледнел под цвет стены, а жена забилась назад и перекрестилась.
Я ведь совершенно забыла, что я стою перед стендом, где моя фотография как преступницы, с мокрым от слез лицом, в чужой крови! В ужасе я кинулась прочь, успев увидеть, что в том месте, откуда они пришли, целый стенд моих фотографий, единственный отдельный стенд тут, чтоб лучше меня опознали! Я не видела с кем я, но видела, что это я. Они даже убрать предыдущее не успели, так и оставили надпись Таня на каждой фотографии.
В ужасе я кинулась прочь, заслонив лицо платком и застенчиво ткнувшись в воротник, скрыв в нем "от смущения" лицо.
Я услышала, что там кто-то ахнул, и девчонки бросились в четыре ноги за мной.
По хитроумию я не стала никуда убегать, а, завернув за угол, мгновенно отвернувшись к стенке и накинув чью-то висевшую на стуле курточку, встрепав волосы, повернулась к другой фотографии, оказавшись на повороте между одной группой и другой, меланхолично улыбаясь, мечтательно рассматривая фотографии. Ни те, ни другие меня не видели.
- Где она? – мимо меня пронеслись два метеора и ворвались в толпу. – Куда она побежала? – запыхавшись, крикнули в два голоса они.
Они затравленно оглядывались в обе стороны.
- Но никого не было... Никто вообще не выходил... – недоуменно сказала пожилая женщина, рассматривавшая фотографии впереди меня. Я, пока внимание людей сосредоточилось на девочках, уже успела тихо и абсолютно незаметно смешаться с толпой, скользнув за их спины.
- Действительно, не было... – поддержали женщину голоса. Ведь я не бежала, я просто перешла в толпу уже после того, как в нее ворвались девочки и отвлекли внимание, но до того, как это все поняли.
- Я стоял у входа не отрывая глаз, никто не проходил! – категорично сказал пожилой мужчина в коридорчике с фотографиями. Который только и то делал, что повернул голову к девочкам, не смотря по сторонам, когда они вбежали. Я ведь действительно вышла не до, а после того, как девочки пробежали.
Девочки недоуменно смотрели на них. Потом дернулись обратно за угол. Но и там никого не было, ибо меня там уже, естественно, не было. Я уже была в другой стороне. Спонтанное отвлечение внимания – страшная сила.
- Я же говорила, что привидение! – закричала одна из двойняшек.
Я же дрожала в углу, закрывая лицо. Не знаю, что б случилось, если б в этот момент не вышли врачи объявлять о состоянии привезенных.
- Эй! – из двери больницы, куда унесли Олю Ивановну, появился доктор.
Я с надеждой дернулась к нему, забыв обо всем.
- Кто тут с огнестрельными ранениями приехал!
- Я...!! – я потянулась к нему, желая услышать его слово об Оле как манну небесную. Даже лицо мое изменилось.
- С вами желают поговорить сотрудники милиции...
- ...Я хотела спросить... – продолжила так же громко говорить я, – а где здесь выход!?
- Не знаю! – раздраженно буркнул врач, потеряв интерес. Он перевел глаза на людей. – Так, где эти подсудимые?! – раздраженно сказал он.
Люди не отозвались.
- Где добрые люди, которые ее привезли? – сердито продолжил он, начиная злиться... – Ну, раненную...
Добрых людей не было.
- Не надо бояться милиции... – начал уговаривать он. – Это же не убийство... Вас только спросят, что вы делали, когда ее убивали... Ну, в то время, и все... Что там произошло...
Люди подозрительно быстро вспомнили про дела. У кого-то работа, кто-то опаздывал на поезд, у кого-то заболела жена, кого-то срочно вызывали к министру. У меня, к сожалению, не было дел.
- А вы чего стоите? – подозрительно спросил меня врач. Взгляд его как-то подозрительно зажегся, и в голове явно начали крутиться какие-то ролики.
- Я уезжаю, уезжаю... – быстро кинулась в машину я, поняв, чего он так напал на меня. – Вы не волнуйтесь, я не собираюсь оставаться... – правильно поняла его взгляд я.
Горячая машина завелась с пол оборота. Я нажала газ.
- Всего хорошего... – помахала я ему ручкой. – Счастливо оставаться!
Он странно смотрел на это.
Я развернула машину в дворике. И, подумав, что не хорошо как-то так убегать, будто я что-то плохое совершила и не попрощалась, очень вежливо добавила в окошечко:
- И друзьям вашим до свиданья! – церемонно проговорила я, выехав за ворота.
Глава 6.
Решив подумать, я свернула в первый попавшийся подъезд во внутренний дворик, далеко не уехав.
Где-то снаружи кипела жизнь, визжа пролетели какие-то машины с мигалками, стучали двери, топали ботинки, но здесь было тихо и мирно.
Я сидела и молчала.
Мир и покой.
Где-то далеко, за стеной возле больницы снова послышался топот, истерически кто-то кричал приказы, захлопали двери машин, и мигалки унеслись... Людей спасают врачи, – умиленно подумала я. Приехали, принесли больного бегом, и снова убежали за другими больными. Даже не остановились. А говорят еще, что наши врачи из-за нищеты совсем равнодушными стали. Побыли бы они тут, прислушались бы, как бешено, не останавливаясь ни на секунду, они действуют, то тоже стали бы хорошими.
Было на душе так хорошо, что я уже поняла, что мне все показалось. Просто на меня девочка на фотографии была похожа.
- Ты от милиции скрываешься, теть? – с интересом спросила меня крошечная девочка в чудесном белом платьячке с гольфами и бантом на шее. Настоящая принцесса. Она картавила.
Ребенок, короче.
Вообще-то, она картавила чуть-чуть – это было уже не "л", но еще не "р".
Она подошла ко мне и с интересом внимательно разглядывала меня.
Она была тонкая, хрупкая, воздушная, эфирная, лет полутора с половиной от силы. Если судить по росту. С громадными глазами.
Я потрясла головой. Ко мне пришла фея.
- Нет, мне телефон нужен... – ответила я, вздыхая. – Я хотела бы выяснить судьбу дорогого человека.
- Если дашь доллар, я тебе "мабилу" принесу... – серьезно и по взрослому ответственно сказала девочка.
Я широко раскрыла глаза.
- Бизнес помолодел, – вспомнила я слова брата. Следующим этапом будет...
- Хочешь платный горшок? – уже протягивая мне "мабилу", предложило предприимчивое дитя.
- Бизнес в массы... – шокировано проговорила я, набирая номер больницы, заранее ласково записанный мне медсестрой, когда я плакала, чтоб я могла позвонить и узнать состояние Оли.
- Майор милиции... – представился голос врача в телефоне.
- Простите, а как чувствует себя...
- Это говорит врач, – ласково перебил меня тот же голос. – Подождите, не кладите трубку, я сейчас все выясню...
Я удивленно посмотрела на трубку. Вот это сервис! Даже имя больного не назвала, а он уже поспешил все выяснять!
Я оглянулась на малышку. Мобильный дорог, брат однажды меня чуть не убил, когда я всего-то час с Юлей по его телефону поговорила, хвастаясь, что у него моби-дик.
- Ты звони сколько надо, не бойся, – ответила на мой взгляд принцесса, – телефон все равно не мой...
Я ахнула и мигом выключила трубку.
- Ты что это делаешь! – строго сказала я, вспомнив, что я взрослая. – Где ты его взяла! И выбрось изо рта эту дрянь, дрянь ты этакая!
Она что-то жевала мерзкое.
- Это не дрянь, – рассудительно сказала принцесса. – А табак... А телефон взяла у Васи... Вон он под лавкой лежит...
- Бомж имеет мобильный! А говорят русские бедный народ! – ошарашено сказала я, забыв все и смотря на данную ужасную особь, впитывая для себя новую информацию о жизни русских улиц.
- Какой он бомж! Ему просто плохо стало... – рассудительно сказала девочка.
Я выругалась и побежала к человеку.
- Что ж ты не позвонила в скорую по мобильному! – яростно сказала я девочке.
- А воровать не хоросо!
Я застонала.
- Брать без спросу тоже нехоросо... – продолжила девочка.
- А чего ж ты мне принесла?
- Но ты же спросила...
Это был довод. Я просто обессилено села.
- Вам что-то дать? – спросила я лежащего мужчину. Он молчал.
- И потом, вчера по телевизору показали, как опасно сдавать труп в милицию, – рассудительно сказала девочка, – ибо меня заподозрят в убийстве!
- Но он еще жив! – выдохнула в изнеможении от убийственной строгой логики я.
- Но это недолго... – снисходительно, как идиотику, наставительным тоном протянула девочка. – Обожди немножко, и сама увидишь...
Я заметалась.
- ...зачем даже набирать телефон... – закончило мудрое дитя.
- Но его могли бы отвезти в больницу! – с болью сказала я.
- Зачем? Больница вот рядом... – недоуменно сказала девочка.
Я застонала от железной логики.
- Але, скорая? – набрала я номер. – Мы рядом с вами...
- Чудесно! – сказала трубка. – Спешите в рай! Ту-ту.
Очевидно, он не так меня понял.
Я послушала звуки отбоя и выругалась. Я же хотела сказать, что мы рядом с больницей! Я снова набрала.
- Але, скорая? Мы...
- Мы с вами... – повторила тем же веселым голосом, заслышав мой голос, ехидная трубка.
- Але...
- Туууу-туууу...
Я выругалась.
- Дай мне телефон! – решительно сказала девочка.
Я дала.
Она ткнула кнопку повтора больницы, а не скорой. Я с интересом смотрела, что она сделает.
- Спрашивай в больнице, что сама хотела, и не мешай человеку спокойно умереть! – сказала она.
Решительность и краткость решения, достойные подражания, надолго поразили меня.
Я механически взяла трубку.
- Але, это больница? Вы не скажете, какое состояние...
- Состояние? – спросил тот же самый голос, что и в самый первый раз.
- Больной с пулевым ранением!
Малышка прислонилась ко мне и слушала вместе со мной, прижавшись к моей щеке своей головой.
- Аааа... Больной... – засуетился и начал что-то щелкать врач. – Конечно... Сейчас... Сейчас... Сейчас...
- Может, я потом перезвоню... – жалобно сказала я.
- Простите, вы не могли бы не бросать и еще подержать трубку, – буквально взмолился врач. – У нас еще недостаточно данных для точного определения... – он замолк и выпалил, – состояния!!!
Было слышно, как там бешено бегают люди. Все суетятся... Все хотят быстрей помочь бедному родственнику!
- Я побегу и возьму... – быстро сказал кому-то майор. А потом сказал умильно в трубку: – Это я вам говорю... Сейчас побегу и возьму... его состояние...
- Пеленг побежал брать... – сказала мне малышка, слушавшая вместе со мной.
- Вечно тебе детективы чудятся... – одернула ее я. – Тебе надо меньше читать...
- А я еще не умею! Я из телевизора взяла!
Я хотела ей дать по заднице. Но тут человек под лавкой захрипел.
Застыв от ужаса, что я его умертвила и не спасла, я мигом схватила его под мышки, кинула в машину, кинула туда выключенный телефон, кинула на заднее сиденье девчонку, чтоб не мешала... Мгновение, и я уже въезжала в ту же больницу, вырулив из дворика, благо тут пятьдесят метров.
Заворачивая за угол, я заметила мелькание многих мигалок, устремившихся туда, откуда я выехала.
Скорые!
- Ты смотри, – сказала потрясенно я. – Только позвонила, даже адрес не дала, а скорая сама приехала. И не одна! А я еще грешила на скорую... А они, самоотверженные, оказывается, мгновенно выехали... У них техника по одному звонку определяет, кого спасать, отчего и как...
Может вернуться? – подумала я. Но потом сообразила, что для больного может быть уже поздно, а его все равно привезут сюда.
- Обыщи его, живо... – скомандовала я девчонке.